Кирилл молчал, глядя на Веру неподвижными, широко открытыми глазами.
Вера сама не понимала, что с ней такое творится, но остановиться уже не могла.
– Ты собираешься все на маму мою повесить? – наконец, негромко спросил муж.
– А то на тебе все и так не висит… Пусть хоть она помогает! Маман твоя все Сергей Сергеича облизывает, хороводы вокруг него водит… А он тоже хорош – все деньги своим детям от первого брака передает… Господи, Кир, неужели ты не замечаешь, что все в твоей семье живут так, как им удобно, а свои проблемы взвалили на тебя! Сергей Сергеич играет в благородство, мама твоя – романтичная Джульетта, сестра – несчастная страдалица, Борис – лишний человек, депрессией мается… Надоело! У тебя есть я. Я! Ты обо мне должен думать.
– Я мужик, Вера. Я должен обо всех думать. О матери и о сестре.
– У твоей матери есть муж! И у твоей сестры есть муж! И вообще, они обе молодые, здоровые женщины… Они не инвалиды на голову, не дети – чтобы о них думать!
– Понимаешь, сейчас не такая легкая жизнь…
– Как мне все это надоело, – с отчаянием произнесла Вера. – Как мне надоело…
– А раз надоело, так давай разойдемся, – сглотнув, выдавил муж.
– Давай. Давай! – с азартом отозвалась Вера. В этот момент, кстати, она совершенно не думала о Льве, о том, что у нее, возможно, есть шанс устроить свою судьбу с москвичом, уехать прочь… Веру просто прорвало. Только сейчас она почему-то получила возможность выговориться – и с наслаждением сделала это.
В надежде, что жизнь изменится.
Но пока добилась лишь одного – муж на нее обиделся. Не разговаривал, спал, отстранившись, утром не поцеловал перед уходом.
Вера же, проснувшись, испытала раскаяние, вспомнив вчерашнюю сцену.
А вечером тем не менее побежала на встречу со Львом. Она понимала, что сама сейчас поступает некрасиво, по сути, предает мужа, но иначе не могла.
Иначе она сошла бы с ума. А со Львом ей было весело. Интересно. По сути, она весь последний год по вечерам предавала мужа, пропадая в Сети все с тем же Львом.
– Привет! – встретил ее Лев улыбкой. – Я боялся, что ты не придешь… Ты видела цветы?
– Какие цветы? А, это мне?.. – опешила Вера. В самом деле, когда она убирала утром в двести десятом, на столике, в хрустальной вазе, стояли розы.
– Да, тебе. Пусть у меня стоят, раз ты не можешь взять их себе домой.
– Лео… Лев, ну зачем…
Они прогулялись немного, затем Лев повел Веру в ресторан («ужасно есть хочется, ты не голодна? Я как-то не привык без ужина…»).
Больше всего Вера боялась встретить кого-то из знакомых, но, на счастье, обошлось.
Они сидели со Львом в уютном кабинетике, пили легкое красное вино, закусывали шашлыками. Говорили почти непрерывно, иногда перебивая друг друга, дополняя и то и дело – смеясь…
Вера, как ей показалась, уже привыкла к внешности Льва и не страдала от того, что он какой-то «не такой». Очень даже такой, нормальный и приятный человек. Мужчина то есть.
Она давно не испытывала подобного подъема, радости от жизни, удовольствия от посещения ресторана.
Была бы Верина воля, она бы часто ходила в подобные заведения. Любительница неполезного для здоровья общепита, что ж поделать! Но Кирилл давно ввел режим жесткой экономии, романтичные походы в ресторан были исключены из семейной жизни.
Потом, немного хмельные и счастливые, Лев и Вера опять принялись бродить по городу. В эти дни темнело поздно, и невозможно было надышаться, воздух – теплый, пахнущий свежей листвой, озоном – тоже пьянил.
Внезапно набежали тучи, раскатисто прогремел гром, хлестнуло порывом ветра.
Лев с Верой едва успели спрятаться в беседке, что стояла в одном из дворов.
Там как-то само так получилось, что Лев обнял Веру, прижал к себе.
– Что ты делаешь? – с отчаянием прошептала она. – Вот я так и знала, что все этим закончится…
Лев не ответил, отвел Верины волосы в сторону, поцеловал в шею, в то место, где шея переходила в плечо.
Вера едва сдержалась, чтобы не застонать. Ей показалось (в тот момент, когда губы Льва прикасались к ее коже), что она никогда раньше еще не испытывала столь острого – почти как боль – наслаждения.
Получается, это не метафора, не пустые слова – о сладости запретного плода…
– Ну пожалуйста! – Она оттолкнула его. – Нет.
– Я тебе так неприятен?
– Нет! Ты… – Вера не могла найти слов, чтобы объяснить Льву то, что испытывала в данный момент.
Выскочила из беседки – прямо под майский ливень, побежала прочь.
– Погоди!
– Нет. Послушай, я сама виновата… Нет.
Лев хватал ее за руки, пытался остановить.
– Не трогай меня! – разъяренно топнув ногой, закричала Вера. Слезы – горячие, вполне ощутимые – брызнули у нее из глаз, смешались на щеках с ручейками холодной воды. – Иди отсюда… Чтобы никогда!..
Она добежала до своего дома, забыв о том, что в сумочке лежал зонтик.
К счастью, Кирилл еще не вернулся – иначе Вера не смогла бы ему объяснить, что с ней такое творится.
Она ненавидела себя. За то, что вчера поскандалила с мужем, а сегодня позволила поцеловать себя чужому мужчине. Как она могла в чем-то обвинять мужа, когда она сама – предательница? А предательница не столько потому, что обнималась со Львом, сколько из-за того, что испытывала при этом удовольствие… Нестерпимое, острое, огромное. И эти мгновения были сильнее и больше всей ее жизни, ярче десяти лет супружества.
Если бы можно было положить на одну чашу весов всю ее семейную жизнь с Кириллом, а на другую – сегодняшний поцелуй, то вторая бы чаша перевесила.
Как так?! Это же неправильно и несправедливо! И кто она сама после всего этого?..
«Шлюха, – прозвучал в ушах голос матери. – Такого мужа замечательного предала!»
– Ну не предала же, не предала ведь! – вслух, дрожащим голосом, произнесла Вера. – Ничего же не было…
Она быстро сняла с себя мокрую одежду, залезла под душ. Долго стояла под струей горячей воды – пока не расслабилась, и нервная дрожь не перестала колотить молодую женщину.
Легла спать, уснула моментально, но, в полусне, успела услышать, как щелкнул ключ в замке – это вернулся муж, Кирилл. «Ничего не было, – словно заклинание, опять мелькнуло в голове. – Все хорошо. Все, как и раньше…»
На следующий день Вера, как всегда, приступила к своим обязанностям горничной. Она надеялась, что Льва, как обычно, не будет в номере. Работает же человек…
Кстати, цветы, которые Лев принес для нее, можно выкинуть и тем самым дать понять этому командированному, что она в его внимании не нуждается.
Но тут выяснилось, что двести десятый полон народа. Лев и какие-то еще мужчины что-то обсуждали, шумно споря.
– Извините… Не буду мешать. Потом зайду! – прошептала Вера и, изобразив улыбку, отступила. Отправилась дальше по коридору.
– Чего там? – проходя мимо, спросила Валя.
– У постояльца гости, что ли.
– Слушай, Вер. Не хотела тебя расстраивать… Может, ты уже в курсе, хотя…
– А что такое? – упавшим голосом спросила Вера. Она почему-то боялась всего, словно ждала плохих известий.
– Да там, в двести десятом, тот мужик. Ну, помнишь, в прошлом году к тебе клеился? Белобрысый, здоровый такой. Я его сразу узнала. Ты поосторожней…
– Да? Не помню.
– Хочешь, номерами поменяемся? – великодушно предложила приятельница.
– Да перестань… Никто ко мне не пристает! – отмахнулась Вера.
– Как знаешь, – задумчиво покачала головой Валентина.
…Вера закончила уборку номеров даже раньше положенного времени. Оставался двести десятый, отложенный на потом. Покончить с утренней уборкой, а затем – уже можно устроить себе обеденный перерыв.
Вера оставила свою тележку на площадке за лифтом, легко добежала до того самого, «злополучного» номера. «Если Лев здесь, даже заходить не буду… Не пожалуется же он на меня!»
Вера остановилась перед дверью, прислушалась. Тишина. Постучала осторожно.
Дверь распахнулась. Лев. Один, судя по всему.
– Давай я завтра у тебя уберусь, – обреченно произнесла Вера.
– Нет, зайди, нам надо поговорить.
– Лев…
Он буквально за руку втянул ее в номер.
В прихожей – полутемно. Лев стоял, нависая, напротив, Вера прижималась спиной к входной двери.
– Небольшое совещание с утра было. Мне только к четырем на завод, – сказал он.
– Ладно, вот после четырех и зайду…
Лев вместо ответа протянул руки, сграбастал Веру, прижал ее к себе.
– Что ты делаешь! – в ужасе воскликнула она. – Я на работе, между прочим. А вдруг…
Лев вместо ответа протянул руки, сграбастал Веру, прижал ее к себе.
– Что ты делаешь! – в ужасе воскликнула она. – Я на работе, между прочим. А вдруг…
Он запрокинул ее голову, прижался к губам с поцелуем.
Несколько секунд Вера себя чувствовала буквально парализованной, она не ощущала сил сопротивляться. Хотела оттолкнуть Льва – и не могла.
Подняла руки, обвила его шею.
– Милая… Хорошая моя… – лихорадочно целовал ее Лев – в щеки, в лоб, в глаза, потом опять впился в ее губы.
Сдернул с нее передник, принялся расстегивать пуговицы на комбинезоне.
«Здесь? Сейчас? – подумала Вера. – О ужас… До чего я докатилась!»
У молодой женщины возникло ощущение, будто она прыгнула с самолета, а парашют надеть забыла. Впереди еще несколько минут стремительного падения, а потом сила притяжения размажет Веру по земле так, что даже косточек не собрать. И – мгновенная смерть, конец всему.
«Но зачем умирать покорной, перепуганной, с зажмуренными глазами? – тут же всплыла в сознании новая мысль. – Можно, например, открыть глаза, посмотреть, что там вокруг, как красива земля с высоты. Даже больше – а что, если набраться храбрости и поймать поток воздуха, скользить вместе с ним, поворачиваясь в причудливых виражах…»
Вера открыла глаза, еще сильнее обняла Льва, крепче прижалась губами к его губам.
Раньше, например, она со страхом и неприязнью думала о мужчинах высоких, крупных, атлетического сложения. Ей казалось, что, вздумай она заняться с ними любовью – они раздавят ее, расплющат тяжестью своего тела. Разорвут изнутри. И только Кирилл, муж, – сухонький, компактный, легкий – не способен причинить ей вреда.
Все оказалась иначе.
Лев, обнаженный, лежа рядом – совсем не показался молодой женщине огромным страшным дядькой. Скорее – равным ей, соразмерным. Вера, когда обнимала его за плечи, стискивала пальцами его спину, чувствовала под ладонями теплый, гладкий, мощный торс. Но никто не давил и не плющил ее, как предполагалось раньше, наоборот, она сама, оказывается, могла легко управлять всей этой мощью, мужской статью…
И вообще, она не падает. Она не разобьется, не погибнет. Она умеет летать, оказывается.
Не стихия владеет ею, а она, Вера, командует стихией, оседлав ее, подобно амазонке, сама решает, куда повернуть, как перевернуться в потоке влажного, горячего воздуха. Хочет – стремительно взлетит к солнцу, хочет – полетит над бескрайними полями, далеко, далеко.
Она в своих руках держит целый мир. Она – хозяйка ему. И он не разорвет ее, если Вера вздумает впустить этот мир в себя. Наоборот, он займет то самое, единственное место – внутри ее. Чуть ближе. Еще ближе. Здесь.
– А… а… ай! – содрогаясь, одними губами произнесла Вера. И, сразу обессилев, опустилась, пылающей щекой прижалась к груди Льва. Стук его сердца – прямо в ухо – оглушительный, словно барабанная дробь, затем затихающий, принимающий привычный ритм.
«Вот это да!» – ошеломленно подумала она.
Тишина. Долгая, долгая, почти бесконечная. Лишь усилием воли Вера заставила себя выйти из этого полуобморочного состояния.
– Ты куда?
– Пора.
– Вера… – Он перехватил ее за руку, притянул к себе.
Было непривычно видеть его лицо вблизи, его светлые, длинные ресницы, серо-голубые глаза… Лев смотрел на Веру с таким обожанием и восхищением, что ей даже немного не по себе стало.
– Погоди.
– Нет, потом, потом. Пусти же… – Она засмеялась, поцеловала его.
…Как она приводила себя в порядок в ванной, как одевалась, – Вера не запомнила.
Выскочила из номера в коридор, пулей улетела за угол, подальше от места преступления, подальше от двести десятого номера, и там, за лифтом, вцепилась обеими руками в ручку своей тележки, словно в спасательный круг. И лишь тогда позволила себе перевести дыхание.
Тишина в коридоре, и лифт не гудит. Кажется, никто ничего не заметил.
Вера стояла и пыталась осознать случившееся.
И ничего не понимала. Словно она стала теперь другим человеком. Жизнь для нее разделилась надвое – до и после ее грехопадения. Хотя почему грехопадения? Почему она не имеет права быть счастливой, любимой и наслаждаться всеми радостями жизни?..
* * *Валя Колтунова сразу узнала этого типа. Ну, того самого, который в прошлом году к ее подруге Верке клеился. Оно, конечно, публика постоянно в гостинице меняется, бывает даже, что чуть не каждый день, всех не запомнишь.
Но этот – белобрысый, высокий, с прозрачными голубыми глазами – врезался в Валину память. Во‑первых, потому, что внешность у него такая, выдающаяся. Во‑вторых, Верка тогда рассказала, что он к ней пристает. Даже Раиса, помнится, в курсе была… И, в‑третьих, этот мужик понравился самой Вале. Интересный, косая сажень в плечах, блондин, опять же…
Ей тогда, прошлой осенью, даже досадно стало, что блондин принялся к Вере клеиться, а не к ней самой.
Нет, конечно, она, Валя, не стала бы с приезжим шуры-муры крутить, поскольку мать семейства, облико морале и все такое. Но приятно, ох как приятно, когда на тебя обращают внимание подобные красавцы, а не какие-нибудь побитые молью бытовые пьянчужки. Или там простые грузчики из продуктового магазина, да еще с траурной каймой под ногтями…
Хотя любое внимание со стороны мужчин льстило Вале. Она улыбалась снисходительно, когда порой ей в спину одобрительно свистел какой-нибудь Васёк. Это значило, что она еще женщина, что она не стара, еще способна соблазнять мужской пол. И, ко всему прочему, лишний укор Валиному мужу – посмотри, я привлекательная, зачем же ты все на сторону бегаешь, милый?
Вот поэтому Вале хотелось не просто внимания всяких Васьков, а чтобы такой шикарный московский мужик, вроде того, из двести десятого, принялся за ней бегать.
Тогда – да, она бы, Валя, была окончательно счастлива.
Но мужик из двести десятого (Валя еще осенью заглянула в гостевой журнал, узнала его имя – Лев Столяров) смотрел только на Веру. На страшненькую, чудаковатую, никчемную рыжую подружку Вали Колтуновой.
Валя позавидовала Верке. И даже посмеялась мысленно, когда Вера, помнится, с испуганными глазищами рассказала, какой неприятный тип за ней ухлестывает… Дура она, Верка. Другая бы на ее месте только радовалась!
Поэтому, когда сейчас Валя вновь столкнулась в коридоре гостиницы с красавцем-блондином (фамилию его даже вспомнила при этом!), то невольно обмерла. А ну как на нее, на Валю, в этот раз посмотрит?
Но нет.
Прошел мимо, буркнул рассеянно – «Добрый день» – на ее вежливое приветствие (это Раиса всех горничных в гостинице гоняла, требовала, чтобы они с постояльцами обязательно здоровались). Даже головы не повернул в Валину сторону.
Досадно. А Верка, интересно, вспомнит Столярова? И самое-то главное, сам Столяров – вспомнит ли он Веру и что клеился к той в прошлый свой приезд?
Верка вроде не признала своего поклонника. Или сделала вид, что не признала, гадала теперь Валя. Ведь Столяров, словно нарочно, опять поселился в том злосчастном двести десятом номере, который был закреплен за Веркой.
Эту Верку не понять. Но тем не менее она отказалась от помощи, когда Валя предложила ей поменяться номерами. И как-то отдалилась, что ли… Обедала отдельно, по вечерам убегала куда-то.
Где-то в конце мая все разъяснилось.
В обед Верка пропала, как обычно. Но Вале требовалось срочно ее найти. Занять тыщу и передать эти деньги мужу. Валя, шагая по коридору, принялась названивать подруге и неожиданно услышала знакомый звук из номера, напротив которого находилась в данный момент.
Веркин рингтон невозможно ни с каким другим перепутать. Ни у кого Валя еще не слышала такой странной, дурацкой мелодии вместо звонка… И этот рингтон доносился из двести десятого номера. Валя машинально нажала на отбой – и звук прекратился. Минут пять Валя стояла рядом с двести десятым. Что Вера там делает?
Ведь у горничных принято заниматься уборкой, держа дверь нараспашку. И тогда бы еще тележка напротив стояла… Чтобы сразу было понятно – здесь идет уборка.
Валя постояла-постояла, затем спряталась за угол. Перезвонила мужу, сообщила ему коротко, что тыщу не получилось занять, пусть сам у друзей ищет. И осталась дожидаться Веру.
Ведь рано или поздно та должна выйти из номера?
Валя ожидала довольно долго. Ей даже стало казаться, что Верка, наверное, забыла свой телефон в двести десятом утром, вот он там и трезвонил…
Но через полчаса дверь номера тихонько распахнулась, и оттуда выглянула Верка. Повертела своей рыжей головой, Валю не заметила и только затем выскользнула в коридор, чуть не бегом помчалась в противоположный его конец.