– Веди товарища! – требовала хитрая девчонка. – Ты что, хочешь, чтобы моя сестренка подпирала собой колонну?
Товарищ, разумеется, находился, и я на какие-нибудь пять минут, пока звучала мелодия, оказывалась в мужских объятиях. Но музыка заканчивалась, и мой кавалер, вежливо кивнув мне головой, растворялся в толпе девчат. Я спрашивала себя, что нужно сделать для того, чтобы удержать его возле себя, но не находила ответа. Может, стоило завести разговор? Вряд ли это у меня бы получилось. О чем можно было болтать с незнакомым парнем?
– Вам нравится эта музыка? Вы катаетесь на лыжах? Сегодня изумительная погода. Почему бы нам не пойти в парк и не уединиться в укромном уголке? Я знаю там чудную скамеечку возле заброшенного пруда…
Нет, тогда бы он счел меня легкодоступной девицей и решил, что я думаю только об одном. Черт! Но я как раз думала об этом, правда, никак не могла для себя решить, что лучше: чистая светлая любовь без оттенка пошлости или безудержная страсть, срывающая мосты. Тогда я еще не знала, что любовь и страсть могут идти под руку, как верные друзья. Пуританское воспитание моих родителей давало о себе знать. Я не могла вообразить себе Ассоль, мечтающую о безудержном сексе под алыми парусами. Это было кощунственно!
– Ты сама виновата, – говорила мне подруга. – Парни боятся тебя. У тебя такой вид, что, кажется, ты заорешь благим матом, если до тебя дотронешься пальцем: „Караул! Меня насилуют!“
Мою подругу никто не мог упрекнуть в излишней доступности, хотя она перебрала уже половину факультета. Но делала она это так, что у парней создавалось впечатление, что используют их, а не наоборот. Тот самый Валентин и моя подруга были культовыми фигурами нашего института, на которых равнялись и которым завидовали. Сами они заключили между собой что-то вроде пакта о ненападении и вели себя соответственно, делая вид, что не очень-то интересуются любовными победами друг друга.
– С ним не стоит связываться, детка, – говорила подруга. – Это все равно что занимать очередь к хорошему массажисту. Записываешься заранее и ждешь два часа, чтобы потом, получив свою часть удовольствия, уступить место другой девочке, занявшей эту очередь позже.
Подруга была абсолютно права, но я уже для себя все решила: моим первым мужчиной станет Валентин!
На ту самую дискотеку, которая должна была стать поворотной в моей судьбе, я оделась соответственно. Короткая джинсовая юбка, купленная на рынке у кооператоров, переливающиеся колготки с лайкрой и китайская шелковая кофточка, алая, как знамя коммунистов! Я казалась самой себе сногсшибательной, яркой и какой-то необыкновенно взрослой, то, что нужно для вечера, когда решается твоя судьба. Но для того, чтобы „мою красоту“ раньше времени не заметили родители, я завернулась в свой обычный серый плащ. Косметику я положила в сумочку и потом, сидя в женском туалете института, битый час рисовала себе взрослое лицо. Старания мои увенчались успехом. Черные стрелки взмывали к вискам, делая мои глаза похожими на хищные, кошачьи. Губы напоминали спелую вишню, ну а щечки играли румянцем, отражая сполохи моей китайской кофты. В общем, техническая часть была выполнена безукоризненно. Дело оставалось за тем, чтобы пробудить в себе дремлющий артистический талант…
Дискотека должна была состояться в холле института, под высокими сводами колонн, напротив входа. Отовсюду нещадно дуло. Промозглый осенний воздух попадал в помещение через двери, которые все время открывались, пропуская желающих повеселиться на осеннем балу. Но мне было жарко, должно быть, от предвкушения тех самых объятий, в которые я должна была попасть сразу же после окончания музыкальной части. Я торчала в вестибюле, кутаясь в свой серый плащ и дожидаясь, когда же в дверях появится Он.
Конечно, Валентин опоздал. В холле уже вовсю метались яркие огни цветомузыки, когда он вместе с очередной своей спутницей пересек зал, словно не замечая царившего вокруг веселья. Останавливаясь, он здоровался за руку с ребятами, перекидывался с ними ничего не значащими фразами и внимательно оглядывал танцующих девушек. Однако идущая с ним об руку Даша крепко удерживала его за рукав куртки, словно желая лишить всю женскую половину аудитории напрасных иллюзий. Это была смазливая блондинка с роскошным бюстом, едва умещавшимся в вырезе короткого вечернего платья.
Я немного приуныла, полагая, что вырвать Валентина из цепких коготков этой хищницы будет непросто. Но ведь Даша была глупа как пробка и начисто лишена воображения, в то время как у меня голова работала на „отлично“. Парочка отправлялась в вестибюль, чтобы оставить там верхнюю одежду. Мой наблюдательный пункт находился там же.
– Не знаю, что лучше, – жеманно говорила Даша, растягивая слова, как жевательную резинку. – Накинуть кофточку или все же остаться без нее? Здесь так дует! Не хватало еще застудить грудь!
– Этого делать не стоит, – проговорил Валентин, приглаживая волосы расческой перед зеркалом.
– Котик, я на секунду смотаюсь в туалет, – пропела грудастая девица. – Обещай, что дождешься меня.
– Куда я денусь, дорогая? – отозвался он, провожая ее долгим взглядом. Каблучки Даши стучали слишком самоуверенно.
Путь был свободен. Настала пора переходить к решительным действиям. Я подошла поближе, вроде бы для того, чтобы привести себя в порядок и поправить локоны. Быстрым движением я скинула плащ, который, шурша, как осенняя листва, упал на пол.
Заметив багряные сполохи за своей спиной, Валентин обернулся и застыл, глядя на меня. Я стояла с расческой в руке, поднятой над головой.
– Добрый вечер! – произнесла я, старательно улыбаясь.
– Добрый… – проговорил он, осматривая меня с головы до ног, как кобылу на племенной выставке. Должно быть, мой внешний вид пришелся ему по вкусу, потому что он заулыбался мне в ответ и ловко, одним движением руки, поднял с пола мой плащ. – Я сдам это в гардероб. Красивым девушкам не стоит утруждать себя, когда вокруг есть столько воспитанных мужчин.
Он сдал плащ в гардероб и протянул мне номерок.
– Какая незадача! – огорчилась я, проводя руками по своим бедрам. – Мне некуда положить эту штуку. У меня нет карманов.
– Не беда, – отозвался он, пожирая меня плотоядным взглядом. – Зато у меня куча карманов. Я могу сдать один из них в аренду.
– Это будет мило, – сказала я, улыбаясь своей „вишенкой“. – Если вздумаешь уйти раньше, найдешь меня в баре.
Баром назывался институтский кафетерий, в котором можно было купить пирожки и кофе. В праздничные дни находчивые студенты приносили туда с собой спиртное и, заказав томатный сок, сооружали себе „кровавую Мери“. Так и сидели, болтая о том о сем, потягивая напиток через трубочку.
Я улыбнулась Валентину, услышав за спиной перестук каблучков Даши. Девушка поспешно возвращалась, чтобы прибрать к рукам принадлежавшую ей собственность, но, похоже, молодого человека это не слишком-то обрадовало. За то время, которое подруга провела в уборной, его планета совершила резкий разворот и ушла на чужую орбиту. Я просто чувствовала лопатками его пристальный взгляд.
Отвечая на приветствия и комплименты, я затерялась в толпе танцующих, ощущая себя при этом Золушкой на балу. Всеобщее внимание было мне внове. Оно ударяло в голову, как шампанское, и заставляло меня безудержно смеяться, говорить глупости и совершать безумства. Решительно развернувшись, я отправилась в кафетерий, где за столиком в углу заметила группу знакомых студентов.
– Ого! Да ты классно выглядишь, – сказал один из них, приглашая меня в кружок для избранных. – Черт возьми, как тебе удавалось столько времени маскироваться под тихоню?
– Ерунда! – говорила я, лениво поводя плечом. Так делала актриса в американском фильме и неизменно собирала при этом урожай поклонников. – Просто вы меня не знали как следует.
Мне подали томатный сок и трубочку. Одним махом я опустошила половину стакана, помня о том, что алкоголь придает храбрости. Я в этом отчаянно нуждалась, ведь с минуты на минуту в бар мог зайти Валентин. Допинг мне был необходим.
– Хочешь еще? – спросила меня девочка из моей группы.
– Давай, – храбро заявила я, протягивая стакан. – Вот только водки можно было добавить и побольше! Слабый коктейль. Я люблю что-нибудь покрепче.
– Да ты что? – поперхнулась она, глядя на меня, как на привидение. – Какая водка?! Это чистый томатный сок из пакета…
В общем, когда на пороге кафетерия появился Валентин, я просто сгорала от волнения. Он остановился поодаль, обволакивая меня таким взглядом, что я чувствовала себя так, словно лишилась одежды.
Он мотнул головой, приглашая меня подойти. Этот жест я расценила правильно и уже через мгновение оказалась рядом с ним.
– Ты уже уходишь? – спросила я, опуская ресницы.
– Я не могу оставить тебя одну, – сказал он, улыбаясь. – На улице темно и страшно. Должен же я проводить тебя до дома.
Он мотнул головой, приглашая меня подойти. Этот жест я расценила правильно и уже через мгновение оказалась рядом с ним.
– Ты уже уходишь? – спросила я, опуская ресницы.
– Я не могу оставить тебя одну, – сказал он, улыбаясь. – На улице темно и страшно. Должен же я проводить тебя до дома.
– Может, посидим? – спросила я, указывая на пустой столик за колонной. Я боялась остаться с ним одна.
Он согласился легко и, заказав у толстой буфетчицы кофе и пирожки с ливером, уселся напротив меня.
– Где ты учишься? – спросил он и очень удивился, узнав, что я учусь на факультете иностранных языков.
– Очень странно, – говорил он, недоумевая. – Почему же я до сих пор тебя не замечал? Где были мои глаза?
Но разве он мог заметить в толпе молоденьких студенток робкую девушку в дешевой одежде? Эта экзотическая птичка, сидевшая сейчас напротив него, блистала яркими красками, оставив серое оперение и скромность в гардеробе. Конечно, он этого не знал.
– Я опоздала к началу учебного года, – сказала я.
– А-а! Вот в чем дело, – успокоился он. – Тогда давай наверстаем упущенное и познакомимся. Меня зовут Валентин.
– А меня Диана, – отвечала я, улыбаясь чарующей улыбкой, как это делала обычно моя любимая актриса. Кофе я не пила, боясь, что растает помада. А какие же обольстительные губы обходятся без помады? Красота требовала жертв, и с этим я была согласна.
– У тебя красивое имя – Диана, – произнес он, словно пробуя его на вкус. – Диана-охотница?
– Можно сказать и так. Я всегда получаю то, что хочу, – сказала я, увлекшись чужой ролью.
– Как я хотел бы стать твоей мишенью, Диана-охотница, – проговорил он, обводя меня таким взглядом, что я почувствовала, как по спине побежали мурашки.
– Считай, что это уже произошло, – сказала я, стараясь вложить в свой взгляд всю силу страсти, на которую только была способна.
– Тогда, может, уйдем отсюда? – спросил он хрипло. – У меня в общаге есть пустая комната…
Вот оно! Но вместо того чтобы почувствовать радость, я ощутила панику. Легкость, с которой я получила то предложение, о котором мечтала длинными осенними вечерами, ошеломила меня и в какой-то степени даже разочаровала. Мне захотелось вдруг остановиться, замереть на месте. А как же походы в кино? Неловкое пожатие рук в темноте? Прогулки в парке и первый робкий поцелуй на скамеечке? Мы что, так и завалимся в кровать, даже не узнав предварительно, какая у каждого из нас любимая книга? Дикость какая!
– Тебя что-то смущает? – спросил он, заметив мои колебания.
„Сейчас он поймет, что я вовсе не такая, какой показалась ему там, в холле. Он заметит, что я – обычная девчонка с кучей комплексов, которая напялила на себя яркую одежду и последние два часа просто валяла дурочку“, – подумала я в панике. Представив, как скомканно пройдет финал нашей встречи, я даже зажмурилась. Передо мной, как в уже просмотренном фильме, замелькали знакомые картинки.
Серый плащ в раздевалке и долгая дорога домой. Холодное сиденье троллейбуса и целующиеся на задней площадке влюбленные парочки. Кроткий взгляд ботаника сквозь стекла очков: „Почему ты мне не сказала, куда идешь? Я бы встретил тебя на остановке“. Отрывочные разговоры на переменке: „Это было потрясающе! Он – настоящий мужчина“. И ехидный комментарий в ее адрес: „Можешь проходить мимо. Мы не обсуждаем сейчас темы курсовой работы. Это ведь тебе намного интереснее, правда?“
Я отогнала назойливые видения и взъерошила рукой каштановые кудри.
– Что меня может смущать? Я просто горю от нетерпения…
…Это произошло вовсе не так, как я себе представляла. Моя первая ночь любви оказалась похожей на фарс.
Нас встретила неуютная общага с длинным, в целый этаж, коридором и рядом небольших комнат, где селились иногородние студенты. Неуютное пространство оказалось средоточием запахов и звуков. Откуда-то доносились обрывки музыки и смех, где-то гремели кастрюлями и ругались. Отвратительно несло из кухонь подгоревшей пищей, а из туалетов – причудливой смесью ароматов мочи и хлорки. По коридору с полотенцами на голове и в шлепанцах шли мокрые после душа девушки.
В комнате оказалось еще хуже. Типично холостяцкое жилище, в котором обитают несколько мужчин, поражало неуютом и неустроенностью. Кровати были наскоро застелены несвежим бельем и казенными одеялами. Под столом стояла батарея пустых бутылок, на полу кучей лежали грязные носки.
– Прости, тут немножко неубрано, – сказал Валентин, закидывая грязную одежду в шкаф. – Ну, располагайся. Я сейчас вернусь.
Он оставил меня одну, растворившись за дверью. Оглядевшись, я нашла свободный стул и уселась на него, окинув тоскливым взглядом комнату. Конечно, я не мечтала потерять невинность на шелковых коврах под струящимся балдахином, но окружавшая меня обстановка была ужасающа. С плакатов на меня смотрели обнаженные красотки, улыбаясь во весь рот. Так всего час назад хотела выглядеть я. Казаться обольстительной, смелой, раскованной женщиной, которой все нипочем. Но теперь, оказавшись в этой холостяцкой берлоге и дожидаясь мужчину своей мечты, я чувствовала страх, а еще, пожалуй, недоумение. Неужели это то, о чем я мечтала? В тот момент я уже жалела о том, что так скоропалительно кинулась в объятия в общем-то незнакомого мне человека. Мне захотелось сбежать…
Валентин появился на пороге, когда я трусливо обдумывала план к отступлению. В руках у него была початая бутылка вина.
– Сейчас, сейчас, – проговорил он, шаря рукой в тумбочке. – Где-то тут были стаканы.
Я покорно села на место, боясь показаться несовременной и глупой. Гораздо позднее, оценивая эту ситуацию, я поняла, что решительный отказ был бы с моей стороны мудрым поступком, гораздо более взрослым жестом, нежели тот, который я могла тогда себе позволить. Я тупо сидела и смотрела, как Валентин ищет чистые стаканы, протирает их полотенцем, ставит на стол полупустую коробку дешевых конфет, которыми, должно быть, вчера угощал свою Дашу.
– Ну! – проговорил он бодро, протягивая мне бокал. – За тебя!
– Вздрогнем, – произнесла я глупое выражение, заимствованное, должно быть, у алкоголиков.
Он как-то странно посмотрел на меня.
– Ты волнуешься? Весь вечер у меня такое впечатление, что ты не со мной, а где-то рядом, на другой планете.
– Не говори ерунду! – сказала я, делая вид, что мне все нравится и я ничуточки не боюсь. В конце концов, чего может бояться современная, раскованная женщина…
Это была не я. Та ярко накрашенная девушка, распластанная на подушках, была незнакомкой, очень похожей на меня. Она старательно растягивала губы в улыбке, чтобы мужчина, находившийся рядом с ней, не подумал, что она струсила. Это не я вскрикнула от резкой боли и вцепилась в спинку железной кровати, словно желая найти что-то основательное в мире, наполненном ужасным скрипом панцирной сетки и учащенным дыханием покрывавшего ее самца. Конечно, это не мне, удивленной и опустошенной происходящим, довелось рассматривать трещину на потолке. Все произошло быстро и совсем не так, как я ожидала.
– Тебе было хорошо? – спросил он, и только тогда я поняла, что вопрос относится не к какой-то посторонней девушке, а ко мне.
– А?! – спросила я, вернувшись с другой планеты. – Кажется, да.
На самом деле я была потрясена, наконец поняв, что это произошло. Однако той радости, которую я должна была ощутить, став взрослой женщиной, не было и в помине. Вместо нее я ощущала вкус ливерных пирожков на своих губах да еще ноющую боль где-то внизу живота. И это подружки называли любовью? Об этом они шептались, склонив головы так, чтобы их рассказы не коснулись случайных ушей? И это называли блаженством?
Но глупость девчонок была объяснима, в то время как мировая литература казалась мне сплошным надувательством. Об этом слагали стихи и песни? Такую любовь имели в виду поэты и прозаики, творя бессмертные шедевры? О каком вихре чувств, о какой бездне ощущений говорили они, описывая слияние мужчины и женщины? Глупость это все! Что уж говорить о той американской актрисе, на которую мне совсем недавно так хотелось походить. Все эти ахи и вздохи, слезы, закипающие в уголках ее красивых глаз, были просто дешевой инсценировкой. Должно быть, люди, за неимением сказки о красивой любви, сами создали ее, окутав романтическим ореолом то, что, по сути, является просто животным инстинктом. Самцы ищут себе самок для продолжения рода. А самки делают вид, что им это очень нравится. Пошлость!
– Надеюсь, ты предохраняешься, – сказал он, поворачиваясь ко мне лицом. – К чему нам нужны неприятности?
Вот так! Значит, о продолжении рода не могло быть и речи.
Все двадцать ступенек, ведущие со второго на первый этаж, я пропрыгала на одной ноге. Неприятности мне тоже были не нужны…»
Елизавета дочитала до конца странное послание и призадумалась. Кто был этот анонимный автор и зачем он передал ей эту странную повесть? Кроме имени физкультурника Валентина, Аноним не предложил ей никаких данных, позволяющих идентифицировать главных персонажей: кого-то, скрывающегося под местоимением «Я», какую-то «подругу» и «очкастого ботаника». Но упоминание о классике Горьком, сжимавшем в своей руке шляпу, было еще очень живо в памяти Дубровской. «Я не настоящая писательница, – звучало в ее ушах. – Я закончила пединститут».– «Ну, как Горький?» – «Стоит. Что самое удивительное, он так и не надел себе на голову шляпу».