— Немного. Через полчаса будет небольшой лесок, там ты сможешь задать все свои вопросы.
Придорожные кусты замелькали с прежней скоростью. Девушке пришлось смириться с прежними неудобствами.
Обещанный лесок стал долгожданным спасением.
Стелла с трудом сползла на землю, растерла ноги, заодно проверив, может ли она ходить, и с облечением прилегла на опушке возле говорливого ручейка. Ей не хотелось ни разговаривать, ни думать, но мысли все равно лезли в голову, будто назойливые мухи, роились в ее сознании. Взять хотя бы этот ручей — почему в Адиласе реки есть только на севере, а на юге — только ручейки, как этот? Принцесса отмахнулась от очередного навязчивого вопроса и перевернулась на бок. Теперь она видела Мериада, бродившего по воде, и Шарара, лежавшего у дороги. Промелькнула очередная мысль: они стоят по обеим сторонам от нее, будто защищают от возможной опасности. Шарар, пожалуй, да, но Мериад бы не стал…
Она покосилась на удаляющуюся черную спину — да, ему точно нет до нее никакого дела — и, отвернувшись, хотела закрыть глаза — не получилось. В поле зрения попали всадники, стремившиеся разрушить ее мирную идиллию.
Девушка вскочила на ноги и метнулась к пригорку, на котором оставила оружие. На мгновенье задумалась — стоит ли говорить Мериаду? — но промолчала.
Худшие подозрения подтвердились, когда над головой просвистела стрела. Если и дальше так пойдет, этот звук станет для нее привычным.
Юркнув за пригорок, Стелла оглядела диспозицию. Их двое, но ей с лихвой хватило бы и одной, Вильэнары; рядом с ней ашелдонец. Значит, стрелял он.
— Ну, что, допрыгалась? — злорадствовала колдунья. — Помолись своим бессильным богам — и умри!
Ашелдонец скривился в усмешке и снова натянул тетиву. Но стрела не долетела до цели, сгорев в воздухе.
— Ты совсем не изменилась со времен Добиса: такая же безалаберная. — Принцесса ощутила тяжесть ножен с мечом. — И мне по-прежнему приходиться за тобой присматривать.
— Спасибо, — прошептала девушка.
— Прибереги благодарности для другого случая. А теперь залезай!
Девушку не пришлось упрашивать дважды, она тут же забралась на жеребца, но тут же поняла, что ей отведена скромная роль зрительницы спектакля смерти.
Конь показал страшную сущность, легко, будто играючи, в мгновение ока оказавшись возле ашелдонца и убив его одним единственным мощным ударом. Принцессе стало дурно при виде того, что от него осталось.
Вильэнара в страхе завизжала, попыталась спастись бегством, но Мериад не желал ее отпускать. До смерти перепуганная каким-то видением, ее лошадь взвилась на дыбы и сбросила всадницу. Колдунья беспомощно распласталась на земле. Опомнившись, она на четвереньках поползла к дороге, оглянулась, кое-как поднялась на ноги, прихрамывая, побежала…
— Хочешь убить её? — предложил бог. — Тогда не зевай!
Конь замер, предоставив ей возможность прицелиться и выстрелить. К сожалению, стрела лишь слегка задела Вильэнару.
— Стелла, я тебя не узнаю! Тебе, что, пять лет? Ты в двенадцать стреляла лучше, — недовольно прокомментировал Мериад.
Воспользовавшись временным замешательством колдуньи, Шарар подкрался к ней и вцепился ей в горло.
— Она же убьет его! Нет, нет, Шарар, стой! — в ужасе закричала Стелла.
— Не убьет. Не закатывай истерику по пустякам!
Но девушка его не слушала, спрыгнуть на землю и броситься на помощь собаке.
При помощи одного единственного прыжка Мериад оказался возле Вильэнары.
Колдунья мгновенно среагировала на появление грозного противника. Отбросив собаку в сторону, она поднялась навстречу опасности, зашептав заклинание, подняла руки к небу, будто концентрируя энергию в сложенных вместе ладонях, но вдруг покачнулась и, побледнев, прислонилась спиной к дереву. На лице — ни кровинки, в глазах — страх.
Еще одно мгновение — и лицо ее почернело, а ноги подкосились. Колдунья сползла по стволу, судорожно цепляясь пальцами за кору.
Стелла испуганно перевела взгляд на Мериада — он стоял на прежнем месте, глаза необычайно расширены, взгляд сфокусирован на Вильэнаре. Наконец он сделал шаг — и начал меняться. Очертания стали зыбкими, расплывчатыми — и вот вместо лошади перед принцессой было рогатое когтистое чудовище с перепончатыми крыльями.
Вся мощь природного оружия разом обрушилась на Вильэнару, разрывая и терзая ее плоть. Удары были молниеносны и безжалостны; колдунья пыталась обороняться, но все, что она могла, это пытаться скрыться от своего преследователя в паутине колдовства.
Окровавленная Вильэнара появлялась то там, то здесь, все дальше от Стеллы, но смертоносная тень следовала за ней по пятам. Принцессе казалось, что это существо (да, мысленно она называла его существом, по-другому язык не поворачивался), упивается охотой и специально медлит с последним ударом.
Вот они снова оказались рядом: она, вся в крови, с перекошенным от боли и страха лицом, наверное, впервые ощущавшая свое бессилие, впервые ставшая жертвой, и он, припавший к земле для прыжка.
Стелле стало дурно от солоноватого запаха крови, она зажмурилась.
Послышался глухой удар и тихий треск. Девушка поняла, что все кончено.
Ей было страшно, страшно и противно до рвоты — всех предупреждают о гневе бога смерти, но никто никогда не видел, как это бывает.
— Стелла? — Очевидно, она выглядела так, что невольно вызвала его беспокойство. Сейчас подойдет, спросит, в чем дело… Нет, если он, вернее, то, во что он превратился, подойдет ко мне, она ничего не услышит, окаменеет от страха, в голове будет стоять треск ломающихся костей.
Девушка зажала уши руками и опустилась на землю. Она открыла глаза, но старалась не смотреть туда, где лежало окровавленные останки колдуньи.
Легкое движение ветерка — его крылья? Стелла зажмурилась.
— Не бойся, уж тебя-то я не трону. — Очередная попытка успокоить ее.
— Она мертва? — дрожащим голосом спросила девушка.
— Если бы! Через пару дней отец оживит ее.
— Тогда зачем было…
— Затем. Думаешь, она не заслужила? С удовольствием проделал бы это еще много раз. Да, с удовольствием, можешь не кривиться. Ну же, вставай, не так уж все страшно! Вставай, у меня есть для тебя работа. Видишь всякий сброд на дороге толпу? Будь любезна, избавь меня от них.
Стелла осмелилась взглянуть на него — никакого чудовища не было, Мериад снова принял лошадиное обличие. На шкуре — ни кровинки.
— Ну, что расселась? Вставай!
Жеребец направился к дороге, возле которой в нерешительности переглядывались трое ашелдонцев.
— Ну, ты как? — Он остановился и обернулся к ней. — Собираешься что-то делать? — Видя, что девушка не понимает, Мериад пояснил: — Растечешься по земле или все-таки сделаешь пару шагов? Учти, я долго ждать не буду.
Принцесса встала и нетвердой походкой пошла к нему. Постепенно к ней возвращалось былое самообладание, хотя, когда она забиралась на блестящую спину, ей на мгновение стало не по себе.
— Ну вот, пришла в себя, наконец-то! — хмыкнул бог. — Ладно, так и быть, я тебе помогу, бьюсь об заклад, у тебя сейчас руки дрожат.
Убедившись, что она крепко держится, конь с места сорвался в карьер и, будто ножом, рассек группку ашелдонцев. Двое бросились наутек, третий выхватил кривой нож, но Стелла быстро реабилитировалась за проявленную слабость.
— Какой тебе больше нравится? — Мериад резко развернулся и замер. Принцесса невольно поймала себя на мысли, что сейчас он похож на гончую: мышцы напряжены, чуть осел на задние ноги, внутри — будто сжатая пружина.
Не дождавшись ответа, Мериад выбрал жертву сам. Пружина разомкнулась.
Он по очереди настиг обоих ашелдонцев и, немного поиграв с ними в кошки-мышки, позволил Стелле завершить дело.
— Жестокие же у Вас забавы! — вздохнула девушка, убирая меч в ножны.
— Каждый развлекается по-своему. Ты, например, любишь кружить людям головы — тоже не безобидное занятие. — Он шагом возвращался к ручью.
Стелла промолчала. Ей, конечно, хотелось спросить, как часто он так развлекается, но она боялась.
И тут принцесса натянула поводья.
— Это еще что за фокусы? — взмыв на дыбы, недовольно спросил Мериад. — Вильэнара ожила? Если нет, ты у меня получишь!
— Посмотрите: там, у ручья, — прошептала девушка.
Мериад повернул голову и буркнул:
— Чтобы ты в последний раз дергала меня по пустякам!
По берегу ручья ехал босоногий мальчик в красном колпачке; на крупе серого в яблоках коня покачивался бочонок с водой. Всадник весело барабанил по бокам лошади и щедро поливал траву из деревянного ковша. Встретившись глазами с принцессой, он лукаво улыбнулся, она не смогла удержаться от ответной улыбки.
— Какой он милый!
— Спорное утверждение. Впрочем, Дотсеро всегда мил.
— Спорное утверждение. Впрочем, Дотсеро всегда мил.
— Вы его знаете?
Вместо ответа — фырканье.
— Кажется, я уже видела его… Да, на Исте!
— Раз видела, то иди, поздоровайся. Ты ведь хочешь с ним поговорить?
— А можно?
— Можно. Даже нужно. Слезай, ты мне надоела!
Принцесса соскользнула на землю, но подойти к мальчику не решалась.
— А Дотсеро — это кто?
— Внук Ильгрессы. Он у нас любитель природы, — усмехнулся бог, — заботиться обо всех растениях и зверушках. Дотсеро совершенно безобиден, так что иди. Пусть и у него заболит голова от твоей болтовни.
Пропустив последнее замечание мимо ушей, девушка удивленно спросила:
— Разве у Ильгрессы есть дети?
— Уж внук точно есть, значит, и дети имеются. Кое-кого ты даже знаешь.
Дотсеро поравнялся с ними и снял колпачок.
— Здравствуйте! Бабушка ждет вас. — У него был звонкий детский голос.
— Ну, здравствуй. Опять шляешься там, где могут увидеть люди? Смотри, бабушка надерет тебе уши!
— А меня никто не видит.
— И на Исте тоже? Я знаю, по крайней мере, двоих, кто лицезрел тебя во всей красе.
— Им можно, — улыбнулся Дотсеро. — Не сердитесь, Вы же на самом деле не сердитесь, только делаете вид.
— Ладно, умник, что еще скажешь?
— То, что я, как Вы и просили, все передал бабушке.
— Спасибо. — Голос его потеплел; мальчик оказался прав, недовольство было напускным. — Она в Астере?
— Да. Пытается спасти людей от пагубного влияния Шека и его хозяина, — вздохнул мальчик и серьезным, так не вязавшимся с его беззаботным видом, голосом добавил: — Там, за поворотом, были демоны, я прогнал их.
Стелла удивленно посмотрела на него: такой маленький, безоружный — и прогнал демонов?
— Внешность бывает обманчива, — тут же последовал комментарий «чтеца мыслей». — Он не такой уж маленький и беззащитный. Кстати, Дотсеро, познакомься с любительницей задавать вопросы. Это та самая, которую пожелала видеть твоя бабушка. Зовут Стелла.
— Приятно познакомиться. — Дотсеро снова снял колпачок и широко улыбнулся. — Ты очень милая девушка.
— Да, конечно! — Мериад фыркнул и закатил глаза. — Если хочешь, можешь забрать это сокровище себе.
— Я бы с радостью, но не могу. А она все равно хорошая.
Мальчик нагнулся и, поманив к себе принцессу, прошептал, лукаво посматривая на ее спутника:
— Знаешь, он прав, не все таково, каким иногда кажется. И даже его можно заставить поступать по-твоему. Всего можно добиться ласковым словом.
Стелла удивленно подняла брови, хотела что-то спросить, но Дотсеро поднес палец к губам.
Рассмеявшись, он плеснул в них водой, и исчез.
— Озорной мальчишка! — усмехнулся бог и резким движением стряхнул с себя холодные капли. — Из вас вышла бы отличная пара.
Глава X
Ночь была темная. Холодная роса упала на траву и переливалась в призрачном свете серебряного светила. Луна, царица ночи, неторопливо плыла по небу от одной звезды к другой, но не спешила освещать сгусток мрака у своих ног.
Стелле не спалось; она ворочалась с бока на бок, то и дело бросая беспокойные взгляды на небо. Ей казалось, что вокруг сгустились лиловые тени, стремящиеся подобраться ближе к костру.
И снова этот тихий протяжный звук…
Ей было бы гораздо спокойнее, переночуй она под крышей, но места ночевок от нее не зависели. Хотя, справедливости ради, прошлую ночь она провела в какой-то деревне. Одна. Стоило ей отвязать поклажу, как Мериад куда-то исчез и появился только утром, когда она уже смирилась с тем, что отныне ей придется идти пешком. Впрочем, его исчезновение заметила только она: иллюзия во дворе довольно хрупала сеном, зато не обменивалась с принцессой ехидными комментариями.
Сегодня они ночевали под открытым небом. Вернее, ночевала только она, а бог по обыкновению скрылся из виду, оставив девушку самостоятельно обустраивать свой быт и спальное место. Интересно, а спят ли боги?
Протяжный звук повторился вновь.
Принцесса встала, прошла мимо спящего Шарара и остановилась у жидкого куста возле пригорка, ежась от ночного ветерка.
Рядом блеснули голубые огоньки, блеснули, зажглись снова, поднялись над землей, закружились в медленном танце и, вспыхнув, окончательно погасли.
— Злые духи резвятся, — подумала Стелла и, разогнав рукой дымку, поднимавшую от воды (рядом был ручей), перешагнула на другой берег.
Перед ней мелькали светлячки; из-под ног с кваканьем прыгали лягушки, привлеченные влагой.
Беспокойную ночную тишину разрезал скрежещущий смех, эхом разлетевшийся над лугом. Свечение, похожее на ультрамариновый рассвет, разлилось над головой, выхватив из мрака кусочек неба и земли.
Принцесса вздрогнула и отступила назад, во мрак. Теперь он не казался таким уж пугающим, гораздо страшнее было там, впереди, в полосе сине-зеленого света. Она нечаянно наступила в ручей, ноги тут же промокли, но разве сейчас это важно?
Сияние превратилось в туман и, сгустившись, обрело форму человеческой фигуры.
— Так вот ты какая. — Голос был хрипловатый, тихий, но удивительно четкий. — Такая молодая, такая хрупкая, но смелая. Ты действительно не боишься?
Стелла молчала. Все внутри нее содрогалось от страха, от первобытного животного страха, парализующего движения и мысли, отравляющего ядом кровь. Но ведь голос не угрожал ей.
— Мне передали, что тебе нужно счастье. Ты сказала, что я не могу его тебе подарить. А если могу? Если ты будешь счастлива, ты отдашь мне Лучезарную звезду?
— Это невозможно. — Вместо слов из горла вырвалось бормотание, но ее поняли.
— Для меня нет ничего невозможного. Я знаю, где твое счастье.
Страх ослабил хватку, ей вернулся дар речи, а вместе с ним — способность мыслить и возражать этому голосу.
— Счастье — хрупкая вещь; оно постоянно ускользает. Разве кто-то может сказать, где прячется счастье? Сейчас оно здесь, а через мгновенье его там нет.
— Ты не глупа. — Фигура вышла из оболочки тумана и остановилась в нескольких шагах от принцессы. Несмотря на то, что обладатель голоса был так близко, девушка никак не могла рассмотреть черты его лица. Все, что она успела заметить, это то, что и в отце, и в дочери течет южная кровь. — Но ты забыла, что есть сила, которой подвластно все.
— Нет, не все. — Былая уверенность возвращалась к ней по крупицам; теперь она не боялась смотреть на него. — Вы не можете подарить кому-либо счастье, потому что не знаете, что это такое.
— Откуда такая уверенность? Ты совсем меня не знаешь.
— Знаю. Мне сказали, что Вы — это Зло.
— Ей сказали! — рассмеялся Эвеллан. — Значит, ты веришь словам?
— Не всем словам.
— И правильно. Я не совсем то, что тебе кажется.
— Кем бы Вы ни были, осчастливить кого-либо Вы не можете. Счастье не живет рядом со злом.
— Для тебя сейчас все кажется черно-белым, ты не видишь полутонов, делишь мир на друзей и врагов. Друзья, по-твоему, всегда счастливы, а враги способны лишь творить зло. Но все не так просто, — покачал головой отец Вильэнары. — Тебе нужно счастье? Ты получишь его. У тебя будет свобода, свобода от всех богов на свете, ты будешь любима достойным могущественным и умным человеком, осчастливишь своих близких и друзей — и цена этому всего лишь маленькая звездочка, даже не звездочка, а камушек, от которого тебе все равно нет проку.
Стелла молчала. Может, он прав, и ей не стоит так отчаянно упорствовать, может, она чего-то не понимает, не видит какого-то важного оттенка?
— Ты знаешь, что твоя родина стоит на пороге войны? В ней бушует восстание, которое невозможно подавить малочисленными лиэнскими силами. Твоя сестра — слабая болезненная женщина; после твоего отъезда она не появляется на людях, чахнет день ото дня, молится Амандину, но боги глухи к ее мольбам. Богов уже нет, а ты упорно продолжаешь служить тому, чего нет. Солнце вечно, погасить его невозможно, можно только убить хранителя. Сумерки мира — лишь преддверие нового мира, в котором будет всего один бог. Настоящий, обладающий властью, а не толпа дряхлых беспомощных комедиантов. Прояви благоразумие и не ссорься со мной.
А он прав! Почему она должна жертвовать жизнью сестры ради безумной воли стареющих богов? Многобожие обязательно закончилось бы войной, в которой победил бы сильнейший, только один. Так зачем же пытаться спасти то, что должно погибнуть?
Но этим единственным божеством Стелла хотела бы видеть не Эвеллана, а… пока не виденную ею Ильгрессу. Она подсознательно чувствовала, что именно ей нужно отдать невидимый ключ от врат мира.
Если у нее такой внук, какова же она? Не даром же ее зовут Светлой, она должна излучать свет. Свет, добро и любовь.
Девушка еще раз взглянула на Эвеллана. Воплощение мирового зла? Но, на первый взгляд, он не похож на это воплощение. Вселенское зло должно быть уродливо; его глаза должны быть налиты кровью или хотя бы гореть адским пламенем, а перед ней человек, такой, какого бы она могла встретить где угодно. Хотя темнота мешала ей досконально разобрать черты его лица, и так понятно, что на них нет печати уродства. Нет ни горба, ни горящих глаз, ни звериной шерсти, ни рогов, если бы она ни знала, ни за что не догадалась, кто перед ней. Только этот смех, от которого пробирает дрожь.