Маша дождалась, пока лекарь подкрадется к тумбочке у ее кровати, затем инезапно села и сказала:
— Так вот кто ворует мой прутик! Лекарь охнул, схватился за сердце и сел на кровать.
— Я понимаю, нехорошо, — согласился он. — Но где же мне взять листья крипу ги? Идти в долину однорогов? Я там и часа не продержусь. А лекарство обледе-11 евшим каждый день надо…
— Так пусть ваши обледеневшие сходят за листиками в долину, — предложила Маша,
— Никита вон все собирается, да других дел по горло…
— Никита! — подскочила девочка. — А когда он вернулся?
— Да он вроде и не уходил никуда… — пожал плечами Сердюк,
— Как? — помертвевшими губами спросила Маша. Она-то надеялась, что он найдет Мишку и они помогут ей, а он и вовсе забыл про нее…
— А куда же он пойдет, без лекарства? — удивился лекарь, — Ты веточку не отдаешь, заколдованная она у тебя, что ли. А ему снадобье каждый день принимать надо, не то застынет…
Маша закрыла лицо руками — последняя надежда на освобождение пропала…
— Ты это, чего, — заволновался Сердюк. — Из-за свадьбы переживаешь? Эх, да что там, замуж не напасть, лишь бы замужем не пропасть. Кого тебе в суженые-то прочат?
— Ванечку, — проревела девочка. — Дурачка…
Сердюк почесал за ухом, потом сказал озадаченно:
— Вот оно как… Дурачка… Муж из него, конечно, никакой, да и ты пока не доросла до жены. А впрочем, муж-дурачок — не так уж плохо, говорят в народе. Ванечка, он добрый малый, я его с мало летства знаю. Мастерит себе тележки да л крылышки, никого не трогает. Слуги, Ж конечно, за ночь крылышки разбирают, в а то построит их да и брякнется… Ниче-Ц го, стерпится — слюбится. Погоди, ты в)Г"4 что же, за Никиту замуж собиралась??
— Да ни за кого я не собиралась! — обозленная Маша швырнула подушку через всю комнату. — Тетке моей с веником породниться надо! А меня она в замке запрет!
— Ну что же, не ты первая, не ты последняя. Веточку-то дай мне. Для боль-11ЫХ.
— Берите пока, — разрешила девочка. — Передайте Никите, что свадьба у меня… Впрочем, все равно…
Вот эти собственные слова — «все равно» — оказались для Маши решающими, Она уже ни на что не надеялась. Легла в кровать и уснула, и разбудили ее только служанки, пришедшие наряжать ее к свадьбе. Неизвестно чье свадебное платье — белое с красным — было слишком широко и длинно, его подгоняли «на живую нитку», лишь бы маленькая невеста не запуталась в нем. Ей нарумянили щеки, подкрасили брови, непонятно зачем, ведь весь «макияж» скрылся под й вязаной пуховой паутинкой фаты-шали, которая скрывала девочку почти до самых пяток. «Вот уж не думала, что выйду замуж раньше Светки Новорусо-вой. Да и вообще раньше всех в классе», — подумала Маша, увидев себя в зеркале: блестящий любопытный глаз в пушистой ячейке фаты. Она ожидала, что ее проведут коридорами до зала торжеств, но вместо этого ее вывели на улицу, усадили в повозку, набросили на плечи шубу золотистого меха, ту самую, что подарила ей тетя Марья. С ней остался один незнакомый рысарь, да еще возница, тот самый, что вез ее из Опушкина в замок Морского ветра.
— Чует мое сердце, с этой венцесской опять что-нибудь да случится, все не по людски, проворчал он, едва повозка тронулась.
— В чем дело? Куда мы едем? — спросила девочка, остро жалея, что нет у нее ничего, что можно было бы применить в качестве маячка и сбежать, нк одной одинаковой вещицы, даже камешки на бусах, даже пуговицы были разными.
0 — Куда? В часовню Звезд, конечно! — удивился рысарь. — Где же еще прово дятся бракосочетания? Все уже там или по пути туда. Невеста приезжает последней,
— Ах, да, — вспомнила Маша свадь-л бы в О Пушкине* Сердце ее сжалось — Ц вернуться бы в то время, все изменить. хл
<=5 т
31 лГ4 Ни колобка, ни Рыкосы, ни Ванечки.?
1 }ерхом на Мохнатко до Никиты — и обратно, кумшастому ежу Чуру, он бы что-
II ибудь придумал, Погруженная в собственные мысли, она не сразу заметила, что повозка оста-11 овилась на границе между каменистым морским берегом и безлистным лесом. Услышала знакомые слова — честным цирком да за свадебку — и вздрогнула. I ley же л и началось? Вдруг все ее существо охватила безумная надежда. Повозку остановили дикушки. Ряженные в пестрые шали да мохнатые шубы лесные красавицы отчаянно кокетничали с возницей и рыса-рем. Взгляд Маши метался от одного ли-I к другому — но тщетно. Дикушки бы-,!
ли незнакомыми, никто не обращал на невесту внимания, Тут кто-то хлопнул в ладоши — и мир вокруг потемнел, словно небо и земля поменялись местами.
С головы девочки сдернули пушистую шаль, и она увидела улыбающуюся морду снежного волка.
— Тсс, — чья-то крепкая рука зажала ей рот.
Мишка — его невозможно было не уз-11 ать — обрядил Мохнатко в Машину фату, тщательно расправил складки, а йогом хлопнул в ладоши, и волк исчез.?
— Я за ним, посмотрю, чем дело кон чится, — объяснил Мишка тому, кто дер жал девочку, а потом подмигнул ей. — Понравится ли привенихе невеста. Сквозь деревья Маша разглядела по возку, окруженную дикушками. На ней чинно восседала невеста, с ног до головы укрытая шалью. Не дай бог выпрямится во весь рост раньше времени, как тогда, на свадьбе, подумала девочка. Мишка же удобно устроился позади повозки, на приступочке.
Толпа рассосалась, повозка троЪу лаеь. Только тогда рука на Машиных гу бах разжалась, и девочка смогла обер нуться. Перед ней стоял Никита.
— Теперь можешь кричать, — объя вил он, ухмыльнувшись. — Удивилась?
— Я думала, ты меня предал! — Маша л бросилась ему на шею» — Но как?
0 — Как бы я прожил несколько суток л без твоего листика? — вопросом на во
Jq прос ответил он. — Мне нужно прини мать снадобье ровно в тот же час, через сутки, иначе я покроюсь льдом. Счастье Я еще, Мишка шел за тобой почти от са Ф мой деревни, пока ты блаженствовала в Ц замке, он подружился с местными дика-~ рями.?
— Дикушками… — поправила его Маша.
— Вот-вот! — подтвердил Никита. — Твой крик из окна слышала вся округа.
1 ак что он сам вышел на меня, стоило мне 11 емного прогуляться в ближайший лесочек. В общем, сейчас он отведет глаза на свадьбе, а мы с тобой доберемся до…
— До ручки, — хладнокровно сказал то-то, приставив острие меча к горлу Никиты. Тот сдвинул брови, но промолчал. Маша узнала Андрея Шестипалого.
— Дядя Андрей, — умоляюще начала девочка. — Я понимаю, вы любите Ванечку, но…
— Ах, дети, — снисходительно улыбнулся он, — Я тоже все понимаю. Первая * любовь, ранняя свадьба, выкрали невесту — какая романтика! И то, что Ванечка
I ie совсем здоров и не может понравить-г я девочке, когда рядом такой бравый рысарь*.. Это все понятно.
— Ничего вы не понимаете, — сквозь лубы процедил Никита.
— Калина, детка, ты должна понимать — положение обязывает. Лично ш > для тебя эта свадьба ничего не будет значить, любая с твоим титулом могла бы быть на твоем месте. Взрослые серьез- ТТТТТТЛТ? ные дела. Рыкосе нужно право на беспрекословное приказание, замки Горы Ледяной угрозы и защита от Зазубрины. Мне — пристроить Ванечку, чтобы титул не пропал с его смертью. А еще мне нужна свобода, чтобы выследить наконец Зверюгу, Ужас Горы Ледяной угрозы и отомстить. За смерть друзей, в том числе твоего отца, за мой шрам, наконец. Потерпите, дети, до совершеннолетия Калины. Все равно вам еще рано о любви думать.
— Да не люблю я Никиту! — запальчиво крикнула Маша. — Тут дела поважнее…
— Мы опаздываем на свадьбу, нет ничего важнее этого! — прервал ее Андрей. — Никита поедет с моими друзьями. А ты, Калина, со мной, на Радуге.
jSA О
Глава 27 САМОЗВАНКА
Никиту связали, пообещав отпустить после свадьбы, рыдающую Машу Андрей усадил перед собой, на закованную в латы и покрытую попоной Радугу. Так они и добрались до часовни Звезд — чудесного терема, еще не совеем потерявшего свои краски, стоящего на высоком обрыве над морем, в окружении сосен, В другой ситуации Маша бы полюбовалась прекрасным видом, но сейчас ее заботило совсем иное. Они приехали, когда Мохнатко, накрытого шалью, уже ввели в часовню, Мишка забрался на окно. Маша с Андреем появились на пороге в тот момент, когда к неподвижно стоящим перед лекарем Сердюком жениху в рысарском облачении и невесте в фате с традиционным поздравлением подошла привениха. При величии ее осанки не чувствовалось, что она маленького роста, ее платье из серебряной парчи блестело в свете свечей, но еще ярче сияли торжеством глаза Рыкосы, Она горделиво, но быстро прошла мимо толпы разряженных вельмож, ее ноздри раздувались, не то вдыхая аромат еловых лап, которыми была украшена часовня, не то от волнения, И вдруг, не дойдя двух шагов до невесты, она замерла. Мохнатко, отшвырнув шаль, бросился на Рыкосу. Сверкнули белые зубы хищника, Толпа ахнула. Но хрупкая приве-ниха заверещала, как разгневанная кошка, и встретила волка зубами, не усту-лающими по размеру. Она впилась ему в плечо. Маша закричала. В это время Мишка хлопнул в ладоши и кубарем скатился с окна на улицу. Волк исчез. Люди затаили дыхание. Сердюк отпрянул к стене. Ванечка бросился к Андрею с криком:
— Дядя! Дядя! Я больше не хочу жениться! Пусть она забирает мой самолетик, только не отдавай меня им… Посреди часовни стояла привениха. Прекрасная, великолепная, в серебряном роскошном платье, волосы рассыпались по плечам. Только на губах, ее алела кровь, словно помада. Да в глазах медленно угасал янтарный отсвет.
— Зверюга! — выплюнул кто-то, — Нечисть! — заверещала какая-то дама.
л — Предательство крови! — закрича-0 л о несколько голосов. л Рыкоса отступила к съежившемуся от страха Сердюку.
Ji5 — Я не понимаю, — звонким, мелодичным голосом сказала она. — Что вас Ж возмущает? Вы же знали, что я чистопо-% родный потомок Великого Гривухи. Или Ц кто-то сомневался?
лГ4 — Госпожа сударыня, — белый, как мел, Андрей убрал, руки с плеч Маши и
Ванечки и сделал шаг к привенихе. — Что с вами только что произошло?
— А что особенного? — подняла брови Рыкоса и обернулась к Сердюку. — В моей семейной рукописи сказано, что только истинный потомок Гривухи способен принять его облик. Во времена моих родителей это было обязательной проверкой на чистоту породы. Уверена, что большинство присутствующих не выдержали бы…
— Да, но… — даже в минуту опасности Сердюк не упускал возможности поспорить, — не по желанию испытуемого, а в соответствии со сложным ритуалом,
в високосный год, в день Черной луны, после месяца поста и пяти принятых звездами жертв, традиционно овец… Вы, госпожа сударыня, оборотень, проклятый Звездами на горе. Согласно опыту предков, отведавший родственной крови — крови родителей, либо братьев, либо детей своих… Осмелюсь предположить, вас до сих пор тянет на кровь — рысар-скую либо простую людскую… — Зверюга!.. — выдохнул потрясенный Андрей, обнажая меч. — Ужас Горы Ледяной угрозы, убийца Елисея Грива-стош и жены его! Это ты? Это за тобой я столько лет!..
— Да! — рявкнула Рыкоса, согнувшись. Голос ее изменился, как в замке, как на дороге, вспомнила Маша. — Да, это мои когти разукрасили тебя, шестипалый урод! Это я опустошала замки и деревни вокруг моей горы! Это я перебила всех рысарей во время осады моего замка! Это я напала на девчонку на дороге и разогнала дикушек в лесу! Потому что это я устанавливаю свои законы, безо всяких беспрекословных приказаний, по праву сильнейшего, по праву славной крови Гривухи! Я одна стою всех вас, беспородные рысари!
— Проклятая! Ты предала свою кровь! — закричал кто-то.
Бледный Андрей медленно шел по проходу прямо к привенихе. Люди пов-0 скакивали с мест, ропот нарастал. Рыко-л са попятилась, но тут ее глаза остановились на Маше.
— Вам ли рассуждать о предательстве крови! — расхохоталась она. — Вы без
X сомнении приняли в свою стаю шелуди-§ вых псов и даровали титул безродней-S шей из безродных. Венцесса — самозванка! Настоящая венцесса и ее мать? заморожены, а эту я подобрала, чтобы вас всех одурачить, Но вы не дали мне этого сделать. Я не сказала ни слова. Вы сами себя одурачили, приняв плохое воспитание наглой выскочки за чисто-гюродие. Шелудивые псы! Выкрикнув последнее ругательство, она прыгнула в окно, в полете меняя облик с человеческого на рысий, За ней, не мешкая, сиганул Андрей с мечом в руках. Через мгновение послышалась удаляющаяся дробь копыт Радуги. Кто-то выбежал наружу, кто-то остался на месте, но, когда все смолкло, взоры всех присутствующих обратились к Маше.
— Я погибла, — пробормотала она, И была совершенно права. Ее ни о чем не спросили. Ей ничего не сказали. Сильный рысарь просто скрутил ей за спиной руки, и вскоре прямо в красно-белом платье невесты девочка оказалась в замковой тюрьме. Это была длинная узкая комната в подвале замка, с крохотным окошком наверху, до которого Маша не могла дотянуться, даже когда взбиралась на стол, крепкий, хоть и неуклюже сбитый и почти неструганый. Кроме того, здесь были еще койка — доска на кам- "г^Г?? нях вместо ножек, накрытая мешком, набитым шуршащей соломой, да дырка в полу, вроде как туалет. Подвал, естественно, был сырым и холодным, зато из окошка долетал запах моря, на ночь девочке приносили жаровню и свечу, воняющую топленым свиным салом. Первые дни девочка маялась от скуки и холода, поддергивала на плечах сползающее платье. Потом ей принесли шерстяное платье, не такое красивое, как то, что было у нее, пока она считалась вен цессой, но зато теплое. Еще у нее была броня с фонариком колокольцев. Чтобы вернуть их, достаточно было лишь щелкнуть пальцами. Только синий лучик не мог вывести ее через закрытую дверь.
А еще девочка жалела об утрате камен ных бус и портрета венцессы Калины. л
0 Но бусы ей не принадлежали на самом деле, как и портрет, поэтому у нее не по лучалось вызвать их магиеи. рЗ — Что бы ты хотела на ужин, само званка? — спросил ее однажды вечером да охранник.
§ — С чего это вы меня спрашивае В те? — отозвалась девочка. V* — Догадайся сама, — ответил охран? ник. — Так ты будешь заказывать? Иначе я принесу тебе хлеба с салом.
— Бесе, сами такое ешьте. Хочу куриную ножку и… Что тут у вас растет вместо картошки… Свеклу, что ли. Pi молока. Ужин принесли позже обычного, когда уже совсем стемнело. Маша с удовольствием принялась за еду, которая была очень вкусной, впервые за много дней, когда ее потчевали подгоревшей овсянкой — редкая гадость, между прочим. Вдруг из угла послышалось старческое кряхтение.
— Кто здесь? — воскликнула девочка и закашлялась от того, что пища попала ей не в то горло. Ее можно было понять — в темнице она уже изучила отведенное ей пространство вдоль и поперек. И в том, что она здесь одна, никак нельзя было сомневаться.
— Вкусно пахнет, — сказал кто-то из темного угла, и на свет выполз маленький человечек. Он ковылял, опираясь на палку, моргал воспаленными глазками,
и казалось, что весь состоял из одной головы — настолько непропорционально мало было его тело, скрывающееся под растрепанной бородой.
— Кто ты, сосед? — спросила Маша. ЖЛавв*?
— Ну дак сосед, — объяснил человечек. — Тюремный я. Ох и вкусно же пахнет, Угостишь? Тебе что, завтра выйдешь отсюда, а мне тут веками мучиться.
— Пожалуйста, — Маша пододвинула ему тарелку, ее настолько озадачила фраза насчет завтра, что ради такой новости и с едой было не жаль расставаться.
— А откуда ты знаешь, что я завтра выйду?
— Потому что сегодня тебя кормят хорошо, — ответил с набитым ртом человечек.
— Не вижу связи…
— Все, досиделась, завтра на круг позора — и прощай…
Грудь словно стянуло плотным ремнем от такой новости, Круг позора и топор палача, говорила привениха. Неужели Машу казнят? «Не может быть, я, Q во-первых, еще ребенок, во-вторых, всем 5 т* же понятно, что меня Рыкоса заставить ла», — подумала Маша, но ее сердце сжимало ужасное предчувствие. Что же сделать, что придумать, осталась всего од-т
X на ночь…
§ В это время тюремный оторвался от ® тарелки. Слопал он только половину, с сожалением поглядывая на остальное.? |— Ладно, я не зверь, ужин твой по праву. А за угощение будет тебе подарочек. Чего тебе хочется?
— Ключ от камеры. Человечек захихикал и закашлял одновременно.
— Нельзя? — уточнила девочка. И тут же вспомнила о миниатюре, мысль о которой ее мучила в последнее время. — Ну тогда хоть бусы, которые я носила. С портретом.
— Это я могу. Порадуйся напоследок, — ответил старичок и заковылял обратно в угол. Через несколько минут он положил перед узницей бусы с портретом. Маша поблагодарила тюремного, а потом забралась с ногами на койку и задумалась, перебирая руками самоцветы. Открыть замок она не сможет, эх, сюда бы палочку шарлатанского откры-вона. Маячка у нее нет. А может быть, еще не поздно сделать? Девочка обшарила карманы, потом обошла свою камеру — увы, нет двух абсолютно одинаковых вещей. На куртке нет пуговиц, в кармане нет монеток… Даже камни на венцессиных бусах все разные по форме и цвету, неотшлифованные, неогранен-ные. Что придумать? Ее блуждающий по 12 — 4122Леванова камере взор наткнулся на остывший ужин. Вернее, на половинку горбушки.
— Скатаю шарики из хлебного мякиша! — придумала девочка.
Она так долго мяла хлеб, что он почернел, но все же Маша добилась того, чтобы два шарика стали одинаковыми. Поразмыслив, она положила один шарик в карман куртки, а второй просунула между прутьями решетки, к сожалению, той, что вела в коридор — до крохотного окошка было невозможно дотянуться.
— Разберусь как-нибудь, главное, с крута позора смыться, если все действительно окажется смертельно опасным… И впервые за все время в тюрьме она крепко уснула, укутавшись в кожаную куртку.
А утром ее вывели на площадь перед л замком — ту самую, с каменными скамь-Q ими и елками в горшках. Посередине л стояло некое сооружение, похожее на огромный барабан, только высокий, с двер-к°й на боку.
Круг позора доставлен специально ш
X для вас, самозванка, сказал охранник, Ф но когда Машу повели рысари, он вздох-в нул и украдкой смахнул слезу. Он-то хорошо знал, что будет дальше, и не был?