– Я непременно должна пойти, – заявила Софи.
– Пьеса – полное барахло, роль совершенно не твоя. Но давай попробуем – за неимением лучшего. А на следующей неделе ты поступишь в мое полное распоряжение.
Она взяла экземпляр пьесы домой и трижды прочла от корки до корки. Материал оказался еще хуже, чем предупреждал Брайан, но зато Софи уже предвкушала, как, вернувшись через пару месяцев в родной город, за мытьем посуды расскажет отцу, что лично знакома с создателями «Нелепого отряда». Вот и все, чем обещал запомниться ей Лондон.
Кастинг для «Женаты и счастливы?» назначили в зале собраний церкви в Шепердс-Буш, за углом от Би‑би‑си. При виде Софи двое из четверых присутствовавших в зале молодых людей переглянулись и загоготали.
В любом другом случае она бы тут же развернулась и хлопнула дверью, но как потом рассказывать отцу о знакомстве с Тони Холмсом, Биллом Гардинером и Деннисом Максвелл-Бишопом, если они даже не посмотрели ей в глаза?
– Как мило, – сказала она, вместо того чтобы уйти.
Одного их тех двоих, что сидели с невозмутимым видом, перекосило. Этот, как ей показалось, был старше остальных, но тоже где-то до тридцати. Бородатый, в очках, он курил трубку.
– Что на вас нашло, идиоты? Прошу прощения, Софи.
– Это не то, что вы подумали, – спохватился один из идиотов.
– А что я подумала? – спросила Софи.
– Хороший вопрос, – сказал второй идиот. – Что она подумала, идиот?
У обоих идиотов был простой лондонский говорок, отчего Софи, невзирая на столь удручающий прием, к ним потеплела. По крайней мере, они не имели морального права отвергнуть ее из-за нехватки аристократизма.
– Она подумала: «Ах, меня засмеяли, потому что мне тут нечего ловить». На самом деле все не так.
– А как? – спросила Софи.
– Просто вы похожи на одну нашу знакомую.
Четвертый присутствующий, который не относился к идиотам и не курил трубку, только сейчас окинул Софи цепким взглядом. До сих пор он, дымя сигаретой, решал газетный кроссворд.
– У нее, мне кажется, мысли заняты совсем другим, – изрек он, – ей дела нет, почему все заржали.
– Я бы попросил: заржали не все, – возразил курильщик трубки.
Хотя бы к собственному удовлетворению, Софи наконец разобралась, кто есть кто. Любитель кроссвордов – Клайв Ричардсон, курильщик трубки – продюсер Деннис, а идиоты – Тони и Билл, хотя утверждать, кто из них первый, а кто второй, она бы не рискнула.
– И чем же, интересно, заняты мои мысли? – спросила Софи.
– Определением степени вашего несоответствия.
– Вы – Клайв, правильно? – уточнила Софи.
– Как вы догадались?
– По голосу. Вы же – капитан Смайт.
Капитан Смайт из «Нелепого отряда», глуповатый, хотя и отучившийся в дорогой частной школе сынок фабриканта, говорил уморительным голосом – так могла бы говорить королева, если бы вышла из низов. На этот раз загоготали уже трое, чем определенно уязвили Клайва.
– Вы хотя бы составили представление о роли? – спросил он. – «Хрупкая, с интеллигентной речью, выпускница университета, дочь викария».
– По-вашему, я не хрупкая? Да это меня пальто с капюшоном толстит.
Софи нажимала на свой ланкаширский акцент – просто ради шутки. И трое из четверых наградили ее смехом. Клайв остался сидеть с кислой миной, будто навек разучился смеяться.
– Вот умора, – проговорил он. – Более того – ирония судьбы, учитывая лежащий перед нами текст.
– Ну, пошло-поехало, – сказал Тони, а может, Билл.
– Извините, пожалуйста, – отважилась Софи. – Вы – Билл? Или Тони?
– Я – Билл.
Выглядел он постарше своего соавтора, хотя вполне мог быть его ровесником. Просто цвет лица у Тони был несколько свежее, а борода росла не столь густо.
– Виноват, – сказал Деннис и представил всех, как положено.
– Клайв считает, что это самая слабая комедия за всю историю телевидения, – заметил Тони. – Поэтому смех сейчас звучит иронически.
– И то верно. Мы сегодня почти не смеемся, – угрюмо поддержал Билл.
– Не знаю, мне понравилось, – сказала Софи. – Наверное, во время работы вы оторвались по полной.
Драматурги синхронно фыркнули.
– «Оторвались по полной», – эхом повторил Билл. – Да уж, мы оторвались по полной, Тони!
– И это правильно, – сказал Тони. – До чего же мне в кайф быть сценаристом!
– Мне тоже, – подхватил Билл. – Знай отрывайся с утра до вечера!
Оба уставились на Софи. Та недоумевала.
– Не верьте, – сказал Тони. – Это сплошное мучение. Пытка. Иначе у нас не бывает.
– Предвосхищая ваш интерес, – продолжил Билл, – вопросительный знак придумали не мы, а Деннис. Нас воротит от этой пунктуации.
– Может, хватит? – не выдержал Деннис. – Каждому, кто входит в эту дверь, вы вкручиваете про этот злосчастный вопросительный знак.
Он принялся свирепо выколачивать трубку. На столе было с полдюжины переполненных пепельниц, а в зале висел дым, как в вагоне для курящих, притом что парни теснились в небольшом закутке.
– Под твоим злосчастным вопросительным знаком стоят наши имена, – указал Тони. – Мы пытаемся заработать себе на хлеб сочинением комедий. А по твоей милости никто нам больше никогда ничего не закажет.
Деннис вздохнул:
– Я уже извинился, я уже признал свою ошибку, в ближайшее время она будет исправлена, давайте закроем тему.
– Это невозможно, поскольку ты считаешься продюсером юмористических программ и уже продемонстрировал нам свое понимание юмора.
– Чего ты от меня хочешь? Скажи – я все сделаю.
– Поздняк метаться, – ответил Тони. – С текстом уже ознакомились ведущие юмористы.
– Например, Софи. – Клайв снова начал исходить желчью.
Хуже всего, подумала Софи, что он хорош собой. Странно, что актер с подобной внешностью застрял в юмористических радиопостановках, где от него только и требуется, что блеять истошным голосом. Обычно таких красавчиков приглашают на телевидение или в кино – спасать попавших в беду грудастых девиц. А ведь этот, решила она, даст сто очков вперед Саймону Темплару{18}. Обезоруживающие голубые глаза, точеные скулы – ей на зависть.
– По-вашему, это смешно, Софи? – спросил Деннис.
– Что смешно – вопросительный знак?
– Нет, – вмешался Билл. – Мы знаем, что это как раз не смешно. Сам текст.
– А, – поняла Софи. – Ну… Я уже сказала. Мне очень понравилось.
– И все же: по-вашему, это смешно?
– Смешно… – повторила она, как будто прежде не задумывалась об этой стороне пьесы.
– Шутки, реплики.
– Ну… – протянула она. А затем, памятуя, что после этого краткого знакомства больше их не увидит, отрезала: – Нет, не смешно.
Почему-то ее ответ взволновал Билла и Тони.
– А мы тебе что говорили?! – обрушился Билл на Денниса.
– Вам лишь бы все хаять: и свое, и чужое, – сказал Деннис. – Я уже не знаю, чему верить.
– Как вы считаете, в чем здесь слабина? – поинтересовался Билл.
– Честно? – спросила она.
– Разумеется. Нам нужен честный ответ.
– Во всем, – сказала Софи.
– Значит, когда вы заявили, что вам понравилось…
– Мне не понравилось, – перебила она. – Совсем. Я серьезно…
– Вы не одиноки, – вставил Клайв.
– Но… там даже непонятно, о чем речь.
– Ничего удивительного, – сказал Тони.
– А зачем вы такое написали?
– Нас попросили, – ответил Билл.
– Попросили о чем?
– Сочинить короткую пьесу на тему семейной жизни, – ответил за него Деннис.
– Вот оно что, – сказала Софи. – Так почему же вы этого не сделали?
Захохотав, Билл схватился за грудь, как будто Софи пырнула его ножом в самое сердце.
– Понимаете, в «Нелепом отряде» каждый персонаж – живой человек, хоть и утрированный. А эти двое, муж и жена, – просто ходячие карикатуры, хотя вроде бы произносят человеческие реплики, даром что без тени юмора.
Билл, подавшись вперед вместе со стулом, закивал.
– А все, что касается семейной жизни… Как заезженная пластинка. Герои без конца ругаются. Но причины высосаны из пальца, правда ведь? Все одно и то же. А ведь муж наверняка еще до свадьбы знал, что его избранница умом не блещет.
Тут даже Клайв издал смешок.
– А ты вообще помалкивай, – одернул его Билл.
– И почему она – дочь викария? Да, я прочла, что отец у нее – викарий. Но… это нигде потом больше не обыгрывается. Или вы хотите сказать, что она закована в пояс целомудрия? И что же ей с ним делать после свадьбы? Она должна была как-то от него избавиться.
– В точку, – сказал Билл. – Спасибо.
– Извините, – смутилась Софи. – Я, видимо, наговорила лишнего.
– Что вы, нам только на пользу, – сказал Тони.
– И вообще: почему она такая тупица? Там сказано, что у нее университетское образование. Как ей удалось окончить университет? Такая не то что до диплома – до автобусной остановки не дойдет.
– Что вы, нам только на пользу, – сказал Тони.
– И вообще: почему она такая тупица? Там сказано, что у нее университетское образование. Как ей удалось окончить университет? Такая не то что до диплома – до автобусной остановки не дойдет.
– Ну что ж, – удовлетворенно произнес Клайв. – Материала для прослушивания не осталось. Вы сами его разнесли.
– Простите, – сказала, поднимаясь со стула, Софи. Для себя она решила, что не уйдет, пока ей не укажут на дверь, но, если никто не станет ее удерживать, это тоже будет равносильно отказу.
– Сейчас можно провести читку, а потом Билл и Тони пойдут сочинять вторую редакцию.
– Вторую редакцию чего? – спросил Билл. – Клайв ясно сказал: материала больше не осталось.
– Нет, ну, почитать в любом случае не вредно, – возразил Деннис. – Сделайте одолжение. До записи уже меньше двух недель.
Его слова были встречены ворчанием, но спорить никто не стал. Каждый открыл пьесу на первой странице. Софи разрывалась. Ей хотелось прочесть как можно выразительнее и в то же время – как можно медленнее. Она стремилась по предела растянуть время, задержаться в этом зале, с этими людьми, а если повезет – вообще не уходить.
«Дом комедии»
4Тони Холмс и Билл Гардинер познакомились в «обезьяннике» полицейского участка в Олдершоте за неделю до Рождества пятьдесят девятого года. Местные блюстители порядка хотели спихнуть этих двоих военной полиции для водворения обратно в казарму; военная полиция шарахалась от них, как черт от ладана. Силовые ведомства пререкались в течение суток; все это время задержанные сидели без сна, курили и трепались, сознавая идиотизм своего положения и обмирая от страха. Их застукали на одной улице, в одном и том же месте, с разницей в два часа; им даже не пришлось объяснять друг другу, на чем и где именно они прокололись. В этом просто не было надобности. Они и так знали.
У себя дома, в Лондоне, ни тот ни другой не попадали в передряги с полицией, но по разным причинам. Билл – в силу врожденной смекалки и знания подходящих мест, таких как клубы, бары и даже общественные туалеты, хотя последних он избегал. И не зря, как подтвердили события минувшего вечера. В Олдершоте, по-видимому, его задержал агент-провокатор: один из тех полисменов, кто ненавидел собратьев Билла настолько изощренной, лютой ненавистью, что готов был отлавливать их с утра до ночи. В столице таких ретивых тоже хватало. Что касается Тони, в Лондоне он не попадался потому, что в Лондоне (равно как и в других городах) не делал никаких поползновений. Тони вечно терзался сомнениями – в частности, не мог решить, кто он и что он, но сейчас, хоть убей, толком не понимал, с чего ему вдруг, буквально накануне дембеля, приспичило найти ответы на эти вопросы. Виной, конечно, были одиночество, скука и внезапно вспыхнувшая отчаянная потребность ощутить прикосновение живого человека – не важно, какого пола, хотя, надо признать, в мужской уборной на Теннисон-стрит вряд ли можно было рассчитывать на встречу с лицами обоего пола.
В итоге никто так и не решился предъявить им обвинение, и на другой день каждый вернулся в свою казарму для завершения срочной службы. Вспоминая события того вечера (довольно часто, но всегда в одиночку и про себя), они не могли с точностью восстановить обстоятельства своего задержания полицией. Неужели они и впрямь так близко подошли к унизительной роковой черте? Зато все ободряющие, с полуслова понятные беседы, что велись между ними на протяжении суток, запомнились на долгие годы: разговор шел о юморе. В первые же минуты знакомства солдаты обнаружили общее увлечение комедиями Рэя Галтона и Алана Симпсона, в подробностях обсудили передачу «Полчаса с Хэнкоком» и, как могли, восстановили в памяти скетч «Донор», чтобы тут же разыграть его по ролям. Сцену в больнице удалось воспроизвести почти дословно: Билл вошел в образ Хэнкока, а Тони, у которого был более пронзительный и гнусавый голос, превратился в персонажа Хью Ллойда.
После демобилизации они не теряли друг друга из виду. Тони жил на восточной окраине Лондона, а Билл – на северной, в Барнете, поэтому встречались они в центре, выбирая какую-нибудь кофейню в Сохо, поначалу – раз в неделю: тогда еще у каждого была постылая работа, от которой хотелось увильнуть (Тони помогал отцу – владельцу газетного киоска; Билл перебирал бумажки в Управлении городского транспорта). В течение трех месяцев они просто беседовали, но в один прекрасный день, преодолев смущение, выложили на стол блокноты и попробовали писать в соавторстве. Бросившись, как в омут, в безработицу, они стали приходить в одну и ту же кофейню ежедневно; так продолжалось до тех пор, пока у них не появилась возможность арендовать офис.
На другую тему, которая, возможно, их объединяла, а возможно, и нет, они даже не заговаривали, но Билл тем не менее был потрясен, когда Тони женился: тот никогда не упоминал, что у него кто-то есть. Билл пришел на свадьбу, и невеста Тони, милая, спокойная, умненькая брюнетка по имени Джун, работавшая на Би‑би‑си, дала понять, что знает все о соавторе своего избранника; ну, если не все, то ровно столько, сколько ей нужно. Собственно, и вызнавать-то было нечего, помимо основного: Билл и Тони вместе сочиняли юморески – вот и все; происшествие в полицейском участке Олдершота вообще осталось за кадром.
Рэй Галтон и Алан Симпсон
Дела у них, вопреки всем ожиданиям, пошли в гору. Несколько коротких юморесок они почти сразу продали радиокомикам старой школы. Устроились на полную ставку – писать тексты для Альберта Бриджеса, у которого была поредевшая, но преданная когорта радиослушателей, благодарных ему за поднятие народного духа в период фашистских бомбардировок. Когда же рядовые британцы, а вслед за ними руководители Би‑би‑си пришли к выводу, что лучшие годы Бриджеса позади, у Билла и Тони уже была готова многосерийная радиопьеса «Нелепый отряд», навеянная их армейской службой, а точнее, теми ее аспектами, которые они решились озвучить.
И вот теперь их пригласили писать для «Дома комедии». Попробовать свои силы на телевидении давно было для них пределом мечтаний, но, когда Деннис за кружкой пива на Грейт-Портленд‑стрит объяснил, что ему требуется искрометный, живой взгляд на современный институт брака, они слегка оробели. После ухода Денниса оба долго молчали.
– Что скажешь? – начал Билл. – Ты ведь у нас женатик.
– На мой брак не стоит ориентироваться. Он, как бы это сказать… Специфичен.
– Можно кое о чем спросить касательно твоего брака?
– Смотря о чем.
– Когда Джун за тебя выходила, она уже знала?
– Что она должна была знать?
– Что тебя повязали за домогательства в мужском сортире. Думаю, ей было бы интересно.
– Меня отпустили без предъявления обвинений. И я, если ты помнишь, никого не домогался.
– Иными словами, ты не стал разглашать эти сведения?
– Нет.
– А как насчет… ммм… практической стороны?
– Это подскажет нам идею пьесы?
– Да нет, просто любопытствую.
– Любопытство не порок, но большое свинство.
– Все равно тебе придется взять инициативу в свои руки. Я не имею представления, как это: еженощно ложиться в постель с одной и той же личностью. Или спорить, какую программу смотреть. Или строить отношения с тещей.
– Перед телевизором мы не спорим. У нас совершенно одинаковые вкусы.
– Может, он пронюхал, что я – гей, как ты считаешь? – спросил Билл. – И придумывает для меня изощренные пытки?
– Как он мог пронюхать?
Билл вел себя крайне осмотрительно. Он всегда отслеживал результаты футбольных матчей, был небрежен в одежде и время от времени как бы невзначай прохаживался насчет женского пола. Но жил он в постоянном страхе, как и многие мужчины его толка. Один неверный шаг – и тюрьма.
Тони и Билл по примеру Всевышнего решили сперва вылепить мужчину, а уж потом создать из него женщину. И мужской персонаж в «Женаты и счастливы?» удался, как они считали, неплохо. Слегка чудаковатый и странно притягательный, он с неудержимой яростью нападал на те стороны английской жизни, которые бесили его создателей, – этакий комический близнец Джимми Портера из пьесы «Оглянись во гневе»{19}. Но во всем, что касалось Сесили, женского персонажа, Софи оказалась права. Героиня вышла безликой, карикатурной марионеткой. Оно и неудивительно: драматурги выкрали ее с потрохами из комикса «Гамболы», который публиковался в газете «Экспресс». Сесили получилась копией Гайи Гамбол, пересаженной в телевизионный формат. При этом от внешнего сходства они смогли уйти: героиня задумывалась скорее милой, нежели соблазнительной, – вероятно, потому, что все актрисы телевидения, которых упоминал Деннис, выглядели иконами Би‑би‑си, а иконам Би‑би‑си предписывалось иметь милый облик, большие глаза и плоскую грудь. Ничего соблазнительного в них не было. Но глупые женские закидоны Гайи благополучно перекочевали в комедию и щедро украсили собой текст. У Сесили роились мечты о норковых шубках, пригорали ужины, срывались назначенные встречи, хозяйственные деньги утекали сквозь пальцы, чему она вечно находила путаные, инфантильные оправдания, а кухонные приспособления валились из рук. Тони с Биллом вовсе не считали Гайю Гамбол реалистичной или хотя бы отдаленно правдоподобной фигурой и не верили, что где-то существуют похожие на нее домохозяйки (или женщины, или просто люди). Но они твердо усвоили одно: эта кукла пользуется успехом. Не сумей они придумать ничего свежего и оригинального, у них в запасе по крайней мере будет беспроигрышный вариант.