Он с силой отшвырнул меня к противоположной стене, но тут же опомнился и испуганно поймал за руку, наверное, чтобы я не упала и не ударилась. Что-то даже похожее на извинение успел пробурчать, прежде чем справился с замком и успел открыть дверь.
– Заходи! – властно приказал Васька и включил свет. – Заходи...
Конечно же, там не было ни Славки, ни Вики. Обычная кладовка, какие бывают в каждом доме. Полки, забитые старыми газетами и журналами. Пустые банки. Какая-то промасленная ветошь в большом эмалированном ведре. Старый велосипед висел почти под потолком. Насос, спущенный резиновый мячик и прочий хлам, место которому было на свалке.
– Ну? – Лукашин больше не смотрел на меня, оскорбленно таращась куда-то в потолок. – Что еще желаешь узнать? Имеются еще какие-нибудь подозрения?
– Зачем же было вешать такой огромный замок на эту дверь? А подозрения у меня имеются, Вася... – Я подошла к ведру, поддела носком туфли промасленную тряпку и швырнула ее к его ногам со словами: – Убей меня, если здесь нет тайника с оружием, Лукашин!
Я не была провидцем. Любой другой человек, плохо знающий Ваську, в этой ветоши углядел бы что-нибудь другое, вполне безобидное. То, что этим тряпьем протирается автомобильный двигатель, например. Но все дело было в том, что Лукашин не любил возни с моторами. Это была не его стезя и не его хобби. К тому же подобные вещи уместнее держать в гараже, где эти самые машины обычно ремонтируются и доводятся до блеска. К чему держать промасленные тряпки в чулане, да еще запирать их на замок?
– Ну же, Васька! Постарайся убедить меня в том, что я ошибаюсь.
Он не стал отвечать, а высоко задрав руки, потянул за одну из полок. Та подалась, а вместе с ней поехала в сторону вся стена. Жалобно тренькнул велосипедный звонок. Шуршащим водопадом посыпались с полок старые, пожелтевшие от времени газеты. Возмущенно звякнули пустые банки. Но все эти неудобства стоили того зрелища, что открылось моим глазам.
– Боже мой! С ума сойти! – всплеснув руками, я оказалась перед глубокой стенной нишей и изумленно рассматривала оружейный склад, принадлежащий моему другу детства. – Лукашин! Это же как в кино про Терминатора! Не хватает только гранатомета! Зачем тебе все это? Ты что, воевать собрался?!
– Собрался, – недовольно буркнул Васька, и стена с полками медленно вернулась обратно, закрыв собой аккуратные стеллажи с оружейным арсеналом. – Тебе-то что?
– Не груби мне, – попросила я примирительно, мгновенно устыдившись, что обвинила его во всех смертных грехах. – Лучше объясни все толком. И все же... ответь мне: почему ты не спросил у меня про Славку?
– Идем наверх. – Он вышел из чулана, запер дверь на огромный замок, что уже не казалось мне странным, и, с трудом переставляя ноги, полез наверх по лестнице на второй этаж. – Тебе надо привести себя в порядок и переодеться. А то выглядишь как пугало.
Обижаться смысла не было. Я и на самом деле выглядела так себе. Юбка после того, как провалялась ночь на полу, измялась. Волосы всклокоченные. Глаза после вчерашних слез и почти бессонной ночи припухли и покраснели. К тому же нервозность никогда не способствовала тому, чтобы я хорошо выглядела.
Я заперлась в душевой и, приткнув пакет с одеждой на крохотном стульчике, встала под воду. Из красивой лейки под потолком лилась еле теплая водица, стекая по моему телу редкими скупыми струями. Ладно, и так сойдет. К тому же то, что Лукашин остался по ту сторону двери, добавляло мне настроения. Мне представилась неплохая возможность проанализировать все, что произошло за последние десять минут, и к тому же не быть при этом объектом его пристального наблюдения.
Детей в доме нет, а я так надеялась... Вчера мне почти удалось успокоить себя на этот счет, хотя объяснения факту их присутствия в его доме у меня не нашлось. Но одна мысль о том, что они где-то здесь, рядом, делала меня много счастливее... Итак, ребят здесь нет. Зато имеется целый склад боеприпасов, которые запросто могут в умелых руках разнести полгорода.
Лукашин сказал, что собрался воевать. С кем? Со своим другом? Или кем он Ваське приходится... Значит, он все же созрел для решительных действий, хотя сержант убеждал меня в обратном. И говорил, что Вася Шустрый изо всех сил старается разрядить обстановку. Так... Что еще у нас имеется? Странный охранник, который все время по делу и без дела молотит руками по воздуху. И который приблизительно одного роста с красавцем Арсением, что был у меня на подозрении все последнее время. И который, возможно... Возможно, я говорю, потому что это может быть простым дурацким совпадением... Который, возможно, шарахнул чугунного красавца, подвешенного на шнурке к абажуру в моей прихожей. И который потом стоял и ждал, пока мы с Настей поднимемся в лифте. Ждал и курил на лестнице. Арсений не курил, во всяком случае, при мне. Этот тип сегодня зачем-то выходил на крыльцо. Уж не покурить ли? Следовало бы выяснить...
Если предположить, что этот малый был у меня в квартире и перевернул все там вверх дном, затем покалечил Настю, следом – оператора в студийной мастерской, то... что это может означать?
– Да все, что угодно! – горестно прошептала я, чувствуя, как голова потихоньку наливается свинцовой тяжестью и начинает препротивно давить в затылке и щипать глаза.
Это может означать, что Лукашин намеренно вытащил меня сюда, похитив моих детей. Но он утверждает обратное...
Это может также означать, что Лукашина самого водят за нос. И этот шустрый волейболист из школьной сборной может быть человеком его врага...
И это, черт возьми, может быть простым совпадением! И может оказаться так, что ни Лукашин, ни его человек здесь вообще ни при чем. А просто я вклинилась в их жизнь со своими бедами, войдя как ледокол в самую толщу их проблем и завязнув в них по самую корму. И теперь, запутавшись, ищу какое-нибудь устраивающее меня объяснение.
Объяснения, сколько я ни ломала голову, стоя в крупных мурашках под прохладной водой, так и не находилось. Как не было и мотива...
Вот! Я совсем забыла об этом главном условии всех любителей сыска. Должен же быть мотив! Непременно должен быть мотив, который объяснял бы мое здесь присутствие, а следом – похищение моего сына и невестки и всего остального хаоса...
– Сашка-букашка, ты чего там застряла? – Лукашин нетерпеливо подергал дверь. – Вода же прохладная, замерзнешь!
Я и в самом деле промерзла и поэтому поспешила вытереться насухо и одеться в то, что он мне приготовил.
Предметы туалета, скажу честно, меня сразили наповал. Тесные до неприличия трикотажные шорты ярко-малиновой окраски. Белый топик, в котором я с трудом разместила свою грудь и который еле-еле укрывал мой живот. Белые махровые носочки с малиновой резинкой и какой-то немыслимой надписью под ней. И дешевые джинсовые тапочки на резиновой подошве.
– Лукашин, что это? – я вышла из душевой и предстала перед Васькой во всей своей тридцатидевятилетней красе, втиснутой в полудетский наряд. – Ты что, свихнулся?
– Сашка-букашка, ты просто прелесть! – Он довольно заржал и чуть было не шлепнул меня по заднице, но я вовремя увернулась. – В жизни не определишь, сколько тебе лет! Девочка, да и только!
Он нарядил меня в этот полудетский наряд не просто так, это было очевидно. И был очень доволен эффектом. Оставалось выяснить, для чего ему это?
– Я должна буду куда-то отправиться в этом, так?
– Да, Сашок, так. Давай позавтракаем сначала, а потом я тебе все расскажу.
– Не хочу я есть, – попыталась я было закапризничать, но перечить Лукашину – это все равно что орать в пустоту.
Слушать возражения он не стал и стащил меня вниз по лестнице на первый этаж. Силой усадил за стол в кухне и начал валить мне на тарелку все подряд. Огромные куски ноздреватого омлета. Крупно накромсанные помидоры и горячие дымящиеся сосиски.
Мне приходилось впихивать в себя еду через великую силу, поскольку я по утрам не ела вообще никогда. Аппетит у меня обычно просыпался ближе к одиннадцати. А сейчас на часах еще не было и семи...
– А где твой доблестный охранник? – поинтересовалась я, заинтересованно разглядывая огромный кусок помидора, намереваясь подбросить его Лукашину в тарелку, когда тот зазевается. – Он что же, не завтракает?
– Курит, наверное, – с набитым ртом пробубнил Васька. – Сколько пытался бросить, бесполезно...
«Ага!» – чуть было не вырвалось у меня. Это уже второй факт, свидетельствующий не в пользу парня. А заодно, возможно, и Лукашина. Стало быть, мы все же курим. Ну, ну...
– Все, больше ничего не буду! – Я решительно отодвинула от себя едва тронутый завтрак. – Кофе выпью, если подадут. Есть больше ничего не стану, так и знай! И вообще, Лукашин, вопрос о Славке был тобою очень удачно опущен. Почему ты не спросил у меня о его внешности? Ты его где-то видел? Или был знаком ранее? Отвечай и не ухмыляйся так противно!
Мне приходилось впихивать в себя еду через великую силу, поскольку я по утрам не ела вообще никогда. Аппетит у меня обычно просыпался ближе к одиннадцати. А сейчас на часах еще не было и семи...
– А где твой доблестный охранник? – поинтересовалась я, заинтересованно разглядывая огромный кусок помидора, намереваясь подбросить его Лукашину в тарелку, когда тот зазевается. – Он что же, не завтракает?
– Курит, наверное, – с набитым ртом пробубнил Васька. – Сколько пытался бросить, бесполезно...
«Ага!» – чуть было не вырвалось у меня. Это уже второй факт, свидетельствующий не в пользу парня. А заодно, возможно, и Лукашина. Стало быть, мы все же курим. Ну, ну...
– Все, больше ничего не буду! – Я решительно отодвинула от себя едва тронутый завтрак. – Кофе выпью, если подадут. Есть больше ничего не стану, так и знай! И вообще, Лукашин, вопрос о Славке был тобою очень удачно опущен. Почему ты не спросил у меня о его внешности? Ты его где-то видел? Или был знаком ранее? Отвечай и не ухмыляйся так противно!
– Правду говорят, что любимые женщины способны вить из мужиков веревки, – пожаловался он кому-то невидимому за моей спиной. – Даже покушать не даст как следует. Что ты за женщина, Сашка?
Тарелки были отодвинуты с грохотом. Васька встал из-за стола и сердито и размашисто зашагал по крохотной кухоньке. «И неба было мало, и земли...» Ему так точно сейчас везде было мало места. Его что-то явно угнетало. Он то принимался ерошить волосы, в которых я вчера – не без ехидных мыслей – рассмотрела наметившуюся плешь. То тер загривок, сминая накрахмаленный воротник рубашки. То барабанил пальцами по стеклу, когда останавливался за моей спиной. Потом наконец, вдоволь наметавшись, он снова занял место напротив меня.
– То, что я тебе сейчас скажу, тебе не понравится, Сашка-букашка, – начал он осторожно.
– Он жив? – Господи, до сих пор удивляюсь, как я нашла в себе силы произнести эти страшные слова. И до сих пор стыжусь своего материнского эгоизма, который позволил мне забыть в тот момент о Вике. – Он жив? Отвечай же!
– Жив, жив твой сын. Он жив, на этот счет можешь быть совершенно спокойна. Но...
– Что – но?
– Но не знаю, как долго это будет продолжаться, девочка. Все очень сложно и запутанно. Ты попала сюда не ко времени, дорогая. И этот твой визит...
– Но его украли задолго до моего приезда!
– Я о другом твоем визите. О том самом, когда ты приезжала продавать теткину недвижимость. Один мой человек начал заниматься твоими бумагами и... погиб. А потом началось такое, что страшно говорить.
Пока что его слова не шли вразрез со словами алчного сержанта. Тот мне что-то такое рассказывал о Лукашине и его проблемах. Но при чем тут я?
– Тот человек... Вадим Логинов... Он узнал о моих чувствах к тебе. Теперь на них он хочет сыграть, похитив твоих детей.
– Я тебе не верю! – вырвалось у меня, потому что Васька, убей меня, не выглядел потрясенным или расстроенным. Хитрющим и чего-то выжидающим – да, огорченным – нисколько. – Ты все врешь! Как можно сыграть на твоих чувствах ко мне, похитив моих детей? Это вздор! И ты сам это знаешь, только пытаешься в чем-то убедить меня. В чем, не пойму!
– Хитроумность ходов этого человека неподвластна простому пониманию, – произнес он задумчиво. – Я и сам не сразу понял, что и как. Пока ты не появилась здесь и не кинулась на поиски Арсения. Это, кстати, его человек. Особо приближенный. Никому Вадик так не доверяет, как ему. Я сделал ошибку, Сашка, купив твой дом. Огромную ошибку! Тогда он понял, что ты для меня значишь, и начал партию. Он сбил на машине твоего, гм-м, начальника. Превратил в руины твою квартиру. Мне докладывали, в каком состоянии вывозилась оттуда твоя мебель. Затем отправил в больницу твою соседку. Не сам, конечно, а руками все того же Арсения. Короче, обложил тебя со всех сторон. Чтобы ты вернулась в наш город и чтобы я стал уязвимым как никогда. Для этого ему и понадобилось это дурацкое, на мой взгляд, похищение. Понятно теперь?
– Нет, – честно ответила я, потому что чем больше он говорил, тем больше я запутывалась. – Непонятно. При чем тут ты и я? Какие требования он выдвигает? Ведь он же что-то требует от тебя?
– В обмен на жизнь твоего сына и невестки он требует, чтобы я уехал. Все бросил и уехал. Только тогда он отпустит их живыми.
– Лукашин! – я вперила в него скорбный взгляд, стараясь, чтобы он был как можно проникновеннее. – Это что же... От твоего решения теперь зависит: будут ли они живы?
– Да, девочка. Почти... Да, наверное, так, – он неуверенно пожал плечами. – Хотя у меня нет никаких оснований верить ему. Он страшный человек. Может и обмануть...
– Ты собрался с ним воевать. Значит, не собираешься покидать город. А из этого следует то, что мои дети обречены, – проговорила я задумчиво, потом встала с места и, подойдя вплотную к Лукашину, спросила: – Они обречены?
– Не знаю, – честно ответил он и отвел взгляд в сторону. – Впервые в жизни я не знаю, как поступить! Не уеду, он их убьет. Уеду – все равно может убить.
– А если... – и тут я высказала вслух то, о чем подумывала со вчерашнего вечера. – А если убить его? Почему за все это время ты не сделал ни единой попытки устранить этого человека? Нет человека, нет проблем... Симпатии городской общественности, я слышала, на твоей стороне. Почему, Лукашин, ты не сделал этого?
– Я не могу, – ответил он мне вибрирующим непонятно от каких чувств голосом. Может, это была ненависть, может, жалость, а может, и еще что. Это пока оставалось для меня загадкой. Одной из многих загадок. И то, что он сказал следом за этим, не поколебало моей уверенности, что чувства Васьки трудноопределимы. – Я не могу убить этого человека, потому что... Потому что сильно привязан к нему.
«Или – потому что у него надежная охрана, и всякого, кто приближается к нему, тщательно обыскивают. Или еще почему-то, в чем признаться ты не сможешь никому», – мысленно закончила я за Лукашина, но озвучивать своих мыслей не стала.
– Итак, что нам делать? – Я уронила голову ему на грудь и поразилась тому, как ровно и размеренно стучит его сердце: мое словно с цепи сорвалось, готовое вот-вот вырваться на волю, разорвав грудную клетку. – Мой маскарад что-то должен значить, так?
– Послушай, девочка. – Васька осторожно поправил волосы на моей спине и нежно погладил по лопаткам. – У меня есть план. Ты только сначала выслушай меня, а потом возражай... В доме Вадика есть мой человек. К нему иногда приходит девочка, ну... ты понимаешь.
Я кивнула, не убирая головы с Васькиной груди и продолжая слушать его сердце. Вот сейчас оно точно подпрыгнуло и начало тукать чуть быстрее. А к тому моменту, когда он закончил излагать свой план, оно вполне могло посоперничать с моим.
– Ну! Что скажешь, девочка? – Лукашин взял в ладони мое лицо, оторвал от себя и внимательно изучил его, словно видел впервые. – Что скажешь?
– Я согласна...
– Умница! – Он поцеловал меня в лоб и чуть слышно добавил, что он был с самого начала во мне уверен. – Сейчас я покажу тебе фотографии. На них план его дома. И тот человек, с которым ты должна будешь увидеться...
Васька вытащил из заднего кармана брюк тонкую пачку фотоснимков и принялся быстро их просматривать. Я стояла близко от него, мне было не так хорошо видно, как ему, что на них изображено, но один снимок все же привлек мое внимание.
– Дай! – потребовала я и настойчиво потянула удерживаемый им снимок на себя. – Разорву же, Лукашин! Лучше отдай!
– Сашка... А, черт с тобой! Достала уже! – Он грубо выругался и со злостью швырнул фотографии на стол, прямо между тарелками с застывшим, подернувшимся синевой омлетом. – Смотри, раз нервы крепкие! Но я тебя предупреждал, что не нужно этого делать!
Плевать мне было на его предупреждения. Плевать было на все другие чувства всех других людей во всем оставшемся за пределами этой кухни мире. Все мое естество сейчас было сконцентрировано на страдальческом, полном горя взгляде моего сына, который стоял привязанным к дереву в чьем-то саду. Родная лохматая голова его была запрокинута в небо, а глаза смотрели прямо в объектив. Так, как будто снимали его, сидя на этом самом дереве. А может, так оно и было, иначе как объяснить тот факт, что фотографии у Лукашина? И в Славкиных глазах было столько вселенской скорби, столько невыплаканных слов, что, прижав снимок к груди, я без сил рухнула на пол.
– Сашка! Господи, ну что за дура? Я же предупредил тебя!
Лукашин забегал, засуетился. Принялся тормошить меня, плеваться в меня водой и ощутимо хлестать по щекам.
– Он живой! Слышишь? Фотки только вчера отщелкали! Прекрати немедленно впадать в раж, иначе весь наш план летит к черту!
Последние его слова возымели свое действие. Кое-как с его помощью я поднялась, села за стол и погрузилась в изучение других фотографий. Лестницы, комнаты, шикарная обстановка. Все это не просто кричало о больших деньгах. Ими в этом доме просто смердело. На некоторых снимках был запечатлен и сам хозяин.