— Я не умею в них ходить, — напомнила я.
— И нечего тебе на конференции расхаживать, — согласилась мама. — Ты будешь там сидеть, не так ли?
— А дорога?..
— Ты же не собираешься весь путь проделать пешком? А постоять в трамвае ты в них сумеешь. Ты должна появиться на конференции скромная и в то же время загадочно-женственная.
Спорить было бесполезно, и я согласилась, решив на всякий случай выйти пораньше, дабы иметь запас времени на фортели туфель. Таким образом, за час до нужного времени я была практически у института. Теперь свернуть и… нет, особняк вряд ли мог настолько измениться. Куда же я прибрела? Наверное, я перепутала и мне требуется следующее здание… или вот то… или то…
Проплутав полчаса, я поняла, что заблудилась.
Удивляться тут, к сожалению, нечему. Когда я была третьеклассницей, учительница поручила мне позаниматься с двоечницей, живущей со мной в одном доме. По пути я заблудилась, да так, что села в сугроб и заплакала. Слава богу, мимо шли знакомые и меня подобрали, а то сидела бы до сих пор. Ибо, даже повзрослев, я продолжаю держать марку человека, в смысле отсутствия ориентации способного на все.
Времени оставалось в обрез, и я решила спросить дорогу у прохожих. Они энергично посылали меня налево, что, правда, совсем уж не согласовывалось с моими представлениями о сторонах света, однако мои представления весьма часто расходились с реальностью… и я ковыляла на невозможных каблуках, хромая и чертыхаясь про себя, пока моим глазам не предстал Электротехнический институт. Но мне нужен не он! А часы неумолимо тикали, и я с ужасом представляла, как ждет бедная Ирина Сергеевна, а меня все нет да нет…
К сожалению, я из тех людей, кто не обзавелся мобильным телефоном. Администрация города, видимо, в наше существование не верит. По крайней мере телефоны-автоматы у нас большая редкость. Пулей неслась я по улицам, сердце бешено колотилось, ноги подгибались, а каблуки угрожающе шатались. Долгожданная телефонная будка вызвала бурный взрыв эмоций. Второй взрыв последовал, когда автомат проглотил жетон и разъединился.
Дозвонившись, наконец, и наткнувшись вместо Ирины Сергеевны на Игоря, я задала сакраментальный вопрос:
— Игорь, а как до вас добраться? Последовал естественный ответ:
— А где ты?
Я стояла на автобусной остановке, недавно оборудованной по всем правилам мировой цивилизации. Изящный прозрачный павильон был украшен картой города с ярким кружком — «Вы находитесь здесь». Кружок отмечал пересечение двух улиц на Гражданке. Рядом заманчивая надпись — «Ближайший туалет здесь». Ого, на Охте!.. Это другой конец города, можно и не дотерпеть. Если еще добавить, что я пребывала на Петроградской, картина станет совсем полной.
Несколько ошарашенная, я сумела по табличке выяснить название улицы. Оказалось, что я изначально свернула не в ту сторону, а вообще-то нахожусь в двух шагах от института. Таким образом, мое появление произошло не совсем так, как мечталось маме. Я прибежала, когда почти все уже собрались, красная, запыхавшаяся, припадающая на одну ногу, в сбившейся набок шляпке и расстегнутом пальто. Из всех затребованных мамой атрибутов — скромности, загадочности и женственности, — я с грехом пополам могла претендовать лишь на загадочность. Ладно, в конце концов, треть — лучше чем ничего.
Сняв пальто и хорошенько умывшись, я отправилась в конференц-зал. Иностранные гости уставились на меня как на восьмое чудо света. Это мне не понравилось. Чему они так удивляются? Вдруг я, например, спортсменка и именно из этих соображений проделала путь бегом? Они у себя на Западе обожают следить за своим здоровьем, почему я не имею права? И вообще, после умывания я стала выглядеть вполне пристойно, так что нечего меня оглядывать.
По недолгом размышлении я решила, что оглядывают меня все же не по причине пробежки. Что уж говорить, я сильно выделялась среди сидящих в зале, будучи единственным существом, носящим юбку. Я бы даже рискнула сказать, что была единственной женщиной, если б не обнаружила одного индивидуума, чей пол внушил мне некоторые сомнения. Я почувствовала легкие укоры совести — чего мне стоило надеть брюки? — однако осознала, что и в брюках не сошла бы за мужчину, и успокоилась. К тому же я обрадовалась, что узнала ответ на вопрос, почему с трудом обнаруженные мною удобства не имели таблички с обозначением пола. Я воспользовалась ими с опаской, подозревая, что они предназначены отнюдь не для меня. А теперь все стало ясно. Строить ради меня одной лишний туалет как-то глупо, а Ирина Сергеевна наверняка пользуется служебным. Ох, надо мне найти ее и извиниться…
Между тем начались доклады, и я приготовилась внимать. В конце концов, это математика, в ней все понятно и без знания языка.
Как бы не так! «Бу-бу-бу, шшш, бу-бу-бу, шшш», — привычно бубнил докладчик. Я старательно вслушивалась — нет, ничего не поделаешь. «Бу-бу-бу, шшш», хоть ты тресни! Правда, второй докладчик несколько меня развлек, поскольку в его речи я уловила знакомое слово «капибара». Это животное произвело на меня неизгладимое впечатление. Дело в том, что совсем недавно, в августе, наводя глянец на текст сизиса, я случайно увидела передачу про зверя по имени тупайя, отличающегося от остальных полным отсутствием в мозгах извилин. Поскольку глянец на текст наводился с трудом, я почувствовала с тупайей глубокое душевное родство и подбила подруг отправиться в зоопарк, где имелась пара экземпляров.
Жизненные условия обитателей зоопарка расстроили нас, показавшись весьма далекими от совершенства. Хорошо устроилась почему-то одна лишь капибара, которой был выделен огромный загон с бассейном. На фоне остальных животных, ютящихся в тесноте, капибара выглядела прямо-таки «новым русским» и оттого врезалась мне в память.
Впрочем, и второй докладчик меня разочаровал, ибо путем напряженной умственной работы я поняла, что он вовсе не поминал мою любимую капибару, а просто употреблял символ «ка пи с чертой», а черта по-английски произносится «бар».
Некоторое просветление у меня наступало, когда к доске выходили наши. Они, разумеется, тоже пользовались английским, однако это был наш английский, и с ним я не имела проблем.
В обеденный перерыв я бросилась разыскивать Ирину Сергеевну, но той нигде не было видно.
— Игорь, где Ирина Сергеевна? — с замиранием сердца спросила я. Неужели бедная женщина из-за меня вынуждена была сама лезть на стремянку и у нее закружилась голова?
— Ох, — вздохнул Игорь. — Даже не хотел тебе говорить. С ней нехорошо, и мы отправили ее домой отлежаться. Но ты ни при чем, не переживай. Всякий может заблудиться. У нее сердечный приступ.
— Она упала?
— Вроде бы нет. Я сам не понял. Ей что-то примерещилось, наверное, на нервной почве. Ты же помнишь, как она переживала! Но проблемы не очень серьезные, она даже собирается к концу докладов подойти. Тогда ты ей все объяснишь.
Тем и пришлось удовольствоваться. Игорь представил мне подопечного — ученого, которого я обязана развлекать. Я сделала замечательный выбор! Прежде всего, японец прибыл на конференцию всего один, что, естественно, облегчает задачу заманивания в Мариинку. А через минуту выяснилось, что он говорит на нашем английском! Я не смела поверить в свое счастье. Я и не подозревала, что сей чудесный диалект доступен иностранцам, считая его исключительно российской прерогативой. Слава богу, я ошибалась. Мы с Ники (то ли гостя вправду звали Ники, то ли он меня пожалел) прекрасно понимали друг друга. Поэтому я решила сразу брать быка за рога.
— Мариинский театр, — светским тоном начала я. — Киров-балет.
— О! — восторженно ответил Ники.
— Сегодня вечером? — с трепетом продолжила я. Дело в том, что на сегодня у меня были билеты, и пропустить спектакль мне бы ужасно не хотелось, поскольку в роли Джульетты дебютировала очень любимая мною Рита.
— Надо много долларов? — с горечью осведомился Ники. — Если много, иду один раз. Если не много, иду много раз.
— Долларов не много, идем много, — горячо заверила я, и вопрос был решен.
Правда, имелись некоторые трудности, но извещать о них гостя я не стала. Дело в том, что иностранцам в Мариинке положены билеты не простые, а золотые. Золотые во всех отношениях — и по цвету, и по стоимости. Однако правила соблюдаются отнюдь не скрупулезно. Бывают периоды, когда администрация вдруг начинает бдеть и билетерши внимательно изучают входящих, а иногда ни на что не смотрят. Возможно, это как-то связано с театральной мафией. Есть такие парни в кожаных куртках, которые каждый день толпятся у Мариинки и заманивают иностранцев по завышенной цене. Еще не хватало за и без того дорогущие билеты переплачивать — тем более, я знаю театральную кассу с очень честными кассиршами, и уж золотые-то билеты у них можно купить всегда.
Поскольку вопрос иностранцев никогда не представлялся мне существенным, я, разумеется, не помнила, в ходу сейчас строгости или нет. У меня имелись два российских голубеньких билета, один уступлю Ники. Главное, чтобы нас не заловили на контроле.
Я внимательно оглядела потенциального спутника. Что ж, сама потребовала японца, так что жаловаться грешно. Надо быть слепым, чтобы принять его за русского. Среди билетерш слепых нет. Может, выдать Ники за чукчу? Или якута. В общем, за представителя народов Севера. Но тогда прежде всего надо потребовать, чтобы он спрятал хотя бы один фотоаппарат. И цифровую камеру. Что касается одежды, по-моему, одет Ники обычно. Правда, билетерши иногда попадаются крайне проницательные. Я сама видела, как задержали типа, в котором я бы вовек не распознала иностранца, и оказалось, что тот и впрямь не говорит по-русски. Да, а если мой чукча немой? Немому уже нельзя посмотреть балет? Может, у бедного немого чукчи нет других развлечений?..
Разработав версию, я несколько успокоилась, зато принялась терзаться из-за Ирины Сергеевны: не явилась я вовремя, и бедная женщина заболела. Игорь сколько угодно может говорить, что я не виновата, но я-то знаю, что это не так. Вот придет она сейчас и даже не захочет со мной разговаривать.
— Ирина Сергеевна, — робко обратилась я по окончании докладов, убедившись, что она тут собственной персоной и хотя выглядит плохо, зато конечности вроде целы. — Я так виновата! Но я честно пыталась прийти, просто заблудилась.
— Катя, что было, что было! — возбужденно зашептала она. — Идемте, я все покажу.
Она подвела меня к окну.
— Вот, видите? Здесь я стояла на стремянке, чтобы повесить шторы. Слава богу, что у меня кружится голова. Я знаю это и потому крепко держалась. Только это меня и спасло.
— Да что же случилось? — опешила я.
— Они считают, мне примерещилось, — с горечью сообщила Ирина Сергеевна. — Раз я женщина, так сама не понимаю, что несу. А я понимаю! Оно действительно было. Катя, вы-то мне верите?
— Конечно, — поспешно закивала я, крайне заинтригованная. — И как оно выглядело?
— Почти как человек, — подумав, констатировала моя собеседница. — Правда, весь в бороде. И страшный волчий оскал. Как вспомню — кровь стынет в жилах. Но главное — это вой. Катя, вы себе не представляете! До сих пор удивляюсь, почему я не поседела. И почему оно меня не прикончило… Ведь хотело, точно хотело, но в последний момент передумало.
Странное подозрение промелькнуло в моем мозгу при слове «борода».
— Расскажите все как можно подробнее! — попросила я.
Ирине Сергеевне только этого и надо было. Она стояла на стремянке, нервно вцепившись руками в верхнюю ступеньку и удивляясь моему отсутствию, как вдруг прямо за ее спиной раздались ужасающие звуки.
Вой, курлыканье и стоны.
Впрочем, описание не в силах адекватно передать то, что бедной женщине пришлось выслушать. Стоять спиной к неизвестной опасности было страшно, но повернуться — еще страшнее. Особенно учитывая, что для этого надо было выпустить из рук ступеньку. Так и застыла Ирина Сергеевна в оцепенении под жуткое курлыканье чудовища, но монстру этого показалось мало. Он схватил ее, пытаясь свалить со стремянки. Тут-то, обернувшись, она и узрела волчий оскал.
По непонятным причинам злодей, увидев лицо жертвы, оставил свои подлые намерения, взвыл пуще прежнего и убежал. А Ирина Сергеевна с трудом сползла на пол и поняла, что заработала сердечный приступ. Одна радость — вскоре появился Игорь, отправил ее домой и даже клятвенно обещал повесить шторы. И действительно повесил.
Словно ледяная рука сжала мне сердце. Я бросилась к Игорю. Тот стоял в окружении дюжины бубнящих иностранцев.
— Игорь, — задыхаясь, прошептала я, — ты мне очень нужен.
— Но ненадолго, — предупредил он. — Видишь, их у меня сколько!
— Игорь, послушай! Ты ведь знаешь, что случилось с Ириной Сергеевной?
— Она полезла на стремянку, у нее закружилась голова, и ей что-то примерещилось. Но вроде бы она оправилась.
— Ничего ей не примерещилось! — горячо объяснила я. — Она видела моего бородача, понимаешь? Злодея Стэплтона! Он нас перепутал, понимаешь?
— Нет, не понимаю, — честно ответил Игорь.
Действительно, он ведь не в курсе.
— Помнишь, как у тебя на даче украли мои кроссовки? А подкинули туфли — вот эти, которые на мне? Мы еще обсуждали — мол, кроссовки злодей Стэплтон даст понюхать собаке, сидящей в центре Гримпенской трясины.
— Шутили, — деликатно прокомментировал Игорь.
— Я сама думала, шутка. Но потом за мной стал шляться какой-то бородач. Как Стэплтон за сэром Генри, помнишь? Я даже пыталась пару раз с ним заговорить, да он сбегал. А ты помнишь, что в «Собаке» было дальше?
— Погиб каторжник Сэлдон, — улыбнулся Игорь. — Его перепутали с сэром Генри. И что?
— А то! Шторы должна была вешать не Ирина Сергеевна, а я. Конечно, по лицу нас не перепутаешь… но фигуры у нас похожи, и сзади вполне можно ошибиться. Ее пытался скинуть со стремянки какой-то бородач, понимаешь?! И она бы наверняка свернула себе шею, но он увидел ее лицо и передумал. Ну, что ты теперь скажешь?
Игорь помолчал:
— Знаешь, Катя… перед защитой у всех крыша немножко едет. Ты не переживай. Скоро защитишься, и все снова станет на свои места. А пока перетерпи. Просто не обращай внимания. И лучше не рассказывай такого больше никому, хорошо? А то люди могут не понять.
— Хорошо… — Я понуро побрела к своему японцу. Если уж такова реакция Игоря, страшно представить, как бы среагировал на мою откровенность Юсупов. Наверное, сразу позвонил бы «03» — или какую там службу вызывают к буйнопомешанным?
Ники был так бодр и счастлив, что рядом с ним даже я взбодрилась. По пути в театр он с энтузиазмом снимал все попадающиеся достопримечательности. Признаюсь честно, чаще всего ему попадалась я. То-то мама будет довольна! Светино элегантное пальто и орудие пытки, подаренное мне эльфами, запечатлены на фото и видео и вскоре, надеюсь, проиллюстрируют японцам рассказ о немыслимых красотах Петербурга. Перед входом в Мариинку я лично спрятала в сумку Ники два фотоаппарата и под яростными взглядами клакера Миши и билетной мафии, тщетно пытающейся подсунуть японцу билет по спекулятивной цене, взяла спутника под руку.
Поведение мафии — хороший знак. Получается, сегодня есть шанс провести иностранца с русским билетом, уж мафия-то не ошибется. Теперь главное — уверенность. Надо убедить себя, что я веду немого чукчу. Немой чукча, немой чукча… Билетерша слева излишне раздражительная, так что надо идти направо… ух, проскользнули!
Третий ярус встретил нас привычным многоголосым гулом. Так, чего новенького? Серая дама горько сетует, что бедной Риточке нарочно поставили премьеру на тринадцатое число, а ведь не откажешься! Я лишь пожала плечами, ибо в этом смысле не была суеверна. Подзорные трубы обсуждают вопрос о том, почему во вчерашнем «Лебедином» Олю сунули в четвертую линию, у самой воды, когда она достойна находиться в первой. Полностью с ними согласна. Зубры, как всегда, критикуют всех и вся. Балерину танцевавшую вчера Одетту, они прозвали «падающей звездой», хотя падала она вовсе не каждый раз. Зубры милостиво уверяют, что отнеслись бы снисходительно к ее падениям, если б она хоть немного умела танцевать. По-моему, из женщин они признают лишь Ульяну Лопаткину, а из мужчин Фаруха Рузиматова. Зато Рузиматова любят с такой силой, что этой любви хватило бы на каждого солиста плюс кордебалет. Впрочем, в последнем они не одиноки. В глубине души я считаю, что более гениального танцовщика, чем Рузиматов, просто быть не может и что мне в жизни крупно повезло, раз я имею возможность вновь и вновь на него любоваться. Вслух делать подобные заявления я стесняюсь, поскольку я не видела, например, Нуреева и Барышникова в период их расцвета. А Зубры видели и потому не стесняются.
Скоро начало. Я полезла в сумку за носовым платком, чтобы протереть очки, и автоматически заметила, что он у меня какой-то большой. Наверное, я по ошибке купила мужской… Я встряхнула платок и неожиданно чихнула. В тот же миг чихнул и Ники, а также сидящая рядом со мною женщина. От нашего чиха в воздухе взвилась белая пыль и осела на одежде и волосах.
— Это пудра? — неуверенно поинтересовалась моя соседка.
— Это мел, — покаянно призналась я. — Извините, пожалуйста. Я случайно вытащила тряпку, которой вытираю с доски.
— А… извините за любопытство… а зачем она вам в театре?
— У нас в институте какие-то странные тряпки. Они совсем не вытирают, — пояснила я. — К тому же студенты любят закидывать их на лампочки, а мне оттуда не достать. Поэтому я всегда ношу с собой собственную. Просто забыла вчера выложить ее из сумки.
Тем же вопросом задался и Ники, однако ограниченные языковые возможности не позволяли ему удовлетворить любопытство столь же быстро.