Бремя русских - Александр Михайловский 15 стр.

Я в двух словах рассказал Арнольдусу о том, зачем мы сюда пришли. Тот посмотрел на меня и сказал:

– Оливер, ты мой друг и соратник. Так что даже если бы я не разделял твоих намерений, я б тебе все позволил. Конечно, я сочту за честь, если президент и генерал, а также твои русские друзья погостят у меня несколько дней. Никто не узнает о вашем визите – мои ребята умеют держать язык за зубами. Так что зови своих друзей, да и всю команду – ведь по законам южного гостеприимства никто не должен остаться голодным!

Чем нас только не кормили – ради нас зажарили целого быка, вино и виски лились рекой, на стол подавали то кукурузную кашу, то бататы, то жареных перепелок. А супруга Арнольдуса, Энн Оллстон Вандерхорст, похоже, следила за тем, чтобы каждый потолстел как минимум на десять фунтов.

После обеда мужчины уединились с сигарами в курительной комнате на третьем этаже. И тогда хозяин поместья сказал:

– Джентльмены, у меня к вам одна личная просьба. Возьмите моего сына Арнольдуса Пятого с собой – он мне не простит, если у него не будет возможности поучаствовать в Третьей Американской Революции. И не говорите об этом моей супруге Адель – она очень переживает за Арни.

Сидевший тут же Арни, лучась от сознания собственной значимости, добавил ломающимся баском:

– Да, папа, пожалуй, маме лучше ничего не говорить.

Когда мы вышли из курительной комнаты, Адель внимательно посмотрела на всю нашу компанию.

Потом она подошла к нам и сказала:

– Почему-то мне кажется, господа, что ваш визит сюда неспроста. Я чувствую, что вы собираетесь взять нашего Арни с собой, слишком уж у него довольная физиономия. Я – дочь Юга, и не мне прятать родного сына за свою юбку. Да пребудет с вами Господь, и да хранит он вас и моего сына!

Сухая золотая осень в Петербурге сменялась осенью мокрой. В последние дни начались затяжные нудные дожди. И вот почти уже неделю серое небо плакало мелкими каплями на землю, будто смывая в прошлое события бурного лета 1877 года.

Моя экспериментальная гатчинская рота специального назначения хоть и не была еще собственно спецназом, но существовала уже без малого полтора месяца и прошла первичное слаживание. Бойцы притерлись друг к другу, к новым условиям службы, и приступили к режиму усиленных тренировок. К тому времени была уже готова и новая форма, с высочайшего соизволения в значительной степени пошитая по нашим образцам. Спецназовцы получили суконные кителя и брюки цвета хаки, и такого же цвета кепи. По зимней форме одежды вместо кепи полагалась черная кубанка, а в качестве верхней одежды крытый белым с серыми разводами сукном короткий бараний полушубок. В качестве обуви, вместо тяжелых юфтевых сапог, я заказал более удобные берцы, с самыми настоящими литыми резиновыми подошвами. Питерская российско-американская резиновая мануфактура «Треугольник» уже вполне качественно отливает их из натурального каучука. Таким образом, после моих почти трехнедельных мучений рота была должным образом одета, обута и экипирована.

Император, то бишь полковник Александров, регулярно бывающий на наших занятиях и тренировках, тоже потребовал у своего портного построить ему мундир по нашему образцу. Получилась форма для «старшего комсостава». Александр Александрович выглядел в ней величественно и грозно, как человек-медведь. Суров, но справедлив – истинное воплощение России.

Кстати, о комсоставе. Взводными я взял к себе молоденьких подпоручиков, только закончивших в этом году петербургские военные училища. Опыта командования спецназом здесь все равно ни у кого нет, а учить с нуля – все же проще, чем переучивать. В бытовых же делах, связанных с солдатской жизнью, основная нагрузка легла на старших унтеров и ротного фельдфебеля, плотно севшего на хозяйство.

Несмотря на запрет Марии Федоровны, к нам повадились бегать и ее сыновья: девятилетний цесаревич Николай и семилетний Георгий. Мальчишки во все времена мальчишки. Кстати, Николай, по местному Ники, ничуть не напоминает закомплексованного и заторможенного императора Николая II, известного нам по прошлому варианту истории. Нормальный, немного шебутной, любознательный пацан. Что его так испортило – бог весть. Может, повлияло суровое английское воспитание, практикуемое в семье Романовых, вкупе с запретом учителям задавать и спрашивать у цесаревича уроки? То ли сказался удар японского городового саблей по голове, или же несчастная, в чем-то даже извращенная любовь к Алисе Гессенской, вкупе с рождением больного наследника. Знал же он, на что шел, когда брал гессенку в жены, ибо в той семейке гемофилик на гемофилике сидел и гемофиликом погонял.

Не знаю, может, сработал какой-то один из этих факторов, а может, все три вместе, но в любом случае мальчика надо спасать, пока еще не поздно. А вместе с ним спасать и многомиллионную Российскую империю. Ведь если не угнетать, а развивать его природные задатки, то из этого мальчика выйдет правитель ничуть не хуже Алексея Михайловича, по прозвищу Тишайший, который пусть и не будет совершать резких движений, но при этом, не теряясь под ударами судьбы, будет вести Российскую империю через все бури от победы к победе.

С Марией Федоровной на эту тему разговаривать было бесполезно. Все матери всегда и во все времена были заботливыми наседками, готовыми спасать любимое чадо от всех неприятностей. Лучше уж при удобном случае попытаться переговорить с Александром III, пардон, с полковником Александровым, пристрастившимся приходить в наш импровизированный спортзал «разогнать кровь», то есть поработать с железом на наших самодельных тренажерах, и побороться с моими бойцами.

Сила у императора была неимоверная, так что летали от него мои хлопчики, как кегли. Правда, пару раз моим особо талантливым ученикам удавалось провести прием, и тогда подтверждалась давняя пословица, гласившая, что «большой шкаф громко падает». Таким счастливцам царь сразу дарил серебряный рубль «на водку». Но, по моему наблюдению, в роте еще не было случая, чтобы такой рубль был пропит или потрачен. Бойцы хранили их как настоящие награды, считая, что эти подаренные царем рубли в бою должны принести им удачу.

Но это у нас еще впереди, а пока Ники и Жоржи в обычные дни пытаются проникнуть на наши занятия разными окольными путями. Пришлось даже специально инструктировать бойцов, чтобы в таких случаях они делали вид, что не замечают царских детей, будто на них надета шапка-невидимка. Но при этом следует соблюдать правила техники безопасности, чтобы никого из них не придавило чьим-нибудь падающим телом. Слава богу, идиотов у меня в роте нет, дошло до всех и с первого раза.

Как я уже говорил, всю последнюю неделю шли сплошные дожди. Но сегодня день выдался особенный. С утра южный ветер разогнал тучи, выглянуло неяркое осеннее солнце, которое осветило все вокруг своей прощальной улыбкой. Раз уж установилась хорошая погода, то я решил сегодня в полном объеме обкатать своих ребят на новой, только что построенной для них штурмовой полосе.

По такому случаю император решил официально посетить занятия роты, взяв с собой супругу с детьми. А может, это мелкие упросили своего папа взять их на это мероприятие, а Мария Федоровна просто составила своим мужчинам компанию, дабы в ее присутствии они вели себя скромнее и не впадали в милитаристский угар.

Но это было еще не все. Вслед за коляской, в которой сидели Александр III, Мария Федоровна, Ники и Жоржи, подкатило еще одно ландо, из которого вышли сын королевы Виктории принц Альфред и его русская супруга, сестра императора Александра III, Мария Александровна. Я слышал, что император, который был в приятельских отношениях с мужем сестры, попросил Виктора Сергеевича под честное слово предоставить ему свободу, при условии, что Фредди, хоть один, хоть с супругой, не будет пытаться покинуть территорию Российской империи. Ну, разве откажешь хозяину одной шестой части суши? Честное слово было дано, и вот принц Альфред с супругой и детьми здесь, в Санкт-Петербурге.

Увидев меня, Мария Александровна приветливо кивнула, а Фредди скривился, как от зубной боли. Уж слишком разные воспоминания появились у супругов при виде моей скромной персоны. Если принцессе Марии вспомнилось обретение свободы и возвращение на Родину, то принцу Альфреду – момент величайшего позора в его жизни.

Ничего страшного – Сан Саныч тоже был там, в Пирее, и немало «теплых слов» высказал тогда своему приятелю. Переживет Фредди, не помрет. Англичан сейчас вообще нигде не любят, припоминая им и спесь, и жадность, и беспринципность, и патологическую жестокость – черты, свойственные их нации.

Мария Александровна повернулась к брату:

– Саша, – сказала она, – дозволь переговорить мне с этим молодым человеком?

– Дозволяю, – сказал император. – Но только, Мари, пожалуйста, говори с ним недолго. Мы все в ожидании того зрелища, которое нам было обещано.

– Хорошо, Саша, – кивнула принцесса Мария и снова перевела взгляд на меня.

– Подойдите, пожалуйста, – сказала она мне, – я вижу, что со времени нашей последней встречи вы выросли в звании?

– С разрешения адмирала Ларионова, – вмешался в разговор император, – я поздравил этого храброго офицера штабс-капитаном. А что – он умен, смел, находчив, да и за словом в карман не лезет. К тому же он одарен множеством других талантов, которые и собирается нам сейчас продемонстрировать.

Последняя фраза, очевидно, содержала намек на то, что светскую болтовню пора бы и сворачивать. Мария Александровна при этом тоже поняла – к чему клонит ее брат.

– Очень хорошо, Саша, – сказала она, – раз у господина штабс-капитана сейчас совершенно нет времени, то тогда, может, ты позволишь ему сопровождать меня завтра утром на прогулке с детьми, ну, скажем, у амфитеатра. Там очень живописные развалины, похожие на древнеримские. Кстати, в моем окружении есть девица, которой господин штабс-капитан так вскружил голову, что она не может ни есть, ни спать. Бедняжка похудела так, что все платья висят на ней мешком.

– Позволяю, – кивнул император. – И передай своей девице, Мари, что пусть она не зевает, если не хочет остаться в старых девах. Штабс-капитан – парень хоть куда. Он только взглянет, и у здешних девиц сразу головокружение в головах начинается.

«Да, дела, – подумал я, – хорошо, что Фредди по-русски ни бельмеса. Вон, стоит в позе сенбернара и в ус не дует. Уж не знаю, что бы он подумал, если бы понял суть происходящей сейчас беседы».

Очевидно те же мысли пришли в голову и обеим Мариям:

– Саша, – с притворным возмущением, почти хором воскликнули обе, – да что ты такое говоришь?!

– А что, – тряхнул головой император, – святая правда, Николай Арсеньевич всем хорош, только знатностью рода не отличается. Но дело это, в принципе, поправимое, князем или графом я его в два счета смогу сделать. Но хватит болтовни…

Император повернулся в мою сторону и сказал: – Начинайте, господин штабс-капитан!

И мы начали. Специально назначенные мною люди подожгли разлитую нефть, запалили бикфордовы шнуры учебных петард, и рота рванула. Пошла она через огонь, воду, взрывы, оконные проемы, траншеи, рвы, треск заменяющих пулемет картечниц Гатлинга-Горлова, и соломенные чучела, изображающие вражеских солдат…

Могу сказать, что раньше я за такое и сам больше троечки бы не поставил. Но ребята были на дистанции первый раз, да и тренировались всего ничего. Многим было страшно, особенно когда бухали петарды, и низко, прямо над головой, жужжали четырехлинейные пули от винтовки Бердана № 2. Но никак нельзя бойцу показать робость, особенно когда на него смотрит сам император. Дистанция обошлась без каких-либо эксцессов.

Вернулись мы на исходную мокрые, запаренные, уставшие, как кони после красносельских скачек. Александр III, встречая нас, сиял, словно именинник, морда же принца Альфреда была кислой, будто он отведал знаменитых британских лимонов. Мелкие, спрятавшиеся за спиной отца, просто верещали от восторга. Императрица Мария Федоровна смотрела на моих бойцов с жалостью. А вот принцесса Мария Александровна – с неподдельным интересом. Грубо говоря, по мужской части любой из них дал бы сто очков форы ее мужу, при взгляде на которого приходило на ум только одно слово «никакой». Так и до неприятностей недалеко.

Выстроив роту, я скомандовал:

– Равняйсь, смирно, – и сообщил им, что император высказал нам всем свое монаршее удовольствие.

От дальнейшего общения в кругу августейших особ я вежливо отказался под предлогом общей усталости и необходимости сменить обмундирование.

– Ваши императорские величества и ваши императорские высочества, – вежливо сказал я, – мой первый тренер говорил, что даже если прирожденную парижанку гнать рысью три версты, то после этого от нее будет пахнуть самой настоящей кобылой. Чего уж тут говорить о простом русском офицере. Так что, прошу вашего разрешения откланяться для того, чтобы иметь возможность привести себя в порядок.

Императору шутка про парижанку понравилась, и разрешение покинуть августейшую компанию было получено. А впереди нас ждала натопленная баня, веники и горячий обед. Лепота! – как любит говорить полковник Бережной.

Сегодня на рассвете мы отошли от Кайавы и направились в Чарльстон. От Кайавы до входа в Чарльстонскую гавань примерно восемнадцать миль, но адмирал Семмс приказал нам отойти подальше от берега, чтобы создать видимость того, что мы пришли со стороны открытого океана. Я тогда еще подумал, что зря он это. И действительно – вскоре мы увидели паруса, вскоре превратившиеся в парусно-винтовой фрегат американского флота.

Адмирал приказал спустить паруса.

– Сейчас нас будут осматривать, – сказал он почему-то довольным голосом.

И вправду, над бортом фрегата выросло облачко дыма, и мы услышали гром пушечного выстрела, а примерно в полукабельтове у нас прямо по курсу поднялся небольшой столб воды.

– Фигляры, – сквозь зубы процедил адмирал, – мы же легли в дрейф. Сразу видно, что снаряды им девать некуда.

Фрегат подошел поближе и тоже лег в дрейф. Вскоре от его борта отвалила шлюпка. Некоторое время, которое понадобилось матросам-янки для того, чтобы догрести до нас, к нам на борт взобрался молоденький лейтенант, пухлый и розовый, как свинка, и вместе с ним еще около десятка вооруженных матросов.

– Лейтенант Энтони Блэр, Флот Североамериканских Соединенных Штатов, – козлиным голосом проблеял офицер-янки: – Кто вы, откуда и куда следуете?

Адмирал с саркастической улыбкой парировал: – Рафаэль Семмс, член делегации Североамериканских Соединенных Штатов в Югороссии.

Лейтенант Блэр переменился в лице.

– Не тот ли вы Семмс, – спросил он, – который потопил столько наших судов в войну?

– Да, это я, – ответил адмирал. – А сейчас я возвращаюсь из миссии, на которую был назначен по личному распоряжению президента Хейса. Мы следуем из Константинополя, а по пути заходили в Херес и на Азоры.

Блэр подумал секунду и сказал: – Сэр, почему вы возвращаетесь на частном корабле, тем более с таким одиозным названием?

– Переговоры завершены, – ответил адмирал, – и я заглянул на аукцион, на котором югороссы распродавали свои британские трофеи. Можно сказать, что этот корабль достался мне почти даром – ведь он в очень и очень приличном состоянии, сами можете убедиться. В Филадельфии или Чарльстоне за такие деньги можно купить разве что рыбацкий бот. Я подумал, что раз уж выпал такой случай, то мне на старости лет стоит заняться морской торговлей. Или, лейтенант, теперь это возбраняется законом?

Тут адмирал широко улыбнулся:

– Мистер Блер, я ведь еще и адвокат, так что не пытайтесь заниматься казуистикой – у вас против меня нет никаких шансов.

Блэр скривился, как будто его заставили съесть незрелый лимон прямо с кожурой.

– Сэр, – сказал он, – в таком случае дозвольте осмотреть ваш корабль, а также опросить всех ваших матросов и пассажиров?

– Конечно, – улыбка адмирала стала еще шире. – Хоть последнее и выходит за рамки ваших служебных полномочий.

Блэр и его люди обыскали каждый дюйм, проверили судебный манифест, сличили его с грузом (здесь все было в порядке), опросили каждого на борту, после чего лейтенант с гримасой сказал:

– Можете следовать дальше, мистер Семмс, счастливого плавания.

– Тогда прошу вас подписать бумагу, что вы проверили все на борту, что груз корабля – испанский херес и константинопольские оливки, и что ни к грузу, ни к пассажирам вы никаких претензий не имеете. Я уже составил эту бумагу – вот она, в двух экземплярах. Один для вас.

Лейтенант подписал оба экземпляра, швырнул перо на стол, и вскоре шлюпка с янки отошла от борта «Алабамы». Матросы уже поднимали паруса, а адмирал отозвал меня в сторонку.

– Вот видите, – сказал он, – теперь ни у кого не будет даже тени сомнения, что мы пришли прямо с Азор. Кстати, эти растяпы даже не посмотрели на наше вооружение – единственное, что могло их насторожить. Сразу видно, что эта посудина ни разу не была в настоящем деле.

Вскоре мы увидели острова, окаймляющие Чарльстонскую гавань, и защищающие вход на внутренний рейд форты Самтер и Молтри. Нас пропустили беспрепятственно. И вот мы уже ошвартовались у таможенного пирса.

Чарльстонская гавань одна из самых красивейших в мире. Чарльстон находится на полуострове между устьями глубоководных рек Эшли и Купер. Представьте себе – светит ласковое южное солнце, в бирюзовой воде гавани играют дельфины, на полуострове, в тени ветвистых деревьев, расположены бесчисленные особняки с верандами и балконами, огражденными чугунными кружевными перилами, сады благоухают цветами… Очень хорошо, что город так и не был взят армией янки во время войны между штатами, иначе бы от этой красоты остались одни головешки, как это тогда произошло с Атлантой, Колумбией, Огастой…