Бравин козырнул, представился:
— Капитан Бравин. Уезжаете? Провожаете?
— Юганов. Журналист, — Алексей, улыбаясь, продолжал смотреть на суету у КПП.
— Чем могу помочь? — Бравин спросил любезно, но всем своим видом давал понять, что ждет ответа.
— Я должен написать о Бресте. Не о прошлом, а о сегодняшнем Бресте, — Алексей протянул удостоверение.
— Существует протокол, — Бравин вернул удостоверение. — Редакция...
— Обращается в политуправление, — перебил Алексей. — Дается команда на КПП... Времени нет, капитан. Наверху две недели будут переписываться. Я к границе не лезу, вопросов нескромных не задаю.
— Однако находиться здесь без необходимости не разрешается, — Бравин козырнул. — Извините, служба.
— Извиняю, капитан, — Алексей направился к ожидавшему его такси.
Официант Иван Родин в своей квартире укладывал чемодан. Жена рылась в шкафу, доставала вещи, смотрела на мужа растерянно. Родин хмурился и сопел, глаз на жену не поднимал, наконец захлопнул чемодан и сел.
— Ваня, — тоскливо протянула жена. — Ну, куда ты, Ваня?
— Вернусь недели через три. Если будут спрашивать... тебе незнакомые, — Родин кашлянул, — скажи, — он снова кашлянул в кулак, опустил голову еще ниже, — ирод он, Иван, бросил меня с детьми и подался в сторону, мне неизвестную.
— Бросил? — жена закусила губу, голос ее набрал силу и твердость. — Ирод? Сторона неизвестная? Штирлиц какой отыскался! Засекреченный!
— Дуня! — Родин привстал.
Из второй комнаты выскочили два пацана — близнецы — и, роняя стулья, бросились на кухню.
— Цыть, шалапуты! — прикрикнула мать, характер у нее кончился, и она вновь запричитала: — Ваня... А, Ваня?
— Все! — Родин поднялся, в это время сыновья ворвались в комнату с воплем:
— Письмо! Письмо!
Мать взяла письмо, взглянула рассеянно, затем нахмурилась и сказала:
— Адрес наш... Какому-то артисту Чистоделу...
Родин взял у нее письмо, усмехнулся, разорвал конверт и прочитал:
«Привет, дружище! С большим трудом тебя нашел... А ты чуть в обморок не упал... Нехорошо... — по виску Родина скользнула капелька пота. — Твои золотые руки мне понадобятся... Появлюсь через недельку... Отпуск отложи... не надо глупостей. У меня положение неприятное, позади мокро, а впереди — вышка... Я, как знаешь, человек добрый, однако нервный. Рад, что у тебя семья... Завидую. Целую всех. До встречи...»
Родин положил письмо на стол, открыл чемодан и вытряхнул вещи на пол.
Выполняя инструкции тренера, Анатолий приехал в Минск, хорошо выспался и рано утром выехал на Москву. Шоссе летело навстречу. К полудню на верстовом щите Анатолий увидел надпись: «Москва — 180 км».
Рядом с Анатолием сидел офицер милиции, другой милиционер полулежал на заднем сиденье.
— Ну, как вожу? — спросил Анатолий.
— Ничего, Анатолий Петрович, — улыбнулся сидевший рядом. — Самое опасное, когда молодой водитель начинает считать себя асом.
— Значит, прокатились до Бреста и теперь обратно? — спросил второй.
— Точно! — Анатолий обогнал грузовик и снова занял первый ряд. — Дружок у меня мастер, — он похлопал по рулю. — Говорит, не сходи с ума, проверь себя на трассе...
— Верно говорит. Извините, но ехать в Европу с вашим стажем за рулем даже не мальчишество, а похуже...
— Не боги горшки обжигают!
— И в кювете лежат не боги!
— Тьфу на тебя, лейтенант! — сказал Анатолий. — Сейчас высажу.
Все рассмеялись.
Наташа так привыкла к ежедневным тренировкам, что через два дня ничегонеделанья в Бресте затосковала, пошла к своему первому тренеру и попросила разрешения размяться.
В светлом гимнастическом зале звучала музыка. Наташа танцевала с лентой.
Около десяти девочек в тренировочных костюмах сидели на скамейках и следили за знаменитой гимнасткой, затаив дыхание. Тренер, женщина лет сорока, смотрела на Наташу с гордостью и говорила Алексею, который стоял рядом с блокнотом и фотоаппаратом:
— Талант? Да! Но Наташа — это в первую очередь труд! Работоспособность феноменальная.
— А вам не обидно, что лучшая ваша ученица... — начал Алексей.
— Обидно, — перебила тренер, — но с этим ничего не сделаешь. Брест — это Брест... А Москва — Москва. Условия и возможности...
— А сейчас у вас, Ирина Петровна?
— Хорошие девочки, не жалуюсь. Но такие, как Наташа, рождаются не каждый год.
Наташа замерла, музыка кончилась, раздались аплодисменты.
Наташа и Алексей вышли из спортзала.
— А как относится к вашим отъездам муж? — спросил Алексей.
— Задавайте этот вопрос ему лично, — Наташа кивнула на Бравина, который со свертками в руках стоял у дерева неподалеку.
— Здравствуйте, — Алексей поклонился. — Брал интервью у вашей очаровательной супруги.
— Поздравляю, товарищ Юганов, — Бравин взглянул холодно. — Это даже мне удается не каждый год.
— Какая память! — Алексей улыбнулся, затем поклонился Наташе: — Благодарю, всего хорошего.
— Чего же вы не спрашиваете? — Наташа взяла Бравина под руку.
— Товарищ капитан уже ответил, — Алексей сделал шаг назад, быстро щелкнул фотоаппаратом.
Бравин стоял в коридоре своей квартиры на табуретке, закрепляя новый плафон. Наташа следила за мужем и улыбалась:
— Нет худа без добра.
Бравин спрыгнул на пол, щелкнул выключателем:
— Люкс! — Он прошел в комнату. — Где ты познакомилась с этим хлюстом?
— Олег! — Наташа недовольно сморщилась и начала переставлять тумбочку от тахты к окну. — Юганов... Юганов... Неужели тот самый, что написал обо мне семь лет назад?
— Стоит оставить тебя одну, как рядом мужик.
— Я — Наталья Серебрякова! — Наташа тряхнула волосами...
— Народное достояние...
— Да! Когда я выхожу на ковер, объявляют: «Советский Союз!» — Наташа подошла к Бравину, обняла: — Ты же обещал, Олег. У меня только две недели!
— Я женат две недели в году, — Бравин вздохнул.
— Ну что делать, Олежка, — Наташа поцеловала мужа, отошла и устало опустилась на тахту. — Я хлебнула славы... Цеплялась за сборную из последних сил. Я на излете, Олежка. Сейчас на первенство Европы не попала... Надо быть все время там, на сборах, на виду... Помоги мне, Бравин.
Бравин опустился на колени, обнял жену.
— Мне одиноко без тебя... Ты можешь перевестись в Москву? — прошептала Наташа.
Бравин бесцельно гулял по городу. Город засыпал, дома походили на корабли с редкими бортовыми огнями, шаги запоздалых прохожих звучали непривычно громко и тревожно. Нарушил тишину девичий смех и тут же затерялся в пустоте. Изредка, слепя фарами, проносились машины.
Бравин шел и шел, неторопливо и уверенно, словно имел какую-то цель, наконец вышел к вокзалу и остановился. Он смотрел на здание, словно видел его впервые. Сюда чаще подъезжали машины, доносились неразборчивые объявления. Бравин помедлил в нерешительности, затем неторопливо вошел в здание.
— Скорый поезд номер... Москва... Отправляется со второго пути. Отъезжающих просят пройти в зал таможенного досмотра...
То же объявление повторили на английском, затем на немецком.
Зал ожидания зашевелился, катили свои тележки носильщики. Мелькнули серые фуражки таможенников и зеленые — пограничников.
Бравин, облокотившись на закрытый киоск, смотрел на все происходящее, как сторонний наблюдатель.
Прошел пограничник, взглянул на Бравина и козырнул. Бравин поднял было руку, но тут же опустил, одернул пиджак и прошел в ресторан. Бармен приветливо ему кивнул:
— Здравствуйте, Олег Сергеевич, непривычно видеть вас в штатском.
— Здравствуйте, — ответил Олег. — Сок, пожалуйста... и сигареты.
Бармен поставил перед Бравиным стакан с соком, посмотрел на скудный выбор сигарет, достал из-под прилавка пачку «Мальборо», открыл и положил на стойку.
В бар вошли два офицера-пограничника, громко, с порога заявив:
— Володя, два двойных!
Бравин увидел вошедших в зеркало, вделанное в заднюю стенку бара, взял сок и сигареты и ушел за столик в углу.
Бармен проводил его взглядом, подал пограничникам кофе, открыл минеральную воду.
Бравин сидел в дальнем углу один и смотрел на своих товарищей, которые о чем-то разговаривали, жестикулируя, порой громко смеялись, и думал о том, что не сможет разорвать связь с этим миром, так же как Наташа не может уйти из спорта. Только жене осталось в спорте год, максимум два, а у него впереди целая жизнь. «Любимая женщина просит помочь, а я все о себе думаю, эгоист».
Он заставил себя вернуться домой. Жена спала. Бравин тихонечко лег с краю и задремал. Казалось, тут же проснулся, но уже начинало светать, и комната выступала из темноты асимметричными ребрами мебели, как выступают очертания на плавающей в проявочной ванночке фотографии.
«А может быть, помочь — это не поддерживать Наташку в обреченной борьбе, не рваться к ней в Москву, а добиться переезда жены в Брест?»
Утром Алексей зашел в фотоателье и уселся под яркими лучами ламп.
Фотограф вышел из-за аппарата:
— Вам на заграничный паспорт?
— Если не затруднит.
— Куда собираетесь? — фотограф переставил аппарат, включил дополнительный свет.
— Париж...
— Внимание... — фотограф скрылся за аппаратом.
Поднявшись со стула, Алексей достал из кармана коробочку с пленкой, протянул фотографу:
— Проявите и напечатайте, здесь всего три снимка.
— Из-за трех снимков угробить такую пленку?
Алексей протянул деньги:
— Сегодня!
— Сегодня? — фотограф взглянул на купюру, спрятал в карман. — Зайдите после обеда.
Жизнь на шоссе Брест — Варшава шла своим чередом. Машины уезжали за границу и приезжали из-за границы. Машины советских марок и иностранных, в большинстве случаев запыленные, стояли у здания КПП. Звучала разноязыкая речь, суетились люди: поляки вели себя подчеркнуто по-приятельски, французы и итальянцы были темпераментны и суетливы, австрийцы и немцы — аккуратны, сдержанны, несколько надменны.
Бравин и старший таможенник стояли на крыльце и наблюдали за туристами и за работой своих людей несколько сторонне. Но и пограничники и таможенники постоянно ощущали их присутствие.
— Не нравится мне этот немец, — безучастно сказал Бравин. Было непонятно, кого именно имеет в виду пограничник, но таможенник не спросил, лишь кивнул, тут же подошел один из молодых таможенников. Старший сказал:
— «Мерседес-200» на досмотр.
Бравин сделал знак прапорщику Грузинцеву, и тот пригласил хозяина серого «мерседеса» в здание.
Бравин вошел следом, остановился рядом с Грузинцевым и иностранным гостем.
— День добрый, — сказал он по-немецки и взял у Грузинцева паспорт, — Впервые к нам, господин Краузе?
— Здравствуйте, здравствуйте! — быстро ответил австриец, но смотрел он при этом в окно, на свою машину.
Бравин просматривал документы вроде бы невнимательно, но очень долго. Он переворачивал страницы, снова смотрел на фотографию, протянул было паспорт владельцу, но не отдал и стал смотреть снова. При этом Бравин отметил, что его действия нисколько не интересуют гостя, на собственный паспорт он и не смотрит, но с тревогой поглядывает на свою машину.
— Господин Краузе, в ваше отсутствие досмотр, — Бравин тянул слова, будто бы заикался, повторил даже: — Досмотр производить не будут, — он вернул паспорт таким образом, что турист должен был вытянуть руку.
Рука туриста дрожала. Бравин, казалось бы, потерял к нему всякий интерес, вышел на улицу, там он поправил без надобности фуражку и взглянул на часы.
Старший таможенник оглядел «мерседес», кивнул подбежавшему хозяину и сказал:
— Великолепная машина. Отведите ее в сторону.
Бравин смотрел, как «мерседес» покатили на досмотр, и не заметил политрука-майора, который подошел к нему сзади, протянул сигареты:
— Закуривайте...
— Спасибо, не курю, — думая о своем, ответил Бравин и достал из кармана сигареты, затем рассмеялся: — Ты видишь, Петр... Иванов сын, до чего довела человека служба? — Он спрятал сигареты, взял у майора. — Рефлекс, ничего ни у кого не брать. Тут меня один иностранец, — Бравин показал рукой на метр от земли, — леденцом угостил...
Бравин говорил все это быстро, с наигранной веселостью, но глазами с майором не встречался. Тот слушал Бравина внимательно, затем спросил:
— Наташка надолго приехала?
— Доложили...
— Брест, — майор пожал плечами. — Да и таких красивых, как Наташка...
— Наташка просит, чтобы я перевелся в Москву, — сказал Бравин и усмехнулся. — У женщин своеобразное представление о нашей службе.
— Возможно, она права? — осторожно спросил майор. — Ей одиноко, таких, как Серебрякова, в стране раз-два и...
— А таких, как Бравин, миллион. Она права. Однако я человек и хочу им остаться, а не превратиться в мужа знаменитой спортсменки... А Наташка права... Ты бы зашел, комиссар?
К зданию шел прапорщик Грузинцев, с ним хозяин «мерседеса» нес какой-то длинный узкий предмет, рядом шли двое таможенников. Бравин и майор вошли в дом вместе с ними. Хозяин «мерседеса» положил на стол винтовку с оптическим прицелом — изящное и очень дорогое орудие убийства.
— Я еду на охоту, — говорил хозяин, — у меня имеются документы.
— Оформляйте, — приказал Бравин прапорщику.
Они вышли на крыльцо.
— Поздравляю, Арсентий Кириллович, — сказал майор.
— Это Олег Сергеевич, — таможенник улыбнулся Бравину, — его милостью. Машину чуть не размонтировали, а найти не можем... Думал, ошибся ты...
— Случается, — ответил Бравин.
Наташа родилась в Бресте, однако Бравин гулял с ней по городу, как с человеком, приехавшим сюда впервые, изображая экскурсовода, но, приведя ее к крепости, внезапно замолчал.
Брестская крепость. Невысокие длинные здания, старые стены — все это не производит грозного впечатления и не очень вяжется с понятием «крепость». Бродят одинокие посетители, ходят, перешептываясь, парочки, отбившиеся от экскурсионных групп. Люди здесь ведут себя так, как посетители Эрмитажа или Третьяковки: в основном молчат, если говорят, то тихо, потому что человек, сталкиваясь с Искусством, Временем и Подвигом, невольно обращается к себе и теряется от этого сравнения.
Прошла группа пионеров, притихшие, они жались к пионервожатой и к экскурсоводу.
Наташа проводила их взглядом, посмотрела на молчаливого Бравина и поежилась. Они шли к выходу, а когда оказались уже на порядочном расстоянии, Наташа заговорила:
— Какие мы маленькие.
— Да, но мы — счастливые.
— А ты знаешь, что такое счастье?
— Счастье не математическая формула, — сказал Бравин, — счастье — мироощущение. Нет войны, я здоров, занимаюсь любимым делом, рядом ты...
— Спасибо. — Наташа помолчала. — Сколько лет можно помнить войну? Не убивают — счастье. Есть кусок хлеба — тоже счастье. Любимое дело? Проверять документы — любимое дело? Не обижайся.
— Есть такая легенда, — ответил Бравин. — Маленькая птичка упала на землю и вытянула вверх свои лапки. У нее спросили: «Что ты делаешь?» Птичка ответила: «Неужели вы не видите, небосвод падает». — «И ты хочешь своими крохотными лапками удержать небосвод?» Птичка ответила: «Я делаю то, что могу».
Некоторое время они шли молча, неожиданно Бравин сказал:
— Здравствуйте! Пограничный контроль! — и грустно улыбнулся. — Прошу предъявить документы.
Наташа взглянула на мужа удивленно, хотела что-то спросить, но промолчала.
— В жизни каждого человека эта ситуация повторяется тысячекратно. У малыша сверстник отнял мячик — пограничный контроль... Бессмертие Брестской крепости — пограничный контроль. От крохотного до великого. Ты говоришь, просись в Москву, и я должен предъявить документы, принять решение...
— Служба в Москве менее почетна? — перебила Наташа.
— Возможно, и более почетна...
Бравина прервал трубный звук, который сменился грозным рычанием. Звуки доносились из-за забора, когда Бравин и Наташа заглянули во двор, то увидели слона, клетки со зверями. Это был задний двор цирка, который собирался на гастроли за рубеж.
Из ворот выкатился грузовик с прицепом, на котором громоздились огромные контейнеры. Двор был завален ящиками.
Бравин обнял жену за плечи и, глядя на клетки, ящики, контейнеры, рассмеялся:
— Сначала сообщили, что крест выложен бриллиантами, а потом оказалось, что жемчугом.
— Ты о чем? — Наташа смотрела недоуменно.
— Ты представляешь, что можно провезти в этих ящиках? Царь-пушку. А нам заменили бриллианты на жемчуг и считают, что помогли.
Наташа покрутила пальцем у виска.
— Кто повезет, как повезет, где повезет, — говорил Бравин. — Все неизвестно. Найдите, и точка.
— Не знаю, о чем ты конкретно, но тебя это точно не касается, — сказала Наташа. — Существуют таможня, иные службы...
— Все, что происходит на границе, меня касается...
Они обогнули клетку с медведями и увидели Алексея, который фотографировал слона.
— Юганов, — шепнула Наташа. — Мир тесен.
Алексей тоже увидел их, прицелился аппаратом, но снимать не стал, сказал громко:
— Здравствуйте, выйдите, пожалуйста, из тени.
— Здравствуйте, — ответил Бравин, — поберегите пленку для этих красавцев, — он указал на зверей.
Алексей подошел, поклонился, окинул взглядом двор:
— Это тоже Брест. — Затем открыл свою сумку, достал несколько фотографий, протянул Наташе: — На память.
— Спасибо, — Наташа взяла фотографии.
На двух была Наташа на тренировке, на третьей — Наташа и Бравин стояли поддеревом.