Перед тем, как выйти из коридора, Араб впервые включил переговорник, позволяющий ему разговаривать с напарником даже если он находится за пять – шесть километров на ровной местности. Эта модель переговорника разрабатывалась для военных и не занимала руки – микрофон крепился на шее, на приспособлении напоминающем ошейник и снимал звук прямо с гортани. Наушник с небольшой антенной вставлялся в ухо.
– Проверка связи – Бес
– Есть – мгновенно отозвался эфир
– Четверо выходят.
– Понял.
* Сокольская гимнастика – весьма популярный комплекс физвоспитания в дореволюционной России. В этом мире сохранился и всемерно развивался государством.
** лицей – та же гимназия, но элитная и платная с первого класса. Гимназическое образование с первого по восьмой класс давали за счет Его Величества, дальше в ВУЗах – по конкурсу. Либо плати, либо сдавай экзамены и тоже – за счет Его Величества. Если в названии ВУЗа не было "Его Императорского Величества" – значит, он был платным полностью. Но со времен Александра Четвертого все политехнические ВУЗы принадлежали ЕИВ и финансировались министерством уделов.
*** физвоспитание так называлось и в этом мире.
**** Струнник, струнный транспорт Юницкого – в этом мире строился, в основном в Сибири.
Капитан Рахим, командир моторизованного патруля ночной стражи не испытывал особого беспокойства, когда они подъезжали к базару. В конце концов – мало кто осмелится устраивать разборку у базара, откуда расторговывается половина производимого в Афганистане опия-сырца. Базар по негласному соглашению всех противоборствующих группировок считался "общим благом", никакие разборки на нем устраивать было нельзя под страхом смерти. Тут были покупатели, тут был товар, тут было немало золота – и грабежи с убийствами здесь были явно не к месту. Возможно, эта проклятая Аллахом тварь что-то напутала и человек просто нажрался кишмишовки. А может быть – от этой дрянной кишмишовки Аллах и забрал его, как то раз сам капитан купил по дороге в незнакомом дукане целую бутыль, позарился на дешевизну – и едва не умер. Трое суток лежал, не ел, не пил, в желудок как будто кипяток залили – еле втащил на гору свою телегу жизни. На базаре всяким торгуют, надо быть внимательнее, а еще лучше – делать самому или покупать только в известном месте, у родственников или соплеменников.
Лэнд-Ровер выехал на небольшую площадку перед забором, его сильно тряхнуло на неровности, капитан сильно ударился грудью о дугу безопасности, опоясывающую машину сверху.
– Ты как едешь, сын ишака! – капитан сунул кулаком в затылок этому тупому глупому ишаку Султану, который только месяц как сел за руль.
Султан безжизненно повалился на руль, машину снова тряхнуло, она теряла скорость, направляясь к забору рынка…
– Султан, ты…
Машину снова подбросило – что-то попало под колесо, капитан Рахим снова обо что-то ударился. Так ударился, что потемнело в глазах. Он попытался крикнуть – отдать команду, но из горла вырвался только хрип. Потом он почувствовал, что ноги не держат его…
Ударившись на небольшой скорости бампером о забор рынка, патрульный Лэндровер остался безжизненно стоять на месте…
– По фронту чисто – доложил Бес
– Вперед!
Машины была совсем рядом, на такое они не смели и рассчитывать. Машина моторизованного патруля! Все лучше, чем добираться до их машины пешком.
– Делать?
– Делай…
Бес достал из кармана небольшую коробочку, нажал кнопку – впереди что-то хлопнуло, больше это было похоже на хлопок кнута пастуха, взрыва почти не было видно – но целая секция забора начала падать наружу, открывая спецназовцам путь.
– Бегите за нами до машины. Ты старший – ткнул пальцем в грудь Вадима спасатель
Рассусоливать было некогда. Первым добрался до машины Бес, отпихнул со своего места убитого пулеметчика, моментально освоился с техникой. Это был старый авиационный спаренный лентового питания Виккерс калибра .303 – принц Акмаль жалел деньги даже на это. Но пулемет есть пулемет а этот, изначально сделанный как авиационный, отличался очень высоким темпом стрельбы… Чтобы стрелять из пулемета – Бес расстегнул ремешок и снял каску с закрепленным на ней прицелом.
И в тот момент, когда на площадку выскочили заложники – с противоположной стороны, с улицы вынырнул еще один вездеход патруля.
Вадим, ничего не понимающий, но мгновенно сообразивший, что упершийся в них луч света ничего хорошего не обещает, бросился на землю, не забыв пинком сбить с ног жирняка. В следующую секунду с той стороны, откуда они бежали, по прожектору, по рычащему в паре десятков метров вездеходу ударила длинная, пулеметная очередь. Больше это было похоже на трещотку, знаете, такую детскую трещотку которую везешь – а она трещит. Вот только пули были самыми настоящими, свинцовая метель бушевала в метре с небольшим над их головами, и это было по-настоящему страшно, не так как в фильме, или компьютерной игре. Когда летят пули – они издают мерзкий, берущий за душу свист, его почему то слышно даже через грохот пулемета. И вот этот –то свист и был самым страшным – казалось, что каждая пуля летит в тебя.
Бес сориентировался мгновенно – понял, что пулеметчик противника не станет стрелять по своей машине, он не знает, что машина захвачена. Развернув Виккерс, он полоснул по машине противника длинной очередью, и по полетевшим искрам рикошетов понял, что попал. А не попасть было невозможно, сотня метров – для пулемета это не расстояние. В конце длинной очереди взорвался бак, машины здесь были бензиновыми – но не так, как показывают в синематографе – страшный взрыв, море огня. Просто глухо грохнуло – и занялось пламя.
Кто-то подбежал к машине
– Быстро сюда! Бегом!
Стрельба прекратилась так же неожиданно как началась – просто все стихло. В нескольких десятках метров от них занималась пламенем, разгораясь машина, призрачные отблески пламени танцевали в ночи, освещая всю сцену действия изменчивым, каким-то сумрачным светом. Как только закончилось – Вадим сразу поднял голову и осмотрелся. Слева от него кто-то лежал и стонал.
– Быстро сюда! Бегом!
Их спаситель подхватил за руку девчонку, потащил к машине. Сам Вадим вскочил, готовый бежать – и тут вспомнил о том, что он теперь отвечает не только за себя.
– Вставай!
Жирный странно дернулся и застонал еще громче
– Ты что ранен?
– Нет…
– Вставай!
– Я боюсь…
И захныкал – только тут Вадим понял, что он не стонал, он хныкал как девчонка. Сам он помнил, как последний раз плакал в семь лет – после того, как отец выпорол его за вранье. Это были злые и досадливые, душащие слезы, притом как и подобает настоящему сибиряку он не ощутил ни раскаяния, ни осознания своей вины – просто он разозлился и на себя и на отца, такая уж сибирская натура, в Сибири никогда не было ни покорных ни послушных людей. Потом отец его еще не раз порол – но он больше никогда не плакал, а часто потом с вызовом, специально, делал тоже самое, за что его предыдущий раз выпороли. Единственное, чего Вадим боялся – так это исключения из скаутов, почему то ему казалось, что быть отвергнутым обществом, такими же как он пацанами – страшнее этого ничего нет. Но будучи скаутом, не раз попадая с пацанами в самые разные ситуации он ни разу не видел, чтобы кто-то из них ревел. Он помнил, как в прошлом году Гошка упал с обрыва, чудом остался жив, сломал руку, ногу, несколько ребер – но и когда его несли на плащ-палатке, он не позволил себе заплакать. А тут…
– Вставай, быстро!
– Быстро в машину!!!
Двигатель уже работал – и Вадиму вдруг показалось, что сейчас уедут без него.
– А ну, вставай, трус!
Чтобы придать весомости словам, он схватил труса за шиворот и рванул на себя, а ногой поддал по ребрам. Считалось бесчестным бить лежачего – но он просто не знал что еще делать.
– Ты чо?
– Вставай! Пошел!
Так, за шиворот полуведя, полутаща, Вадим потащил к машине того, за кого теперь он отвечал. Это был первый в его жизни опыт, когда он отвечал не только за себя и не только за такого же, как он скаута – но и за более слабого, за гражданского. Опыт – не сказать, что удачный, но все же лучше чем никакой.
Через несколько лет, Вадим, тогда уже лейтенант русской армии Островский вспомнит именно этот момент, почему то именно он придет ему в голову, прорвется через все преграды памяти, когда сама его жизнь будет висеть на волоске. Это будет многим позже, совсем в другой стране мира и при других обстоятельствах. Находясь в одном из последних поднявшихся с земли вертолетов над горящим городом, он будет вести огонь из бортового пулемета, стараясь увидеть и уничтожить врага, прежде чем враг уничтожит их. В десантном отсеке будет сильно пахнуть дымом и страхом, вертолет будет здорово трясти, а рядом будут другие солдаты, люди не его крови, не его веры и не его нации. Но он будет сражаться на их стороне, как сражался все предыдущие дни, и сражаться с такой-же самоотверженной яростью, с какой он сражался бы за Россию.
Но все это – будет потом. Многим позже.
Пулемет был в какой-то степени лучше автомата, в конце концов, это скорострельная авиационная спарка, установленная на автомобильной турели и способная в считанные секунды выклюнуть в противника сотню пуль. Но Бес не знал про эти пулеметы ничего – ни как за ними ухаживали, ни какие патроны находятся в лентах, где они куплены и как хранились. Поэтому по здравому размышлению он оставил пулемет в покое, взяв основным оружием свой автомат, в надежности которого он был уверен.
Только сейчас он понял, в какое дерьмо они влезли. Вдвоем с Арабом они ушли бы с девяноста девяти процентной вероятностью, даже вдвоем. Малая группа – это не так плохо, она мобильна, маневренна, малозаметна. Но теперь… он видел, как лежал на земле и хныкал тот пацан и знал что переход в горах он не выдержит.
Но и бросить его он не мог. Изначально группы спецназа задумывались как группы одноразового использования с основной задачей – охота за мобильными пусковыми установками ракет противника. При этом эксфильтрация, отход с вражеской территории не предусматривался, они должны были найти установку, и навести на нее удар. Либо уничтожить ее – и погибнуть самим при этом. Навести удар – значит, скорее всего, это будет удар тактическим ядерным оружием, шансов уйти нет.
И даже на такие задания, пока учебные, понарошные, но все знали, что в любой момент они могут превратиться в боевые – находилось много добровольцев.
В конце семидесятых концепцию применения войск специального назначения радикально поменяли – теперь они должны были работать в глубоком тылу противника длительное время, разлагать его тыл, уничтожать объекты особой важности с помощью ранцевых ядерных и обычных фугасов, передавать разведданные, организовывать саботаж и сопротивление. В этом случае – нужны были высококвалифицированные специалисты, способные выживать в тылу противника длительное время. Они должны были по возможности возвращаться назад, ибо такого специалиста готовят долго, несколько лет, и использовать его для одноразовых заданий – расточительно. Сейчас любой оперативник специальных сил, как и любой солдат-общевойсковик знали: армия сделает все, чтобы спасти вас, где бы вы не оказались. Совершенно недопустимо оставлять врагу без шансов хотя бы одного солдата. Нельзя бросать своих – это одно из правил, выбитых на скрижалях, правил помогающих армии существовать и выполнять боевые задачи. Этот правило распространяется не только на солдат – но и на гражданских: любой подданный Российской империи и его самодержавного монарха вправе рассчитывать на помощь и покровительство государства и Его Величества, где бы то ни было. Если когда они сюда шли, Бес задумывался над тем правильно ли они поступают, нарушив приказ – то теперь когда дети были у них – он без раздумий положил бы жизнь для того, чтобы их спасти. Но он мыслил трезво и объективно, он сам в свое время видел тренировочный лагерь, сам тренировался в нем, и видел, как его ровесники подходили и звонили в колокол, потому что не в силах были выдержать то, что с ними происходило. Он помнил, какими они были и почему сошли с дистанции. И он видел, что один из троих спасенных ими – не пройдет, он из тех, кому нужен колокол под рукой.
Но колокола не было. И он должен был пройти. И они все должны были пройти. Теперь их пятеро, и судьба каждого из них зависит от остальных. Или они все вместе пройдут – или они все вместе здесь останутся.
Еще один внедорожник выскочил слева, пулеметчик был готов – но он не ожидал увидеть в качестве цели такой же внедорожник стражи. Пулеметчик, стоявший за пулеметом, замешкался, всего на секунду, решая стрелять или не стрелять – для Беса достаточно было и этого. Ослепительная трасса – в приборе это было видно именно так – уперлась в грудь пулеметчика, палец привычно дожал спуск, и две пули отбросили его назад, еще несколько угодили в само тело пулемета, выводя его из строя. Последние – сколько успел, вбил в моторный отсек, стараясь вывести машину из строя и сделав невозможной погоню…
По ночам стоянка для большегрузов охранялась, ее охраняли несколько малишей с оружием из племен, живущих неподалеку. Их можно было убить – но ни Араб ни Бес не стали этого делать. Вместо этого – они резко, с сигналом, с включенными на дальний свет фарами затормозили у самых ворот. Фары должны был ослепить стражников, чьи глаза привыкли к ночи, сигнал делал обстановку еще более нервозной. Машина принадлежала стражникам, по ней нельзя было открывать огонь – малиши и не открыли. Вместо этого – двое, в том числе и их амер – вышли разобраться. Остальные – кто был на территории, кто остался у ворот – но для двоих русских офицеров это были не противники. Афганцы совершенно не умели драться, рукопашный бой никогда не культивировался у этого свободолюбивого народа, которому никто никогда не запрещал иметь холодное и огнестрельное оружие*. Поэтому разобраться с афганцами для двоих русских не составило никакой проблемы. Двоих – первых кто вышел к ним – они ослепили старым, дедовским способом – смесью перца и табачной пыли, которую насыпали в маленький флакончик из-под сердечных таблеток и носили всегда при себе. Пока малиши судорожно пытались прийти в себя, чихая и заливаясь следами – оба офицера бросились к караулке, выведя из строя и повязав остальных пятерых так быстро, что никто не успел ничего сделать, ни поднять тревогу ни выстрелить. И вернулись к первым, только что прочихавшимся…
Связанных афганцев положили под небольшим навесом, со сложенным из камней ограждением, который и служил им караулкой. На всякий случай – обыскали и все найденное оружие, огнестрельное и холодное Араб размахнувшись, закинул подальше за забор. Им нужно было всего несколько минут, чтобы добраться до своей машины и уехать отсюда, а после этого все произошедшее не будет иметь значения. Никакого.
– Я за машиной…
– Добро – отозвался Араб, его уже начал потряхивать, адреналиновый "отходняк" после боя. Надо было кое-что выяснить…
Араб подошел к машине, ухватил за плечо паренька, который показался ему крепче остальных. Их было двое – а пацанов трое, они не могли уследить за каждым во время перехода. Им кровь из носа – нужен был хот бы еще один помощник, хоть какой. Тогда у них есть шанс справиться. Если их будет только двое – троих они не выведут.
– Пошли.
– А что?
– Пошли, пошли…
Парнишка на удивление легко выпрыгнул из машины. Он вообще казался дельным пацаном, возможно он из казаков хотя непонятно как сюда попал. Забайкальское войско? Араб помнил, как сам был таким – по сути это было совсем недавно
– Из казаков? – уточник Араб, потому что это было для него важно.
– Из сибиряков.
Ответ, частично снимавший назревшие вопросы. В Сибири слабаков не было, там вообще было очень жестко.
– Фамилия.
– А вы кто вообще?
– Кто, кто… Тебе не одна разница?
– Не одна… – парнишка прервался на пару секунд – а я вас знаю…
Вот это голос**…
– И кто же я?
– Вы водитель. Помните, вы на меня смотрели там, когда я в клетке был?
Араб помнил.
– А как меня узнал?
– Догадался. Вы ведь не водитель, так?
Так-то оно так…
– Много будешь знать… Ты знаешь, где мы?
– Афганистан?
А вот этого Араб не ожидал
– Откуда знаешь?
– Этот…Виталька его зовут, у него мать в какой-то конторе работает. На Восток торгует. Он язык немного понимает.
– Язык? Пушту? Или дари? – заинтересовался Араб
– Не знаю – мрачно ответил Вадим – я и английский то хреново знаю.
– Понятно. А как попал сюда?
Вадим на мгновение задумался – но все же решил сказать правду.
– В поход пошли. С отрядом. Приехали в Верный, оттуда электричкой… Меня послали родник найти. Там старик сидел, я подумал, что ему плохо и…
Сказанное ничуть не удивило Араба – он вырос на Востоке, служил на Востоке и знал Восток. Сколько бы не шло разговоров о единстве судьбы разных народов – Восток никогда не был русским, наверное, никогда и не будет. Просто большинство устраивало жить в одном доме, потому что держаться вместе и вместе жить в общем доме сытнее и безопаснее. Как ни странно – проще всего в союз интегрировались турки, османы, они были больше схожи с русскими, чем жители Туркестана. Турки все же были имперцами, и сейчас одна империя просто сменила другую, их империя, больная и слабая вошла в состав другой, огромной и гораздо более сильной, и шесть зимних месяцев в году в их столице Константинополе жил их новый султан***. Чуть дальше по степени интегрированности отстояли арабы. Но вот жители "Среднего Востока" к которому относился Туркестан были людьми в себе. Несмотря на опыт взросления на Востоке, Араб не всегда понимал, что ими движет в тех или иных поступках, что они думают и чего хотят. Это были скрытные, коварные, в душе беспредельные и очень жестокие люди, в генотипе которых было заложено подчинение сильному. Закон для них играл роль только тогда, когда был подкреплен силой – они не понимали закон как средство обеспечения добровольного сосуществования разных людей на одной территории. Они не жили в Империи, хотя в ее составе их земли были больше чем арабские – они подчинялись ей как слабый подчиняется сильному. Никто, ни Араб ни другие служащие здесь офицеры не сомневались в том, что случись империи ослабнуть – и они набросятся на нее, подобно стае шакалов, разрывающих еще живое и трепещущее тело, часто чужой добычи. Они были любезны и показательно покорны – но в кармане их богатого халата всегда прятался кинжал. И история этого мальчишки, дикая в любом другом уголке Империи удивления у Араба не вызвала – этот старик увидел слабого. Может быть, он специально подкарауливал его, а может быть – нет. Но как бы то ни было – он увидел слабого, понял что он сильнее – а сильный всегда имеет право над слабым.