Костя принялся обивать порог Милочкиной квартиры. В конце концов сама Калерия Львовна снизошла до Шабановой и стала улыбаться той при каждой встрече. Как-то раз Калерия позвала Милу и прямо заявила:
– Конечно, хотела сыну другую жену, не детдомовку, но, если у вас жизнь сложится, имей в виду: Костик у меня – любимец. Все ему отдам: квартиру, дачу, машину. Да и тебе помогу, устрою на золотое место.
Но Милочка только нахмурила точеный носик.
– Пусть Костя зря не старается, мне он не интересен.
Через три месяца ситуация вдруг переменилась. Шабанова обратила внимание на парня. Начался безумный роман, Константин жил у Милы, а потом она вдруг бросила любовника. Рыдающий парень подкарауливал женщину на работе, буквально не давал прохода, умоляя вернуться. Но Люда только смеялась: «Прошла любовь, завяли розы».
– Значит, вы не знаете, где ее дочка?
– Да не было у нее детей, – всплеснула руками Галя, – хотя…
– Что?
Однажды абсолютно ополоумевший Костя ворвался прямо в кабинет. Люда как раз собиралась домой. Парень, не обращая внимания на притихшую Галочку, ухватил врача за плечи и закричал:
– Убью тебя, никому не достанешься, дрянь.
– Успокойся, – хладнокровно заметила Мила, стряхивая с себя цепкие руки, и велела Гале: – Дай ему воды.
Костя со стоном опустился в кресло и зарыдал.
– На, – протянула ему стакан Люда, – и прекрати истерики, это отвратительно. Зачем ходишь сюда без конца?
– Я люблю тебя, – тихо сказал парень.
– Не верю, – нахмурилась Мила.
– Почему? – удивился Константин.
– Тот, кто любит, не станет приносить дорогому человеку неприятности, а ты мне жить не даешь, – отрезала бывшая любовница.
– Вернись! – взмолился Костя, и крупные слезы покатились у него по щекам.
Гале стало жаль парня, но Шабанова даже не переменилась в лице.
– Уходи немедленно, – велела она, – и больше не появляйся, надоел!
Парень покорно побрел к двери, потом повернулся и умоляюще попросил:
– Оставь ребенка, не убивай, мы с мамой заберем и сами воспитаем.
– Не неси чушь, – отозвалась Мила, причесываясь.
– Хочешь, мы его купим? – предложил Костя.
– За сколько же, интересно? – спросила Шабанова, усмехаясь.
– Сорок тысяч баксов дадим, – твердо ответил Костя.
Люда замерла с расческой у зеркала.
– Сколько?
– Сорок тысяч «зеленых», – повторил парень, – не сомневайся, у мамы есть, в случае чего дачу продадим и сразу всю сумму вручим, наличными.
Шабанова на секунду растерялась и посмотрела на Галю. Медсестра, и без того чувствующая себя не слишком удобно, моментально пробормотав: «Пойду за ватой», выскочила в коридор.
– Дальше что? – в нетерпении поторопила я женщину.
– А ничего, – пожала плечами Галя, – ее Калерия уволила, а потом и меня заодно, все знали, что мы дружим. Больше не виделись.
– Когда это случилось?
– Год назад, может, она и родила от Кости, только не знаю точно.
Я поглядела в большие ясные глаза Гали и поинтересовалась:
– Зачем вы звонили Тамаре Рыклиной и сообщили об измене Леонида?
Галины красивые глаза необычного орехового оттенка забегали из стороны в сторону.
– Кто же придумал про меня такую гадость?
– Алла Мостовая.
Королева налила до краев стакан минеральной воды и в два глотка опустошила его.
– Ну сказала, подумаешь! Меня Милка попросила!
– Да зачем? Может, Тамара никогда бы и не узнала о любовнице мужа, глядишь, все живы сегодня были бы.
Галя хлопнула стаканом об стол, он жалобно тренькнул, и остатки минералки фонтаном выплеснулись на скатерть.
– Нечего из меня убийцу делать! Тамарка сама виновата! Знаете, чем его Милка взяла?
– Ну?
– Да постелью, легла с ним, потрахалась, мужик и разобрался, что к чему. Тома, царство ей, конечно, небесное, слегка ненормальная была.
– Почему?
– Ей бы в девятнадцатом веке родиться, для нашего явно не подходила. Дневник вела, душевные переживания записывала. Романтична без меры. Вечером Леня приходит – на столе свечи, цветы, тихая музыка и Тамарка с душевным разговором.
– Разве это плохо?
– Ха, – хохотнула Галя, – только к ужину у нее одна вареная капуста. На роскошных тарелках, вокруг салфеточки да приборчики – небольшой кусочек капустки или горстка овощей. Много есть, по ее мнению, признак вульгарности. Пиво пьют только невоспитанные люди, полагается из хрустального фужера глоточек вина. А уж в кровати!..
Галочка безнадежно махнула рукой.
– Да бедный Ленька неделями подход к ней искал. Тамара могла только в соответствующем настроении, вот он его и создавал: букеты, комплименты, признания. Секс ей тоже казался вульгарным. Ну какой мужик такое выдержит? Хотя Леня все-таки долго терпел, пока на Милку не кинулся. А та без особых задвигов: хочется – пожалуйста. Правда, ненадолго ее хватало. Несколько месяцев, а то и недель… глядишь, у нее уже новый.
– Вы же говорили, что мужчины ее бросали…
Галя вздохнула.
– Тех, кому Мила нравилась, она сама прогоняла, а тем, кто ей по душе был, навязывалась, только теперь уже ее гнали. Странная закономерность. И еще одна деталь – очень уж дико протекали некоторые ее романы.
– Почему?
– Ну посудите сами. Что с Леней, что с Костей, что с Жорой – одинаково.
– Жора? Кто такой?
– Был у нее такой Георгий Рощин, – отмахнулась Галя, – да не в нем дело. Леньку Мила почти четыре года знала и никакого внимания на него не обращала. Потом вдруг – любовь месяца на два и разрыв. Костю тоже вначале откидывала, нос воротила, вдруг – страстные признания, амур до гроба и снова скорый-скорый развод, да и с Жориком то же самое. Милка большущую частную клиентуру имела, и Жорка к ней довольно долго ходил, пока она ему сама на шею не бросилась. И еще… У каждого существует свое понятие о красоте.
Я кивнула: безусловно. Некоторые мои знакомые, разойдясь, ухитрялись снова выйти замуж за мужиков, удивительно похожих на бывших мужей.
– Милке нравились высокие парни, блондины, крупные, пусть даже располневшие, – рассказывала Галя, – а Леня, Костя и Жора совсем иного типа – мелкие, темноволосые. Костик вообще на подростка похож. Люда все посмеивалась – ну и угораздило кавалера заиметь, каблуки не наденешь, приходится в тапочках бегать. И вдруг такие страстные чувства, просто непонятно.
Я закурила «Голуаз», мне в этой истории тоже почти все непонятно. Галочка вытащила пудреницу и обозрела лицо.
– Ну что ж, пора на службу.
Я, естественно, оплатила счет и как бы между прочим поинтересовалась:
– Телефончики Калерии Львовны и Георгия не дадите?
– Откуда они у меня? – удивилась Галя и посоветовала: – А вы в поликлинику езжайте. Калерия, наверно, директорствует, а Георгий зубы лечить ходит, в регистратуре карточка с адресом есть.
Дельная мысль. Проводив Галину до ворот, я посмотрела ей вслед. Женщина шла ровной, упругой походкой, не оглядываясь, хотя, наверное, чувствовала на себе мой взгляд. Теплое весеннее солнце радостно освещало надгробия и холмики, где-то весело кричали дети. Внезапно откуда ни возьмись прилетела стая ворон. Со скрипучим карканьем противные птицы расселись на ветвях огромной березы у ворот и начали базар. Отчего-то мне стало холодно и как-то не по себе. Что-то во всей этой истории пугало. Так немеет спина, когда поздним вечером идешь одна по пустынной улице. Вроде никого нет, а душа уходит в пятки.
Резко повернувшись, я побежала к «Вольво». Хватит, пора уезжать, на погостах всегда приходят в голову страшные мысли – место такое, неприятное.
Глава 12
В регистратуре клиники сидела уже другая дежурная. Часы показывали четыре; понятно, поменялась смена.
– Здравствуйте, – бодро сказала я, – вот, давненько не заглядывала.
– Плохо, – сразу пошла на контакт молоденькая медсестра, – зубы полагается раз в полгода осматривать.
– Недосуг, – махнула я рукой. – Калерия Львовна в каком кабинете?
Девушка постучала карандашиком по столу.
– Доктор Образцова больше у нас не служит.
– Надо же, – изобразила я отчаяние, – я так к ней привыкла.
– Могу посоветовать Калистратову, – доверительно шепнула регистраторша, – изумительно работает.
– Нет, лучше подскажите, где искать Калерию Львовну…
– Работаю совсем недавно… – завела медсестра и осеклась, увидав у меня в руке двадцатидолларовую купюру.
Не говоря больше ни слова, она подошла к какому-то ящику и спросила:
– Домашний адрес устроит?
– Прекрасно, – обрадовалась я, – телефончик посмотрите.
– Здесь только адрес, – сообщила девушка, – улица Генерала Котова, дом пятнадцать, квартира сорок четыре.
– И еще поглядите координаты Георгия Рощина, он сюда зубы лечить ходит, – обнаглела я.
Но приветливая медсестричка, очевидно, решила, что двадцать баксов – вполне подходящая сумма за две справки, потому что тут же ушла куда-то за стеллажи, густо уставленные карточками.
– И еще поглядите координаты Георгия Рощина, он сюда зубы лечить ходит, – обнаглела я.
Но приветливая медсестричка, очевидно, решила, что двадцать баксов – вполне подходящая сумма за две справки, потому что тут же ушла куда-то за стеллажи, густо уставленные карточками.
Время тянулось томительно. Я наблюдала, как медленно перескакивает на часах минутная стрелка. Отчего тут не заведут компьютер?
Наконец регистраторша вынырнула, держа в руках потрепанную книжечку.
– Рощин Георгий Петрович, он?
Я кивнула. Отчества не знаю, но надеюсь, что в поликлинику обращался только один человек с такими данными.
В «Вольво» уселась поудобней и набрала телефон Рощина. Звонкий детский голос крикнул:
– Алло?
– Позови, пожалуйста, Георгия Петровича.
– Здесь такие не живут, – жизнерадостно сообщил ребенок и шлепнул трубку.
Пришлось накручивать номер заново. На этот раз подошла женщина.
– Извините, но мне дали телефон и сказали, что это квартира Рощина.
Незнакомая собеседница помолчала секунду, потом осторожно спросила:
– А вы ему кем приходитесь?
– Никем. Просто приехала из Парижа, а общие приятели попросили посылку ему передать, так, ерунда – рубашку и пуловер.
– Ему теперь одежда ни к чему, – сообщила женщина, – Рощин умер, а жена нам жилплощадь продала.
– Как? – вырвалось у меня.
Собеседница только вздохнула.
– Самоубийство, прыгнул из окна, хорошо хоть не дома, а то бы мы ни за что эту квартиру не купили. Хотите, дам координаты его жены – Лили, ей и отдадите посылочку.
Трясущейся рукой я записала адрес и уставилась в ветровое стекло. Просто эпидемия какая-то: все, кто меня интересует, вываливаются из окон. Сначала сама Людмила, потом муж Тамары – Леонид, следом незнакомый Рощин.
Просидев несколько минут в задумчивости, поехала к Калерии Львовне. Меня в первую очередь интересует дочь Милы, Вера. Может, она родила ее от Константина?
Длинная, прямая, как карандашная линия, улица Генерала Котова возле метро «Щукинская». Дом девять заметно возвышался среди более низкорослых зданий. Ни домофона, ни кодового замка. Я беспрепятственно поднялась на двенадцатый этаж и ткнула в звонок. За дверью послышалась соловьиная трель, и створка моментально распахнулась.
На пороге стоял темноволосый щупленький парнишка, по виду лет двадцати пяти.
– Вы Костя? – вежливо улыбаясь, спросила я.
Хозяин внезапно побледнел и прошептал:
– Нет, Сеня.
В этот момент дверь одной из комнат приоткрылась и в коридор выбежала маленькая пышноволосая девчушка. Она подлетела к юноше и, обняв худенькими ручонками его ноги, прижалась всем тельцем, личико ребенка оказалось как раз на уровне его колена.
– Верочка, – радостно сказала я.
Парень внезапно стал каким-то мертвенно-синим и спотыкающимся баском ответил:
– Ее зовут Лера, Калерия.
– Надо же, – нахально заявила я, втискиваясь в коридор, – значит, кличете как бабушку, а мама называла ее Верочкой. Кстати, где сама Калерия Львовна?
Сеня отступил назад.
– В спальне.
– Ну если так, – решительно сказала я, – если она отдыхает, тогда сначала с Костей поговорю, он, надеюсь, дома?
Юноша глядел на меня расширившимися глазами, потом судорожно сглотнул и тихо-тихо спросил:
– Вы кто?
– Долго объяснять, – отмахнулась я, – позовите Константина.
– Это невозможно, – продолжал меняться в лице хозяин, – лучше вам уйти.
Что-то в его словах напугало девочку, и она горько заплакала, но Сеня не стал утешать ребенка. Он только повторял:
– Уходите, уходите.
Парень начал меня раздражать, вел он себя, мягко говоря, странно.
– Пришла я не к вам, а к Калерии Львовне и Косте, им и решать, выгонять меня или нет, – отрезала я.
Юноша глубоко вздохнул.
– Костя умер.
– Как? – помимо воли вырвалось у меня.
– Покончил с собой.
– Прыгнул из окна?
– Если знаете, зачем тогда тут комедию ломаете?
– Нет-нет, – заверила я, – совсем ничего не знала, просто догадалась. Но мне обязательно нужно побеседовать с Калерией Львовной.
– Боюсь, ничего не выйдет, – устало сообщил Сеня.
– Вы хотите сказать…
– Идемте, – безнадежно проговорил хозяин и направился по коридору. Я пошла за ним.
Квартира большая, но неухоженная. Так выглядит жилплощадь холостяка. Вроде все на месте, не валяются повсюду носки, пыль стерта, ковер пропылесосили, а уюта нет, словно здесь не живут, а просто ночуют. Мы прошли через большую гостиную и попали в маленькую спальню.
– Вот, – сказал Сеня, – пожалуйста, Калерия Львовна.
В углу на большой кровати – куча тряпья. Подойдя ближе, я обнаружила, что это маленькая высохшая женщина с головой, замотанной цветастым платком. Желто-серый цвет лица, тонкий костистый нос, запавшие щеки. Худое лицо напоминает череп, обтянутый кожей, и абсолютно бессмысленный взгляд. Глаза, словно две тусклые пуговицы, равнодушно уставились в потолок. Отвратительный запах. Сколько ни убирай за лежачими больными, «аромат» мочи неистребим.
– Калерия Львовна, – осторожно позвала я.
– И не пытайтесь, – бросил Сеня, – мама не ответит. Мы уже с женой все перепробовали: и лекарства, и физиотерапию, с горя даже к колдуну ходили. Только все впустую. Лежит вот так целыми днями, даже не поймешь, слышит или нет. Аппетит, правда, хороший, желудок работает, сердце здоровое. Говорят, и десять лет, и пятнадцать такое состояние может длиться. Мы с женой теперь по очереди на работу ходим, боимся одну оставить, а сиделку нанять не по карману.
– Как же с ней такое случилось? – посочувствовала я.
Сеня закрыл дверь.
– Все из-за Кости.
– Почему?
– А вам зачем?
Я вытащила «Голуаз», Сеня покачал головой.
– Не курите, у ребенка аллергия.
Послушно спрятав сигареты, я принялась рассказывать придуманную на ходу историю.
Мой сын, молодой человек, познакомился с некой дамой, Людмилой Шабановой. Влюбился страстно, мечтает о женитьбе, уже и заявление в загс отнесли. Но мне будущая невестка не по душе. Слишком вульгарная, к тому же врунья. Недавно кое-кто шепнул, будто у нее не первый брак и ребенок есть, дочка Верочка, от Кости. Вот я и приехала выяснить.
Сеня замолчал, потом через силу пробормотал:
– Если можете, гоните Милу взашей, это из-за нее все случилось.
– Да ну?
Хозяин плюхнулся в кресло и подал девочке мячик:
– Пойди поиграй.
Но Лера еще сильней вцепилась в его ногу. Тогда Сеня всунул в видик кассету, щелкнул пультом. На экране заметались Том и Джерри. Повеселевшая дочка залезла на диван и принялась следить за приключениями мышонка, самозабвенно ковыряясь в носу. Мы пошли на кухню. Сеня включил чайник и пояснил:
– Не хочу при ней рассказывать. Маленькая, конечно, еще, да вдруг запомнит.
Костя встретил Людмилу случайно. Он в то время учился на последнем курсе института. Калерия Львовна посоветовала сыну выбрать специальность гинеколога. Хлебная профессия, при всех режимах женщины станут беременеть и рожать, без куска хлеба с маслом и сыром не останешься.
У Костика была и невеста – Оля Литвинова, ее тоже подыскала заботливая мама. Вообще Константин был для Калерии светом в окошке, отрадой, главной удачей жизни. Сеня порой обижался, но поделать ничего не мог – Костику досталась вся материнская любовь. Отца братья не помнили, он рано ушел из семьи и затерялся на жизненных дорогах.
– Мама брала любого пациента, – тихо жаловался Сеня, – чтобы купить Косте самые лучшие джинсы, самые дорогие часы, самые модные рубашки. Следом начались траты на репетиторов, брат не слишком хорошо учился.
Я заметила:
– Небось сами не в рубище ходили.
Сеня кивнул головой.
– Согласен. Только всегда относился к одежде спокойно, а Костька устраивал целые представления. Идут они, допустим, мимо магазина. В витрине куртка ценой в две мамины зарплаты. Он встанет и рассматривает минут десять, потом тяжело вздохнет и скажет:
– Всю жизнь о такой мечтал, но понимаю, что не по карману.
Калерия тут же вбегала в магазин, следом несся причитающий сынок:
– Не надо, мамусечка, не трать деньги, зря я, дурак, это сказал!
Но мамаша уже натягивала на парня обнову, обдергивала и приходила в восторг. Куртка сидела, будто вторая кожа.
– У тебя, Костя, идеальный вкус, – с придыханием восторгалась Калерия, – если что понравилось, значит, экстра-класс. Носи на здоровье.
– Неудобно, – мялся Костя. – Сене тоже хорошо бы такую купить.
– Надо же так любить брата, – умилялась мать. – Не беспокойся, у него еще старая в порядке, а твоя пообтрепалась.
Похожие сцены происходили часто, причем не только возле промтоварных магазинов. Вздохи частенько раздавались по поводу видеоаппаратуры, телевизора, музыкального центра. Потом аппетиты возросли, захотелось сотовый. Это произошло лет восемь назад, тогда супердорогие мобильники имели только по-настоящему богатые люди.