Тип III. Подтип А. Мечи и кинжалы с узким бабочковидным (крыловидным) перекрестьем и когтевидным навершием.
Подтип выделен на основании твердо датирующейся формы навершия, хотя формально, по форме перекрестья, мечи, и кинжалы этого типа входят в тип III.
Кинжалы подтипа А, найденные на территории Южного Урала, составляют довольно устойчивую серию. Из погребений нам известно 9 экземпляров, хотя у двух навершие не сохранилось (Ибрагимово, Филипповка, курган 6). Учитывая характерную форму перекрестья, датировку, нам представляется, что оно было именно когтевидным.
Все кинжалы рассматриваемого подтипа убедительно датируются в рамках IV в. до н.э. по сопровождающему инвентарю. Только два экземпляра из кургана 5 могильника Новый Кумак и кургана 4 могильника I Новоорский могут быть отнесены ко времени рубежа V-IV вв. до н.э. В пользу такой датировки свидетельствует такая деталь, как отсутствие перекладины между "когтями" (волютами).
Кинжалы типа IV были весьма распространены у древнего населения как степной, так и лесостепной зоны Евразии. Об их происхождении на Южном Урале и датировке существует убедительная точка зрения и нет смысла еще раз возвращаться к этому вопросу [Исмагилов, 1976].
Следует также отметить, что количество случайно найденных подобных кинжалов превосходит обнаруженные в комплексах. Нам известно 10 экземпляров с территории Южного Урала, и этот факт пока трудно объяснить.
Отдел II. Мечи и кинжалы IV-II вв. до н.э.
Тип I. Рассматриваемая группа мечей и кинжалов характеризуется перекрестьем в виде сломанного под тупым углом бруска. В нашем распоряжении имеется 23 экземпляра (табл.Н). По мнению К.Ф.Смирнова, подобный тип клинкового оружия был характерен только для раннего этапа прохаровской культуры [Смирнов, 1961.
С.25]. М.Г.Мошкова полагает, что такие мечи были распространены только в самом начале IV в. до н.э. [Мошкова М.Г., 1974. С.25]. Не рассматривая вопрос о времени начала ее формирования на Южном Урале, с предложенной датировкой следует согласиться. Время бытования мечей и кинжалов с тупоугольными перекрестьями и прямыми или чуть изогнутыми навершиями не выходит за пределы IV в. до н.э.
Необходимо сказать, что ранние сформировавшиеся экземпляры этого оружия имеют, как правило, массивные перекрестья и рукояти, длинные и широкие обоюдоострые клинки. Длина более или менее сохранившихся образцов колеблется в целом от 60 до 106 см. Мечи из случайных находок также достигают внушительных размеров. Например, меч длиной более 80 см с городища Курман-Тау или меч длиной 88 см из с. Огневское Курганской области [Смирнов, 1961. С.25].
В свое время еще М.И.Ростовцев высказал предположение, что описываемый тип мечей и кинжалов является переходной формой между мечами с сердцевидными и прямыми перекрестьями [Ростовцев, 1918. С.61]. Это положение М.П.Ростовцева нашло подтверждение в работе К.Ф.Смирнова, который уточнил, что исходной формой эволюции было узкое бабочковидное перекрестье [Смирнов, 1961.-С.24]. В оружиеведческой литературе эта точка зрения кажется никем не оспаривается.
В настоящее время имеющийся археологический материал еще с большей убедительностью иллюстрирует упомянутый эволюционный процесс. Нами выделена группа кинжалов, сочетающая в себе черты акинаков предшествующего времени и мечей типа I. Это, прежде всего еще не оформившиеся тупоугольные перекрестья, содержащие элементы "крылатости" и такой признак архаики, как
антенные и зооморфные навершия. Время бытования всех двенадцати имеющихся е нашем распоряжении синкретических' экземпляров может быть ограничено несколькими десятилетиями рубежа V-IV вв. до н.э. (табл.III).
Наиболее примечательны, на наш взгляд, находки из Липовки, Осьмушкино. Фклипповки, группы II Сибай и могильника Переволочан. Рассматриваемая серия оружия, безусловно, является переходным эвеном в процессе эволюции акинака в мечи типа I. видимо, одновременно сосуществуя какое-то время и с темп, и с другими.
Тип II. Для раннепрохоровского времени К.Ф.Смирновым был выделен тип мечей и кинжалов с дуговидными перекрестьями и прямыми пли чуть изогнутыми навершиями. В нашем распоряжении имеется 12 экземпляров, хотя некоторые из них К.Ф.Смирнов в свое время отнес к типу I (например, Любимовка, курган 1, погребения 1 и 3) [Смирнов, 1961. C.26].
По мнению К.Ф.Смирнова мечи и кинжалы типа II появляются одновременно с мечами с тупоугольными перекрестьями. Время их существования с учетом надежных хронологических реперов для IV в. до н.э. не выходит за пределы этого столетия. В эволюционном плане мечи с дуговидными перекрестьями наряду с типом I являются параллельной ветвью развития акинаков с узкими бабочковидными перекрестьями (табл.IV).
Можно считать, что наиболее поздними их экземплярами являются находки из Ново-Мурапталово и Переволочана. поскольку перекрестье этих мечей имеет уже едва заметный изгиб и приближается к прямому. Также как и мечи типа I, рассматриваемая группа оружия отличается своими размерами - длиной и шириной клинка. Кстати и случайные находки имеют внушительные размеры. В этом плане примечателен меч длиной 97 см из Усть-Караболки в Челябинской области [Мошкова, 1974. С.23].
Тип III. Мечи и кинжалы, имеющие прямое брусковидное перекрестье и прямое навершие. мы выделили в отдельный тип, поскольку эта серия оружия, на наш взгляд, является боковой и тупиковой ветвью процесса эволюционного развития раннепрохоровских мечей. В нашем распоряжении имеется 10 экземпляров (табл. V).
Рассматриваемая серия мечей и кинжалов традиционно считается оружием прохоровского типа, наряду с экземплярами с прямыми перекрестьями и серповидными навершиями. К.Ф.Смирнов датировал комплексы из Мечет-Сая рубежом IV-III вв. до н.э. [Смирнов, 1975. С.130]. Этим же временем датируются и Прохоровские курганы. Однако складывается впечатление, что образцы типа III появляются несколько раньше. Так, безусловно, к развитому IV в. до н.э., судя по элементам обряда и набору инвентаря, относится короткий и широкий меч из Переволочана. В целом же следует согласиться с К.Ф.Смирновым в том, что наибольшее распространение мечи, и кинжалы типа III получили с конца IV в. до н.э.
Рассматриваемая серия оружия какое-то время сосуществовала с мечами типов I и II. с одной стороны, и мечами классического прохоровского облика - с другой. Несмотря на сложившееся перекрестье, мечи типа III все же сохраняют архаичную форму прямого брусковидного навершия. хотя новое, серповидное, было создано еще до появления мечей этого типа (например, Бесоба. курган 1). Таким образом, являющимся связующим эволюционным звеном между мечами IV и III-II вв. до н.э. в отношении перекрестья мечи рассматриваемого типа не могли выработать серповидное навершие и стали тупиковой ветвыо развития прохоровского клинкового оружия.
Мечи и. кинжалы типа III недолго бытовали в арсенале ранних кочевников региона. Причина их непопулярности, очевидно, заключалась в неудобной форме навершия. При фехтовании, особенно в вертикальной плоскости, с коня, один из концов навершия упирался в запястье и создавал серьезное неудобство. Поиски выхода из этого положения начались еще в V в. до н.э. и продолжались в течение одного столетия, когда навершие стало серповидным, а перекрестье из тупоугольного и дуговидного стало прямым.
Тип III. Подтип А. Мечи и кинжалы с прямым перекрестьем и серповидным навершием (собственно прохоровский тип).
Это наиболее многочисленная серия наступательного оружия. В нашем распоряжении имеется 80 экземпляров (табл-VI). Почти все они тождественны, лишь иногда вместо серповидного навершия встречается рожковидное, являющееся дериватом первого, и Г-образное. На некоторых клинках хорошо фиксируются долы, а на рукоятях следы обмотки. Появление мечей и кинжалов подтипа А относится, безусловно, еще к IV в. до н.э. Так датируется кинжал из кургана 3 могильника Алебастрова гора [Смирнов, 1961. С.27]. Массовое же появление мечей и кинжалов рассматриваемого типа относится к III-II вв. до н.э. Почти все экземпляры за исключением тех, которые происходят из Прохоровки, датируются именно этим временем.
Мечи и кинжалы данного типа являются самой массовой группой прохоровского клинкового оружия. Нельзя не отметить того факта, что подавляющая их часть происходит из Башкирии и датируется III-II вв. до н.э. Это связано с тем, что к тому времени основная масса номадов уже покинула регион, а оравшаяся их часть продвинулась глубоко в лесостепь. Миграция кочевников в Демско-Бельское междуречье, вероятно, повлияла на изменение военной тактики, поскольку, расположившись на кромке леса и лесостепи, они вступили в непосредственное соприкосновение с немногочисленным населением финно-пермского круга. Археологически это подтверждается исчезновением защитного доспеха, копий, но в то же время резким увеличением удельного веса воинских комплексов с мечами и кинжалами на фоне общего количества погребений в Старых Киишках и Бишунгарово.
Тип IV. В него включены экземпляры, не составляющие устойчивые серии.
Два меча длиной 70 и около 105 см происходят из могильников Муракаево и Калмыково (курган 4, погребение 3 и курган 1, погребение 1) [Мажитов, Пшеничнюк. 1977. С.58-59; Мошкова. 1963. табл.19]. Оба экземпляра объединяет одна - навершием у них служили круглые бронзовые бляшки. Этот признак, как известно, более характерен для позднесарматского оружия (рис.15, 5,8.). Кстати, если автором раскопок кургана 4 в Муракаево Н.А.Мажитовым верно передана форма меча, то в этом случае мы имеем дело с древнейшим экземпляром и прототипом мечей позднесарматского типа на Южном Урале.
Муракаевский экземпляр вполне справедливо датирован авторами статьи IV в. до н.э. по найденным в том же комплексе мечу типа I отдела II и наконечникам стрел. Меч из Калмыково М.Г.Мошкова отнесла к группе III-II вв. до н.э., хотя А.С.Скрипкин склонен к его омоложению [Скрипкин. 1990. С.129].
Интересны два меча из могильника Старые Киишки. Первый, длиной более 80 см из погребения 3 кургана 20 уже рассматривался в литературе (рис.15, 6). М.Г.Мошкова связывает его с кельтскими мечами эпохи среднего латена [Мошкова, 1963. С.36]. На наш взгляд, описываемый экземпляр обнаруживает сходство с ксифосом - мечом греческого гоплита, распространенного не только в Греции, но встречающимся и в Причерноморье [Сокольский, 1954. С. 136]. Одна находка подобного рода известна нам и в Бактрии (Халчаян) [Пугаченкова, 1966. С.56].
Местные номады довели клинок ксифоса до несвойственных ему размеров, но характерную для их оружия, очевидно, при этом видоизменив форму рукояти. Однако такой меч не нашел понимания в кочевой среде региона, что, на наш взгляд, весьма симптоматично. Эллинский ксифос был удобен в рукопашном бою с тяжелой пехотой, а позднепрохоровские мечи, господствующие в это время, свидетельствуют о наличии другого противника.
Второй экземпляр (рис.15, 7) длиной 75 см из погребения 4 кургана 13 уже привлекал внимание исследователей своей необычной формой и лезвием, расположенным на вогнутой стороне [Садыкова, 1962 б. С.99]. А.Х.Пшеничнюк предположил, что рассматриваемый образец является продуктом развития местного финно-пермского наступательного оружия на основании аналогии ему из погребения 31 Биктимировского могильника [Пшеничнюк, 1964. С.227]. Эта точка зрения имеет право на существование, поскольку массивные железные ножи с горбатой спинкой, известные в ананьинских древностях, могут рассматриваться в качестве прототипов.
Однако, на наш взгляд, более предпочтительнее выглядит мнение А.С.Скрипкина, согласно которому рассматриваемый экземпляр является местным подражанием махайре, кавалерийскому греческому мечу, встречающемуся также в древностях Северного Причерноморья [Скрипкин, 1990. С.133; Мелюкова, 1964. С.59].
Ближайшей аналогией старокиишкинскому образцу, как уже сообщалось, является меч из Биктимирово. Весьма близкие черты имеет также меч из "сарматоидного" погребения кургана 3 могильника Хас-Кяриз в Туркмении [Марущенко, 1959. С.122]. Следует, правда, оговориться, что туркменский меч обоюдоострый и более искривленный.
На происхождение двух рассматриваемых экземпляров на Южном Урале может существовать две точки зрения. Первая традиционная - из Скифии, вторая - из стран эллинизированного Востока - Парфии, Согда и Бактрии.
Железный короткий меч длиной 48 см происходит из погребения 2 кургана 6 могильника Переволочан [Пшеничнюк, 1995. С.71]. У него линзовидный в сечении клинок, и расширяющаяся к основанию рукоять (рис.15, 12). Перекрестье и навершие отсутствуют. Неизвестно, носит ли такая форма первоначальный вид (морфологический характер) или является результатом технической недоработки. Возможно, кинжал имел специальное предназначение (вотивное). Отсутствие известных нам аналогий заставляет предположить второе. Кинжал по обряду и комплексу наконечников стрел может быть датирован не ранее IV в. до н.э.
Два кинжала (рис.15, 13-14) с брусковидным навершием, но без перекрестий (Новый Кумак, курган 33, IV Тавлыкаево, курган 1, погребение 6) могут быть отнесены к оружию синдо-меотского типа, характерному для населения Прикубанья [Мошкова, 1972. С.40; Пшеничнюк, 1983. С.66]. Правда, на наш взгляд, тезис о каком-то влиянии синдо-меотских кинжалов на южноуральские образцы надуман, поскольку нет уверенности, что мы имеем дело с первоначальной формой. Как показывает археологический материал, находки мечей и кинжалов без перекрестий явление нередкое, вследствие уязвимости именно этой детали по отношению к воздействующим факторам. Так, например, несколько кинжалов без t перекрестий найдено в Старо-Киишкинском могильнике, отличающемся удивительной стандартизацией этого оружия. В связи с этим трудно представить, что перекрестий на них не было вообще. Случайные находки сарматских мечей и кинжалов, часто употребляющиеся в хозяйстве до настоящего времени. Также свидетельствуют, что перекрестье часто слетало.
В погребениях III-II вв. до н.э. обнаружено несколько кинжалов с кольцевыми навершиями. Подобная форма наступательного оружия характерна для среднесарматского времени, хотя первые, сложившиеся экземпляры следует датировать, по мнению А.М.Хазанова. III в. до н.э. [Хазанов. 1971. С.9]. Находки их в твердо датированных комплексах заставляют думать, что кинжалы с кольцевыми навершиями из Старых Киишков (курган 14, погребение 1; курган 18, погребение 28 (рис.15. 9.11)), Бишунгарово (курган 2, погребение 1 (рис.15, 10)) и Лебедевки VII (курган 16, погребение 8) являются наиболее ранними экземплярами на Южном Урал [Садыкова, 1962. б. С.107; Пшеничнюк. 1983. С.21]. Несмотря на детальное рассмотрение вопроса об их происхождении А.М.Хазановым эта проблема еще не разрешена. Однако находки кинжалов с кольцевыми (сомкнутыми антенными навершиями) в могильниках VI-V вв. до н.э. (Сынтас и Сара), позволяют включить Южный Урал в ареал формирования мечей и кинжалов рассматриваемого типа.
Кроме перечисленных, в нашем распоряжении имеется три длинных 'меча, форма которых не может быть восстановлена, и среди них меч длиной 130 см из кургана 1 около аула Джанатан [Подгаецкий, 1937. С.33]. Два других меча длиной 85 и 90 см найдены в погребении 2 кургана 2 могильника VII Ново-Мурапталово и погребении 2 кургана 4 могильника II Новотроицк [Агеев, Рутто, 1984. С.44; Мажитов, 1974]. Все три экземпляра могут быть датированы временем не позднее IV в. до н.э.
Анализ рассмотренных типов наступательного оружия позволяет сделать некоторые выводы.
Мечи и кинжалы отдела I (типы I-III) появляются в степях Южного Урала только в конце VI - начале V вв. до н.э. в сложившемся виде. Это дает основание сделать вывод о том, что эволюция рассматриваемого оружия проходила вне исследуемого региона. Распространение мечей и кинжалов типов I-III следует связывать с освоением степной зоны Южного Урала носителями культуры кочевников с VI в. до н.э.
Мечи и кинжалы прохоровского времени распадаются на две хронологические группы - IV - рубежа IV-III вв. до н.э. и III-II вв. до н.э. Если для первой хронологической группы характерны мечи подтипа А типа III отдела I и типов I-III отдела II, то для второй только подтипа А типа III отдела II.
Любопытную картину, характеризующую развитие военного дела номадов региона, на примере клинкового оружия дают средние длины мечей. Так, например, средняя длина экземпляров I отдела колеблется между 40 и 50 см (см. табл. VII). Короткие мечи этого времени, по существу, являются колящим оружием, ориентированным на ближний бой. Синкретические образцы несколько увеличиваются в размерах, демонстрируя переход к массивным клинкам IV в. до н.э., средняя длина которых достигает 80 см. К концу IV - началу III в. до н.э. роль длинных мечей снижается, что хорошо показывает тип III. В последующее время, несмотря на то, что среди меченосцев все еще велик процент (27.5 «ус) воинов, оперирующих этим оружием с коня, все же происходит возвращение к старым размерам. Средняя длина клинка III-II вв. до н.э. равнялась 52.9 см, что свидетельствует о том, что позднепрохоровское воинство могло эффективно использовать короткий меч только в самой ближней схватке.
Как справедливо было замечено еще К.Ф.Смирновым, экземпляры типов I-XII отдела II являются местным, южноуральским изобретением, а попытки исследователей найти им конкретные прототипы в оружии предшествующего времени не стоят тех усилий, которые на это затрачиваются. Исходной формой раннепрохоровского меча в принципе могла стать любая из разновидностей акинаков с узким бабочковидным перекрестьем. В данном случае важен другой факт: мечи типа I-III почти не известны к западу от Волги, где развитие клинкового оружия продолжает местные традиции.
Появление рассматриваемых типов мечей и кинжалов стало настоящим революционным переворотом в военном деле ранних кочевников региона. Основным моментом, на который, прежде всего, следует обратить внимание, явилось увеличение тактического диапазона прохоровского меча. Широкое лезвие позволяло эффективно оперировать против хорошо защищенного противника, а длинный клинок значительно расширял радиус действия, позволяя рубить как конника, так и пехотинца.