Некоторое время идиранин задумчиво разглядывал разрушенного робота.
— Ты, человек, — медленно заговорил Ксоксарл, — ниже червя. Твои жалкие трюки и ложь рассмешат только годовалого ребёнка. В твоём толстом черепе больше сала, чем на твоих тощих костях. Ты не годишься даже для того, чтобы тебя выблевать.
Хорза вступил на рампу, под которой лежал идиранин. Медленно шагая к месту, где из обломков поднималось лицо Ксоксарла, он слышал, как существо рывками втягивало воздух через натянутые губы.
— А вы, проклятый фанатик, недостойны носить этот мундир. Это я найду мозг, который вы считали уже в своих руках, а потом доставлю вас к флоту, где ваши начальники, если у них есть хоть немного ума, прикажут инквизитору допросить вас за такую глупость.
— Будь… — мучительно простонал идиранин, — …проклята твоя скотская душа!
Хорза применил к Ксоксарлу парализующий пистолет. Потом они с Йелсон и роботом подняли с тела идиранина рампу и сбросили её вниз. Они взрезали панцирь гиганта, связали ноги проволокой и прикрутили руки к телу. У Ксоксарла не было никаких переломов, но кератин на одном боку его тела имел разрыв, из которого сочилась кровь; рана между чешуёй на его шее и правой плечевой пластиной закрылась, как только с тела был снят груз. Он был высоким даже для идиранина, более трёх с половиной метров ростом и отнюдь не стройным. Хорза был рад, что этот командир отделения — судя по знакам отличия на снаряжении, — вероятно, имел внутренние повреждения и будет испытывать сильные боли. Это облегчит охрану, когда он снова придёт в себя. Кандалы ему были слишком малы.
Йелсон сидела и ела плитку рациона. Её ружьё балансировало на колене, направленное точно на лежащего без сознания идиранина. Хорза сидел у подножия рампы и пытался ремонтировать шлем. Юнаха-Клосп дежурил подле Нейсина и был так же бессилен помочь раненому, как и все остальные.
Вабслин удобно расположился на поддоне и занимался регулировкой индикатора массы. Он уже со всех сторон осмотрел поезд Командной Системы, но что его действительно интересовало, так это движущийся поезд, с хорошим освещением и без излучения, которое не давало забраться в вагон с реактором.
Эвигер немного постоял у тела Доролоу, а потом отправился к задней посадочной платформе, где лежал мёртвый идиранин, которого Ксоксарл назвал Квейанорлом, продырявленный и с оторванными конечностями. Эвигер покосился во все стороны и, решив, что никто на него не обращает внимания — хотя и Хорза, который как раз поднял взгляд от повреждённого шлема, и Бальведа, ходившая взад-вперёд, притопывающая ногами и встряхивающаяся, чтобы согреться, видели старика, — замахнулся ногой и изо всех сил пнул шлем неподвижно лежавшего идиранина. Шлем отвалился; Эвигер пнул голову. Бальведа глянула на Хорзу и покачала головой, а потом снова заходила взад и вперёд.
— Ты уверен, что это все идиране? — поинтересовался у Хорзы Юнаха-Клосп. Он сопровождал Вабслина при обходе станции и поезда, а теперь парил в воздухе перед Оборотнем.
— Это был весь отряд. — Хорза смотрел не на робота, а на путаницу повреждённых оптических волокон, закопчённых и сплавленных друг с другом. — Ты же видел следы.
— Хм-м, — хмыкнула машина.
— Мы победили, робот. — Хорза по-прежнему не смотрел на него. — Мы включим ток на станции «семь», а там уже не потребуется много времени выследить мозг.
— Твоего мистера Адеквата, кажется, странно мало волнуют вольности, которые мы позволяем себе в отношении его железной дороги, — заметил робот.
Хорза посмотрел на мусор и обломки рядом с поездом, пожал плечами и продолжал что-то мастерить в шлеме.
— Может, ему просто все равно, — сказал он.
— Или, может быть, его все это просто смешит? — выразил своё мнение Юнаха-Клосп. Хорза посмотрел на него. Робот продолжал: — В конце концов, эта планета монумент смерти. Священное место. А может, она ещё и алтарь, и мы просто приносим себя в жертву богам?
Хорза покачал головой.
— Мне кажется, в твоих схемах фантазии убрали предохранители, машина, — сказал он и снова занялся шлемом.
Юнаха-Клосп издал шипящий звук и вернулся к Вабслину, который возился во внутренностях индикатора массы. Робот посмотрел на него.
— Что вы имеете против машин, Хорза? — Бальведа прервала свою прогулку и остановилась перед ним, время от времени потирая нос и уши. Хорза со вздохом отложил шлем.
— Ничего, Бальведа, пока они знают своё место. Бальведа в ответ шмыгнула носом и пошла дальше.
— Ты сказал что-то смешное? — крикнула с рампы Йелсон.
— Я сказал, что машины должны знать своё место. Это замечание не из тех, что в Культуре считаются хорошим тоном.
— Да. — Йелсон, до сих пор не спускавшая глаз с идиранина, опустила взгляд на покрытую шрамами переднюю часть своего скафандра, где в него попал заряд плазмы. — Хорза? — сказала она. — Мы могли бы где-нибудь поговорить? Не здесь.
Хорза поднял на неё взгляд.
— Конечно, — ответил он удивлённо.
Вабслин сменил Йелсон на рампе. Юнаха-Клосп подлетел, притушив огни, к Нейсину. Робот в туманном силовом поле держал инъектор. Йелсон, проходя мимо него, остановилась.
— Как его дела? — спросила она машину.
— А как он выглядит? — сказал в ответ Юнаха-Клосп и усилил свет своих ламп. Йелсон и Хорза ничего не ответили. Робот снова притушил огни. — Может, продержится ещё несколько часов.
Йелсон направилась к входу в туннель, ведущий к транзитной трубе. Хорза последовал за ней. Внутри туннеля, как только они скрылись из поля зрения остальных, Йелсон остановилась и повернулась к Оборотню. Кажется, она подыскивала слова и никак не могла найти. Она сняла шлем и привалилась к искривлённой стене туннеля.
— Какие проблемы, Йелсон? — спросил он и попытался схватить её ладонь, но она скрестила руки. — У тебя появились сомнения, желаешь ли ты и дальше участвовать в поисках?
— Нет, — сказала она, — я буду продолжать. Я хочу увидеть этот проклятый супермозг. Мне всё равно, кому он достанется или пусть вообще просто взлетит на воздух, но я хочу его найти.
— Никогда бы не подумал, что это для тебя так важно.
— Мне это стало важно. — Она отвела взгляд в сторону, потом снова посмотрела на него и неуверенно улыбнулась. — Чёрт побери, я в любом случае иду с вами… хотя бы присмотреть, чтобы ты не попал в трудное положение.
— Я думал, ты в последнее время немного отдалилась от меня, — сказал он.
— Да, — призналась Йелсон. — Ну, я была не… ах… — Она тяжело вздохнула. — К чёрту, зачем это?
— Так что же?
Она пожала плечами. Её маленькая взлохмаченная головка контуром выделялась на фоне далёкого света.
— Ой, Хорза, — сказала она и издала короткий хрюкающий смешок. — Ты мне не поверишь.
— Во что не поверю?
— Не знаю, стоит ли тебе рассказывать.
— Расскажи, — попросил он.
— Я не надеюсь, что ты поверишь, а если поверишь, то не уверена, что тебе это понравится. Я серьёзно. Может, мне всё-таки не стоит…
Голос её звучал почти огорчённо. Хорза тихонько засмеялся.
— Продолжай уж, Йелсон. Ты сказала уже слишком много, чтобы передумать. К тому же подчеркнула, что ты не из тех, кто увиливает. Так что это?
— Я беременна.
Сначала он решил, что ослышался, и уже хотел отпустить шутку по поводу услышанного, но часть его мозга перемотала назад звуки, которые произвёл её голос, и прокрутила их снова. И он понял, что это именно то, что она сказала. Она была права. Он не поверил. Он не мог поверить.
— Не спрашивай, уверена ли я. — Йелсон опустила голову, поигрывая своими пальцами, и смотрела на них или в тёмный пол. Её обнажённые руки торчали из рукавов скафандра. Она стиснула пальцы. — Уверена. — Она подняла лицо, хотя он всё равно не мог видеть её глаз, а она — его. — Я была права, да? Ты мне не веришь! По-моему, от тебя. Поэтому я тебе и говорю. Я бы ничего не сказала, если бы… если бы ты… если бы это произошло просто случайно. — Она пожала плечами. — Я думала, что ты заподозришь это, когда спросила тебя о дозе излучения, которую мы все поймали… А теперь ты удивляешься, как это могло случиться, верно?
— Ну… — Хорза откашлялся. — Это же в принципе невозможно. Мы… мы ведь относимся к разным видам.
— Объяснение есть, — вздохнула Йелсон, тиская и сцепляя пальцы и глядя вниз, — но я думаю, что оно тебе не понравится.
— Ну-ка, попытайся!
— Это… ну… Моя мать… она жила на скале. На путешествующем астероиде, одном из многих, ты же знаешь. Одном из самых старых; он… ну просто путешествовал вокруг Галактики, возможно, восемь или девять тысяч лет, и…
— Минуточку, — перебил её Хорза, — одном из чьих старейших?
— Мой отец был мужчиной… мужчиной с планеты, где однажды останавливалась эта скала. Мать говорила, что когда-нибудь снова туда вернётся, но так никогда и не вернулась. Я говорила ей, что как-нибудь съезжу туда, только чтобы увидеть его, если он ещё жив… Чистая сентиментальность, я полагаю, но я сказала, что хочу это сделать, и когда-нибудь сделаю, если выберусь из этого дела. — Она опять издала короткий полусмешок-полухрюканье и на секунду отвела взгляд от своих беспокойных пальцев, чтобы посмотреть в тёмную пещеру станции. Потом повернулась лицом к Оборотню, и её голос вдруг зазвучал настойчиво, почти умоляюще. — Я по своему рождению только наполовину из Культуры, Хорза. Я покинула скалу, как только стала достаточно взрослой, чтобы правильно целиться из своего ружья. Я знала, что Культура — неподходящее для меня место. Я наследовала искусственно изменённые гены для межвидового спаривания. До сих пор я никогда над этим не задумывалась. Зачатие вроде бы может произойти при сознательном волевом решении… или хотя бы нужно перестать не хотеть беременности, но на этот раз было не так. Возможно, я как-то ослабила свою бдительность. Это не было сознательным решением, Хорза, правда, не было; ничего подобного мне и в голову не приходило. Это просто случилось. Я…
— Минуточку, — перебил её Хорза, — одном из чьих старейших?
— Мой отец был мужчиной… мужчиной с планеты, где однажды останавливалась эта скала. Мать говорила, что когда-нибудь снова туда вернётся, но так никогда и не вернулась. Я говорила ей, что как-нибудь съезжу туда, только чтобы увидеть его, если он ещё жив… Чистая сентиментальность, я полагаю, но я сказала, что хочу это сделать, и когда-нибудь сделаю, если выберусь из этого дела. — Она опять издала короткий полусмешок-полухрюканье и на секунду отвела взгляд от своих беспокойных пальцев, чтобы посмотреть в тёмную пещеру станции. Потом повернулась лицом к Оборотню, и её голос вдруг зазвучал настойчиво, почти умоляюще. — Я по своему рождению только наполовину из Культуры, Хорза. Я покинула скалу, как только стала достаточно взрослой, чтобы правильно целиться из своего ружья. Я знала, что Культура — неподходящее для меня место. Я наследовала искусственно изменённые гены для межвидового спаривания. До сих пор я никогда над этим не задумывалась. Зачатие вроде бы может произойти при сознательном волевом решении… или хотя бы нужно перестать не хотеть беременности, но на этот раз было не так. Возможно, я как-то ослабила свою бдительность. Это не было сознательным решением, Хорза, правда, не было; ничего подобного мне и в голову не приходило. Это просто случилось. Я…
— И давно ты об этом знаешь? — спокойно спросил Хорза.
— Я знала это ещё на «ВЧВ». За несколько дней до посадки здесь. Не могу точно припомнить. Сначала я не поверила. Но я знаю, что это правда. Послушай… — Она наклонилась ближе к нему, и в её голосе снова послышался умоляющий оттенок, — я могу сделать аборт. Даже от того, что я буду о нём думать, у меня произойдёт выкидыш, если ты хочешь. Возможно, я сделала бы это давно, но ты же мне рассказывал, что у тебя нет ни семьи, ни вообще никого, кто продолжал бы носить твоё имя, и я подумала… моё имя меня не волнует… я думала просто, что ты… — Она замолчала, вдруг откинула голову назад и провела пальцами по коротким волосам.
— Прекрасная мысль, Йелсон, — сказал Хорза. Йелсон немо кивнула и снова начала теребить свои пальцы.
— Я оставляю выбор тебе, Хорза, — сказала она, не глядя на него. — Я могу его сохранить. Могу дать ему расти. Я могу, пока он в этой стадии… Всё зависит от тебя. Возможно, я просто не хочу быть вынужденной принимать решение; я имею в виду, я не так благородна и самоотверженна, но так уж есть. Тебе решать. Чёрт знает, что за страшную смесь я в себе ношу, но я подумала, что тебе нужно об этом знать. Потому что ты мне нравишься и… потому что… я не знаю… потому что настало время, чтобы я сменила что-то на кого-то. — Она тряхнула головой, и в её голосе зазвучали растерянность, мольба о прощении и смирение — все одновременно. — Или, возможно, потому, что мне хотелось сделать что-то, что нравится мне самой, как обычно. Ох…
Он протянул ей навстречу руки и подошёл поближе. Она вдруг кинулась к нему и крепко обняла. Скафандры делали объятие затруднительным, и Хорзе пришлось изогнуть спину, но он прижал её к себе и нежно начал баюкать взад и вперёд.
— Он будет только на четверть из Культуры, Хорза, если ты этого хочешь. Мне жаль, что я перекладываю решение на тебя. Но если ты не хочешь ничего об этом знать, то я ещё раз подумаю и приму своё решение. Он всё ещё часть меня, поэтому я, возможно, вообще не имела права спрашивать тебя. Я действительно не хотела… — Она тяжело вздохнула. — О Боже, я не знаю, Хорза, я просто не знаю.
— Йелсон… — Он подумал, что хотел сказать. — Мне совершенно наплевать, что твоя мать из Культуры. Мне наплевать, почему случилось то, что случилось. Если ты хочешь взять это на себя, я рад. И если это скрещивание, мне тоже наплевать. — Он немного отодвинул её от себя и посмотрел в темноте на её лицо. — Я чувствую себя польщённым и благодарен тебе. Это хорошая идея. И, как сказала бы ты: к чёрту, что с того?
Он рассмеялся, и она засмеялась вместе с ним, и они крепко обнялись. Он почувствовал в своих глазах слезы, хотя смеялся-то прежде всего над абсурдностью ситуации. Лицо Йелсон лежало на твёрдом плече его скафандра рядом с лазерным ожогом. Её тело немного дрожало.
Позади них на станции легко зашевелился умирающий. Его стоны без всякого эха упали в холод и тьму.
Он ещё немного подержал её в объятиях. Потом она отодвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Остальным не говори.
— Конечно, если ты не хочешь.
— Спасибо, — сказала она. В тусклом свете фонаря скафандра засветился пушок на её лице и волосы на голове, как туманная атмосфера вокруг планеты, на которую смотришь из космоса. Он ещё раз притянул её к себе, не зная, что сказать. Отчасти, конечно, от неожиданности… плюс факт, что то, что существовало между ними, после её саморазоблачения стало настолько важным, что он боялся сказать что-нибудь не то, сделать ошибку. Он не может допустить, чтобы ситуация приняла слишком большое значение, пока не может. Это было, возможно, величайшим комплиментом, какой ему когда-либо делали, но именно его ценность и пугала его, сбивала с толку. У него было чувство, что какое бы продолжение его имени или клана эта женщина ему ни предлагала, он пока не должен возлагать на это надежд. Призрак возможного наследства был всё ещё слишком слаб и где-то даже слишком беспомощен, чтобы тягаться с постоянной морозной полночью этого туннеля.
— Спасибо, Йелсон. Давай сначала доведём до конца это дело, а тогда нам будет легче принять решение. Но даже если ты потом изменишь своё мнение, все равно спасибо.
Это было всё, что он мог сказать.
Они вернулись назад в тёмную пещеру станции. Робот как раз закрывал лёгкой плёнкой недвижное тело Нейсина.
— А, это вы, — сказал он. — Я не видел смысла звать вас. — Он понизил голос. — Все равно вы ничего не смогли бы сделать.
— Доволен? — спросил Оборотня Эвигер, когда они положили тело Нейсина рядом с Доролоу. Они стояли рядом с посадочным мостиком, где Йелсон снова стояла на посту возле лежащего без сознания идиранина.
— Мне очень жаль Нейсина и Доролоу, — ответил старику Хорза. — Мне они тоже нравились; я могу понять, что это мучает и тебя. Ты не обязан оставаться с нами; если хочешь, возвращайся на поверхность. Там сейчас безопасно. Весь отряд устранён.
— Ты устранил и большинство из нас, — горько заявил Эвигер. — Ты ничем не лучше Крайклина.
— Заткнись, Эвигер! — сказала сверху Йелсон. — Ты пока жив.
— А тебе было не так уж плохо, не правда ли, юная дама? — сказал ей Эвигер. — Тебе и твоему другу. Йелсон мгновение помолчала.
— Ты мужественнее, чем я думала, Эвигер. Только не забывай, что мне не помешает, что ты старше и меньше меня. Если хочешь получить пинка по яйцам… — она кивнула и надула губы, не сводя глаз с вялого тела идиранского офицера, — то я охотно позабочусь об этом, старик.
Мимо прошла Бальведа, подхватила старика под руку и хотела увести.
— Эвигер, — сказала она, — я хочу рассказать тебе, как однажды…
Но Эвигер оттолкнул её и пошёл прочь один. Напротив вагона с реактором он сел спиной к стене.
Хорза посмотрел на него через перрон.
— Неплохо бы ему обратить внимание на измеритель радиации, — сказал он Йелсон. — Возле реактора довольно горячо.
Йелсон грызла вторую плитку рациона.
— Пусть этот старый мерзавец немного поджарится, — ответила она.
Ксоксарл просыпался. Йелсон наблюдала, как к нему возвращается сознание.
— Ты не хочешь сказать этому большому чудовищу, чтобы он спустился с рампы, Хорза? — крикнула она.
Ксоксарл посмотрел вниз на Хорзу и с трудом поднялся на ноги.
— Не трудись, — сказал он на марайне. — Я умею лаять на этом жалком заменителе языка не хуже тебя. — Он повернулся к Йелсон. — После тебя, мужчина!
— Я женщина, — проворчала Йелсон и показала ружьём вниз. — Давай, давай, пошевеливай своей тройной задницей!
Антиграв скафандра Хорзы отремонтировать было невозможно. Юнаха-Клосп не мог нести Ксоксарла. Значит, им придётся идти. Эвигер мог лететь, Вабслин и Йелсон тоже, но Бальведе и Хорзе ничего не оставалось, кроме как меняться местом на поддоне, а Ксоксарлу предстоял пеший марш больше двадцати семи километров к станции «семь».
Они оставили тела погибших у двери в транзитную шахту, откуда их потом можно будет забрать. Хорза бросил бесполезный оплавленный кусок, который был когда-то дистанционно управляемым роботом мозга, на пол и расплавил его лазером.
— Тебе от этого полегчало? — спросил Эвигер. Хорза посмотрел на старика, который парил в своём скафандре, готовый полететь вслед за остальными в туннель.
— Хочу тебе кое-что сказать, Эвигер. Если хочешь сделать что-нибудь полезное, взлети-ка на эту посадочную рампу и сделай несколько выстрелов в голову вон тому товарищу Ксоксарла, чтобы мы были уверены, что он действительно мёртв.