Спят усталые игрушки - Дарья Донцова 13 стр.


– Тебе не кажется, что такие игрушки матери не по карману, – возмущался Сеня.

Костик моментально скуксился.

– Не просил, она сама.

– Знаю твои дешевые приемчики, – ухмылялся старший брат.

– Замолчи, Сеня, – укоряла Калерия, – я и сама давно хотела телефончик приобрести, Костя часто по вечерам задерживается, позвонить неоткуда, сердце от тревоги болит.

– Я приобрел карточку и пользуюсь таксофоном, – буркнул Сеня.

– Мне так спокойней, – с нажимом сказала мать, – считай, что себе приобрела.

Сеня лишь пожал плечами, но на брата рассердился окончательно.

Потом в доме начался настоящий кошмар, потому что Костик безумно влюбился в Людмилу. Бедная Калерия Львовна боялась раскрыть сыночку глаза. Лишь один раз она робко заикнулась:

– А как же Оленька? Думается, она лучше тебе подходит и по возрасту, и по воспитанию. Мила уже повидавшая всего женщина…

Но обычно приветливый и, как правило, послушный, Костенька неожиданно ощетинился:

– Будешь против моего романа, уйду из дома.

Калерия Львовна только вздохнула. Романа-то никакого и не было, лишь невероятная, патологическая любовь со стороны юноши. Скорей всего здесь сыграло свою роковую роль неправильное воспитание. Привыкший получать все по первому требованию, Костя не умел управляться со своими желаниями, он мечтал о Людмиле, как о новой игрушке. Но женщину ведь нельзя купить, словно куртку, машину или сотовый телефон.

Сначала Калерия Львовна не придавала роковой страсти особого значения. Ну повздыхает парень недельку-другую, да и забудет. Вокруг столько женщин, зачем ему такая бывалая. Но блажь не проходила. Парень охапками таскал в клинику цветы, конфеты и писал любовные письма. Он совершенно забросил учебу, и Калерия заволновалась. На носу диплом, уже все подготовлено для того, чтобы дорога любимого сыночка пролегла в аспирантуру. Но честолюбивые материнские мечты могли пойти прахом из-за какой-то нахалки, хитрющей детдомовки, не желавшей улечься с Костиком в постель.

Калерия Львовна была абсолютно уверена: опытная Людмила просто заманивает наивного мальчишку, демонстрируя полную неприступность. Далеко идущая тактика, нацеленная на выгодное замужество. Иногда по вечерам Калерия едва справлялась со злостью, глядя, как сам не свой Костик мечется у телефонного аппарата. Ну разве для такой хабалки тянула она на горбу сына? Для такой ли невестки зарабатывала квартиру, дачу, машину и твердую копеечку? Вот Олечка Литвинова, дочка преуспевающего профессора, главного врача крупной московской клиники, совсем другое дело.

Но Костя теперь не хотел и смотреть на предлагаемую невесту. Однажды, услыхав, как сын рыдает, закрывшись в ванной, мать не выдержала. На следующий день, скрепя сердце и с трудом преодолевая неприязнь, Калерия вызвала к себе в кабинет Людмилу. Та моментально явилась, распространяя аромат дорогих духов. Начальница не стала долго церемониться, а сразу приступила к делу:

– Вы, конечно, в курсе того, что мой сын от вас без ума?

Людмила нагло закурила и усмехнулась.

– Ну я-то тут ни при чем, повода не давала, глазки не строила.

Заведующая решила пропустить ее хамство мимо ушей и продолжала:

– Не скрою, не о такой невестке мечталось, но раз уж так вышло…

Людмила перебила Калерию:

– К чему этот разговор, ни о каких взаимоотношениях между мной и вашим сыном речи не идет, у нас даже свиданий не было, а вы – про свадьбу!

– Погодите, – попросила мать, – просто хочу вам сказать: у меня, кроме детей, никого нет. Косте достанется много всего: дача, квартира, машина. К тому же у него в руках вскоре окажется отличная денежная специальность. Да и мое имя в мире медицины кое-что да значит, устрою вас в хлебное место. Руки у вас – дай бог всякому, быстро в гору пойдете. Так что лучше с нами дружить.

Люда загасила аккуратно окурок и вежливо поинтересовалась:

– Насколько я понимаю, предлагаете мне материальные блага за благосклонность к Косте? Считаете меня проституткой?

Калерия Львовна рассвирепела:

– Хватит ваньку валять. Ты думаешь, я не знаю, что у тебя, голодранка, на уме. Промариновать парня до кондиции и прямым ходом в загс. Сладкий кусок оторвать хочешь, с медом. Так вот, заканчивай над Костиком издеваться, парень почти заболел. Соглашайся по-быстрому, ну пригласи его в постель, что с тебя, убудет? Известно мне про твои художества, мужиков, как носки, меняешь, а над моим мальчиком смеешься, в супруги дурачка наметила. Так вот, я не против, можешь идти с ним под венец, попробую ради сына стать хорошей свекровью.

Мила заулыбалась:

– Очень, я вижу, вы Костю любите. Только зря хитрите, надеетесь: ляжет он со мной разок под одеяло и успокоится. Конечно, вы правы, мне ничего не стоит с ним потрахаться, но зачем? Новое место службы? Нынешнее полностью меня устраивает, пациентов столько, что и не успеваю обслужить, потому что, сами знаете, в вашей богадельне лучший доктор – я. Квартиру имею, в деньгах не нуждаюсь, мужским вниманием не обделена. А Костя успокоится, все у него пройдет.

Не дожидаясь ответных слов от Калерии Львовны, Мила выскочила в коридор, не забыв хлопнуть дверью. Взбешенная начальница вне себя от гнева приехала домой и велела старшему сыну:

– Немедленно позови приятелей, да не забудь пригласить побольше симпатичных девушек.

Сеня, недавно женившийся, удивленно взглянул на мать.

– Нечего на меня смотреть, – окончательно вышла из себя Калерия, – надо спасать Костика от гарпии. Вокруг него должно быть много женщин, пусть забудет Людмилу.

Сеня стал часто устраивать вечеринки, но младший брат совершенно не собирался принимать в них участия. В лучшем случае выходил ненадолго к гостям из своей комнаты. Калерия всерьез подумывала: а не обратиться ли к психиатру? Один раз женщина даже, забыв, что является дипломированным врачом, отправилась к бабке сделать «отворот».

Худенькая, не слишком опрятная старуха повертела в морщинистых руках фотографию, сделанную для отдела кадров, и уверенно заявила:

– Оно, конечно, отворот можно попробовать, но лучше увези-ка ты скорей сына подальше от ентой бабы.

– Почему? – устало спросила Калерия.

– В подмастерьях она у колдуна, – сообщила бабка, – ён ей вертит как хочет и на черные дела толкает. По всему выходит, твоему сыну гибель от нее.

Калерия Львовна безнадежно заплатила требуемую сумму и получила взамен маленький пузырек с бесцветной жидкостью. Ее полагалось, читая про себя «Отче наш», подливать Костику в чай. Зелье скоро кончилось, а Константин по-прежнему сходил с ума. Мать только вздыхала. Надо же быть такой дурой, чтобы потащиться к неграмотной знахарке.

Но вдруг ситуация резко переменилась. Костик летал как на крыльях. Людмила наконец снизошла до него. Начался бурный, страстный, небывалый роман. Парень переехал к Шабановой, неделями не звонил домой. Калерия Львовна ни в чем не упрекала его, радуясь тому, что сын счастлив.

Но недолго музыка играла. Спустя примерно месяца два Костик с потухшим взглядом вернулся домой. Людмила выставила кавалера за дверь, даже ничем не мотивируя свое поведение. Просто сказала:

– Уходи, надоел.

Неделю парень пролежал, уткнувшись головой в подушку, отталкивая от себя подносимые заботливой мамой вкусности. Дней через десять раздался звонок. Бывшая любовница нагло заявила:

– Я беременна, а аборт стоит дорого, придется раскошелиться.

Костик принялся упрашивать даму сердца не губить ребенка. В отчаянии даже пообещал:

– Только роди, а я заберу, вернее куплю, сорок тысяч долларов дам.

Людмила приняла это безумное предложение. Калерия Львовна почти лишилась дара речи, когда однажды субботним утром увидала на пороге своей квартиры нагло улыбающуюся Шабанову.

– Да как ты посмела!

Но Мила спокойно вошла в холл и сообщила:

– Поговорить надо. Могу родить вам внука, если Костя, как обещал, заплатит.

Начальница беззвучно прислонилась к косяку.

– Аборт сделать, как два пальца опи́сать, – усмехнулась гостья, сверкнув черными глазищами, – а за сорок тысяч баксов отдам вам младенца, мне пеленки без надобности, деньги очень нужны.

Калерия Львовна никак не могла сообразить, как себя вести.

Огромность требуемой суммы ошеломляла. Примерно столько она скопила в течение всей жизни.

– Мамочка, – раздался за спиной тихий голос сына, – умоляю, соглашайся, я не перенесу, если она избавится от ребенка.

Калерия молча смотрела то на полубезумного сына, то на спокойно улыбающуюся гарпию.

– Ладно, – процедила она, – только чтобы оформила Костино отцовство и исчезла из нашей жизни.

– Без проблем, – заверила Мила и спросила: – Сейчас поедем?

– Куда? – удивилась Калерия.

– В нотариальную контору, бумаги подписывать.

Оказывается, практичная Шабанова давно все продумала, даже пригласила в нотариальную контору свидетеля, темноволосого, темноглазого мужика. От Калерии Львовны потребовали расписку. Якобы она должна Людмиле сорок тысяч «зеленых», которые обязуется выплатить по первому требованию.

– В нотариальную контору, бумаги подписывать.

Оказывается, практичная Шабанова давно все продумала, даже пригласила в нотариальную контору свидетеля, темноволосого, темноглазого мужика. От Калерии Львовны потребовали расписку. Якобы она должна Людмиле сорок тысяч «зеленых», которые обязуется выплатить по первому требованию.

Потом, вспоминая произошедшее, женщина была уверена, что подписывала идиотскую бумажку словно во сне. Никогда еще она, стреляный воробей, не попадалась на такое, а тут подмахнула протянутый бланк.

Мила ушла с работы и села Калерии на шею. Ей требовалось отличное питание, отдых в санатории, витамины, услуги косметички, массаж, домработница – всего и не перечесть.

Костю Мила не пускала даже на порог. Он оставлял на лестнице сумки с продуктами и уходил. Один раз, правда, рискнул подойти к бывшей возлюбленной, когда та выглянула за дверь. Людмила, тщательно запахивая на уже большом животе халатик, мрачно сказала:

– Твои визиты меня нервируют. Это может плохо отразиться на ребенке.

Больше Костик не рисковал.

Наконец наступил счастливый день. В ночь с двенадцатого на тринадцатое сентября Мила позвонила и сообщила:

– Еду в родильный дом, номер сто девяносто шесть.

Калерия Львовна пыталась пристроить «невестку» к своему гинекологу, но Мила отказалась.

К утру Шабанова родила отличную, здоровую девочку, после чего десять дней провела в родильном доме.

Поздно вечером двадцать третьего сентября Калерия Львовна и Костя приехали в клинику. Людмила вышла со свертком в руках и откинула краешек одеяла. Сердце Калерии тревожно сжалось. Из белоснежных, прокипяченных Костей пеленок выглядывало маленькое, сморщенное, слегка желтоватое личико. Вдруг младенец смешно наморщился, чихнул, открыл голубоватые, бессмысленные глаза и улыбнулся бабке. Калерия Львовна почувствовала, как в ее сердце входит любовь, безграничная, огромная. Очевидно, Костя почувствовал то же самое, потому что сказал:

– Давай сюда.

– Сначала деньги, – спокойно предупредила Мила.

Бабушка протянула ей пластиковый пакет. Не выпуская младенца из рук, Люда заглянула внутрь и, увидав плотные пачки стодолларовых купюр, удовлетворенно заметила:

– Надеюсь, не обманули.

– Мы не на базаре, – не удержалась Калерия, – забирай бумажки, отдавай девочку.

Тут ребенок отчаянно заголосил.

– Есть хочет, – пояснила Мила и, прихватив пакет, двинулась в глубь роддома.

– Куда! – напряглась Калерия.

– Да не бойтесь, куда я с ребенком денусь, – успокоила ее Мила, – и не нужна она мне, вот только покормлю и переодену, обосралась ваша кровинушка.

Необычность происходящего притупила бдительность, и Люда беспрепятственно ушла.

Костя и Калерия маялись в приемной. Наконец появилась санитарка со свертком.

– Вот, – заявила тетка, – велела передать, девочка уснула. Лицо только не открывайте, в воздухе микробы, еще заболеет.

Боясь дохнуть, Костя прижал к себе невесомый пакет, да так и продержал до дома. В спальне они с матерью откинули край одеяльца и вздрогнули. Прямо в лицо им смотрели огромные безжизненные глаза. Щеки горели нарисованным румянцем, пухлые гуттаперчевые губы ехидно ухмылялись. В пеленках лежала кукла.

Костя повалился на кровать. Калерия кинулась к телефону, но трубку не брали. Тогда женщина понеслась к наглой обманщице на такси. Но в квартире мирно пил чай незнакомый мужик. Ни о какой Людмиле он и слыхом не слыхивал, три дня назад купил квартиру в агентстве.

Вне себя Калерия вернулась домой. Костя сидел возле пустой детской кроватки.

– Она сбежала, – только и сумела выговорить мать.

Сын никак не реагировал.

– Завтра же пойду в милицию, ее обязательно найдут, – пообещала Калерия.

Но до похода в правоохранительные органы дело не дошло. В семь утра Калерию Львовну разбудил звонок. Удивленная столь ранним визитом, хозяйка распахнула дверь. На лестничной клетке мялся знакомый дворник и парочка милиционеров.

– Только не волнуйтесь, – сказал один, снимая фуражку.

– Что? – пробормотала, холодея, женщина. – Что?

Костю нашел дворник. Тело уже застыло, кровь, вытекшая из головы, свернулась. Калерия профессиональным взглядом медика окинула труп сына и беззвучно сползла на землю, инсульт поразил ее мгновенно…

Сеня замолчал.

– Вы не пробовали искать Людмилу?

– Зачем? – устало спросил парень.

– А деньги? Она же обманула вас!

Сеня молча покачал головой:

– Когда пришел к следователю и попробовал правду ему выложить, он посмотрел на меня, как на безумного. Сказал: дело ясное – от несчастной любви парень из окна сиганул, сколько хочешь случаев таких, а мать не вынесла смерти сына…

– Про сорок тысяч долларов говорил?

Сеня безнадежно махнул рукой.

– Конечно.

– Ну и что?

– Он сначала спросил, внесены ли они в налоговую декларацию, а потом сообщил, что слова к делу не подошьешь, вот если бы расписка… Я испугался, вдруг еще заставят налог платить, и ушел.

Ловко, однако, милиционер избавился от родственника.

– Наверное, подумал, что у меня крыша от горя поехала, – продолжал Сеня. – Ласково так спросил: ничего не путаю про ребенка? Никто ее беременной не видел. Да она специально все придумала, велела маме ее с работы уволить как систематически опаздывавшую. Все твердила: «Мне младенец ни к чему и разговоры глупые не нужны, никому о беременности не рассказывайте». Вот мы и молчали, а Костя терзался сомнениями: вдруг передумает, не отдаст! Дождался!

И Сеня зашмыгал носом.

Глава 13

«Значит, девочка все же есть! – думала я по дороге в Ложкино. – И ей сейчас всего два года. С кем же Мила ее оставила? Почему прятала? Никто из подруг даже не подозревал о существовании Верочки. К чему такая таинственность? Сотни и сотни женщин рожают сейчас детей вне брака, этот поступок давно перестал осуждаться даже старухами, сидящими у подъездов. Боялась, что отнимут деньги? Так ведь, вероятнее всего, знала о смерти Кости и болезни Калерии Львовны. Жила совершенно не стесняясь, работала в каком-то ОООЗТП. Кстати! Следователь Николай Васильевич обещал узнать, какое предприятие скрывается за аббревиатурой, и выяснить, кому принадлежит номер телефона, по которому звонила Мила.

Часы показывали ровно двадцать ноль-ноль. Все приличные люди давным-давно дома, хлебают щи и смотрят футбол. Все, но только не сотрудники милиции, обремененные «висящими» делами. На мой телефонный звонок раздалось мерное покашливание и усталый голос:

– Кондратьев у аппарата.

Я быстренько хлопнула крышечкой; сейчас заеду к милому другу, только что бы сделать ему такое приятное? Можно просто предложить деньги, но интуиция подсказывала: этот капитан не возьмет ни копейки, абсолютно не похож на взяточника.

Перед глазами встал лучший друг, полковник Дегтярев. Вот Александр Михайлович, довольно улыбаясь, отодвигает пустую тарелку и говорит:

– Знаешь, Дарья, о чем мечтает любой сотрудник МВД?

– О большой зарплате.

– Нет, моя проницательная. Конечно, денежки хорошо, но горячий домашний обед намного лучше. Несчастные сотрудники органов вынуждены питаться кое-как, без всякого режима. Хуже всего приходится работникам районных отделений, у управленцев хоть столовая есть. А эти носят с собой бутерброды или жрут китайскую лапшу и несъедобные сосиски с кетчупом. Потом гастрит, колит, язва, рак желудка. Ой, не верь, когда говорят, что в МВД большинство погибает от бандитских пуль. Желудочные заболевания их подкашивают, уж ты мне поверь.

Я тихонько въехала во двор и посмотрела на окна – темнота. Так, Алиски нет, Маруся в Ветеринарной академии, Кеша на работе, а Зайка небось решила ночевать на телевидении.

Пройдя на кухню, я обнаружила много кастрюлек. В одной исходила ароматом мясная солянка, в другой нашлись бефстроганов, картошка и что-то непонятное, противно желтое, пахнущее гнилым лимоном.

Разложив еду по стеклянным банкам, я понеслась в милицию. Николай Васильевич на этот раз был в довольно приличном костюме и ярком, цветастом галстуке.

– Здрасьте вам, – буркнул он, поднимая красные глаза от каких-то фотографий. – Чему обязан? Еще одного покойничка перепутали или кто-то вам снова на голову свалился?

Не обращая внимания на его издевательский тон, я грохнула перед ним банки и, сдернув крышки, велела:

– Поешьте-ка лучше.

Капитан дернул носом, потом вытащил из стола ложку и моментально уничтожил содержимое.

– Жаль, хлебушка нет, – произнес он, слизывая упавшие на документы капли.

– Забыла, – искренне огорчилась я, – поторопилась…

– Вкусно-то как готовите, – похвалил милиционер. – Небось муж радуется! А моя бывшая только и умела – макароны да яйца, яйца да макароны.

– Узнали мне про телефон?

Николай Васильевич закурил.

Назад Дальше