– Зоя Сергеевна, младшая сестра вашей бабушки Вали, – представилась ей миниатюрная женщина с совершенно потрясающими глазами, излучавшими какую-то невероятную доброту и душевное тепло.
История Зоечки оказалась банальной и грустной.
Зою Сергеевну многие принимали за человека из категории тех людей, которых часто называют блаженными за их наивность, доверчивость, искренность и чистоту души. И это во многом именно так и было, кроме небольшой поправки – ни наивной, ни блаженной Зоя Сергеевна не являлась.
Зоечка никогда не выходила замуж и не имела своих детей, но к общению с детьми у нее имелась внутренняя предрасположенность, дар особый, и любила она их беззаветно, поэтому и стала учителем, преподавала русский язык и литературу в школе. И четко отдавала себе отчет, что такое современные детки и какими они могут быть жестокими и ужасными. Но, как ни странно, Зоя Сергеевна никогда не становилась объектом этой жестокости и подростковых издевательств. Может, потому что дети чувствовали ее искреннюю любовь к ним, а может, оттого, что она никогда не менторствовала, заведомо ставя себя выше учеников, и так вела уроки, что они заслушивались, – не суть.
Главное, что Зоечка не жила в мире иллюзий в оторванности от реальной действительности.
Но! Она жила с престарелой мамой, которая и стала жертвой мошенников. В отсутствие дочери открыв дверь незнакомым милым людям, дорого и солидно одетым, которые так искренне сочувствовали ее мизерной пенсии и тяжелой жизни и пообещали сделать эту самую жизнь более достойной, она подписала документы, позволившие черным риелторам завладеть их квартирой.
Для того чтобы судиться и пытаться вернуть себе жилплощадь, требовались деньги, связи и упорство. Первого и второго у Зоечки не имелось, да и родня, вместо того чтобы поддержать, посочувствовать и помочь, обвинила во всем ее же саму и практически выгнала Зою на все четыре стороны.
Маму забрала к себе жить Валентина, и то с большим скрипом и скандалом. А как еще? Они живут в двушке со вторым ее мужем, отчимом мамы Алисы, с семьей младшего сына Игоря – его женой и сыном, а тут еще и старуха им на голову!
В свое время именно от такой жизни – с попивающим мужем и двумя детьми от этого брака Валентина и отпустила, как отрезала, старшую дочь в Москву учиться, чтобы наладить спокойную семейную жизнь, без вечных скандалов и ругани Лены с отчимом. А тут здрасте вам: старую маму приютить пришлось! Да деваться некуда – не оставишь же мать совсем на улице, а для Зоечки места не нашлось ни у кого из родни.
– Поезжай в Москву, найди Ленку мою, вдруг она тебе чем и поможет, а я не могу, – напутствовала ее сестра, перед тем как захлопнуть дверь.
Вот Зоя Сергеевна и отправилась искать племянницу, благо адрес ее имелся у сестры Валентины и она его дала, не пожалела.
– Мне бы работу какую найти, Алисонька, – объясняла она свои надежды внучатой племяннице. – Хоть кем, лишь бы жилье предоставляли, хоть общежитие, хоть койку в углу. Может, консьержкой в каком доме дорогом, а? Я ж понимаю, я пенсионерка, да еще иногородняя, но вдруг получится местечко мне найти какое-нибудь.
– Какое местечко! – возмутилась Алиса. – Будете жить с нами! И никаких рефлексий, пожалуйста!
– Да разве ж это удобно?
– Еще как удобно! И всем радостно! – уверила ее девушка. – Вот прямо сейчас и поедем!
– Так как же, чтобы не в обузу я была? – переживала женщина.
– Зоя Сергеевна! – возмутилась Алиса.
– Ты меня, Алисонька, по имени-отчеству, да на «вы» не называй, ладно?
– А Зоечкой и в единственном числе можно?
– Можно, – кивнула она, одарив Алису своей детской улыбкой, и загрустила. – Только я так не могу: на чью-то шею садиться, приживалкой на старости лет становиться. Мне бы все равно работу какую найти надо, хоть репетиторство, хоть что угодно, пенсия-то у меня небольшая.
– Зоечка, – вздохнула Алиса, – какая пенсия, какая работа, ты что? У тебя теперь семья большая, а это сплошная и забота, и работа, и вечная занятость. И все, тему финансов и трудоустройства закрыли раз и навсегда, а то Павел Наумович обидится и ругаться станет.
– Суровый он? – забеспокоилась Зоечка.
– У-ух! – весело подтвердила ее предположения Алиса.
Они и на самом деле финансовую составляющую устроили наилучшим образом – сдали большую квартиру Головиных внаем на длительный срок одному из европейских посольств в Москве, вполне официально, с налоговыми отчислениями и с материальной ответственностью снимающей стороны за каждую единицу раритетной мебели и обстановки. Алисину квартиру даже и не помыслили сдавать или как-то там еще трогать. Ну, во-первых, Алиса, бывало, оставалась в Москве ночевать, когда требовалось, а во-вторых, впускать чужих людей в намоленный чистый дом и трогать обстановку квартиры было сродни кощунству. Павел Наумович получал очень достойную пенсию по выслуге, и Алиса вносила небольшой приварок к финансированию – переводила и консультировала иногда, сотрудничала с индийским посольством.
А еще Виктор Маркович с Гоа каждый месяц переводил деньги дочери. Прибыль у центра получалась регулярная и вполне себе приличная, много денег вкладывалось в сам центр, поддержание его на должном высоком уровне, и зарплаты персоналу платили высокие, но и чистой прибыли выходило на хорошую сумму, а поскольку отец и мать придерживались в жизни определенной аскезы и очень мало тратили на себя лично, то Виктор Маркович и переводил кое-какие деньги дочери на счет.
Правда, Павел Наумович в категорической форме сурового генеральского приказа объяснил невестке, что он мужик и он содержит семью, а то, что присылает Алисе папа, это ее личные финансы и использовать она их должна только для себя.
Пообещать-то Алиса ему пообещала, да сейчас! Будет она загружать свою голову, с какого счета и сколько сняла, за что и получала регулярные нагоняи и очередные строгие предупреждения Павла Наумовича. Но не об этом.
В Зоечку влюбились все домашние с первого взгляда! Да и не могло быть иначе! Она совершенно необыкновенная и потрясающая личность! Мало того что Зоя Сергеевна уникальный специалист по литературе, обладающая потрясающими знаниями предмета, так она оказалась и выдающейся, необыкновенной хозяйкой! Шьет, вяжет, вышивает, готовит так, что любой ресторан отдыхает, да еще знает кучу каких-то хозяйственных секретов ведения дома – все, за что она берется, превращается в шедевр. Всегда!
Теплота ее души, практически детское светлое восприятие мира и любовь к нему и людям – это нечто уникальное, практически не встречающееся в нашей жизни. Уже на третий день ее проживания в доме семья не могла и представить, как они вообще жили без Зоечки раньше, настолько она совпадала со всеми ними, с их миром и с их жизнью. И с этим домом.
Вот так, постепенно, и увеличивался их Ковчег.
Жили дружно, в любви и согласии. Павел Наумович после окончательного обустройства в доме пошел на поправку, всерьез взявшись за восстановление здоровья, Алиса периодически вывозила все семейство на Гоа, где Павлу Наумовичу помог в этом процессе Виктор Маркович.
И все вроде шло у них хорошо и чинно, да только загрустил товарищ генерал, начав маяться душевно и физически. Кадровый офицер, он привык к непростой службе, к постоянному несению большой ответственности, привык быть командиром и востребованным специалистом, а тут!.. Чуть за шестьдесят, еще боец-молодец, и силы возвращаются, а засел грибом старым в доме – щемило это его в душе и напрягало.
– Ну что вы, Павел Наумович? – как-то застала Алиса свекра на малой веранде в глубокой задумчивости. – Так тяжело?
И он признался ей, рассказав, что его скребет и мучает, что спать не дает и не видит он смысла такого своего существования.
– А вы займитесь вплотную вашим обществом ветеранов, там же работы непочатый край: и финансирование находить, и ребятам помогать раненым и ушедшим в отставку. Да много чего. Вот ваши генеральские связи и характер и пригодятся.
– Да я думал об этом, но все как-то…
– Масштаб маловат? – поняла Алиса.
– Вот-вот, – покивал он невесело.
– А вы начните, может, понравится, а масштаб и сам появится по ходу или вы его придумаете. И, знаете, может, вам преподавать пора идти в училище или в академию.
– И над этим думал и даже почву проверял на этот предмет. Но надо пройти медицинскую аттестацию.
– А мы и пройдем! – уверила его Алиса со всей убежденностью. Придвинулась, прижалась к нему, обхватив руками его руку, положила голову ему на плечо и пообещала: – А я вам еще внука или внучку рожу. Хотите?
– Да хорошо бы, чем больше детей, тем лучше, – согласился Павел Наумович и грустно заметил: – Да только ты ж к папе того внука и уйдешь от нас жить и Темку небось заберешь с собой. Совсем уж дедовская тогда старость у меня начнется – по выходным и праздникам видеться с вами.
– Не уйду, – твердо пообещала Алиса. – Я от вас всех никуда не денусь. А внука рожу для нас, – подумала и уточнила: – Или внучку.
– Тут ты не права, Лисонька, – возразил он. – Ты молодая, замечательная девушка, тебе жизнь нужна, мужчина, нормальная семья и, уж извини, секс.
– Без секса обойдусь, а семья у меня уже есть.
Поэтому, когда они с Темкой были на Гоа и ей приглянулся этот Никита Золотарев, будущий лауреат Нобелевской премии, она не раздумывала и сомнениями не терзалась – провела с ним ночь и ради общения, и ради удовольствия физического, что скрывать. А когда узнала, что беременна, так сама сильно удивилась: вроде одна только ночь была – и вот тебе подарочек! Но обрадовалась и сообщила сразу эту новость всей родне, заодно и не утаив, как и от кого забеременела.
И все у них шло по плану и нормально – Павел Наумович становился сильней день ото дня и даже начал с разрешения врачей заниматься не просто лечебной физкультурой, а спортом, в разумных, понятное дело, пределах, и уже вел переговоры с руководством военной академии о своем преподавании. Темка рос, осенью собирался в школу, и все ждали ребеночка и прибавления в семействе…
Тут и ворвался в их размеренную жизнь Алексей Красноярцев.
– Теперь ты понимаешь, что, когда там, в кафе, попросил выйти за тебя, чтобы спасти Мишку от родственников жены, это было даже не смешно, – завершала свой рассказ Алиса. – Это было какое-то дурное дежавю. Такое ощущение, что спасать маленьких мальчиков от злых родственников становится моей нехорошей привычкой.
– Представляю, что ты подумала, – отозвался Красноярцев.
Они давно уже вернулись с прогулки и сидели на садовой лавке у жасминового куста, что рос у малой веранды, укрытые темнотой, и тихо разговаривали.
– А ты… – хотел что-то спросить Алексей и запнулся. – Вы со Стасом, вы… были близкими людьми? – все-таки сформулировал вопрос он.
– Ты про духовную близость или про физическую спрашиваешь? – усмехнулась Алиса его скованности.
– Я про обе, – кашлянул от неловкости Красноярцев, замявшись бестактностью своего прямолинейного интереса.
– Нет, – отвернувшись от него и посмотрев в темноту перед собой, ответила Алиса. – Думаю, это не твое дело, но я все же отвечу: у нас не было со Стасом интимных отношений, хотя он был еще способен на них, когда мы поженились. И я не стану объяснять тебе почему. А что касается духовной близости, то полного совпадения душ у нас тоже не произошло. Мы стали хорошими друзьями, нам никогда не бывало скучно вдвоем, и мы оказались интересны друг другу как личности и очень много разговаривали, общались. А потом началось его стремительное угасание, и Стасу приходилось каждый день бороться с болью и с самим собой, чтобы сохранять достоинство даже в такой ситуации. Он был сильной личностью. – Она снова повернулась, посмотрела на Алексея и твердо сказала: – Все, Красноярцев. На этом все. Устала и пойду спать, – и поднялась со скамейки. – Массажа сегодня не будет, ложись в гостевой комнате.
– Извини, – поднялся он следом за ней.
– За что? – удивилась Алиса.
– За бестактный вопрос.
Она посмотрела на него, о чем-то задумавшись, и он отчетливо увидел, что Алиса и на самом деле устала, видимо, рассказ о своей жизни дался ей не так легко, как ему казалось. Да и правду сказать, вспоминать все то, через что она прошла…
– Извиню, но оставлю за собой право задавать тебе столь же бестактные вопросы. – Она направилась к лестнице на веранду, на ходу подняв руку, помахала ему и сказала, не поворачиваясь: – За тобой теперь большой должок, Красноярцев.
– Какой? – улыбнулся он.
– Подробное повествование о своей жизни! – Она поднялась по ступенькам на веранду, подошла к двери в дом, взялась за ручку и оглянулась. – И я намерена этот должок востребовать.
Открыла дверь и ушла в дом. Даже не попрощавшись.
А Ярый постоял, задумавшись и все глядя на закрывшуюся за ней дверь, потом засунул руки в карманы брюк и отправился медленно бродить по участку, обдумывая и перебирая в уме все, что услышал сегодня от Алисы.
Не может быть идиллия полной и, главное, продолжительной.
И весь этот чудный дачный день, в каждой минуте которого звенело для Красноярцева теплое счастье, закончился ночной тревогой.
Ночью встревоженный донельзя Темочка прибежал к Алисе в комнату и принялся ее тормошить.
– Что случилось, Артем? – перепугалась Алиса.
– Миша! – указал рукой на дверь Темка. – Он там плачет и маму зовет.
Алиса, подхватив сына на руки, уже рванула в детскую, не успев даже тапочки надеть. Мишка громко рыдал, уткнувшись в подушку, и повторял на одной ноте: «Мама, мама, мама…»
И так это было страшно! Безысходное детское горе!
Поставив сына на пол, Алиса оторвала Мишеньку от подушки, осторожно перевернула, взяла на руки и прижала к себе.
– Ну, что ты, маленький, что ты, – утешала она его и гладила, гладила по спинке.
Он всхлипывал и шептал, шептал, зовя маму, безвольно повиснув на Алисе всем тельцем. И она ходила и ходила по комнате, что-то шептала ему успокаивающее на ушко, обещала, что все будет хорошо, и рассказывала, как они поедут к теплому морю, где горячий песок, и будут купаться и плавать…
Мишенька плакал, но звать маму перестал, а вскоре и ручонки поднял, обнял Алису за шею и прижался, уложив голову ей на плечо.
– Ну, что, маленький? – сев на кровать и устроив Мишеньку у себя на коленях, осторожно отодвинула его головку, чтобы посмотреть в личико, нежно спросила она: – Плохой сон приснился?
– Мне мама приснилась, – снова заплакал ребенок.
– А как она тебе приснилась? – осторожно спрашивала Алиса. – Плохо или хорошо? Говорила тебе что-то?
– Нет, – перестал плакать Мишенька и размазал текущие от слез сопельки тыльной стороной ладони.
Алиса жестом попросила Темку дать ей платок или что-то, чем можно вытереть мальчику лицо. Перепуганный происшествием Артем недолго думая сорвал со спинки кровати свою футболку и сунул матери в руку.
– Не говорила? – уточнила Алиса, вытирая заплаканное лицо и сопливый нос малыша.
– Нет, – повторил Миша. – Смотрела на меня и махала, – и снова его лицо скривилось для плача.
– А как она махала? – мягким голосом спрашивала Алиса.
– Как до свидания, – втянул в себя нервно воздух несколькими всхлипами наплакавшийся ребенок.
– А она улыбалась? – начала тихонечко покачивать мальчика на коленях Алиса.
– Улыбалась и махала, – кивнул он, отстранился от Алисы и показал. – Вот так.
– Ну это же хороший сон, – уговаривала ласково Алиса. – Мамочка тебе улыбалась, значит, все у нее там хорошо, где она сейчас.
Ребенок поднял личико, посмотрел ей прямо в глаза недетским горестным взглядом и пожаловался:
– Я хочу к маме… – и тихо-тихо заплакал, как маленький, пораненный щенок от боли и ужасной несправедливой жестокости.
И Алиса прижала его к своей груди и принялась качать и поглаживать по спинке, изо всех сил сдерживая слезы:
– Я знаю, маленький, знаю… – шептала она.
И стала почти шепотом ему на ушко говорить, что мамочка и папочка его не бросали, что они его так же сильно любят, просто они ушли на небо, и что-то еще, еще, а Темка подошел к ним и стал гладить Мишеньку по головке…
И Алиса все качала и качала, пока малыш не перестал плакать, а потом и всхлипывать судорожно.
– Ну, что, – чуть отстранила она его от себя, посмотрев в личико, – спать будешь?
– А дядя Леша где? – спросил Миша.
– Ты с ним хочешь спать?
– С ним, – кивнул мальчонка и вдруг потянулся, обнял ее за шею, прижался и сказал: – и с тобой.
– Ладно, – подумав, пообещала Алиса и сказала сыну: – Темочка, ты ложись спи дальше, а Мишенька сегодня со мной поспит.
– Ты больше плакать не будешь? – спросил Темка, заглянув малышу в личико.
– Не знаю, – честно признался ребенок, – попробую не плакать.
– Ну и молодец, – похвалил Тема.
Алиса наклонилась, поцеловала сына и, перехватив поудобней ребенка на руках, поднялась и вышла из детской. Затем остановилась, задумавшись, куда все-таки идти, но ее сомнения тут же развеял Мишенька.
– Мы к дяде Леше идем? А ты не уйдешь?
– К дяде Леше, – вздохнула Алиса. – И я не уйду.
Красноярцев подскочил, словно его ошпарили, когда она потрясла его за плечо, может, тоже видел сны непростые, как и племянник.
– Что?! – тревожно прохрипел он со сна.
– Мишеньке не спится, он попросился к тебе, – объяснила Алиса.
– А-а-а… – кивнул понимающе мужчина и подвинулся от края кровати. – Ну давай его сюда.
– И тетя Алиса, – напомнил мальчик, когда она опустила его на кровать и, перебравшись под руку дядьки, пояснил ему: – Она обещала, что никуда не уйдет.
– Ну, двигайтесь еще, – вздохнула безнадежно Алиса.
Так и устроились – Алиса и Алексей по краям, а ребенок между ними. Мишенька практически сразу заснул, замученный слезами и переживаниями горестными, и Алиса, посмотрев на его разгладившееся во сне спокойное личико, тихо заметила: