После ужина Алекс устроился в кресле и стал смотреть программу, где эксперты говорили о политике, – в дополнение к корабельной библиотеке мы взяли с собой несколько чипов. Я некоторое время развлекала себя виртуальной реальностью о межзвездных путешествиях: ты удобно сидишь и плывешь среди колец газового гиганта, а голос рассказывает, как они сформировались и почему так выглядят. Я опустилась внутрь новой звезды – почему-то это пугало меня намного меньше, чем погружение в атмосферу Нептуна. Рассказчик считал, что это потрясающий мир, и я поняла, что сам он никогда там не был. Собственно, я тоже там не была, но видела другие, похожие миры; а когда смотришь на них вблизи, то думаешь, поверьте мне, совсем не об эстетике.
Я еще час почитала и легла спать около полуночи, велев Белль не будить меня.
– Когда закончится зарядка, – сказала я, – мне не обязательно об этом знать.
– Хорошо, Чейз, – ответила она, приняв облик красивой двадцатилетней девушки с парой крыльев за спиной.
– Куда собралась? – спросила я.
Она улыбнулась:
– Я всегда считала, что с крыльями люди выглядят экзотичнее.
Я не нашлась что ответить.
– Не зови меня, – добавила я, – разве что возникнут проблемы.
Но толку от этого было мало. Когда завершается зарядка, звук двигателей слегка меняется, и в этот момент я всегда просыпаюсь.
Мы совершили второй прыжок, как и планировалось, сразу же после пробуждения. Лампочки мигнули, затем их цвет сменился на зеленый. Меня слегка затошнило – так иногда бывает во время фазы перехода. На этот раз мы оказались в окрестностях звезды, которую Белль опознала как Тиникум 2116.
Именно эту систему должен был посетить «Сокол», но, если верить отчету Уэскоттов, они там не бывали.
– Мы находимся в трех целых одной десятой астрономической единицы от центрального светила, – доложила Белль. – Расстояние от нас до биозоны наполовину меньше.
– Хорошо. Начнем дальнее сканирование. Нужно взглянуть, как выглядит планетная система.
– Корректирую курс, – сообщила Белль. – Идем внутрь системы.
– Дай задание Мартину. Посмотри, нет ли там чего-нибудь похожего на брошенный корабль.
Принцип работы Мартина был достаточно прост. Он использовал трехметровый телескоп для исследования квадратов космоса со стороной в десять градусов, со скоростью один квадрат в минуту, в диапазоне от ультрафиолетового до середины инфракрасного, и фиксировал результаты. На создание образа всего неба уходило шесть часов, после чего процесс повторялся.
Это позволило нам составить каталог всех движущихся объектов – планет, спутников, астероидов и так далее. Предмет наших поисков должен был иметь отражающий корпус и, следовательно, высокое альбедо. Если он действительно был там, мы могли обнаружить его в течение нескольких дней.
Я предложила Алексу нажать кнопку активации системы, но он отказался.
– До сих пор ты сама делала всю черную работу, – сказал он. – Так что продолжай.
Я нажала кнопку. Вспыхнули лампочки, и появилась Белль в костюме цвета хаки и тропическом шлеме.
– Идет поиск, – сообщила она.
Я подключила Мартина к навигационному дисплею, чтобы мы могли наблюдать за процессом. Алекс немного посидел со мной, потом ему стало скучно и он вернулся в кают-компанию.
В последующие несколько часов сканер с большим радиусом действия обнаружил два газовых гиганта: один в десяти астрономических единицах от звезды, другой – в четырнадцати. В тот день не нашлось больше ничего, и это явно разочаровало Алекса. Я напомнила ему, что в звездной системе полно места: с ходу вряд ли что-нибудь найдешь.
Большую часть первого дня я провела на мостике, наблюдая, как увеличивается размер звезды по мере нашего приближения. Алекс курсировал между своей каютой и кают-компанией и в основном занимался тем, что просматривал списки имевшегося на рынке антиквариата. После ужина он присоединился ко мне, словно от этого Белль стала бы работать быстрее.
– Белль, – спросил он, – что-нибудь видно?
– Слишком рано, Алекс.
– Сколько времени понадобится, чтобы обнаружить нормальную планету?
– Может, еще день-два.
Он посмотрел на меня:
– Как я понимаю, Мартин тоже пока ничего не нашел?
– Нет, – ответила я. – Когда это случится, ты узнаешь первым.
– Не могу поверить, что корабли разведки так долго выясняют, из чего состоит планетная система.
– У нас и вправду нет оборудования для планетарного поиска, – сказала я. – Наши приборы рассчитаны на обнаружение маленьких целей, отражающих много света, – погибших кораблей, базовых станций и так далее. Сканер дальнего радиуса – это, конечно, хорошо, но с более специализированным устройством дело пошло бы куда лучше.
– Почему же ты не раздобыла такое устройство? Для охоты за «Искателем» у нас есть Мартин. Стоило бы взять и что-нибудь для поиска планет.
– Не знаю, – ответила я, с трудом сдерживаясь. – Вообще-то, меня интересовал погибший корабль, и вряд ли мне пришло бы в голову составлять карту звездной системы.
– Ладно, – заметил Алекс, – думаю, ничего страшного. Что бы там ни было, мы его найдем.
Вид у него был подавленный – похоже, не только из-за долгого ожидания.
– С тобой все в порядке? – спросила я.
– Все нормально, – он отвел взгляд.
– Тебя что-то беспокоит.
– Нет. Вовсе нет.
Видимо, он ожидал, что мы за несколько минут найдем планету класса К, с жидкой водой и приемлемой для человека силой тяжести. А когда этого не произошло, он начал подозревать, что такой планеты не отыщется вообще.
В действительности мы искали не древний корабль. Алексу хотелось найти Марголию.
– Сразу ничего не найдешь, Алекс, – сказала я. – Наберись терпения.
Он вздохнул:
– Будь в биозоне планета класса К, мы бы наверняка ее уже увидели.
Я не смогла солгать ему:
– Вероятно, да. Но давай расслабимся.
Он пожал плечами:
– Я все время расслаблен так, что дальше некуда.
На четвертый день нашего пребывания в системе Белль сообщила об очередной находке.
– Планета земного типа, – объявила она. – Раньше мы ее не видели, так как она находилась по другую сторону звезды.
– Где она расположена? – спросил Алекс.
– В биозоне.
Есть! Он вскочил с кресла и стиснул мою руку.
– Будем надеяться, что это оно. – Он взглянул в иллюминатор. – А увидеть можно?
Белль показала на тусклую звездочку:
– Давай взглянем поближе.
Белль подтвердила приказ, и мы сменили курс. Нам требовалось еще около десяти часов на подзарядку, после чего мы могли прыгнуть в окрестности планеты.
– Имеется атмосфера, – добавила Белль. – Экваториальный диаметр – тринадцать тысяч километров. Расстояние от звезды – сто сорок два миллиона километров.
– Прекрасно, – одобрил Алекс. – Еще одна Окраина.
– Спутники отсутствуют.
– А как с радиопередачами? – спросил он. – Что-нибудь принимается?
– Радиосигналы отсутствуют. Но до планеты достаточно далеко.
Ничто, похоже, не могло омрачить его радости.
– Ожидать, что они живы столько тысячелетий спустя, – значит желать слишком многого.
Я была согласна с этим.
– Не стоит ждать чуда, – сказала я, предчувствуя дурное.
– Обнаружены океаны, – продолжала Белль.
– Отлично! – Алекс наклонился вперед, словно гончий пес.
– У меня вопрос, – вставила я.
– Выкладывай.
– Если это действительно Марголия, почему Уэскотты ничего не сказали? Когда они тут были – в тысяча триста восемьдесят шестом или седьмом? Планы были уничтожены не позже девяностого. Но даже в девяносто пятом Уэскотты продолжали молчать.
– Это выглядело бы несколько подозрительно, – сказал Алекс.
– И что с того? Рано или поздно им все равно пришлось бы рискнуть и рассказать обо всем.
Он покачал головой:
– Может, они просто хотели еще немного подождать.
– Алекс, не тешь себя надеждой.
Обычно Алекс не проявлял такой горячности, но ожидания были столь велики, что он попросту не сдержался. Дело было вовсе не в деньгах: под шкурой прожженного дельца обитала романтическая натура. А возможность, которая открывалась сейчас, выглядела очень романтично.
Мы все еще пребывали в приподнятом настроении, когда Белль тихо сказала:
– Похоже, у нас плохие новости.
Радость тотчас же сменилась унынием.
– Что такое, Белль? – спросила я.
– Планета непригодна для заселения. И вероятно, вообще для пребывания людей.
Алекс издал горловое рычание:
– Белль, но ведь ты говорила, что она в биозоне?
– Планета удаляется от солнца.
– В каком смысле? – спросил Алекс.
– Она движется по вытянутой эллиптической орбите. Точных данных пока нет, но я оцениваю максимальное удаление в четыреста миллионов километров.
– Холодные же там зимы, – заметила я.
– Минимальное приближение – сорок миллионов. Возможна ошибка в десять процентов, но при таких расстояниях это несущественно.
– Холодные же там зимы, – заметила я.
– Минимальное приближение – сорок миллионов. Возможна ошибка в десять процентов, но при таких расстояниях это несущественно.
– Пожалуй, – согласился Алекс.
– В точке перигелия экваториальные регионы планеты получают в четырнадцать раз больше солнечного света на квадратный сантиметр, чем Окраина.
– А что происходит с океанами в самой удаленной точке орбиты?
– Данных пока недостаточно.
Планету окутывали белые кучевые облака. Больше половины ее поверхности занимали океаны, материки были покрыты зеленью.
– Наклонение оси – десять градусов, – сказала Белль и подтвердила, что луны у планеты нет.
– На расстоянии в сорок миллионов километров вода должна выкипеть, – заметил Алекс.
– Приближаясь к перигелию, планета ускоряется и, когда солнечное излучение достигает максимума, движется очень быстро.
– С адской скоростью, – добавил Алекс.
– Да, наверняка. При максимальном удалении ее скорость намного ниже. Большую часть времени там стоит суровая зима.
– Но разве океаны не высыхают и не исчезают, Белль? – спросил он. – При такой-то орбите?
– У меня нет данных, – ответила она. – Могу, однако, сказать, что их наличие летом обеспечивает некоторую защиту от жары.
– Каким образом? – поинтересовалась я.
– Когда планета проходит близко от солнца, океаны начинают усиленно испаряться. Уровень моря может понижаться на тридцать метров. Влага уходит в небо, и возникает то, что вы видите сейчас: оптически непрозрачные грозовые облака, которые блокируют большую часть поступающего излучения.
Датчики сумели пронзить плотную атмосферу, и мы получили изображения – долины рек, обширные ущелья, горы со снежными шапками.
– Подозреваю, что океаны теряют воду, – сказала я. – Еще несколько миллионов лет, и они, вероятно, исчезнут.
– Похоже, в воде водятся крупные живые существа, – сообщила Белль.
– И они не замерзают? – удивился Алекс. – Что же тут с временами года?
– Продолжительность года – примерно двадцать один с половиной стандартный месяц. В течение девяти месяцев температурные условия вполне терпимы, даже комфортны. В те шесть месяцев, когда температура опускается ниже всего, океаны замерзают, но я не могу определить, на какую глубину, – вероятно, метров на сто. Это защищает их от чрезмерной потери тепла.
– И морские существа, таким образом, выживают?
– Да.
– Можешь сказать, как они выглядят?
– Нет. Я различаю движение, но подробностей пока нет.
На планете не наблюдалось ни жилья, ни признаков того, что на нее ступала чья-нибудь нога. Сушу покрывала растительность, что-то вроде джунглей. Крупных наземных животных мы не увидели – и вообще каких-либо животных.
Мы опустились на низкую орбиту, и Алекс уставился на планету. С такой высоты она выглядела теплым, приятным, идиллическим местом, прекрасно подходящим для основания колонии.
По планете было разбросано несколько клочков пустыни, но почти всю остальную сушу покрывали джунгли.
– Не понимаю, – сказала я. – Планета регулярно оказывается на расстоянии вытянутой руки от солнца. Как выживает вся эта растительность? Почему планета не превратилась в пустыню или даже в обугленный камень?
– Периодическое приближение к солнцу создает жаркий, влажный климат: то, что нужно для появления джунглей. И, как я уже говорила, облака эффективно защищают от тепла.
Алекс думал совершенно о другом.
– Белль, ты видишь какие-нибудь признаки цивилизации? Здания? Дороги? Может, пристань? Хоть что-нибудь?
– Ответ отрицательный. Естественно, на сканирование всей планеты потребуется время.
– Естественно.
– В данный момент температура в средних широтах составляет от двадцати трех до пятидесяти градусов по Цельсию, – сообщила Белль.
– Жарковато, – заметил Алекс.
– Атмосфера состоит из азота, кислорода и аргона. Пригодна для дыхания. Возможно, содержание кислорода выше привычного. Давление на уровне поверхности – где-то в пределах тысячи миллибар.
– Как дома.
– А почему бы и нет?
Алекс смотрел на джунгли.
– Что скажешь, Чейз?
– Не могу представить, чтобы кто-то захотел здесь поселиться.
В воздухе возникла Белль, принявшая облик пожилой библиотекарши или доброй бабушки: морщинистое лицо, седые волосы, ободряющая улыбка.
– Отмечаю вулканическую активность в южном полушарии.
Мне нужно было с кем-то поговорить, и я вызвала аватар Гарри Уильямса. Он появился в кресле справа от меня, непринужденно улыбнулся и поздоровался. Уильямс – или, по крайней мере, его аватар – отличался высоким ростом. Он окинул взглядом мостик, словно свою собственность.
– Отличный у вас корабль, – сказал он. – Жаль, что у нас таких не было.
Белая куртка с высоким воротником резко контрастировала с темной кожей. Он был одет так, словно собрался прогуляться по парку. Взгляд и очертания нижней челюсти говорили о решительности – вставать у него на пути, безусловно, не стоило.
– Где мы?
– Тиникум две тысячи сто шестнадцать.
– Где?
Опознать звезду по обозначению он никак не мог – система каталогов с тех пор не раз менялась. Я показала на иллюминатор.
– Мы полагали, что это может быть Марголия.
– Не знаю, – ответил он.
Я показала ему несколько снимков, сделанных с близкого расстояния. Джунгли. И снова джунгли.
– Нет, – сказал он. – Это не она. Марголия – планета вечного лета. Зеленая, влажная, с высоким небом, густыми лесами и обширными океанами.
– Жаль, что вы не знаете, где она находилась.
– Мне тоже.
– Вы узнали бы ее, если бы увидели?
– Нет. У меня нет никаких данных о ней. – В его взгляде промелькнула боль. – Почему вы решили, что она находится в этой системе?
Я попыталась объяснить, но он лишь отмахнулся:
– Неважно. Это не она. – Он немного помолчал. – Марголия. Так вы ее называете? Нашу планету?
– Да. Думаю, да.
– Могло быть и хуже. Он был великим человеком. Вы его читали?
– Честно говоря, нет.
– Он был философом, жившим в двадцать пятом веке. И премьер-министром Британии.
– Что же вас в нем привлекало?
– Он подходил ко всему с точки зрения здравого смысла. Никаких сложных абстракций, никаких священных текстов. Отказ признавать чей-либо авторитет. Как говорили в свое время, предъявите доказательства.
– Звучит вполне разумно.
– «Никогда не теряйте чувства реальности. Жизнь отдельного человека коротка и в конечном счете незначительна, – говорил он. – Сегодня мы – дети, а завтра нас уже нет. Поэтому старайтесь прожить разумно тот миг, что отведен нам, проявляйте сострадание, а когда придет ваш час, не разыгрывайте представлений. Никогда не забывайте, что отпущенная вам горстка часов – величайший дар. Используйте эти часы с умом, не тратьте их зря и помните, что появление на свет само по себе не дает вам никаких прав. Главное – жить свободно. Быть свободным от общественных и политических ограничений. Если душа действительно существует, все это наверняка ее составляющие».
– Марголис полетел бы с вами?
– Я разговаривал с его аватаром. Это был один из первых моих вопросов к нему.
– И что он ответил?
– Не полетел бы. Совершенно точно.
– Он не объяснил почему?
Уильямс улыбнулся, и в уголках его рта образовались складки.
– Он назвал наш план грандиозным.
– Что ж, – сказала я, – именно этого вы добивались.
Пауза затянулась. Слышалось негромкое гудение электроники. Наконец я спросила, отправился ли он в полет один.
– Или у вас была семья?
– Моя жена, Саманта. И двое мальчиков. Гарри-младший и Томас. Томми.
– Вы долго были женаты?
– На момент отлета – восемь лет. – Взгляд его стал сосредоточенным. – Я даже не знаю, как они выглядели.
– Не было фотографий?
– Нет. Тот, кто реконструировал мою личность, либо не располагал ими, либо счел, что это несущественно.
– Простите, – сказала я. Алекс постоянно напоминал мне, что у аватаров не больше чувств, чем у кресла, в котором я сижу. Это всего лишь иллюзия. Программа.
Глава 17
Мы уже почти сдались и собрались возвращаться домой. Если Марголии в этой системе не было, вряд ли там мог оказаться «Искатель». Похоже, мы в чем-то ошиблись.