– Почему? – спросила Танька, которая, естественно, тоже была здесь.
– Потому что так придумал генерал. Время от времени он устраивает катаклизмы, это помогает ему держать людей в подчинении. Все помнят, что, если они будут вести себя неправильно, БГ может их наказать. Устроить камнепад, страшный ливень, землетрясение. Здесь же все искусственное и управляемое, это легко сделать.
– А откуда управляемое? – спросил Вик.
– Этого никто не знает.
– Значит, кто-то повел себя неправильно! – догадалась Танька.
– Необязательно. Это делается и просто так, для профилактики, – грустно сказал профессор.
– Ну и гад этот БГ! – высказался Вик.
– Не могу не согласиться, – вздохнул профессор. – С другой стороны, его можно понять. Как иначе научить людей вести себя в экстремальных ситуациях? Когда устраивались первые учения, они толпились, толкали друг друга, даже дрались. А теперь научились быстро находить люки и спускаться туда без давки, в порядке очереди. То есть я, конечно, не оправдываю, но с точки зрения психологического тренинга… – Доктор Страхов задумался.
Он просто успокаивает себя, подумал Вик. Кому приятно служить такому идиоту, а он служит. Вот и ищет себе оправдание.
Ник тем временем имел возможность на практике увидеть, каковы результаты тренинга. Действительно, у того люка, к которому они прибились с Обломским, не было суеты и давки – все выстроились в очередь и проворно спускались.
– Осталась одна минута! – раздался голос.
Все заспешили.
И тут, когда по самым грубым прикидкам оставалось не меньше полминуты до начала катаклизма, сверху полилась вода.
Это не было похоже на дождь или, к примеру, на сильную струю огромного душа, поток был сплошным, мощным и ровным. Вода тут же разлилась по всей поверхности и поднималась с каждой секундой.
Она хлынула и в люк.
– Затопит! – крикнул кто-то из убежища.
И люк закрылся.
На поверхности остались два десятка людей, включая Ника и Обломского.
– Это нечестно, товарищ генерал! – закричал полковник куда-то вверх.
– Кто там гавкает? – спросил насмешливый голос, разнесшийся по всему подземелью. – Ты, товарищ начальник штаба полковник Илья Ильич Обломский?
– Да, я! Еще оставалось время!
– И это ты, военный человек, говоришь мне? Когда противник нападает в точно назначенный срок? Это смешно!
– Но вы же не противник!
– Я – вероятный противник, – спокойно ответил голос. – Лучше думай, что делать, пока вас не унесло в пещеры.
БГ напомнил об этом вовремя: поднявшаяся вода, устремившаяся к естественным стокам, то есть к пещерам, образовывала быстрые течения и водовороты. Бояне бросились к лесу, рассчитывая забраться на деревья и отсидеться.
– Куда? – закричал Обломский. – А если деревья затопит?
– Что же делать? – растерянно спросили его.
– Туда! – Обломский указал в сторону спорткомплекса.
Бояне поверили полковнику и стали пробираться вслед за ним по воде, которая все поднималась (а сверху продолжал литься мощный равномерный поток). Ник уже не доставал ногами дна, полковник поднял его и посадил себе на плечи. Положения для старбоя довольно унизительное, но Нику пришлось с ним смириться: утонуть будет еще унизительнее.
Обломский привел людей к бассейну, вернее, к тому месту, где он был, и тут стало ясно, зачем он это сделал: там, для тех, кто только учился плавать, было много приспособлений – мячи, поддержки для рук и тела, сделанные из пенопласта и других не тонущих материалов, сейчас они беспорядочно плавали на поверхности. Бояне вцепились в них, кое-кто прихватил сразу несколько поплавков – не для лучшей устойчивости, а чтобы помочь другим, кто не попал в люки и остался на поверхности. Удалось даже сделать небольшой плот, связав несколько поплавков, на этом плоту Обломский, Ник и еще один боянин поплыли, высматривая барахтающихся боян, чтобы помочь им.
Держась на плаву, люди цеплялись за верхушки деревьев, за крыши построек, чтобы их не унесло потоками воды.
Катаклизм продолжался долго, не меньше часа.
– Только бы он не начал еще и камни швырять, – с опаской сказал Обломский.
Но видимо, БГ на этот раз был в благодушном настроении, не стал швыряться камнями.
Ливень наконец прекратился. Вода довольно быстро убывала – будто кто-то открыл шлюзы.
И вот заголубело небо, засияло солнце, то есть осветительное устройство, засверкала под ним мокрая трава.
Страхов вывел больных и персонал из убежища.
– Ох, как все вымокло! – огляделась Танька. – Теперь все надо будет сушить, чистить.
– Да, – подтвердил профессор. – Но по крайней мере, это осмысленная деятельность. Я заметил, что многим даже нравится наводить порядок после катаклизмов. И вообще, после того, как переживешь такое потрясение, жизнь представляется намного прекрасней. Разве вам не кажется, что свет стал ярче, трава зеленее?
– Она просто мокрая, вот и кажется, – хмуро сказал Вик.
– Безрадостный ты человек! – укорил профессор.
– Я не безрадостный, вы в меня просто что-то вкололи, вот я и стал таким. А когда кончится действие инъекции?
– Полагаю, еще недельку придется потерпеть.
Вик понурился.
Танька взяла его руку и сочувственно пожала ее. Вик посмотрел на нее с благодарностью.
Обстановка накаляется
После катаклизма население подземелья чувствовало себя очень скверно, поэтому неудивительно, что у клиники Страхова собрались толпы людей, желающих подлечиться. Лекарство всем требовалось одно – стабилизатор.
Тут-то и подтвердились слухи, давно уже бродившие среди боян – о том, что количество стабилизатора ограничено. Страхов, выйдя на крыльцо, прямо объявил об этом и попросил всех разойтись по домам и по рабочим местам. Бояне не разошлись, начали роптать.
– Это БГ спрятал инъекции! – крикнул кто-то. – Мало ему нас водой заливать, он хочет, чтобы все с ума сошли от страха!
– Генерал тут ни при чем, – сказал профессор неубедительным голосом, и это все заметили. – А если бы он это и сделал, – продолжил он, стараясь выглядеть искренним, но это ему плохо удавалось, – то я, пожалуй, согласился бы с ним! Сколько можно жить на лекарствах? И откуда у вас время углубляться в свои страхи, вам нужно заниматься делом – восстанавливать дома! Прошу разойтись!
Бояне не послушались. Они были поражены: профессор, который всегда был на стороне мирного населения, чуть ли не открыто поддерживает диктатора! Это их возмутило. Кто-то даже крикнул:
– Предатель!
И толпа двинулась к зданию, идущие впереди, самые нетерпеливые и гневные, призывали разнести клинику по кирпичику, но отыскать вожделенный стабилизатор.
Тут из-за углов здания и из самой клиники выступили солдаты с автоматами наперевес.
Пришлось отступить.
Страдая и мучась, бояне тем не менее все-таки последовали совету профессора, занялись восстановлением и ремонтом построек, благоустройством территории. Они понимали, что, если не отвлечься работой, тоска и страхи съедят их заживо. Вскоре работа увлекла людей, как увлекает любая осмысленная деятельность. А общность интересов сдружила тех, кто до этого дня жил поодиночке. Поэтому бояне, вместе восстанавливая дома, производственные и хозяйственные постройки, почувствовали себя лучше. Некоторые даже стали улыбаться, перебрасываться шуточками, в двух местах даже запели.
БГ выехал на бронированном джипе, чтобы проинспектировать ход работ. Его машину провожали недоброжелательными или откровенно враждебными взглядами.
– Посмотри-ка, – сказал БГ сопровождавшему его полковнику Обломскому. – Какие неблагодарные люди! Я их пожалел, я их, можно сказать, спас! Ладно, я не жду криков «Ура!» и цветов, хотя можно бы. Но хоть бы спасибо сказали!
Обломский, как истинный выборофоб, не мог ни поддержать генерала, ни возразить ему.
– С одной стороны, – сказал он, – действительно, это невежливо. С другой, их можно понять – им грозила гибель, они чуть не утонули.
– Ты их поддерживаешь, что ли?
– Ни в коем случае! Только отчасти. Не поддерживаю, но понимаю. Не сочувствую, но разделяю. Не одобряю, но пытаюсь быть объективным.
– Будь им молча! – приказал БГ, которому надоели рассуждения Обломского.
Генерал, велев шоферу остановиться, наблюдал за тем, как восстанавливают крышу одного из домов. К нему подъехала машина с пластиковой черепицей (настоящую здесь не использовали из экономии), одни проворно сгружали эту черепицу, другие, выстроившись в конвейер, передавали к дому, третьи поднимали на крышу, четвертые укладывали, пятые закрепляли… Все происходило быстро, весело, дружно. Но БГ это отнюдь не радовало.
– Надо же, как быстро оклемались… Я-то думал, они бунт устроят, когда узнают про нехватку стабилизатора. Нет, съели. Опять дома возводят… Кстати, а зачем им вообще дома? Обломский, как ты думаешь? Дома ведь для чего? Чтобы защищать от холода, от ветра, от дождя. Я устрою им тут климат без ветра, без холода и без дождя. Нет, дождь иногда будет. Но можно закрыться тентами. Или под зонтиками посидеть. Не восстанавливать надо дома, а окончательно разрушить! Как ты думаешь?
Полковник понимал, что БГ не интересует, что он думает, генерал уже принял решение. Но вместо того чтобы просто согласиться, он ответил, как всегда, двойственно:
– С одной стороны, это мудро, с другой, люди могут впасть в отчаяние. А люди, доведенные до отчаяния, опасны, так считает доктор Страхов.
– Ну и пусть. Может, я как раз хочу посмотреть, насколько они опасны? А то развели тут тишь да гладь – а впереди большие испытания! Значит, ты не одобряешь мой план?
– Почему? Я одобряю, но…
– Ох и надоел ты мне! – сказал генерал, вытаскивая пистолет. – Сейчас пристрелю тебя – и все. Чтобы ты научился отвечать по-человечески…
– Если вы пристрелите, – возразил полковник, – то я никогда…
– Молчи! Пристрелить тебя или нет? Говори!
Генерал ехидно улыбался. Он понимал, что поставил Обломского в безвыходное положение. Из-за своей болезни полковник ведь не может однозначно сказать «да» или «нет». БГ наставил пистолет на Обломского и ждал, как тот будет выкручиваться.
– С одной стороны, вы имеете на это право как командир, – забормотал полковник, вытирая со лба холодный пот и заодно словно защищаясь дрожащей рукой от возможного выстрела, – а с другой…
– Да или нет?!
– Нет!
– Ну вот, – удовлетворенно сказал БГ. – Когда человека припрешь к стенке, он забывает про все болезни. И начинает вести себя натурально. Вот я и хочу посмотреть, как они будут себя вести в натуральном виде. Составь приказ – и чтобы сегодня к вечеру тут не осталось ни одной стены. Попытки сопротивления подавлять.
Через полчаса из расположения воинской части выбежали солдаты с лопатами, ломами и кирками в руках и небольшими группами распределились по всей территории. Они принялись ломать крыши и крушить стены, растаскивая обломки и устраивая из них костры. Попыток сопротивления не было, зря опасался генерал. Жители молча стояли и смотрели на это невиданное дело. Да и кому захочется сопротивляться, если у каждого солдата за плечами автомат?
Дом страбынетов тоже был разрушен. Они были единственные, кто попробовал защитить свое жилище: Анька ругала солдат, Эдька иронизировал, Петька смеялся над ними, Шустрик их дразнил, Сашка и Пашка залезли на дерево и оттуда нахально свистели, Васька кричал, что не верит своим глазам, Димка предлагал: «Только попробуйте, заставьте меня помочь, ни за что не буду!» – но его не заставляли. Солдаты вообще не обращали на подростков внимания. Вик и Танька, выписавшиеся из больницы, громко возмущались и говорили, что надо пожаловаться Страхову.
– А что он может? – спросила Анька.
– Например, скажет, что детям нельзя без дома! – предположила Танька. – По медицинским показаниям!
Анька отнеслась к этому насмешливо:
– Ага. А в подземелье нам вообще можно находиться? По медицинским показаниям? Нет своего ума – молчи, Танечка!
Танька вспыхнула: Анька оскорбила ее в двойном размере: обвинила в отсутствии своего ума и назвала Танечкой.
– Ума у меня, Анечка, хватит на троих таких, как ты! – дерзко ответила она.
Анька очень удивилась: никогда тихая Танька не вступала с нею в пререкания. Наоборот, всегда ловила чуть не каждое ее слово и во всем поддерживала. Анька проницательно посмотрела на Таньку, на стоящего рядом Вика и сказала:
– Вот оно в чем дело!
– В чем? – Танька поняла, на что намекает Анька, но сделала вид, будто пребывает в полном недоумении.
– Да в том! – многозначительно сказала Анька.
– Нет, в чем, в чем?
– Сама знаешь!
– Ничего я не знаю! Скажи в чем, я буду знать!
– Не надо притворяться!
– Кто притворяется? Это ты притворяешься! – сделала ответный выпад Танька.
– Я?! – изумилась Анька. – Я-то в чем?
– А в том!
– В чем в том?
– Во всем!
– Что?
– А то!
Страбынеты, посмеиваясь, слушали этот бессмысленный с их точки зрения диалог, а солдаты тем временем закончили работу, раскатав дом по бревнышку. У них было задание сделать это за три часа, а они управились за два с половиной, поэтому улеглись на траве, используя полчаса отдыха.
– Ладно, хватит спорить! – сказал Эдька. – Давайте восстанавливать дом.
И все взялись за работу. Солдаты спокойно наблюдали, не препятствуя: у них был приказ разрушить дом, они его выполнили, а дальше – не их дело. Прикажет командование – опять разрушат.
К вечеру все было кончено.
Жилые кварталы Страны Страха выглядели теперь очень странно: под открытым небом (то есть под сводами подземелья) стояли шкафы, столы, диваны, кровати, кресла, стулья – чаще по периметру, то есть вдоль стен, как это обычно и бывает, только самих стен не было.
Представьте, если в вашем доме или в вашей квартире вдруг исчезнут стены, даже и объяснять не надо, насколько это неуютно. Сидите вы, к примеру, как я сейчас, за столом, перед компьютером, за которым стена, и вдруг нет стены, и перед вами, например, задняя часть телевизора, который смотрит, сидя на диване, дружная соседская семья. И вы ничего такого не делаете – работаете, и они ничего такого не делают – отдыхают. Но – неприятно! Поневоле вы встанете из-за стола и отойдете куда-нибудь в сторону, чтобы не глазеть на чужую жизнь, а они перестанут получать удовольствие от телевизора, пусть даже оно по определению сомнительное.
Остались только перегородки, где были туалеты и ванные – понятно почему. БГ хватило ума не приказывать разрушить эти места уединения. Вот бояне и отсиживались в них часами или бесцельно слонялись, ловя на себе взгляды соседей, и сами невольно подглядывали за их жизнью, вовсе того не желая.
Росло недовольство. Бояне ведь привыкли к распорядку: поработать, потом заняться культурным досугом, потом прийти домой и отдохнуть. А как теперь придешь домой, если дома фактически нет? Это их нервировало. Обычно склонные вечером жить автономно, не влезая в жизнь соседей и не допуская их в свою жизнь, они сбивались в кучки и о чем-то говорили – все более взволнованно и возбужденно. К тому же все чувствовали, как кончается в их организмах действие стабилизатора, моменты безотчетной тревоги сменялись всплесками необоснованной смелости.
Шпионы в штатском, изображавшие физкультурников, занимающихся вечерними пробежками, на ходу высматривали, подслушивали и доставляли в резиденцию БГ сведения о настроениях народа. БГ выслушивал и удовлетворенно кивал: похоже, его эти настроения ничуть не пугали.
БГ откровенничает
Стемнело. Подземелье погрузилось в темноту, потому что никто нигде не зажигал света. Остались только уличные фонари, они освещали окружающие дома, то есть бывшие дома, но вот кто-то кинул камнем – погас один фонарь, тут же был разбит другой, потом третий… Вскоре стало окончательно темно.
– Ага! – воскликнул БГ. – Это уже бунт! Как вы считаете, товарищ начальник штаба полковник Илья Ильич Обломский?
– С одной стороны…
– А я говорю – бунт! Привести войска в боевую готовность!
Приказ есть приказ, начальник штаба довел его до сведения командиров.
Юных страбытов-боюпов это тоже касалось: их подняли, заставили одеться и ждать дальнейших указаний.
После этого БГ собрал командный состав у себя и произнес речь. Речь была краткой:
– Готовьтесь ко всему!
Командиры ждали, что генерал разъяснит, к чему именно готовиться, но он не счел нужным комментировать. Сказано – ко всему, значит, ко всему.
И БГ отпустил их, оставив только Ника.
– Ну как, старбой, дела? – спросил он.
Ник вытянулся и выкрикнул:
– Все в порядке, товарищ генерал!
– Молодец, молодец, стараешься. Есть проблемы, пожелания, вопросы?
– Никак нет! – крикнул Ник.
– Ладно, можешь говорить нормально, по-домашнему. Чаю хочешь?
– Так точно! То есть… Спасибо, не откажусь.
Принесли чай с печеньем.
На самом деле, отвечая генералу, Ник немного лукавил: вопросы у него были. Вернее, один, но важный. И он решился его задать:
– А скажите, если они все-таки… Ну, если бунт… Если они начнут что-нибудь…
– Собьются в банды и начнут боевые действия?
Ник не был уверен, что имел в виду банды и боевые действия, но решил не углубляться в детали.
– Ну да, вроде того. Если они это начнут, мы что, воевать с ними будем?
– А ты как думал?
– То есть стрелять?
– И стрелять тоже. Не беспокойся, дружок, я не заинтересован в том, чтобы уничтожить собственный народ. Пули у нас – нервно-паралитического действия. Человек, в которого попадет такая пуля, несколько дней дергается или, наоборот, лежит и не двигается, но потом все проходит.
– А если в глаз попадешь, можно же выбить? Все-таки пули, а не жвачкой кинуть.
– Никто не застрахован от случайностей. Я давно запланировал устроить тут войну. Мне нужно, чтобы проявили себя крепкие и смелые люди. Доктор Страхов должен был их вырастить, но у него не очень хорошо получается. То передозировка, то недозировка. На самом деле он был обязан изобрести такую вакцину, чтобы мои солдаты никого не боялись, только меня. Война все расставит по своим местам, я быстро пойму, из кого я могу сформировать свои ударные боевые части.