– А если в глаз попадешь, можно же выбить? Все-таки пули, а не жвачкой кинуть.
– Никто не застрахован от случайностей. Я давно запланировал устроить тут войну. Мне нужно, чтобы проявили себя крепкие и смелые люди. Доктор Страхов должен был их вырастить, но у него не очень хорошо получается. То передозировка, то недозировка. На самом деле он был обязан изобрести такую вакцину, чтобы мои солдаты никого не боялись, только меня. Война все расставит по своим местам, я быстро пойму, из кого я могу сформировать свои ударные боевые части.
– А зачем они вам?
БГ помолчал, подумал и сказал:
– Ладно. Учти: об этом никто не знает. Если проболтаешься, я тебя просто расстреляю по законам военного времени.
– Хорошо, – сказал Ник, имея в виду не то, что БГ его может расстрелять, это как раз не хорошо, а то, что он согласен хранить тайну под страхом смерти.
– Ты знаешь, малыш, что происходит в мире?
– Много чего происходит.
– Нет, я имею в виду главное?
Ник напрягся, чтобы сообразить, что же в мире главное. Но главного слишком много. А самое, пожалуй, главное, это жизнь. Так он и ответил:
– Жизнь происходит.
– Нет. Это не жизнь. Это существование. Люди живут в вечном страхе. Они боятся смерти, болезней, бедности, голода. Они боятся соседей, людей других национальностей, начальников, подчиненных. Женщины боятся мужчин, мужчины боятся женщин. Дети боятся взрослых, взрослые боятся детей. Учителя боятся школьников, школьники боятся учителей. И наконец, все боятся сами себя. Ведь так?
– Ну, более-менее, – уклончиво сказал Ник. Он понимал умом, что БГ в чем-то прав, но сам он не боялся смерти, болезней, бедности, голода, соседей, людей других национальностей. Он не замечал также, чтобы женщины очень уж боялись мужчин, а мужчины женщин, скорее, наоборот, если особенно судить по телевизору, они только и делают, что стараются понравиться друг другу, вся реклама на этом построена: то и дело показывают женщин, которые изо всех сил хвалятся своим внешним видом, и мужчин, которые выставляют напоказ свои автомобили, костюмы, часы и так далее. И уж тем более Ник не мог понять, с чего БГ взял, будто учителя боятся школьников, а школьники учителей.
Все эти мысли мелькнули в его голове за долю секунды, а БГ успел рассердиться.
– Ты ничего не понимаешь! Я тебе говорю – все боятся! Но, как я понял, а доктор Страхов подтвердил, на самом деле все сводится к одному: все боятся будущего. Боятся будущих болезней, будущей смерти, будущей бедности. И выход один. Какой?
– Сделать так, чтобы не было болезней, смерти и бедности? – предположил Ник.
– Это невозможно! Слушай внимательно. Я сказал, что люди боятся, но я не сказал, что это плохо! Они мало боятся, вот что плохо! Надо сделать так, чтобы они полюбили свой страх! Чтобы они все стали бесстрашно трусливыми! Потому что все несчастья от людской смелости! Человек не боится быстро ехать – и давит других. Не боится высоты – и падает с горы. Не боится хулиганов, нападает, в результате получает по голове и оказывается в больнице!
– Что же, бежать от хулиганов? – спросил Ник.
– Конечно! Ты только представь: все ездят тихо – боятся. Не лезут ни на какие горы, не рискуют, ведут здоровый образ жизни – то есть смело и спокойно боятся. Убегают от хулиганов, да, убегают, ну и что? Это приведет к тому, что хулиганы исчезнут!
– Как это?
– Очень просто! Представь: идут хулиганы по улице. Хотят кого-то избить и ограбить. Но все сразу же разбегаются! Хулиганы бродят и не могут никого поймать! И бросают свое бессмысленное хулиганство.
Ник сомневался, что настоящие хулиганы не смогут никого поймать и бросят свое бессмысленное хулиганство, но не стал возражать: БГ вдохновился, впал в раж, глаза его горели.
– Скоро на земле будет мир! Профессор заразит инфекцией страха микробов, мы запустим их в организмы людей, и начнется эпидемия страха! Но конечно, нужны люди, которые все это будут контролировать. Смелые люди. Поэтому Страхов проводит эксперименты в двух направлениях – он создал вирус страха и вирус смелости. Смелостью он заразил тебя, а страхом твоего брата. И вирус уже распространяется – ведь твои друзья согласились стать бойцами, они заразились от тебя смелостью. А друзья Вика заразились страхом. Теперь надо проверить, что лучше действует в бою – страх или смелость!
– Значит, бой все-таки будет?
– Конечно! Народ обязательно взбунтуется если не сегодня, то завтра!
Вышка мужества. Патрулирование
Но ни сегодня, ни завтра народ не взбунтовался.
Бояне понемногу приспособились к новым условиям. Они так расставляли мебель, чтобы образовывались укромные уголки, в которых и отсиживались. А если и не отсиживались, то постепенно перестали обращать внимание на окружающих. Это только сначала кажется, что на тебя все смотрят, а потом понимаешь: не очень ты нужен, чтобы на тебя глазеть.
Тогда БГ начал готовиться к войне в одностороннем порядке. С утра до вечера солдаты тренировались, развивая выносливость, меткость, силу и ловкость.
Тренировалось и подразделение Ника.
Он был горд доверием, которое ему оказал БГ, поделившись своими планами, и хотел оправдать это доверие, установив железную дисциплину, требуя от подчиненных неукоснительного исполнения приказов и ставя перед ними все более трудные задачи.
БГ как-то поприсутствовал на занятии по метанию деревянных гранат (настоящего оружия страбытам-боюпам пока не давали) и остался доволен командованием, но был недоволен исполнением.
– Какие-то они вялые у тебя, старбой, – сказал он Нику. – Азарта не вижу, смелости не вижу.
– Деревяшки кидать – много смелости не надо, – отозвался Мишка.
– Кто там вякает без разрешения? – тут же взвился БГ.
Мишка, приученный уже к армейскому порядку, вышел из строя, вытянулся:
– Я!
– В карцер хочешь?
– Никак нет, товарищ генерал!
– А чего рассуждать взялся без спроса?
– Виноват, товарищ генерал!
БГ вгляделся в выкаченные глаза Мишки и заподозрил неладное:
– Ты, часом, не смеешься надо мной, а?
– Никак нет, товарищ генерал!
– То-то. Устрой-ка им испытание на вышке мужества, – приказал он Нику.
– А что это?
БГ объяснил: вышка мужества – это десятиметровая вышка, с которой надо прыгнуть. Внизу – батут, на него надо попасть. Попал – твое счастье, не попал – будет очень неприятно. Да еще на батуте надо попрыгать, чтобы не сразу спрыгнуть на землю, иначе тоже ноги отшибешь.
Генерал не только объяснил, но и, проявив доброту, сам привел их к этой вышке.
Подростки глянули и обомлели: она показалась им очень высокой, а круглый батут, растянутый перед нею, – очень маленьким.
– Действуйте! – сказал генерал и ушел.
– Я умру, а не полезу туда! – заявила Машка-рыжефобка.
– Я тоже, – сказал Никитка.
– Не скулить! – бодро крикнул Ник. – За мной! – И первым полез на вышку.
Но никто за ним не последовал.
Пришлось ему вернуться.
Построив боюпов, он прошелся взад-вперед перед ними:
– Так. Значит – боимся?
– Мы вообще-то собирались дочь Страхова найти, – напомнила Машка. – А занимаемся неизвестно чем!
– Если мы не будем замечательными солдатами, мы никогда не узнаем, где она! Мы же договаривались! – сказал Ник не приказным, а вполне дружелюбным голосом: он понял, что придется действовать мягче. – Ну, чего нам стоит прыгнуть по разику?
Боюпы стояли и молчали.
– А знаете ли вы, – сказал Ник, – что на самом деле вы гораздо смелее, чем вам кажется? Вы вспомните, как мы обкатку прошли! Женька, вспомни, и ты, Федька, вспомни! Мы же не испугались! Знаете почему? Только по секрету?
Боюпы заинтересовались. А Женьке и Федьке было приятно, что Ник похвалил их подвиг.
– Ну, почему? – спросил Женька.
– А потому! Потому, что вы все заразились от меня! Мне БГ объяснил: Страхов закачал в меня вирус смелости. Он заразный. А я с вами сколько уже нахожусь! Значит, вы все уже заразились.
Боюпы переглянулись.
Они вспомнили события последних дней. Действительно, они, пожалуй, стали смелее, чем раньше.
– А ты не гонишь? – спросил Лешка.
– Попрошу в армии не выражаться блатным языком! – осадил его Ник.
Лешка не сразу вспомнил, какое слово он имел в виду.
– Я это… Я хотел сказать… Ты это… Не придумываешь?
– Ни в коем случае! И это легко проверить: залезть на вышку. Там сразу поймете, какими вы стали смелыми!
Это показалось боюпам заманчивыми. Стать смелее, пусть даже благодаря вирусу, кому это не понравится?
– Ладно, полезть можно, – сказал Мишка. – Но прыгать – это мы еще посмотрим.
И они полезли на вышку по крутым деревянным ступеням.
И вот стоят на довольно большой площадке с перилами и проемом посередине и заглядывают вниз, тут же шарахаясь от края.
Сверху высота казалась еще больше, а батут – совсем крошечным.
Нику самому стало немного жутковато, но он не подал вида.
Нику самому стало немного жутковато, но он не подал вида.
– Ничего страшного! Все очень просто, вы смотрите – батут же прямо под нами, надо просто прыгнуть – и все.
– Вот ты и прыгни первым! – посоветовал Валерка.
Это была, конечно, провокация. И Ник ответил:
– Я не могу. Как вы тут останетесь без командира?
– Ничего, не пропадем! – усмехнулся Мишка.
– Ты прыгни, а потом возвращайся командирствовать, – сказала Машка.
Ник понял, что у него безвыходное положение.
Он подошел к краю, посмотрел вниз.
Конечно, страшно.
Но если он не прыгнет, его будут презирать. А БГ снимет с должности старбоя.
С каждой секундой промедления становилось все страшнее. Ник понял: еще немного, и он не сумеет прыгнуть.
И, закрыв глаза, шагнул в пустоту.
Но в полете открыл глаза, чтобы видеть, куда приземляется.
Батут спружинил и подбросил Ника обратно до середины вышки. Но потом прыжки были все ниже и ниже.
– Ого-го! Ага-га! – не удержавшись, закричал Ник от восторга. – Здорово!
И он побежал к своим товарищам.
Те стояли, нахохлившись, ничуть не вдохновленные примером Ника.
Но они понимали, что деваться некуда, придется прыгнуть. Тем более, что у большинства для этого были основания. Себяфоб Мишка знал, что если сейчас не прыгнет, а начнет думать, то не прыгнет уже никогда. Обидофоб Валерка боялся насмешек. Девчонкофоб Женька боялся, что его начнут сравнивать с испуганной Машкой, которая крепко держится за перила, не глядя вниз. Будущий вор в законе Лешка боялся оказаться трусливее тех, кто никогда не будет уважаемым вором в законе.
А вот Никитка не скрывал своего испуга.
– Как хотите, а я боюсь! – сказал он.
– Чего? – спросил Ник. – Разбиться? Даже если захочешь, не получится! Видел, как я прыгал? Мимо батута не пролетишь.
– Все равно боюсь.
– Да чего?
– Не знаю.
Все рассмеялись, и этот смех разрядил обстановку.
И Мишка, опасаясь своей задумчивости, прыгнул. И удачно. За ним прыгнул Лешка, потом Женька, потом Валерка… Короче, прыгнули все.
И это так им понравились, что они добровольно полезли опять на вышку и спрыгнули еще по разу, а потом еще и еще.
За ужином они веселились, радуясь, что преодолели страх, и гордясь собой.
– А в самом деле, – сказал Федька, – я, наверно, зараженный. Я даже не очень боялся испугаться.
– А я совсем ничего не боялся! – сказал Никитка.
– Да? А кто кричал: боюсь, боюсь? – подколола его Машка.
– Это я так, для смеха!
– Почему ты сразу не сказал, что мы теперь смелые? – упрекал Ника Женька.
Боюпам не терпелось испытать свою смелость и продемонстрировать ее перед другими.
Но Ник уже знал, что в армии проявляют храбрость только с разрешения командира, поэтому нашел дежурного по части и доложил ему, что хочет видеть БГ. Тот позвонил генералу, генерал принял Ника, Ник рассказал ему о настроениях вверенного ему отряда, умолчав о причине, то есть о том, что разболтал тайну. Но Ник ведь действовал в интересах службы, поэтому он не чувствовал себя виноватым. БГ обрадовался, похвалил Ника за умелое командование и дал задание: патрулировать улицы и смотреть, не вздумал ли кто самовольно восстановить стены. Попытки – пресекать. Он вызвал Обломского и приказал ему сопровождать подростков – на всякий случай.
Ник попросил у БГ часы, телефон, чтобы напрямую связываться с генералом, и, если можно, пистолет.
– Часы могу дать, а остальное ни к чему, – сказал генерал. – Зачем тебе телефон? Когда ты мне понадобишься, я тебя сам найду. А пистолет рано.
И он вручил Нику собственные часы – замечательные, командирские, с одним большим циферблатом и двумя маленькими, с компасом, на толстом кожаном ремне, в котором пришлось сделать дырочку, иначе часы болтались бы на руке.
В сопровождении полковника боюпы отправились на первое свое боевое задание. Оно, правда, было не совсем боевым, но они таким его считали.
Вскоре заметили непорядок: хозяин одного из домов, вернее, жилец, хозяев тут не было, соорудил из мебели что-то вроде комнатушки, куда входил через дверцу шкафа, выломав его заднюю стенку.
– Разрешите действовать? – спросил Ник Обломского.
– С одной стороны, частная жизнь неприкосновенна. С другой, у нас почти военное положение, какая может быть частная жизнь?
Ник истолковал это как разрешение и дал команду бойцам.
Они дружно налетели и мигом разбросали и разломали всю мебель, храбро не обращая внимания на унылого владельца, который, не шелохнувшись, сидел в кресле и безнадежно взирал на происходящее.
Потом боюпы обнаружили жилище, завешанное со всех сторон простынями и одеялами, и тоже разорили эту незаконную маскировку.
Работы по наведению порядка оказалось много, Нику даже пришлось разделить отряд на две части, назначив командиром второго подразделения Мишку.
Через некоторое время Ник, успешно ликвидировав очередное укрытие, увидел, что у Мишки и его подчиненных возникли трудности: они не могли подступиться к дому, который был со всех сторон огорожен: его владелец разломал всю мебель и из ее частей соорудил если не настоящие стены, то что-то на них очень похожее. Он оставил только дыру для входа и оборонялся из этой дыры: кидал в юных бойцов помидорами, яблоками и апельсинами, громко при этом ругаясь. Начальник штаба стоял поодаль и молча наблюдал.
Ник поспешил на помощь.
– Что вы все тут столпились? – напустился он на боюпов. – Обходите со всех сторон и расшатывайте!
Боюпы рассредоточились, налетели на стены, но умелец все сделал крепко, расшатать и сломать их не удалось.
– Стоп! – сказал Ник. – Товарищ начальник штаба полковник Илья Ильич Обломский, у вас есть зажигалка или спички?
Зажигалка у полковника нашлась. Ник приказал найти побольше сухих листьев, бумаги, боюпы бросились выполнять приказание. Они нашли и листья, и бумагу во дворах соседних домах (и в самих домах, ничем не огороженных), притащили и стали обкладывать дом.
Ник поджег сразу в нескольких местах.
– Вы что это там делаете? – спросил жилец, почуявший неладное.
– Сейчас узнаете! – ответил Ник.
Пламя занялось быстро, и скоро деревянные стены были охвачены пламенем.
Кашляя, отмахиваясь от дыма, из дыры вылез человек.
– Негодяи! – кричал он. – Что вы делаете?
– Выполняем приказ! – с достоинством ответил Ник.
И тут он понял, что это – Антон.
Ему стало немного неловко.
– Здравствуйте, – сказал он. И повторил: – Мы выполняем приказ.
– Других дураков не нашлось? – спросил Антон.
– Не знаю. Нам приказали…
– Приказывают тем, кто может выполнить. Я вижу, ты делаешь успехи, мальчик.
И Антон пошел куда-то, взвалив на плечо узел, в который он успел увязать самые необходимые вещи.
Ник отвернулся.
Посмотрел на часы.
– Все, – сказал он. – Скоро отбой, пора в казармы.
Тут он спохватился: нельзя отдавать команды в присутствии старшего по званию. И спросил полковника:
– Разрешите?
Полковник махнул рукой:
– Валяйте.
Вик оказывается сволочью и признается Аньке в своей трусости
Страбынеты тем временем были заняты наведением порядка. И так как-то получалось, что Танька всегда оказывалась рядом с Виком. Возьмется он за длинную жердь, чтобы отнести ее для строительства ограды, и Танька тут же – помогает. Начнет он эту самую жердь отпиливать, потому что оказалась великовата, Танька ее держит, чтобы ему было удобнее. Приколачивает он доску и хочет взять гвоздь, а Танька уже гвоздь подает.
Вик поглядывает на Аньку и видит, что она усмехается.
Чему?
Наверно, думает Вик, она считает, что у нас с Танькой какие-то отношения. Может быть, она даже решила, что это я к Таньке примазываюсь, а, между прочим, все ровно наоборот. Как бы ей это показать?
Тут Эдька, сплетавший крышу для беседки, крикнул:
– Эй, кто-нибудь! Веток принесите мне! У ручья их навалом!
Естественно, никто не шевельнулся в указанном направлении. Пашка и Сашка, чистые страбынеты, не могли быть не такими, как все, а все не откликнулись, следовательно, и они остались на месте. Анька не собиралась идти за ветками, потому что лидероманке не пристало быть на побегушках. Петька-обидофоб расценил просьбу Эдьки как потенциальную личную обиду: он что, хуже всех, чтобы за ветками тащиться? Шустрик знал, что на подхвате работают только маленькие, а он не маленький, хотя некоторые так считают. Васька-обманофоб решил, что Эдьке ветки не нужны, он обманывает – лишь бы заставить других работать и показать, кто тут главный распорядитель. Димка, бохопос и послушнофоб, не мог послушаться в силу специфики своей болезни.
– Ну, чего вы? – крикнул Эдька.
И понял свою ошибку. И ткнул пальцем в Вика:
– Давай ты, притащи! Побольше!
– Я помогу! – тут же вызвалась Танька.
– Не надо! – сердито ответил Вик. – Чего ты вяжешься ко мне вообще?
– Я вяжусь? – возмутилась Танька.