– По-твоему, человек будет держать секретаршу, покупать столы, расставлять картотечные шкафы, чтобы только соблазнять девушек? Не слишком ли хлопотно?
Марджори больше не распространялась на сей счет, но недвусмысленно подталкивала Барбару к самостоятельным выводам.
– Он тебе денег дал?
– Пока нет. Но обещает.
– Ты эти деньги отработала?
– Нет!
– Господи прости.
– Он делает доброе дело, разве нет?
– Я б так не сказала. Если тебе за просто так деньги дают, одному Богу известно, чего от тебя потребуют.
Барбара и впрямь почувствовала бы себя круглой дурой, не примись Брайан тут же посылать ее на кастинги. Телефона у нее не было, поэтому каждое утро она выгребала из кошелька все трехпенсовые монеты и отправлялась на угол, к телефонной будке. В отсутствие хороших вестей Брайан поручал секретарше сказать об этом сразу, пока Барбара не опустила в прорезь таксофона вторую монету.
Первый кастинг устраивался для фарса под названием «В господской спальне». В нем рассказывалось… Да какая, собственно, разница? Там фигурировали полуголые девицы, блудливые мужья, застигнутые со спущенными штанами, и вредные, занудливые жены. Если коротко – в этом фарсе рассказывалось, что бывает, когда люди хотят секса, но остаются ни с чем. По наблюдениям Барбары, британские комедии в большинстве своем строились именно вокруг этого. Персонажей по какой-либо причине всегда останавливали до, а не разоблачали после. Это уже навязло в зубах.
Пьеса готовилась к постановке в театральном клубе, неподалеку от Черинг-Кросс‑роуд. Продюсер шепнул Брайану, что Управление лорда-гофмейстера, похоже, запретило играть ее в обычном театре.
– Сущий бред, поверь, – говорил Брайан. – Лорду-гофмейстеру это по барабану. Но постановщикам выгодно, чтобы публике мерещился запрет.
– Почему, как вы считаете?
– Ты же читала пьесу, – ответил он. – Это полная белиберда. В Уэст-Энде такая вещь не продержалась бы и двух вечеров. Но, нагнетая слухи, можно всучить пару-другую билетов каким-нибудь обалдуям, которые решат, будто им предлагают нечто слишком пикантное для традиционной сцены.
– Текст совершенно не смешной.
– Катастрофически не смешной, – подтвердил Брайан. – Но это – комедия. Ты же сама сказала, что тебя влечет именно комедийный жанр.
Сомнений не было: он решил ее проучить. Вынудить раз за разом пробоваться на заведомо дрянные роли, чтобы она поскорее разделась до купальника и засветилась в какой-нибудь телевикторине – ему на радость.
В ночь перед кастингом она перечитала пьесу. Текст показался ей еще примитивнее, чем в первый раз, и все же Барбара просто обмирала от желания получить роль в этой постановке.
Ее героиню звали Полли; именно с ней у главного героя, мужа душной и скучной жены, раз за разом срывался интим. В тесном, грязноватом клубе Барбару посадили за столик, и режиссер, изможденный человек на седьмом десятке, с никотиновыми пятнами в серебристой шевелюре, вызвался ей подчитывать. Начала она, как ей казалось, уверенно и немного дерзко:
– «Мы не можем заниматься этим прямо здесь. Ведь наверху сидит ваша жена».
Но стоило ей открыть рот, как режиссер замотал головой:
– Это вы и есть или что-то изображаете?
Никогда еще она не сталкивалась лицом к лицу с такой пафосной личностью. Узнай об этой встрече ее отец, он бы решил, что дочка пользуется грандиозным успехом в столичном бомонде.
Барбара проговорила свою реплику заново, без каких бы то ни было вариаций, потому что не понимала сути режиссерских претензий.
– Это вы и есть, да?
– В каком смысле?
– Да вот в этом. – Он кивком указал на ее губы. – Акцент.
– Почему акцент? Я нормально говорю.
– Для актрисы это акцент.
Вздыхая, режиссер потер глаза.
– Мне шестьдесят три года, – сказал он. – Когда я пришел в бристольский «Олд Вик», я был вторым самым молодым постановщиком за всю историю театра. За всю свою жизнь я не читал более скверной пьесы. Судьба свела нас с вами в тот момент, когда моя карьера опустилась, видимо, до нулевой отметки, а перемен к лучшему ждать не приходится. Безучастность с моей стороны была бы простительна, вы согласны? Но почему-то я не могу оставаться безучастным. Взять вас на эту роль – значит расписаться в собственной никчемности, понимаете?
Она не понимала и честно в этом призналась.
– Почему вы сопротивляетесь?
– Я не сопротивляюсь.
– По роли. Вы сопротивляетесь. Прежде чем браться за эту постановку, мне бы следовало себя убедить: да-да, Альберт Финни, Том Кортни, Ричард Бёртон{12}, «драма у кухонной раковины», великолепно, великолепно. Но кухонной раковины как раз и не видно, а жаль. Пьеса озаглавлена «В господской спальне». Итак. Почему вы сопротивляетесь? У вас такой говорок, будто вы всю жизнь торговали дешевыми чипсами. Разве вы не уступили бы мужчине типа Найджела в тот же миг? Поймите, мне нужно, чтобы публика верила. Понятно, что я обречен. Я – динозавр. Но такие вещи для меня важны.
Барбару трясло от злости, но, сама не зная почему, она не хотела, чтобы режиссер это заметил.
– Ладно. Спасибо, что вы нашли время показаться.
Ей хотелось запомнить этого человека. У нее возникло ощущение, что они с ним больше не увидятся, поскольку он обессилел, состарился и вышел в тираж, а она – нет. Оставалось только узнать его имя – на тот случай, чтобы отдавить ему пальцы, когда он повиснет на краю режиссерской пропасти.
– Извините, пожалуйста, – нежно проворковала она. – Я не расслышала: как ваше имя?
– Это вы меня извините – не представился. Позор на мою седую голову. Джулиан Сквайрс.
Он протянул ей вялую руку, но Барбара сделала вид, что не заметила. На это, по крайней мере, у нее хватило гордости.
Приехав к Брайану, она залилась слезами. Тот вздохнул, покачал головой и долго шарил в ящике стола, пока не выудил красную папку с крупной надписью «ПОСТАНОВКА ГОЛОСА И ТЕХНИКА РЕЧИ». Папка немного смахивала на фолиант, с которым сверялся Имон Эндрюс{13} в документальной программе «Это – ваша жизнь».
– В любом случае не повредит, – сказал Брайан. – Я многим рекомендовал этот курс. Очень полезная штука, уверяю тебя. Запись Майкла Эспела и Джин Меткалф. «Бурый боров с боровенком» и так далее. У Джин великолепная дикция.
Ее отец души не чаял в Джин Меткалф. У той была своя программа на радио, и голос ее – из тех, что можно услышать только на Би‑би‑си, – отличался неподражаемой интонацией, какая не встречается в реальной жизни, хоть обойди всю Британию с юга на север.
– Мне никогда с ней не сравняться.
– И не надо. Ты просто… немного… приглуши свое «я». Если считаешь нужным.
– Нет, не считаю.
– Тогда попроси кого-нибудь, чтобы тебя раздели догола и опрыскивали золотой краской из баллончика, покуда не отправят на тот свет. Ты меня убиваешь. Любая девушка из моей картотеки кому угодно перегрызет горло за твои внешние данные. А ты отказываешься делать на них ставку.
– Они меня ни к чему не приведут. Разве нельзя хорошо выглядеть и при этом смешить публику?
– Это не моя прихоть, ты же понимаешь. Есть общие правила.
Барбара пролистала «Курс постановки голоса». Ей до смерти хотелось играть, но актерская игра – это превращение себя в другого, так почему бы не поработать над этим еще до получения роли?
– И если уж на то пошло, – продолжал Брайан, – не пора ли тебе распрощаться с Барбарой из Блэкпула?
Естественно, он хотел приблизить новый виток ее карьеры. Тем людям, которые на Би‑би‑си делали инсценировки об одиноких матерях, вынужденных спускаться в забой, было глубоко безразлично, как ее зовут – Барбарой или как-то иначе. Но даже Сабрина в прошлом была Нормой Сайкс. В чем-то приходилось идти на уступки.
– Мне казалось, у нас о том и речь.
– До сих пор у нас речь шла о Блэкпуле. Барбары мы не касались.
– И дальше что?
– Ты не обязана оставаться Барбарой.
– Вы серьезно?
– Не… убийственно серьезно.
– Раз вам все равно, оставлю как есть.
– Тогда – вполне серьезно. Не… убийственно. Но решительно.
– Вы хотите, чтобы я взяла новое имя?
– Если станет невтерпеж, в любой момент сможешь вернуться к старому.
– Спасибо за совет.
Уговоры были недолгими: она и сама не хотела больше зваться Барбарой – это имя уже стало клеймом неудачницы, а в ее планы не входило мириться с неудачами. На имени свет клином не сошелся. Можно взять другое имя, можно изменить манеру речи – и все равно остаться собой, потому что в душе у тебя полыхает синий язычок пламени и это пламя сожжет тебя изнутри, если только не получит выхода.
– Вы уже придумали мне имя?
– Нет, конечно. Я же не диктатор местного разлива. Давай подумаем сообща.
И Барбара назвала Онор и Кэти (из «Мстителей»), Глинис, Ивонн и Вивьен{14} (из мира кино) и даже Люси (из телевизора). Когда же все ее любимые имена были по очереди отвергнуты, они с Брайаном вернулись к его первоначальному предложению: Софи Строу. Она понимала, что Софи звучит элегантно.
– А почему «Строу»?
– Сэнди Шоу. Софи Строу. Благозвучно.
– А если Софи Симпсон?
– Громоздко.
– Тогда Смит.
– А что плохого в «Строу»?
– А что хорошего?
– Я женат и счастлив.
– Это я уже слышала.
– Но если даже мне, счастливому в браке человеку, при звуках такого имени хочется покувыркаться на соломе[1], могу себе представить, что испытывают мужчины, не знающие супружеского блаженства.
Софи Строу наморщила нос:
– Стремно как-то.
– Не хочу тебя огорчать, солнышко, но в нашем бизнесе многое стремно.
На другой день Брайан отправил Софи Строу пробоваться на роль молодой домохозяйки в рекламе мыла. Его подопечная по-прежнему считала, что он хочет сломить ее дух. Накануне вечером, включив проигрыватель Марджори, она стала гонять полученные от Брайана пластинки с упражнениями по технике речи, чтобы проговаривать слова и фразы вслед за Джин Меткалф, но на кастинге ей даже не дали раскрыть рта. В зале рядом с режиссером сидел представитель мыловаренной компании; он улыбнулся и помотал головой.
– Извините, Софи, – сказал режиссер. – В другой раз.
– Можно спросить почему?
Мыловар что-то шепнул на ухо режиссеру, тот пожал плечами:
– Говорят, вы не отвечаете образу домохозяйки. Слишком миловидная внешность, неподходящие формы.
– Чем плохи мои формы?
Мыловар посмеялся.
– Ничем, – ответил он. – Потому они нам и не подходят. Мы ищем более домашний типаж.
Ей вспомнился мэр Блэкпула: «детки да булочки, детки да булочки».
– Может, я вышла замуж совсем недавно, – сказала она и опять стала сама себе противна. Надо было не заискивать, а взбунтоваться, опрокинуть стол, плюнуть в эти физиономии.
– Мы делаем рекламу мыла, дорогуша. У нас нет времени рассказывать, сколько лет наша героиня состоит в законном браке, где познакомилась с мужем и как умудряется сохранять фигуру.
– В любом случае спасибо, что пришли, – сказал режиссер. – Я вас буду иметь в виду, когда получу заказ на что-нибудь более походящее для вашей фактуры.
– Например? – спросила она.
– Ну, сами понимаете. Какой-нибудь модный напиток. «Бэбичам», «Дюбонне»{15} – в таком духе. Чтобы с вами ассоциировалось.
– А мыло, значит, со мной не ассоциируется?
– Что вы, что вы! Никто не ставит под сомнение вашу красоту и чистоплотность. Но ваш облик не вяжется с домашним бытом.
– Разве?
– Вы ведь не замужем, Софи?
– В двухминутном ролике мне вполне по силам изобразить замужнюю женщину.
– Я вас провожу, – сказал мыловар.
Режиссер ухмыльнулся своим мыслям и едва заметно покачал головой.
Когда они отошли на безопасное расстояние, мыловар пригласил ее поужинать. Естественно, у него на пальце поблескивало обручальное кольцо.
Заканчивалась третья неделя ее безработицы. Ни в фотостудиях, ни в клубах, ни в театрах Уэст-Энда никто так и не поверил, что она способна сыграть домохозяйку, секретаршу, следователя, учительницу… Не прошла она и на роль стриптизерши, хотя ей везде чуть ли не открытым текстом говорили, что именно таков ее типаж. По всей вероятности, она больше напоминала актрису, играющую роль стриптизерши. Если ее не брали в актрисы по одной лишь этой причине, то иронию такого положения никто не замечал. Отказы, как ей казалось, становились все более изощренными, все более унизительными, а возможности Брайана были на исходе. Каждый новый показ, судя по всему, подтверждал его правоту. Значит, не судьба. Да и потом, если уж она готова была играть стриптизерш в заштатных театриках, то следовало признать, что первоначальный план Брайана относительно устройства ее карьеры был не так уж плох. Играть стриптизершу в вульгарном фарсе и работать стриптизершей – невелика разница.
– Должно же подвернуться что-нибудь приемлемое.
– Из всего, что мне прислали, единственный материал, где есть хоть какая-то роль для девушки, – это «Дом комедии».
«Дом комедии», цикл разрозненных получасовых сценок, служил полигоном для новых комедий. Если рецензенты проявляли благосклонность и руководство Би‑би‑си оставалось довольно, то некоторые из этих скетчей потом раскручивались до полноценных сериалов – таких, например, как «Стептоу и сын»{16}. Чем плохо?
– Попасть в «Дом комедии» – это просто мечта, – вздохнула Софи.
– Да, – сказал Брайан. – Мечтать не вредно.
– А в чем загвоздка?
– В том, что это главная роль.
– Ну что ж, пусть я не получу главную роль. Все лучше, чем не получить роль Второй Секретарши.
– И типаж совсем не твой.
Перебрав немногочисленные папки на своем рабочем столе, Брайан отыскал текст и стал читать вслух:
– «Сесили: хрупкая, с интеллигентной речью, выпускница университета, дочь викария. Совершенно не готова к семейной жизни; сварить яйцо – для нее непосильная задача». Продолжать?
– Это я! Для меня сварить яйцо – непосильная задача. А сюжет какой?
– Сюжет… здесь речь о том, как… да ни о чем. О браке. Героиня замужем за каким-то субъектом. У них по любому поводу возникает склока, но потом все устаканивается. Заглавие – «Женаты и счастливы?».
– Там действительно стоит вопросительный знак или вы так читаете?
– Там действительно стоит вопросительный знак.
– Как будто без знаков препинания будет не смешно, да?
– Текст и впрямь довольно убогий. Печально другое: авторы на самом деле далеко не бездарны. Знаешь радиопостановку «Нелепый отряд»?
– Обожаю!
После отъезда из дома она не слушала эту постановку ни разу и сейчас совсем затосковала: по воскресеньям они с отцом непременно включали повторную дневную трансляцию. Это была единственная из всех радио– и телепередач, которая пришлась по вкусу им обоим. Они старались приурочить мытье посуды к половине второго и в течение тридцати минут пребывали в полном счастье – по-видимому, единственная семья во всей Британии (если, конечно, двое составляют семью), которая больше любила мыть тарелки, чем сидеть за едой. Ни отец, ни дочь не умели толком жарить мясо, но зато, хохоча в голос, весело драили заскорузлые сковородки. Героями «Нелепого отряда» были молодые люди, которые вместе отслужили в армии, а потом, не изменяя своим армейским привычкам, устроились работать на одну и ту же фабрику. Бесхребетный, рассеянный капитан – сын фабриканта – по-прежнему командовал остальными, а горластый, туповатый старшина заделался у него бригадиром. В цехах работали сплошь лентяи, разини, жулики и драчуны. Женских ролей, конечно, там не было – видимо, поэтому отец Барбары сильно прикипел к этой постановке, а сама Барбара относилась к такому пробелу с пониманием. Возможно даже, что именно этим объяснялась ее пристрастность: женские персонажи в большинстве юмористических программ действовали ей на нервы. Но в каждом выпуске ее любимой радиопостановки – как это получалось у сценаристов, Барбара определить не могла – был свой стержень. Вроде и шутки незатейливые, и голоса дурацкие, и проделки слишком путаные, но при этом герои существовали в реальном, понятном ей мире, хотя ни один из них не был родом из Северной Англии.
– «Авторы радиопьесы „Нелепый отряд“ – Тони Холмс и Билл Гардинер; продюсер – Деннис Максвелл-Бишоп», – объявила Барбара голосом диктора Би‑би‑си. – В роли капитана Смайта – Клайв Ричардсон, в роли Спарки…
– Хватит, хватит, – взмолился Брайан. – Ты про каждую передачу можешь так рассказать?
Она прикинула – и решила, что, пожалуй, может. А почему бы и нет? Другие девушки мечтали о знакомстве с Элвисом Пресли или Роком Хадсоном{17}, а ей всегда хотелось провести полчаса наедине с Деннисом Максвелл-Бишопом. Но поделиться этой мечтой было, по сути, не с кем.
– Почему-то в памяти застряло именно это.
– Так вот, здесь та же команда, – продолжил Брайан. – Деннис, Клайв…
– И на прослушивании я с ними познакомлюсь? – спросила она.
– Лично? – уточнил Брайан. – Боже упаси. Разве они снизойдут?
– Невелика важность, – бросила Софи.
– Да ладно, уж и подколоть нельзя, – сказал Брайан. – Конечно, Тони Холмс и Билл Гардинер, безвестные радиодраматурги, будут присутствовать лично. Равно как и Деннис Максвелл-Бишоп, младший продюсер редакции развлекательных программ. И еще Клайв Ричардсон: как исполнитель роли мужа, он будет тебе подчитывать. Ребята, похоже, намерены протолкнуть его на телевидение как восходящую звезду.