И вот среди этого многообразия появляется президент Ширак и предлагает собственную теорию истины. Страна, давшая миру Декарта и Паскаля, предложила нам новое, уникальное определение правды, согласно которой слова, сказанные перед журналистами, истинны лишь в том случае, если могут быть «записаны и попасть в печать». Если верить этой теории, слова «кошка лежит на коврике» будут правдой лишь в том случае, если они соответствуют официальному внешнеполитическому курсу Франции.
Если верить мистеру Шираку, единственная сложность с его первым, беззаботным заявлением по поводу ядерного оружия у Ирана заключалась в том, что оно не было предназначено для широкой публики. Согласно французской внешнеполитической доктрине, наличие у Ирана ядерной бомбы неприемлемо, и поэтому СМИ не должны публиковать ничего, что противоречило бы этой позиции. Vive la vérité!18
(Признаемся: мы исходим из того, что любая правда достойна быть обнародованной. Однако эту позицию не разделяют многие правительства, не только во Франции, но и гораздо ближе.)
ФРИТЮР ПО-ФРАНЦУЗСКИ
На карте: «Я знаю, когда промолчать»
Ложь во спасение
Вселенная невинной лжи знакома каждому из нас. В ней обитают утверждения, которые нельзя считать правдивыми, но и наглым враньем их не назовешь. Они как бы существуют в другом мире. «Как себя чувствуешь?» — «Отлично, спасибо!» Переведем: «Вообще-то у меня ноют мозоли, но я не хочу касаться этой темы. Ну, а в целом у меня все отлично. Да, можно сказать, отлично». А вот пример невинной лжи от помощника президента Рейгана Майкла Дивера — на вопрос о том, как отреагировал президент на ратификацию Конгрессом продажи самолетов Саудовской Аравии, он ответил: «Президент сказал: “Слава богу!”»
На самом деле президент сказал: «Господи, я как будто только что высрал ананас!»iv
В этой фразе сквозила по-домашнему милая непринужденность, но мистер Дивер рассудил, что она прозвучала бы как-то не по-президентски, и заменил ее менее запоминающимся, но более духовным «Слава богу!».
Хотя обычно мы ратуем за правду, в данном случае мы считаем, что мистер Дивер сработал просто отлично. По крайней мере, нам приходилось слышать куда менее удачные образчики лжи во спасение — к примеру, от Билла Клинтона, который с подкупающей искренностью заявил: «Я с детства слышал о закрытых выборных партийных собраниях в Айове и поэтому очень хочу выступить там удачно». Однако история ему противоречит: закрытые собрания членов партий для выдвижения кандидатов и обсуждения политических вопросов в Айове начали проводить, когда Клинтон уже учился в университетской магистратуре, а поскольку он был не по годам развитым юношей, то к тому времени определенно уже вырос из коротких детских штанишек. Или возьмем Альберта Гора, рассказывавшего, что мама в детстве укачивала его под песню Look for the Union Label19, которая в действительности была написана, когда Альбертику исполнилось двадцать семь. Теперь любой желающий может поставить мистеру Гору в вину, что маме приходилось петь ему колыбельные слишком долго после того, как он вышел из соответствующего возраста.
Опасности, которые таит в себе невинная ложь, иллюстрирует история Эллис Грейсон:
Эллис должна была испечь торт для благотворительной распродажи, которую устраивал женский комитет в местной баптистской церкви, однако совершенно забыла об этом и вспомнила лишь в самую последнюю минуту. Между тем для Эллис этот торт был чрезвычайно важен, поскольку ей очень хотелось произвести благоприятное впечатление. С присущей ей фантазией она осмотрела каждый уголок дома, пытаясь на скорую руку изобрести какую-нибудь замену. Наконец, в уборной ей на глаза попался рулон туалетной бумаги. Она плюхнула его на блюдо и залила толстым слоем глазури. Результат выглядел великолепно. Перед тем как отправиться с тортом в церковь, а затем и на работу, она разбудила дочь, дала ей денег и строго наказала прийти на распродажу к самому началу, в половине десятого, купить торт и отнести домой. Но когда дочка Эллис пришла на распродажу, она обнаружила, что красавец-торт уже продали. Услышав об этом, Эллис была в ужасе: теперь все узнают о том, что она сделала!
На следующее утро, однако, Эллис решила, что постарается не думать о своем торте, а лучше отправится на светский званый обед в доме одной из своих товарок из церковного комитета и с удовольствием проведет время. На обеде действительно собрался весь цвет местного общества, за столом подавали изысканные блюда, однако на десерт, к ужасу Эллис, был подан тот самый злополучный торт! Эллис почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек. Она уже готова была встать и признаться во всем, но не успела подняться на ноги, как супруга мэра воскликнула:
— Какой прекрасный торт!
И Эллис услышала, как хозяйка с гордостью ответила:
— Спасибо! Я сама его испекла!
Думаем как все
Старый философ по имени Аноним как-то изрек мудрую мысль: «Выбирая слово, выбираешь мир». Он имел в виду, что термины, с помощью которых мы описываем то или иное явление, задают способы их осмысления. С готовностью усваивая общепринятые взгляды, которые скармливают нам политиканы и щелкоперы, мы помогаем им создавать альтернативную вселенную языкового общения, которая определяет, что мы можем сказать по обсуждаемой теме, а что — нет.
СТАРАЯ ДОБРАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ: ЗАМАНИТЬ И ПОДМЕНИТЬ
«Это была не ложь, сенатор, по большому счету это была правда»
(Монтаж «Ежедневного шоу с Джоном Стюартом»)
Он [Керри] далек от большинства
— Fox News
[Керри] далек от большинства
— Спикер из лагеря Буша
Он так далек от большинства
— Директор по коммуникациям кампании Буша — Чейни
Он очень далек от большинства
— Линн Чейни
[Керри и Эдвардз] очень далеки от большинства
— Стратег Республиканской партии
Мне кажется, я начинаю думать, что [Керри и Эдвардз] далеки от большинства!
— Джон Стюарт
Как общепринятые представления становятся общепринятыми? Как объяснил нам Стюарт, обычно все начинается с темы разговора. Партия А решает, какими, на ее вкус, должны быть наши представления о кандидате от партии Б, и подбирает соответствующие нелестные ярлыки, которые начинают столь часто мелькать в прессе, что неизбежно впечатываются в наше сознание. Журналисты с готовностью подхватывают их, поскольку это позволяет им подбирать забористые темы для статей. Да и мы, публика, с готовностью цепляемся за эти ярлыки — они ведь такие броские и так легко запоминаются! И, что еще важнее, усвоить их куда проще, чем думать самому.
Как писал эссеист Луи Менанд в статье «Занимательная история цитат» (Notable Quatables) в журнале New Yorker, во многих популярных цитатах броскость важнее точности. Шерлок Холмс никогда не говорил: «Элементарно, дорогой Ватсон!» И Ильза, героиня Ингрид Бергман из «Касабланки», не просила: «Сыграй еще раз, Сэм!» Хорас Грили20 не говорил: «Иди на Запад, молодой человек!», а Патрик Генри не восклицал: «Дайте мне свободу, или дайте мне смерть!» И, что самое обидное, Лео Дэрошер21 вовсе не заявлял: «Хорошие парни всегда проигрывают». На самом деле Дэрошер сказал: «Хорошие парни все здесь, на седьмом месте!» Однако в этой фразе явно нет того, что делает ее запоминающейся. Настоящая фраза Дэрошера не поет, в ней нет поэзии, и к тому же она слишком затянута. Как выражаются опытные политики: «Дайте мне зацепку, или дайте мне грязи!»
И вот мы, безликие народные массы, сами того не ведая, вступаем в заговор СМИ, присоединяясь к их словесным играм. Когда речь заходит о Буше, мы говорим, что он «примитивен». Будто роботы, подчиняющиеся голосовым командам, мы называем Обаму «недостаточно опытным», Чейни — «Дартом Вейдером» и «истинным президентом», Хиллари — «стервой», а Билла — «легкомысленным» и «недисциплинированным». Неважно, есть ли в этих ярлыках хотя бы грамм правды: если бы они не находили у нас отклика, они бы не срабатывали. Беда в том, что они заменяют нам собственные мысли. Разумеется, Кэлвин Кулидж был не только «молчаливым», а Никсон — не просто «хитрецом». Ну, хорошо, последнюю фразу можно вычеркнуть.
Традиционные представления: классический способ усвоения
Обратимся вновь к нашим друзьям из мифического армянского радио:
Радиослушатель: Что такое «обмен идеями»?
Правительственный чиновник: Это когда вы заходите в кабинет комиссара с собственной идеей, а выходите оттуда — с его.
Общепринятые заблуждения
Традиционные представления: классический способ усвоения
Обратимся вновь к нашим друзьям из мифического армянского радио:
Радиослушатель: Что такое «обмен идеями»?
Правительственный чиновник: Это когда вы заходите в кабинет комиссара с собственной идеей, а выходите оттуда — с его.
Общепринятые заблуждения
В статье в Los Angeles Times Майкл Мэй задается вопросом: почему правительственные эксперты практически никогда не способны предугадать масштабные геополитические события — такие как распад Советского Союза или превращение Китая в мощную капиталистическую державу? В итоге он делает вывод: всему виной общепринятые стереотипы. Никто не задается правильными вопросами, поскольку их нет в повестке дня. Пока наше правительство пыталось предугадать, сумеют ли Советы создать ядерное оружие первого удара, СССР развалился на части. Ну, а если бы какой-нибудь несчастный аналитик все-таки предсказал развал Советского Союза, его просто проигнорировали бы.
Если вам нужны еще примеры того, как общепринятые воззрения мешают нам мыслить нешаблонно, вот вам такая история:
Иисус, как обычно, прогуливался по небесам и вдруг заметил седого, морщинистого старичка, сидевшего в уголке с самым несчастным видом.
— Дедушка, посмотри вокруг: ты на небесах! — ласково обратился к нему Иисус. — Тебя греют солнечные лучи, ты можешь есть все что захочешь, играть на любых музыкальных инструментах — ты должен сиять от счастья! Что же тебе не нравится?
— Понимаете, на земле я был плотником, — ответил тот. — И у меня был сын, которого я очень любил. Но я потерял его, когда он был еще совсем юным. И когда я попал сюда, на небеса, мне больше всего хотелось встретиться здесь с ним.
На глаза Иисуса навернулись слезы.
— Папа! — воскликнул он.
Старик вскочил и, рыдая от счастья, вскричал:
— Буратино!
Этот анекдот кажется нам смешным, поскольку мы, читатели, следуем общепринятому ходу мыслей и поэтому попадаем в приготовленную для нас автором ловушку.
Пустые принципы
Еще одна крайне полезная альтернативная вселенная — это вселенная Пустых Этических Принципов — идеалов возвышенных, но при этом столь абстрактных, что с их помощью можно оправдать любое действие — или бездействие. Именно так действовал Джордж Буш, предлагая объяснение наложенного им вето на государственное финансирование исследований стволовых клеток эмбрионов:
Отбирать человеческую жизнь в надежде спасти другую человеческую жизнь — неэтично.
Наш главный специалист по этике приковал к себе наше внимание последним словом своей речи, ведь этика — наша главная слабость. Она занимает в наших душах теплое местечко по соседству с «Ред-Сокс», «Фоли-Бержер» и другими милыми нашему сердцу вещами.
Но, увы, мы учились в школе задолго до того, как детей бросили на произвол образовательной реформы22, что не дает нам как следует насладиться заявлением Этика (как он сам себя называет). В частности, мы вспоминаем труды велеречивого немецкого зануды XVIII века, Иммануила Канта.
Старина Кант полагал, что рациональные этические действия должны быть основаны на принципах, или максимах, «которые вы хотели бы видеть в качестве универсальных законов», и что это «единственное условие, при котором ваши желания и стремления не будут вступать в конфликт друг с другом». К сожалению, мы вынуждены признаться, что наш немецкий оставляет желать лучшего (Salzkartoffel23 и “Gerstensaft24” — вот, фактически, и все наши познания) и Кант, даже в переводе, представляется нам непролазным глубокомысленным Kartoffel. Однако одно он неплохо подметил: если вы оправдываете некое действие каким-либо абсолютным принципом, другие ваши действия также должны ему соответствовать. Кстати, насколько мы помним, наш вожатый в дружине скаутов-волчат25 учил нас тому же.
Как же нам, в таком случае, поступить с тем фактом, что наш принципиальный Джордж в бытность губернатором Техаса налево и направо подписывал указы о смертной казни? Он не стеснялся говорить журналистам, что высшая мера наказания — это средство устрашения, которое помогает предотвращать убийства и изнасилования. Черт возьми, это звучит так, как будто Буш исповедует принцип: «Мы имеем полное право отбирать человеческую жизнь в надежде спасти другую человеческую жизнь». По крайней мере, это никак не сочетается с заявлением о том, что «отбирать человеческую жизнь в надежде спасти другую человеческую жизнь — неэтично», ибо звучит как полная противоположность ему.
Хотя, возможно, все это лишь мелочные придирки? Применять абстрактные этические принципы к конкретным этическим проблемам — дело ненадежное и рискованное, об этом вам скажет даже знаток медицинской этики. Лишний раз убедиться в этом мы можем на примере доктора из следующей истории:
Женщина в кабинете врача неожиданно восклицает:
— Доктор, поцелуйте меня!
Врач, взглянув на нее, отвечает, что это противоречило бы его этическому кодексу.
Проходит минут двадцать. Женщина вновь требует:
— Доктор, ну поцелуйте меня, хотя бы один раз!
Он вновь отказывается, извиняющимся тоном объясняя, что, будучи врачом, не может себе этого позволить.
Однако еще через двадцать минут пациентка снова умоляет:
— Доктор, ну пожалуйста, ну всего один разочек!
— Послушайте, — отзывается врач — мне очень жаль, но я действительно никак не могу поцеловать вас. На самом деле, наверное, мне и спать с вами не стоило.
Подумав, мы решили, что, возможно, неверно судим о поступках Буша. Вероятно, он вовсе не кантианец, а марксист — последователь Гручо Маркса, чей краткий этический кодекс мы никогда не устанем цитировать: «Таковы мои принципы; если они вам не нравятся, у меня есть другие».
ВЕРНЫЙ СПОСОБ БЫТЬ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫМ
«Свои основные убеждения я всегда записываю на ладони — так мне проще с ними сверяться»
V Урок для продвинутых
Как пудрить мозги, используя формальные логические ошибки
Когда в детстве матери уговаривали нас следить за своими словами, мы, возможно, восприняли их советы слишком буквально и, в конце концов, окопались в раю для современных философов — царстве Формальной Логики, где буквально каждое слово требует серьезного обдумывания. Нужно, однако, заметить, что не для всех это рай.
Для тех же, кто не задумывается о своих словах, мы предлагаем дополнительную главу, посвященную формальным ошибкам в дедуктивной логике. Надо сказать, именно такого рода ошибки позволяют политиканам делать самые неудачные умозаключения, однако, чтобы в подобных случаях выявить подвох, нам придется как следует пораскинуть мозгами. Внимание: если сочтете нужным читать эту главу вслух, рекомендуем делать это подальше от ушей родных и близких, лучше — в комнате, где стены, пол и потолок обиты мягким звуконепроницаемым материалом.
Неверное преобразование
Вольное обращение с логикой дает политиканам и их приспешникам столько возможностей для лжи, что уследить за каждым случаем, пожалуй, проблематично. Вот почему они вечно таскают с собой пособия по логическим трюкам. В них вы совершенно точно найдете схему «двойного перевертыша», пожалуй, самого хитрого из возможных трюков:
Тэвис Смайли (интервьюер): Как вы ответите тем, кто в ходе кампании будет спрашивать вас: как вы, человек, не служивший в армии, можете стать компетентным главнокомандующим?
Эл Шарптон26 (интервьюируемый): Я думаю, что факт службы в армии еще не делает человека компетентным главнокомандующим.
Если разобрать это высказывание, то количество разных уровней интерпретации окажется больше, чем вариантов трансформации в кресле-реклайнере фирмы La-Z-Boy, так что мы, пожалуй, обозначим их номерами:
С первого взгляда ясно, что достопочтенный Шарптон отвечает не на тот вопрос, который задал ему мистер Смайли. Мы знаем, что Шарптон — человек весьма неглупый, и поэтому сильно сомневаемся, что эта подмена сути была случайной. Но тогда зачем Шарптон так поступил?
Интересное объяснение, которое, кстати, поддержали некоторые политобозреватели в своих блогах, заключается в том, что на самом деле преподобный Шарптон дал достойный отпор попыткам Смайли совершить логическую ошибку, использовав неверное отождествление, — один из самых страшных грехов для изучавших труды Аристотеля. Этот ложный вывод вытекает из ошибочной логической схемы: если А, то Б; следовательно, если не А, тогда и не Б. Это все равно что утверждать: если Усама жив, то он в Тора-Бора, значит, если он мертв, то он находится в каком-нибудь другом месте. На самом деле две части этого утверждения не имеют друг к другу никакого отношения, и преподобный Шарптон совершенно справедливо указал мистеру Смайли на распространенную логическую ошибку.