А Гуров совсем не собирался умирать. Напротив, он был охвачен небывалым азартом и полон надежд. Придя в себя и не реагируя на замечания, сыпавшиеся на его мокрую голову, Гуров подплыл к лодке и перевалился через борт. Драгоценная находка была намертво зажата в его руке.
Усевшись на скамью, Гуров, не говоря ни слова, разжал пальцы и посмотрел на то, что он выхватил с морского дна. Все с интересом уставились на его ладонь, в том числе и Крячко, подплывший следом и повисший на борту за спиной у Гурова.
На первый взгляд драгоценная находка показалась всем просто грязным клубком спутавшихся водорослей. Гуров и сам был слегка разочарован. Он опустил находку в воду и хорошенько прополоскал ее. Потом встряхнул и расправил на вытянутых руках. Он держал разбухшую и потерявшую форму кепку из джинсовой ткани – с длинным козырьком и с большой буквой П, пришитой спереди. Буква была любовно вырезана из тяжелой бронзы – именно она сверкала под водой.
– Екарный бабай! – потрясенно проговорил Валентин, от волнения даже привстав со своего места. – А я ведь эту кепку знаю! Это ж Петра кепка! Ну того самого, моего соседа, который в море пропал, мир его праху…
Глава 10
В тот день они больше не спускались под воду. Несмотря на щедрый подарок судьбы, которая вдруг по какому-то капризу проявила к ним благосклонность, Гуров решил прекратить свои эксперименты. Он понял, что со своим легким снаряжением они больше ничего не добьются и что наступило время, когда подход к делу нужно было менять в корне. В руках у них была теперь довольно серьезная улика, игнорировать которую, по мнению Гурова, майор Загоруйко не смог бы даже при большом желании. Личные симпатии и антипатии, считал Гуров, неизбежно должны отойти на задний план, равно как и коммерческие соображения, которые Загоруйко, похоже, почитал не менее, чем Уголовный кодекс. Однако, даже исходя из меркантильных соображений, оставлять без внимания вопиющие случаи исчезновения людей было бы безумием. Майор Загоруйко не любит неприятностей, и поэтому теперь от него можно было ожидать куда большей активности, чем раньше.
Гуров всерьез надеялся, что дальнейший этап поисков они с майором разделят поровну, разумеется, уже с привлечением людских ресурсов и технических средств. Крячко относился к этой идее скептически и советовал Гурову на майора не полагаться.
– Ты со своей интуицией! – убеждал он. – Неужели ты не видишь, с кем имеешь дело? Да все эти мордовороты и сутенеры и ведут себя здесь так нагло, потому что чувствуют за спиной мощную поддержку! Разбери любой случай, который здесь с нами произошел, и в любом торчат уши майора Загоруйко!
– Я с тобой не спорю, – ответил на это Гуров. – Но есть объективные факторы, игнорировать которые – значит рыть себе могилу. Загоруйко не самоубийца. Он будет вынужден с нами сотрудничать, когда поймет, что козыри у нас.
Однако на деле очень скоро выяснилось, что Гуров переоценил свое преимущество. Майор Загоруйко вовсе не считал, что должен отныне плясать под дудку настырных чужаков. Он согласился встретиться с Гуровым, но все его предложения отмел сразу и решительно.
– Вы полагаете, что я должен бросить все неотложные дела, поднять на ноги все службы и нанести удар по инвестиционной привлекательности нашего города только по той причине, что вам повезло выудить из воды какую-то мокрую шапку? – уничтожающе провозгласил он. – Даже не надейтесь! Вы, конечно, человек сухопутный, вам простительно, но мы тут знаем, какие сюрпризы подчас подбрасывает море. Подумаешь, кепка! С чего вы взяли, что это кепка пропавшего Тищенко?
– Ее опознал человек, хорошо Тищенко знавший, – заявил Гуров. – Уверен, что и жена Тищенко тоже ее опознает.
– А я не уверен! – парировал Загоруйко. – А даже если и опознает – что с того? Кепка могла упасть с головы, ее могло сдуть ветром… И вообще, где доказательства гибели Тищенко? У нас нет даже заявления о его пропаже. Завтра он объявится, живой и здоровый, и кто будет оплачивать расходы по проведению поисковых работ? Это уже не смешно!
– Но семья давно его похоронила, – возразил Гуров. – Значит, они уверены, что Тищенко погиб. И потом, кто-то же выдал свидетельство о его смерти!
– С этим в законном порядке будем разбираться, – сделал скучное лицо Загоруйко. – А вам мой последний совет – перестаньте баламутить народ. Здесь вам не Москва, я тысячу раз уже объяснял. Ваша компетенция на нас не распространяется. Вы меня просто вынуждаете подать рапорт с предложением о вашей депортации. Терпеть ваши художества становится невозможно. Вы докатились до прямого рукоприкладства.
– Мы были вынуждены обороняться, – напомнил Гуров.
– Я не случай на пляже имею в виду, – махнул рукой Загоруйко. – К нам поступило заявление, что вы избили и сбросили в воду сторожа «Барракуды». Это настолько дикий случай, что я с большим трудом в него поверил. Но не поверить невозможно – имеются свидетели.
– Вы намерены нас арестовать? – сердито спросил Гуров.
– Нет, я предпочитаю уладить дело миром, – глубокомысленно изрек Загоруйко. – Плохой мир всегда лучше доброй ссоры. Взываю к вашему здравому смыслу. Компромисса достичь очень просто – вы в самое ближайшее время уезжаете, а я рву это заявление. Давайте делать шаги навстречу друг другу.
– Но вы же первый не хотите делать этого шага! – возмутился Гуров.
– Именно делаю! – с превосходством сказал на это Загоруйко. – Ни один человек на моем месте не мог бы сделать для вас больше. Практически я вас спасаю, господин Гуров! Если в Москве всплывут обстоятельства вашего здесь пребывания, вашей карьере придет конец. Вас просто высмеют. Полковник Гуров отправился искать человека, а нашел какую-то грязную кепку! Неважно, что она принадлежала совсем не тому человеку, – главное, что он нашел!
– Ну что ж, поговорили! – заметил на это Гуров. – Честно скажу, вы меня разочаровали, майор! Вы похожи на человека, который старательно рубит сук, на котором сидит.
– Я не сижу на суках, – самодовольно ответил Загоруйко. – Предпочитаю кресла. И еще одна деталь – я тут на своем месте. Это очень важно – сидеть на своем месте. Тот, кто забывает эту простую истину, обычно очень плохо кончает.
– Ну что ж, жизнь покажет, – упрямо заявил ему на прощание Гуров.
Он вернулся в гостиницу и обнаружил, что номер пуст. Догадаться, куда пропал Крячко, не составляло никакого труда. Гуров позвонил в отель «Титаник» и попросил связать его с Самсоновой. Как он и ожидал, ему ответили, что Самсоновой в настоящий момент в отеле нет. Раздосадованный Гуров уже собирался отправиться на поиски легкомысленного друга, как вдруг тот появился сам, счастливый и необычно взволнованный.
– Не знаю, как тебе это объяснить, Лева! – заявил он с порога. – Но я чувствую себя совершенно другим человеком! Ты не представляешь, что происходит у меня в душе. Я увидел какие-то новые горизонты. И это все сделала она. Это удивительная женщина!
– Да, меня она тоже иногда удивляет, – спокойно ответил Гуров. – Что-то в поведении твоей Валерии Алексеевны меня тревожит. Тебе ничего в нем не кажется странным?
– Она – удивительно чуткий и взвешенный человек! – с жаром сказал Крячко. – Все недоразумения, которые происходили между нами до сих пор, были просто следствием того, что мы мало знали друг друга…
– А теперь вы знаете много…
– Того, что мы пережили вместе в эти дни, достаточно, чтобы узнать человека.
– Стас, я начинаю за тебя беспокоиться! – сказал Гуров. – Ты заговорил языком героя телесериала. У тебя явно не все в порядке с головой. И хуже всего, что это происходит именно тогда, когда твоя помощь жизненно необходима.
– Разве я отказываюсь работать?!
– Ты не отказываешься, ты просто неработоспособен. Ты предпочитаешь проводить время с Валерией Алексеевной вместо того, чтобы заниматься делом.
– Неправда! – возмутился Крячко. – Между прочим, мы с Валерией Алексеевной…
– Ну ладно, я с тобой не о женщинах собирался говорить. Наше положение осложнилось. Майор Загоруйко отверг все мои предложения. Придется самим выкручиваться.
– Ха, ничего себе – неожиданно осложнилось! – обрадовался Крячко. – А я что говорил? Я это заранее предвидел. Не понимаю, как ты мог рассчитывать на этого пижона? Что он тебе сказал?
– Что не станет поднимать водолазов из-за мокрой тряпки, – ответил Гуров. – Ему хочется верить, что ее туда сдуло ветром. Удивительная недальновидность!
– Просто он смотрит не туда, куда смотрим мы, – убежденно заявил Крячко. – И по-своему он, конечно, прав. У него был перспективный курорт, кривая преступности, инвестиции, а с нашим появлением все пошло вверх дном. Он предложил тебе выметаться?
– Это звучало более деликатно, но смысл был похожий, – согласился Гуров. – Правда, я ему ничего не пообещал… Да, и еще вот что! На нас у Загоруйко лежит заявление – тянет на мелкое хулиганство. Помнишь того симпатягу, которого мы нечаянно сбросили в залив?
– Это звучало более деликатно, но смысл был похожий, – согласился Гуров. – Правда, я ему ничего не пообещал… Да, и еще вот что! На нас у Загоруйко лежит заявление – тянет на мелкое хулиганство. Помнишь того симпатягу, которого мы нечаянно сбросили в залив?
– Ах, скотина! – вскричал Крячко. – Видишь, что бывает, когда не всыплешь человеку как следует? Он начинает думать, что ему и дальше все сойдет с рук. Нужно было его хорошенько отделать – тогда бы он нас сразу стал уважать.
– Не говори чепухи, – поморщился Гуров. – Тогда бы мы с тобой точно уже сидели в местной каталажке. А сейчас майор согласен закрыть глаза на наши безобразия – в обмен на то, что он называет здравым смыслом.
– А он у нас есть? – деловито поинтересовался Крячко.
– Судя по твоему поведению – ни капли! – отрезал Гуров. – Я тебя последний раз настоятельно прошу вспомнить, что мы приехали сюда не ради курортных романов!
– Это не курортный роман, Лева! – взмолился Крячко. – Я чувствую, что это очень серьезно!
– У тебя – возможно, – безжалостно сказал Гуров. – А вот насчет Валерии Алексеевны не уверен. Кто ты для нее? Нищий мент? Какая перспектива ваших отношений?
– Ну нельзя же все измерять презренным металлом, – пробормотал Крячко.
– А я не все измеряю презренным металлом, – возразил Гуров. – Но когда я имею дело с предпринимателями, то всегда держу в уме этот предмет. Меньше бывает разочарований.
– Ты несправедлив к Валерии Алексеевне, а она, между прочим, очень хочет нам помочь.
– Каким образом?
– Ну, мы же собираемся дальше копать в том же направлении? Вот она и хочет найти людей, которые помогут нам с аквалангами и прочим. Она готова даже все оплатить из своих средств. А ты говоришь – предприниматели!..
– Постой, мне это совсем уже не нравится! – нахмурился Гуров. – Что значит – оплатить? Почему она ищет каких-то людей? Что за самодеятельность? Разве она уже у нас в штате?
– При чем здесь штаты? – обиженно сказал Крячко. – Говорю, она просто хочет помочь. От чистого сердца. Все равно же она все знает!
– Благодаря тебе, кстати, – вставил Гуров.
– Ну, положим, не только. И я не вижу в этом ничего страшного. Она, в конце концов, тоже пострадала на этом деле. И вела себя до сих пор очень достойно, по-моему.
– Ну, насчет этого могут быть разные мнения, – с досадой сказал Гуров. – Может быть, тебе и нравятся такие амазонки, которые на ходу коня остановят, а я человек скромный…
– Но ты пойми, она – де-ло-ва-я женщина! – отчеканил Крячко. – Она полна энергии и всяческих идей. Разве это плохо?
– Ну, допустим, когда мы ныряли у Трех Скал, она выглядела довольно бледно, – напомнил Гуров. – И все время говорила нам под руку.
– Она очень за нас переживала.
– А сейчас перестала?
– Ну, не то чтобы перестала, но она же понимает, как это важно.
– Видишь, даже она понимает, – проворчал Гуров. – Тебе бы такое понимание! Не забывай, рядом находится еще одна женщина, у которой все чувства действительно на пределе. Мы о ней должны думать в первую очередь.
– А я не думаю, что ли? Но так просто что толку думать? Вот надыбаем снаряжение и хорошенько прочешем завтра ту яму!
– Я бы предпочел и дальше иметь дело с Валентином, – сказал Гуров. – Во-первых, он показался мне человеком надежным. Во-вторых, он человек заинтересованный – из-за гибели Тищенко он по-настоящему переживает. Видимо, он были не просто соседями, а друзьями. И кроме того, Валентин уверенно опознал кепку Тищенко. Это тоже не последнее дело. А снаряжение мы можем и сами поискать. Через Вазалевского. Расходы Алевтина Викторовна оплатит.
– Если мы будем искать, тем более через Вазалевского, – возразил Крячко, – то об этом будет знать весь город. К Валерии Алексеевне все-таки меньше внимания.
– Ну, жизнь покажет, кто из нас прав, – решил Гуров. – Но к Валентину мы сейчас отправимся в первую очередь. После нашей вылазки мы еще не виделись, а он обещал поговорить с женой Тищенко. Если она согласится опознать кепку мужа, это будет очень важный момент.
Они поймали возле гостиницы такси и поехали в тот район, где жил Валентин. Уже выйдя из машины, они услышали во дворе бодрый стук молотка – хозяин был дома. Им тоже пришлось хорошенько постучать, потому что калитка была заперта намертво, и открыли им далеко не сразу.
Гуров был в некоем недоумении, а когда приоткрывший калитку Валентин сумрачно и неприветливо посмотрел на него, Гуров и подавно растерялся. Валентин не поздоровался, а только коротко кивнул и, высунувшись наружу, быстро и тревожно стрельнул взглядом направо-налево. Потом он боком выбрался за забор и, прикрыв у себя за спиной калитку, сказал категорически:
– Извините, мужики, но больше я вас не знаю. Как хотите понимайте, но слово это окончательное и обсуждению не подлежит. У вас своя жизнь, у меня своя. И все, и разбежались! Калитку я вам в последний раз открыл, честно говорю! В следующий раз даже не суйтесь.
Глаза его смотрели прямо на Гурова, но так холодно и отрешенно, будто взгляд этот проникал сквозь предметы и видел что-то совсем другое. Валентин был похож на шамана, находящегося в трансе. Да в каком-то смысле он и был в трансе. Он был напуган до такой степени, когда уже страх переходит в некое подобие успокоения. В правой руке Валентин сжимал молоток. К его штанинам прилипли свежие опилки.
– Вот так попали – на ровном месте да мордой об асфальт! – вырвалось у Гурова. – Ты сон, что ли, вещий видел? Или съел что-то не то? Или, может, с кем перепутал, часом?
– Мы тебе, между прочим, неплохие бабки отстегнули, – напомнил Крячко. – Теперь вспомнил?
У Валентина желваки заиграли на скулах.
– Бабки вы мне за работу отстегнули, не так просто дали, – сказал он почти нормальным голосом. – А дальше наши дороги разошлись, мужики. Ни за какие деньги! Даже и не просите!
– Да ты объясни толком! – рассердился Гуров. – Мы тебе не алкаши подзаборные, чтобы вот так просто нас отшить можно было. Ты хоть слово по-человечески сказать можешь?
Лицо у Валентина задергалось, и он с тоской оглянулся на собственный двор.
– Да могу я! И по-человечески могу, и по-звериному… – буркнул он. – Только результат один все равно получается. Дальше нам с вами не по пути. А хотите знать причины – пожалуйста. Молоток этот видите? Дом в порядок привожу, хату свою. А почему? А потому что ночью какие-то ублюдки все окна мне побили. Начисто! Огород к хренам вытоптали. А еще бензин на крыльце разлили. Это, значит, с намеком. А я, мужики, уже не в том возрасте, чтобы под лодками ночевать.
– Под лодками в любом возрасте не сладко, – заметил Гуров. – Значит, думаешь, из-за нас вся эта катавасия?
– До вас ничего даже похожего не было. Вот такие дела, мужики.
Лицо Валентина неожиданно смягчилось, и он, неловко пожав плечами, сказал:
– Ну вы же сами понимаете, от вас здесь толку никакого. Это ж не Москва, где у вас власть. Зачем же я буду рисковать? У меня дом, жена, дети. И пожить еще хочется. Честно признаюсь – знал бы заранее, что дело такой оборот примет, сразу бы вас отшил. Ну да лучше поздно, чем никогда. Извиняйте, мужики!
– Люди торопятся, а потому ошибаются, – сказал Гуров. – Может, это ты сгоряча, Валентин? У тебя же натура здоровая. Неужели ты можешь спокойно смотреть, как рядом преступления совершаются?
– Теперь могу, – упрямо сказал Валентин. – Научили.
– Ясно, – заключил Гуров. – Тогда ты вот что скажи…
– Ничего больше не скажу, мужики! Я и так свой уговор нарушил. Вообще не хотел к вам выходить. Откуда я знаю, может, они вон из тех кустов за мной наблюдают? Нет, базар закончился, мужики. Прощайте!
– Ну, будь здоров! – сказал Гуров. – А мы ведь завтра опять к Трем Скалам собрались. Если вдруг все же надумаешь – ты знаешь, где нас найти.
– Не надумаю.
– Кто знает? Ведь там на дне, может, твой сосед лежит, – сказал Гуров, повернулся и пошел прочь.
Крячко зашагал за ним. Валентин посмотрел им вслед, еще раз тревожно оглядел улицу и юркнул назад во двор.
В полном молчании они вернулись в гостиницу. Каждый болезненно переживал новую свалившуюся на них неприятность, но переживал по-своему. Крячко всерьез злился на Валентина, потому что, по его мнению, настоящий мужик должен был в подобной ситуации идти до конца, а прятать голову под крыло – значит признаваться мерзавцам в собственном бессилии. Гуров же, наоборот, был расстроен из-за того, что посторонний и почти незнакомый человек попал по их вине в критическую ситуацию и теперь его жизни угрожала нешуточная опасность. Повлиять же на эту ситуацию ни Гуров, ни Крячко не могли – здесь Валентин был прав, – а поэтому вряд ли имели право навязывать свою волю человеку, которого не могли защитить.
Но одновременно и Гуров, и Крячко одинаково понимали одно – нужно было как-то выходить из положения. Поиски должны быть продолжены, и как можно скорее. Агрессивность и активность закулисных сил недвусмысленно указывали на то, что направление они выбрали правильное, что бы на эту тему ни говорил майор Загоруйко. Вся цепь развернувшихся в Лазурном Мысу событий упрямо вела к одной и той же цели – к трем каменным глыбам, торчащим над поверхностью пустынного моря.