Что можем сделать все мы, а не только профессиональные экономисты, для развития экономической теории
Даже те читатели, которых убедил мой аргумент об интеллектуальном разнообразии и взаимном обогащении в экономической теории, все еще могут спросить: «А какое отношение это имеет ко мне?» В конце концов, очень мало читателей способно помочь в сохранении ее разнообразия, а тем более привнести в нее что-то новое, в отличие от профессиональных экономистов.
Дело в том, что мы все должны знать кое-что о различных подходах к экономике, если не хотим быть безвольными жертвами чужих решений. За каждой экономической политикой и корпоративным действием, влияющими на нашу жизнь – минимальной заработной платой, аутсорсингом, социальным обеспечением, безопасностью продуктов питания, пенсиями и прочим, – лежит некая экономическая теория, которая либо вдохновляет на эти действия, либо, что бывает чаще, находит оправдание тому, что власть имущие хотят сделать.
Только в том случае, когда мы знаем о существовании различных экономических теорий, мы сможем сказать этим принимающим решения людям, что они не имеют права говорить нам, что «альтернативы не существует», как однажды, к собственному стыду, заявила Маргарет Тэтчер, защищая свои противоречивые политические действия. Когда мы поймем, как много точек соприкосновения лежит между якобы враждующими фракциями в экономике, мы сможем более эффективно противостоять тем, кто пытается обострить дебаты, изображая все исключительно в черном или белом цвете. Как только мы узнаем, что экономические теории дают разные рекомендации отчасти потому, что они основаны на различных этических и политических ценностях, мы сможем с уверенностью рассуждать о них с точки зрения того, чем они являются на самом деле, – а именно политическим аргументом, а вовсе не наукой, в которой все четко делится на правильное и неправильное. И только тогда, когда основная часть населения продемонстрирует свою осведомленность в этих вопросах, профессиональные экономисты больше не смогут запугивать людей и объявлять себя хранителями научных истин.
Знание различных направлений экономической теории и понимание их сильных и слабых сторон – отнюдь не своего рода эзотерические практики, доступные только посвященным. Это важная часть изучения экономики, а также наш коллективный вклад в то, чтобы экономика лучше служила обществу.
Сравнительная таблица различных школ экономики
Глава 5 Действующие лица: кто такие субъекты экономической деятельности?
Индивидуумы как главные действующие лица
Экономика с точки зрения индивидуума
Доминирующая неоклассическая теория гласит, что экономика – «наука о выборе» (о чем я уже говорил в главе 1). Согласно этой позиции, выбор делается людьми (индивидуумами), которых принято воспринимать как эгоистов, заинтересованных только в максимизации своего благосостояния или благосостояния членов своих семей. При этом считается, что все люди принимают решения рационально, а именно выбирают наиболее экономически эффективный способ достижения той или иной цели.
Как потребитель каждый человек имеет собственную систему предпочтений, исходя из которой определяет, что ему нравится. Используя ее и сравнивая рыночные цены разных вещей, он выбирает сочетание продуктов и услуг, максимальной полезных с точки зрения его предпочтений. Рыночный механизм собирает всю информацию о выборах отдельных покупателей в единое целое и показывает производителям спрос на их продукцию при различных ценах (кривая спроса). Количество продукции, которое производители готовы предложить за определенную цену (кривая предложения), определяется их собственным рациональным выбором, сделанным в целях максимизации своих доходов. Делая выбор, производители учитывают затраты на изготовление продукта, заданные технологией, которая варьирует всевозможные комбинации производственных ресурсов и их стоимость. Рыночное равновесие достигается, когда кривые спроса и предложения пересекаются.
Это история экономики, в которой индивидуумы выступают в качестве главных действующих лиц. Иногда потребителей называют домохозяйствами, а производителей – компаниями, но все это, по сути, расширенное определение индивидуумов. В своем выборе они рассматриваются как отдельные когерентные единицы. Некоторые экономисты неоклассической школы, следующие идеям новаторской работы Гэри Беккера, заявляют о существовании «внутрисемейных переговоров», но они представляются как процесс между рациональными индивидуумами, которые прежде всего стремятся максимизировать пользу для себя самих, а не как общение между членами реальной семьи, которым присущи любовь, ненависть, сочувствие, жестокость и у которых есть обязательства.
Привлекательность индивидуалистического подхода к экономике и его ограниченность
Несмотря на то что индивидуалистический подход не единственный способ разработки экономической теории (см. главу 4), с 1980-х годов он стал доминирующим. Дело в том, что он весьма привлекателен с политической и этической точек зрения.
Прежде всего вспомним притчу о свободе личности. Люди могут получить все, что хотят, пока они согласны платить справедливую цену, будь то «этические» продукты (продукты питания вроде кофе за «честную» цену[69]) или игрушки, о которых дети забудут до следующего Рождества (здесь мне вспоминается лихорадка Cabbage Patch Kids[70] 1983 года и повальное увлечение Furby[71] в 1998 году). Люди могут делать все, что принесет им деньги, используя любые методы производства, которые максимизируют их прибыль, будь то футбольные мячи, сделанные несовершеннолетними рабочими, или микроскопы, изготовленные на высокотехнологичном оборудовании. Нет высшей власти – короля, папы римского или министра планирования, – которая указывала бы людям, чего они должны хотеть и что производить. Исходя из этого, многие экономисты свободного рынка утверждают, что существует неразрывная связь между свободой выбора отдельных потребителей и их более широкой политической свободой. Известными примерами служит критика социализма Фридрихом фон Хайеком в «Дороге к рабству» и страстная защита системы свободного рынка Милтоном Фридманом в «Свободе выбирать»[72].
Кроме того, индивидуалистический подход обеспечивает парадоксальное, но очень мощное моральное оправдание рыночного механизма. Все мы делаем выбор только для себя, гласит история, но в результате происходит максимизация общественного благосостояния. Нам не нужно, чтобы люди были «хорошими», чтобы запустить эффективную экономику, которая принесет выгоду всем участникам. Или, скорее, как раз потому, что люди не «хорошие» и ведут себя как бессовестные максимизаторы полезности и прибыли, наша экономика эффективна и в итоге в выигрыше остаются все. Знаменитая фраза Адама Смита служит классическим утверждением этой позиции: «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов».
Понимая причины привлекательности индивидуалистического подхода к разработке экономической теории, следует признать и его серьезные недостатки. С политической точки зрения, в нем нет четкой взаимосвязи между экономической и политической свободой страны. Многие диктаторские режимы вели политику очень свободного рынка, в то время как многие демократические страны, например в Скандинавии, имеют низкую экономическую свободу из-за высоких налогов и обилия нормативных актов. В самом деле, большое число приверженцев индивидуалистического подхода готовы пожертвовать политической свободой, чтобы защитить экономическую (по этой причине Хайек одобрял диктатуру Пиночета в Чили). В том, что касается этического обоснования, я уже говорил о многих теориях (в том числе об идее несостоятельности рынка), основанных на индивидуалистической концепции неоклассической школы и показывающих, что безудержное стремление к личным интересам с помощью рынка часто не способно дать социально значимые экономические результаты.
Учитывая, что эти ограничения были хорошо известны еще до установления господства индивидуалистического подхода, его нынешнее доминирование должно хотя бы отчасти объясняться политическими факторами идей. Индивидуалистический подход получает намного больше поддержки и одобрения, чем его альтернативы (особенно подходы, основанные на классовой теории, как, например, марксистский или кейнсианский), со стороны тех, кто имеет власть и деньги, а следовательно, больше влияния. Он пользуется их поддержкой, поскольку принимает социальную структуру как данность – например, право собственности или права рабочих, – и не ставит под сомнение статус-кво[73].
Организации как главные действующие лица: реальность принятия экономических решений
Некоторые экономисты, в первую очередь Герберт Саймон и Джон Гэлбрейт, больше внимания уделяли принятию экономических решений на практике, чем в теории. Они признали индивидуалистический подход устаревшим, по крайней мере начиная с конца XIX века. С тех пор наиболее важные экономические действия в нашей экономике осуществлялись не индивидуумами, а крупными организациями со сложными внутренними структурами принятия решений: корпорациями, правительствами, профсоюзами и, как это происходит все чаще, международными организациями.
Корпорации, а не люди принимают экономические решения
Крупные корпорации сегодня – наиболее важные производители, на них трудятся сотни тысяч или даже миллионы рабочих в десятках стран мира. Двести крупнейших корпораций производят около 10 процентов общего объема продукции в мире. По оценкам, 30–50 процентов международной торговли продуктами промышленного производства на самом деле представляет собой внутрифирменную торговлю, или передачу производственных ресурсов и производимой продукции в пределах одной мультинациональной корпорации (МНК) или транснациональной корпорации (ТНК), ведущей свою деятельность в разных странах{74}. Двигателестроительный завод Toyota в Чонбури, что в Таиланде, «продавая» свой продукт сборочным заводам Toyota в Японии или Пакистане, может рассматриваться в качестве экспортера из Таиланда в эти страны, но такие поставки нельзя назвать подлинными рыночными сделками. Цены на продукцию, продаваемую таким образом, диктуются из штаб-квартиры в Японии, а не формируются конкурентными силами на рынке.
Корпоративные решения принимаются иначе, чем индивидуальные
С юридической точки зрения, мы можем проследить решения, принимаемые крупными корпорациями, до отдельных персон, например до главы компании или председателя совета директоров. Но эти люди, насколько бы могущественными они ни были, принимают решения для своих компаний иначе, чем большинство людей делают выбор для самих себя. Как же принимаются корпоративные решения?
В центре механизма принятия корпоративных решений находятся акционеры. Обычно мы говорим, что акционеры владеют корпорациями. Такое описание, строго говоря, не соответствует действительности. Акционеры владеют долями (или акциями), которые дают им определенные права в управлении компанией. Они не владеют компанией в том смысле, как я, например, владею купленным компьютером. Эта мысль станет понятнее, если я расскажу, что на самом деле есть два типа акций: привилегированные и обыкновенные (простые).
Привилегированные акции дают своим владельцам приоритет в выплате дивидендов, то есть части прибыли, предназначенной для распределения между акционерами, в отличие от той ее части, которая направляется на развитие компании. Но этот приоритет покупается ценой права голосовать за принятие ключевых решений в отношении компании, например, кого назначать топ-менеджерами, сколько им платить и стоит ли сливаться с другой компанией, поглощать ее или быть поглощенными. Акции, дающие право голоса, называются обыкновенными. Владельцы обыкновенных акций (которые совсем не обыкновенные в плане полномочий по принятию решений) принимают коллективное решение путем голосования. Эти голоса, как правило, соответствуют принципу «одна акция – один голос», а в ряде стран некоторые акции имеют больше голосов, чем другие (так, в Швеции отдельные акции могут равняться тысяче голосов).
Кто такие акционеры?
В наше время существует очень мало крупных компаний, преобладающая часть акций которых принадлежит одному акционеру, как это было у капиталистов прошлых лет. Семья Порше-Пиех, которой принадлежит чуть более 50 процентов акций группы Porsche-Volkswagen Group, – редкое исключение.
Значительное число гигантских компаний имеют основного держателя акций. Ему принадлежит достаточное их количество, благодаря чему именно он обычно определяет будущее компании. Такого акционера называют владельцем контрольного пакета, который, как правило, содержит более 20 процентов голосующих акций.
Семья Пежо, контролирующая 38 процентов акций Peugeot-Citin Group, производителя автомобилей из Франции, или Марк Цукерберг, который владеет 28 процентами акций Facebook, – основные держатели акций. Семья Валленберг из Швеции – основной держатель акций Saab (40 процентов), Electrolux (30 процентов) и Ericsson (20 процентов).
У большинства же крупных компаний нет основного держателя. Их долевая собственность так широко разошлась, что не существует единственного акционера, способного эффективно контролировать деятельность компании. Например, в марте 2012 года банк Japan Trustee Services, крупнейший акционер Toyota Motor, владел лишь чуть более 10 процентами акций этой корпорации. Следующим двум крупнейшим ее акционерам принадлежало около 6 процентов акций на каждого. Даже действуя совместно, они втроем не наберут одной четверти голосов.
Разделение прав собственности и контроля
Распорошенность акций среди множества акционеров означает, что профессиональные менеджеры имеют эффективный контроль над большей частью крупнейших мировых компаний, несмотря на то что они не владеют значительной долей их акций, – такая ситуация известна как разделение прав собственности и контроля. Это создает проблему «принципал – агент», когда агенты (профессиональные менеджеры) могут придерживаться методов ведения бизнеса, продвигающих их собственные интересы, а не интересы принципалов (акционеров). Иными словами, управленцы могут увеличивать продажи, а не прибыль или раздувать корпоративную бюрократию, поскольку их престиж прямо зависит от размера управляемой ими компании (обычно он измеряется по объему продаж) и численности управленческого персонала. Именно такую практику критиковал Гордон Гекко (о нем я упоминал в главе 3) в фильме «Уолл-стрит», когда говорил, что компанией, которую он пытался поглотить, управляет не менее двадцати семи вице-президентов, бог знает чем занимающихся.
Многие прорыночные экономисты, особенно Майкл Дженсен и Юджин Фама, лауреат Нобелевской премии в области экономики 2013 года, высказали предположение, что проблему «принципал – агент» можно уменьшить, а то и устранить, если тесно связать интересы менеджеров с интересами акционеров. Экономисты предложили два основных подхода. Первый заключается в упрощении процедуры поглощения (больше Гордонов Гекко, пожалуйста) ради того, чтобы менеджеров, не удовлетворяющих акционеров, было легко заменить. Второй подход состоит в выплате большей части зарплат менеджеров в виде акций компаний, на которые они работают (опционов), чтобы заставить их смотреть на вещи с позиций собственника. Идея была кратко сформулирована в виде термина «максимизация стоимости для акционеров», придуманного в 1981 году Джеком Уэлчем, на тот момент СЕО[74] и председателем совета директоров General Electric; с тех пор с помощью этого термина начали определять цель деятельности корпоративного сектора сначала в Великобритании и США, а затем и во всем мире.
Работники и правительства тоже влияют на корпоративные решения
Хотя в США и Великобритании эта практика и не получила распространения, работники компаний и правительство тоже способны оказывать значительное влияние на корпоративные решения.
Вдобавок к профсоюзной деятельности (о которой мы поговорим позже), трудящиеся в некоторых европейских странах, таких как Германия и Швеция, влияют на деятельность своих компаний посредством формального представительства в совете директоров. В частности, в Германии крупные компании имеют двухуровневую структуру совета директоров. В рамках этой системы, известной как система участия в управлении, управленческий совет (аналог совета директоров в других странах) должен получить одобрение наиболее важных решений, таких как слияние и закрытие предприятия, от наблюдательного совета, в котором представителям рабочих принадлежит половина голосов, хотя руководящая сторона и назначает председателя, имеющего решающий голос.
Правительства также принимают участие в управленческих решениях крупных корпораций в качестве акционеров. Государство владеет гораздо большим объемом акций частных компаний, чем думают люди. Например, 25 процентов акций Stora Enso, крупнейшего в мире производителя целлюлозно-бумажной продукции, принадлежит правительству Финляндии; а 25 процентов акций Commerzbank, второго по величине банка Германии, принадлежит немецкому правительству. Этот список можно продолжать.
Работники компаний и правительства, с одной стороны, и акционеры и профессиональные менеджеры – с другой, преследуют разные цели. Первые желают свести к минимуму потери рабочих мест, повысить безопасность труда и улучшить условия. Правительство должно учитывать интересы групп, выходящих за правовые границы определенной компании, например компаний-поставщиков, местных сообществ или даже защитников окружающей среды. В результате компании, в управлении деятельностью которых работники и правительство играют важную роль, ведут себя иначе, нежели те, где властвуют акционеры и профессиональные менеджеры.