– Но позвольте, если есть такие данные, почему уголовное дело не возбудили еще тогда, в сентябре? – возмутилась Елизавета.
– Резонное замечание, – согласился следователь. – Я принимаю его. Действительно, полгода тому назад установить истину по горячим следам было куда проще, чем сейчас, когда некоторые следы утеряны безвозвратно, а свидетельские показания не столь точны, как бы нам хотелось. Тем не менее некоторые новые факты появились позже сентября, а некоторым старым данным мы дали новую интерпретацию. К сожалению, так бывает…
– Я понимаю ваше желание помочь подзащитной, – говорил Красавин, замечая, каким расстроенным становится лицо молодого адвоката. – Но поверьте, версия о несчастном случае бесперспективна. Если хотите смягчить степень ответственности Данилевской, постарайтесь найти в ее действиях обстоятельства, которые говорили бы в ее пользу. Ну, чем была продиктована расправа над Крапивиной? Быть может, это был сиюминутный момент, какой-то внезапный порыв, который плохо поддавался контролю разума. Может, Ольга насолила ей чем-то, обидела, где-то перешла дорогу…
– Но, может, это был несчастный случай? – упрямо повторила Елизавета, не принимая подсказки «мудрого» следователя.
Красавин вздохнул.
– Вы заставляете меня делать невозможное, – признался он. – Но так и быть, я вам кое на что намекну, учитывая то, что следствие по делу скоро закончится. Вот, глядите, гора…
Он нарисовал на листке бумаги острый бугор.
– Вы хотите сказать, скала, – поправила его Елизавета.
– Ну, скала, – согласился он. – Извините, я плохо рисую и не уверен, поймете ли вы меня. Здесь, – он ткнул в самую верхнюю точку, – располагается что-то вроде площадки. Тут можно ходить, гулять, курить, в конце концов. На это место можно попасть вполне цивилизованным способом, по пологой тропе, ведущей с другой стороны склона. Я сам туда забирался. Это просто, поверьте! Но вы же знаете этих альпинистов. Тьфу ты, скалолазов! У них все не как у людей. Они обдирают себе в кровь руки там, где просто можно подняться по лестнице. Нелепо! Но дело не в этом… Раньше мы считали, что несчастный случай произошел с Крапивиной, когда она тестировала трассу для спортсменов, забираясь по стенке вверх…
Он нарисовал несколько загогулин, которые, должно быть, обозначали зацепки, при помощи которых скалолазка поднималась наверх. Все выше и выше, туда, где вместо вершины была площадка.
– Так оно и было, – согласилась Лиза. – Из-под ее ноги вырвался нагруженный камень, и она сорвалась вниз. Так писали в газетах.
– Не было нагруженного камня, – сказал следователь, перечеркивая картинку крестом. – Никуда Крапивина не забиралась!
– Как не забиралась? – удивилась Лиза. – Но если она упала…
– Она не падала, – жестко сказал следователь. – Ее столкнули с этой самой площадки. Все произошло очень быстро и было для Крапивиной полной неожиданностью.
Он резким движением начертил траекторию, по которой тело женщины падало вниз на камни. Дубровская содрогнулась.
– Мы нашли куртку, – сказал он. – Красную, ничем не примечательную куртку, принадлежащую Крапивиной. Она валялась в стороне от тела. Застряла между двух камней.
– Я знаю об этом, – сказала Лиза. – Диана мне сказала. Но какое это имеет значение?
– Сейчас отвечу, – заметил следователь. – Представьте, что вам необходимо забраться на скалу. Куртка мешает. Что сделаете вы?
Дубровская пожала плечами.
– Ну, наверняка сложу ее и уберу в сторонку, – сказала она, не представляя, куда клонит Красавин.
– Вот именно! – подтвердил он, ткнув указательным пальцем вверх. – Я не думаю, что вы забросили бы ее в сторону, рискуя рассыпать содержимое своих карманов. Между тем куртка лежала между камней, словно ее кинули небрежно.
– А это говорит о том… – начала Лиза, не совсем улавливая логику следователя. Черт, иногда она оказывалась такой недогадливой!
– Это говорит о том, что Крапивина со своей курткой так не обращалась. Ольга положила ее на скале, вернее, на той площадке, где у нее и состоялся диалог с убийцей. После того, как ее сбросили вниз, злоумышленнику не оставалось ничего другого, как точно так же поступить и с ее курткой. Преступник рассчитывал, что следствие пойдет по ложному пути, решив, что смерть скалолазки произошла из-за технической ошибки во время восхождения.
– Если бы куртку нашли наверху, то появились бы вопросы, – задумчиво проговорила Дубровская. – Ведь при восхождении лишние вещи оставляют у подножия скалы, а вовсе не на вершине.
– Я вижу, вы поняли меня, – с облегчением вздохнул следователь. – Но и это еще не все. На площадке, на самом обрыве, где растет трава, почва оказалась взрыхленной, а затем приглаженной, словно подошвой ботинка. Если это был обычный зевака, зачем ему маскировать свои следы?
– Зачем? – повторила Лиза.
– Незачем! – поставил точку следователь. – Кроме того, у нас есть свидетели, пусть не очевидцы, но люди, знающие многие такие факты из взаимоотношений подруг, о которых вы даже не догадывайтесь. Запаситесь терпением, скоро я представлю вам все материалы дела.
Дубровская приложила руку ко лбу, словно ее мучила мигрень.
– Я не понимаю, – простонала она. – Если Диана, по вашему утверждению, убийца, тогда где же мотив ее преступления? Не просто же так она спихнула лучшую подругу с обрыва!
– Полагаю, что не просто так, – подтвердил Красавин. – Но большего пока вам сказать не могу. Побеседуйте со своей клиенткой. Она, вне всяких сомнений, может вам доверить то, о чем и я не знаю. Как, кстати, складываются ваши отношения? Нашли общий язык?
Дубровская поморщилась:
– Никак не могу ее понять. Для меня она закрыта на семь ключей. Не знаю, может, все писатели берегут свой внутренний мир от посторонних, но мне приходится нелегко. Спасибо Максимову. Мне кажется, он в большей степени обеспокоен обвинением жены в убийстве, чем она сама.
Красавин улыбнулся:
– Значит, кое в чем я оказался прав?
– Да, ваши наблюдения были абсолютно верны, – неохотно признала Дубровская. – Максимов без ума от своей жены.
– Да. А у нее от него есть тайны!
Елизавета насторожилась:
– С чего вы это взяли?
– Ну а как же мотив? Почему Максимов не знает о том, что происходило между Данилевской и Крапивиной?
– Да почему вы решили, что между ними что-то происходило?
– Опять не верите мне? – усмехнулся следователь. – Тогда возьмите и прочитайте.
Он передал Дубровской книгу, в которой, на последних страницах, оказалась закладка.
– Что это? – непонимающе спросила Елизавета, поворачивая книгу лицевой стороной обложки к себе. – Диана Данилевская. Прыжок в бездну. Последняя версия «Скалолазки». Последняя?
– Вот именно, – кивнул головой Красавин. – Прыжок в бездну. Прочитайте отрывок. Да, там, где вложена закладка.
Все еще не понимая, при чем тут творчество писательницы, Лиза все-таки раскрыла книгу и нашла главу, напротив которой стоял жирный восклицательный знак, обведенный маркером.
«Ольга стояла у обрыва, и свежий весенний ветер трепал ее волосы, – прочитала она. – Она щурилась то ли от солнечных лучей, пробивавших себе дорогу между острыми пиками скал, то ли оттого, что не могла скрыть презрительную гримасу, исказившую ее красивое лицо почти до неузнаваемости».
Дубровская подняла глаза на следователя.
– Ольга… имеется в виду Ольга Крапивина?
– Судя по вашим вырезкам, она пишет именно об Ольге. Но читайте дальше. Клянусь, вас ждет сюрприз.
Дубровская не была уверена в том, что обещанный сюрприз ей понравится. Что-то в тоне следователя, в его взгляде настораживало ее. Вряд ли Красавин припас для ее клиентки оправдательные доказательства. Она опять погрузилась в чтение…
Следователь видел, как менялось лицо адвоката. На нем отразилось сомнение, затем смешанное с ужасом удивление. Она прочитала главу два раза, затем, перелистав страницы, нашла титульный лист.
– Книга выпущена в прошлом году, – подсказал следователь. – В продажу она попала в октябре месяце.
Дубровская нахмурила брови, должно быть производя в уме какие-то расчеты, но, бросив их, опять уставилась на Красавина.
– Вы хотите сказать, что через месяц после гибели подруги Данилевская выпускает книгу, где описывается ее кончина? – спросила она нерешительно.
Красавин грустно улыбнулся и покачал головой.
– Я хочу сказать, что книга выпущена в октябре, а написана, как вы понимаете, много раньше. Можно предположить, что еще весной Диана Данилевская знала, каким образом погибнет Крапивина. Странно, правда?
Дубровская рассеянно смотрела на него, пытаясь сопоставить факты. Если события происходили осенью, как Диана могла знать о них еще весной? Глупость какая-то! Она же не экстрасенс.
– Это называется обнаружение преступного умысла, – подсказал ей душка Красавин. – Данилевская описала в своем романе то, что хотела проделать с подругой, а позже воплотила свой план в жизнь.
– Это называется обнаружение преступного умысла, – подсказал ей душка Красавин. – Данилевская описала в своем романе то, что хотела проделать с подругой, а позже воплотила свой план в жизнь.
Дубровская затрясла головой:
– Я не могу с этим согласиться! Моя клиентка не настолько глупа, чтобы придавать огласке свои преступные планы. Мне кажется, речь идет о простом совпадении. Ужасное, жуткое совпадение, но не более того.
Красавин устало откинулся в кресле.
– Вам не кажется, что для одного дела слишком много совпадений? Жизнь не настолько сложна, как вам кажется. Просто у госпожи Данилевской были какие-то свои личные счеты с Крапивиной, которые она, не утерпев, выложила на бумаге. А потом, когда обстоятельства сложились самым удобным для нее образом, виртуальный план устранения подруги был заменен конкретными действиями. Крапивина ушла на тот свет в точном соответствии с сюжетом уже написанной книги.
– Хороший сюжет для фильма, но для жизни он явно не годится, – возразила Дубровская. – Слишком замысловато.
– А по-моему, все логично, – заявил Красавин. – Вы прочитали последнюю главу «Скалолазки», тогда скажите мне, какие чувства испытывал автор этих строк по отношению к главной героине?
– Какие чувства? – задумалась Елизавета.
– Ну, любовь там, привязанность, нежность, сочувствие, – подсказал следователь, наблюдая за тем, как адвокат силится найти подходящий ответ. – Трудно, да? А это не потому ли случаем, что, кроме ненависти автора, вы ничего не ощущаете?
– Вы хотите сказать, что Данилевская ненавидела Крапивину? – вскричала Лиза, пораженная до глубины души абсурдностью этого утверждения. Красавин определенно не в себе!
– Скажите по-другому, – спокойно предложил он ей.
– Я… не знаю, – проговорила Лиза, отчаянно пытаясь найти аргументы. – В конце концов, это просто книга! Это не документальная повесть, это роман. Причем женский роман!
– Хорошего же вы мнения о «женской литературе», – насмешливо произнес Красавин.
– Это художественный вымысел! – проговорила еще раз Дубровская. – Кто поручится, что за этим «я» стоит именно сама Данилевская? Это может быть кто угодно!
– Ну, хорошо, – легко согласился следователь. – Но в том, что под именем Ольга скрывается сама Ольга Крапивина, у вас нет сомнений?
– Пожалуй, нет, – пробурчала Лиза, понимая, что глупо отрицать факт, на котором она настаивала сама часом ранее.
– Вот и скажите, стали бы вы «убивать» подругу на страницах своей книги, если испытывали к ней самые теплые чувства?
Дубровская подавленно молчала.
– Помимо литературных персонажей, есть еще и сам автор, которого мы не видим, читая книгу, но явно ощущаем рядом с собой его присутствие, – продолжил Красавин. – Он общается с нами посредством своих героев. Вкладывает в их уста реплики, которые сказал бы сам; дает им характеристики, исходя из своих предпочтений. Писатель проецирует свой внутренний мир на нас, используя слово. Неужели вы будете это отрицать?
– Не буду, – проговорила Лиза. – Но это все так сложно… Мне нужно подумать, а еще лучше, поговорить со своей клиенткой. Она мне ни словом не обмолвилась о своей последней книге. Можете считать, что сюрприз вам удался. Я просто в шоке!
– Конечно, поговорите, – охотно согласился следователь. – Может, вам дать почитать свой экземпляр?
– Благодарю, но думаю, что сама смогу купить книгу Дианы в магазине, – сухо ответила Дубровская, на которую доброта следователя действовала, как ржавчина на металл.
– Зря отказываетесь, – пожал плечами он. – Вам вряд ли удастся это сделать. Книги писательницы смели с прилавков любопытные читатели. Не удивлюсь, если ваша протеже начнет сейчас писать новый роман. Вот увидите, он станет бестселлером.
Глава 7
Павел уже закрывал за собой калитку, когда его негромко окликнули. Он обернулся, и в этот момент рядом застрекотала камера.
– Как самочувствие Дианы? – спросила его молоденькая журналистка с нелепым ярким шарфом, завязанным под подбородком. – Это программа «Скандал». Подскажите, чем сейчас занимается ваша жена?
– Убирайтесь прочь! – заявил он. – Вам здесь нечего делать. Это частная территория! Я вызову милицию.
– Пишет ли Данилевская новую книгу? – трещала девица с шарфом, словно угрозы Максимова ее не касались вовсе. – На какое наказание она рассчитывает?
Максимов быстро поднялся на крыльцо. Вот только открыть дверь ему удалось не сразу. Руки дрожали, и ключ царапал накладку замка. Наконец, ему удалось справиться с волнением. Дубовая дверь нехотя отворилась, пропуская его туда, где он мог чувствовать себя в безопасности. Он видел, уже из окна, как журналисты поспешно убрали камеры и в мгновение ока погрузились в белый микроавтобус, стоявший на противоположной стороне улицы.
К сожалению, это был не первый раз, когда пишущая братия, попирая все правила приличия, лезла в их личную жизнь. Журналисты, представляющие рейтинговые издания и известные передачи, звонили по телефону с просьбой об интервью. Получив отказ, они дозванивались еще раз, предлагая деньги. Представители желтой прессы не особо утруждали себя церемониями и пускались на такие ухищрения, чтобы получить заветный снимок, что Максимов только диву давался. Они представлялись переписчиками населения, членами какого-то выборного штаба, участковыми врачами, желающими провести домашнюю диспансеризацию. Они штурмовали забор или поджидали их, отсиживаясь в кустах напротив калитки. А один раз, на заходе солнца, когда последние лучи раскрасили в багряные полоски небосвод, Павел узрел несколько человеческих фигур, скукожившихся на дереве в саду. Должно быть, они рассчитывали сойти за редких экзотических птиц, облюбовавших ветви яблони в самом начале месяца капели.
Когда только началась вся эта шумиха, Диана и Павел решили, что глупо прятаться от журналистов. Они наивно полагали, что пресса станет тем орудием, которое позволит им защититься от нелепых обвинений. Супруги решились на интервью и очень быстро поняли, что просчитались. Журналистов интересовала сенсация. Им не было дела до того, что чувствуют супруги, когда посторонние люди запускают руки в их семейное белье. Они задавали вопросы и предлагали для комментария грязные слухи, заимствованные из Интернета.
– Как вы относитесь к тому, что во Всемирной паутине активно обсуждается версия о том, что убийство произошло на почве ревности? – задавал вопрос упитанный журналист в круглых очках.
– Я не понимаю, – слабо улыбалась Диана. – О какой ревности вы ведете речь, если знаете, что я замужем? Вот мой супруг, и я могу вас заверить вполне определенно, что он не являлся яблоком раздора между мной и Ольгой Крапивиной.
– Да простят меня мертвые, но хочу сказать, что я не испытывал к госпоже Крапивиной особой приязни, – отвечал Максимов, удивляясь тому, насколько глупы могут быть люди.
Тем не менее журналисты, сидевшие в зале, его эмоций не разделяли. Они вытянули шеи, словно только сейчас зашла речь о том, что их интересовало больше всего.
– Я говорю совсем о другом, – продолжал гнуть свою линию толстяк. – На форумах активно муссируются слухи о ваших гомосексуальных отношениях с Крапивиной.
– Гомо… что?! – опешила Диана, хотя прекрасно понимала смысл названного слова. Версия журналиста лишила ее дара речи.
По залу прошел шепоток. Послышались приглушенные смешки.
– Извините, но ваши многочисленные высказывания в интервью наводят читателей на определенные мысли. Все эти ваши заявления о кровной привязанности друг другу, о нежных отношениях. Что, по-вашему, должны думать люди?
– А вам известно такое понятие – «дружба»? – спросила Диана в лоб.
– Если вы имеете в виду женскую дружбу, то существует общепринятая точка зрения, что такого явления в природе просто нет, – заявил, почесывая брюхо, журналист. – На мой взгляд, это аксиома. Не путайте дружбу с приятельскими отношениями: телефонными переговорами, которые влетают в копеечку, совместными походами по магазинам и кафе, сплетнями за чашечкой кофе. Все остальное не укладывается в рамки общественного сознания и, конечно, вызывает подозрения. Ну как, по-вашему, можно понимать фразу: «Ближе Ольги у меня человека нет»? А это взято, между прочим, из вашего интервью.
Диана проглотила комок в горле.
– Но… что это вы, я имела в виду совсем другое! Мы воспитывались вместе с Ольгой, вместе преодолевали жизненные невзгоды. Она мне стала как сестра, которой у меня никогда не было. В трудные минуты я всегда обращалась к ней за помощью. То же делала и сама Крапивина, зная, что я поддержу ее всегда.
– Ну, хорошо. Можете привести пример того, когда вы помогли вашей подруге? Протянули, так сказать, руку помощи.
Диана задумалась. На скулах ее явно проступили алые пятна, они свидетельствовали о том, что ее волнение достигло критической отметки. Пальцы, удерживающие дорогую ручку, задрожали.