– Мой самолет сбили в горах – сказал принц Уильям – а мои сослуживцы вероятно погибли.
– Прискорбно – кивнул головой наследник – увы, милорд, но мне это хорошо знакомо. Находясь на действительной военной службе, я участвовал в Бейрутской операции и потерял там более половины своих бойцов при обстоятельствах, о которых не стоит говорить. К сожалению – такова война, сэр.
На это ответить британскому принцу было нечего.
– Думаю, мы пришли к соглашению, милорд. Мой самолет вылетает примерно через полчаса, это прямой рейс до Санкт-Петербурга. Хотя… нет, я думаю мы сделаем короткую остановку в Верном. Да, определенно сделаем. Это ближайший форпост цивилизации в этих местах. Появляться в таком виде в столице не стоит ни вам, ни… вашей даме. Честь имею.
Отдав честь, принц пошел к штабному зданию, Катерина и ее спутник молча стояли в тени диспетчерской вышки.
– Кто ты? – спросила Катерина
Принц долго молчал. Потом все же ответил.
– Тот, кем я не хотел бы быть…
Трудовая колония для наркоманов под Санкт-Петербургом финансировалась пополам, казной и Православной церковью и представляла собой нечто среднее между монастырем и тюрьмой. Наркоманом, на самом деле, очень просто стать. Убийственно просто. Ты приходишь на дискотеку, видишь очаровательных дам – но они к тебе по тем или иным причинам не проявляют ни малейшего внимания. Что делать? На этот вопрос тебе подскажет ответ шнырь с потными руками, какие пасутся на каждой дискотеке, стремясь до поры прикинуться ветошью. У него в кармане есть таблетки самые разные – желтые, голубые, розовые. Таблетка – червонец. Дорого, раньше намного дешевле было – но это раньше, раньше не так страшно было. Раньше за ними сыскная полиция охотилась – а теперь из старших скаутов создали особое подразделение, что-то типа "друзей полиции". В конце концов, хорошие люди нужны не только в армии, хорошее пополнение нужно и полиции, полицейские в последнее время тоже присматривают себе смену среди пацанов, приглашают в полицейские участки, ездят вместе за город поиграть в футбол и пожарить шашлык. Вот, подойдешь ты к такому парнишке, твоему сверстнику, предложишь "глотнуть колес" или "раскумариться по полудозе" – а он тебя скрутит и до кутузки или до стоящей неподалеку полицейской машины. Чаше всего они не в одиночку работают, один приманкой, двое-трое прикрывают. Крепкие, не вырвешься. А потом тебе и уголовный судья и десять лет светят ярким светом. Потому и червонец за колесо, что занятие это опасное, все кто в нем как минимум рубль на рубль должны делать, иначе ищите дураков в другом месте. Теперь по другому делают – один предлагает, другой выдает – но и эти… волчата тоже хитрят, могут и следить заранее, налетели, скрутили – тех, кого надо.
Но есть те, которые купят это проклятое колесо, глотнул – и весь мир твой, а девчонки в особенности. Потом колеса уже не хватает, а потом конечно же предложат "вмазаться". Или нюхнуть, если уколов боишься и деньги есть. Сначала и бесплатно предлагают – чтобы человек втянулся, ведь каждый втянувшийся по сути раб своего дилера. Он все сделает – обманет, украдет, родителей убьет, только чтобы на дозу денег добыть. Так и сгорают люди.
Боролась с этим в основном церковь – Патриархат у христиан, Духовное управление у мусульман. В Казани первым делом – в джуму, пятницу после праздничного намаза выводили во двор перед мечетью, снимали штаны и пороли как сидорову козу. В других местах на первый раз как попался на употреблении, давали выбор: или в тюрьму, или в реабилитационный центр, курируемый священниками. Там дают шанс покончить со всем с этим – но только один. Если не воспользовался – сам виноват, дальше может быть только тюрьма.
Два темных бронированных внедорожника, на каждом из которых на переднем крыле красовался маленький золотистый герб, свернули с большой бетонной автострады, покатили по ровной, но несколько неухоженной сельской – тут она была не асфальтовой, просто щебень, залитый чем-то вроде гудрона и прикатанный катком, самый дешевый способ сделать относительно ровную дорогу. Машины покатили как раз по такой, шурша протектором по неровностям – хотя в бронированном салоне не раздавалось ни звука.
Погода ухудшилась, и сильно – впрочем, погода в Санкт Петербурге в этом плане ничуть не лучше, чем скажем в Лондоне. То и дело принялся накрапывать дождь – это лето вообще было дождливым. По обе стороны от дороги тянулись поля – морковь, капуста, картошка, клубника. Все это обрабатывали люди в ярко-желтых дождевиках. Рядом с ними были другие люди, тоже в дождевиках, но белых. Они либо распределяли работы, либо работали вместе со всеми. Охраны – а это больше всего было похоже на тюремное поселение ослабленного режима, для подданных, совершивших преступления неумышленно или впервые – видно не было, только те кто работает. Периметра тоже не было никакого.
– Что это? – спросил принц
– Имейте терпение, ваше Высочество – ответил ему Цесаревич, привычно сидящий за рулем головной машины – это одно богоугодное заведение. Я попал сюда недавно… случайно, и теперь помогаю… благотворительность, понимаете? Я просто хочу, чтобы и вы побывали здесь.
– Но у меня нет денег, и я не могу оказать благотворительную поддержку.
– Это и не нужно. Переступая порог этого дома здесь не обязательно доставать кошелек. Здесь принимают всех.
Центр располагался на территории монастыря, довольно поздней постройки – но построенного по старинным канонам, когда каждый монастырь был крепостью. Массивные, белые стены, которые не прошибешь и танковым снарядом, внутренний дворик, постройки, перестроенные на современный лад – что-то типа корпусов.
Перед массивными воротами машины затормозили, трижды просигналили – и ворота начали открываться. Верней, не открываться – их открывал человек в длинной черной рясе и с большим массивным крестом на цепи, то ли священник, то ли послушник монастыря. Больше всего монастырь был похож на средневековый замок, как отметил это принц Уильям – вот только стены почему то, которые в Британии всегда оставляли просто каменными, здесь были побелены.
Машины остановились у одного из корпусов, навстречу вышел еще один человек – метра под два ростом, в простой черной рясе с крестом, с длинной с проседью бородой. Его отличали шрамы на щеках, которые не в силах была скрыть даже борода. Шрамы были симметричные, отчего можно было сделать вывод, что это не шрамы от пуль и осколков, а сделаны они человеческой рукой.
Ничего не говоря, Цесаревич остановил машину, полез наружу. Принц Уильям понял что приехали, вышел сам, галантно подал руку сопровождавшей его даме, стремясь поддержать реноме британского джентльмена и аристократа королевской крови. Катерина суетливо повязывала голову платком, который был ей мал – в святом месте нельзя находиться с непокрытой головой.
– Доброго вам здоровья, отец Виталий – сказал принц, подходя к великану и крестясь – куда складывать?
Охранники – их было только двое, только ради того, чтобы довезти груз их и взяли, из машины демонтировали второй и третий ряд сидений чтобы побольше влезло – тоже высадились, открыли двери.
– Кладовую знаете, туда и кладите. Да благословит вас Господь, Ваше Высочество, за свершаемое вами.
– Увы, отец Виталий, прощение мне нужно больше, чем благословение.
– Господь милостив. Приходи на исповедь и снимешь камень с души.
– Это мои спутники, отец Виталий. Я хотел бы, чтобы они посмотрели на творящуюся беду. Возможно, их это убережет от чего злого.
– Не старайся, дочь моя – просто сказал священник, глядя на то, как Катерина пытается скрыть свои локоны под платком – здесь можно. Пойдемте.
Отец Виталий квартировал в небольшом, просто обставленном кабинете посреди каменных стен, а рядом было что-то вроде аппаратной с экранами для наблюдения – на части территории наблюдение все же было, попадая сюда какое-то время новенькие жили под постоянным наблюдением и в закрытом, огороженном решетками, и лишь потом их переводили в общий сектор, где преградами были только стены.
На некоторых экранах было видно, как люди спали. На некоторых лежали под капельницами. На некоторых – лежали, привязанные ремнями к кроватям и дергались, как в пляске святого Витта. Камеры были хорошими, цветными, качественным – и видеть тех, кого только что сюда доставили можно было очень хорошо. Почти все походили на живых мертвецов, у многих даже кожа была странного, зеленоватого оттенка как у зомби.
Смотреть было страшно. Но они смотрели.
– Вот так вот – просто сказал отец Виталий – начинается все с того, что кто-то хочет попробовать. Человек слаб, и склонен оправдывать себя. Кто-то говорит, что один раз живем. Кто-то говорит, что лучше попробовать и жалеть, чем не попробовать и жалеть. И пробуют. А потом еще раз. И еще. А заканчивается – вот чем…
Все молчали
– Недавно говорили, что не стоит сюда приходить обычным людям и смотреть на все это. А я считаю – стоит. Может кого – и убережет…
Когда они вышли в замощенный камнем, пустынный двор – говорить ни о чем не хотелось. Каждый понимал, что это теперь – останется с ними навсегда.
– Отец Виталий – сказал Цесаревич, щурясь на проглядывающее сквозь облака солнце – необычный человек. И судьба у него – необычная. Священник не выбирает приход, где ему служить, его посылают туда, куда он нужен. Ему выпало свое послушание – Медельин, Колумбия, там тоже есть православные, а раз есть православные, значит нужен и тот, кто будет окормлять их на пути к Господу. Отряд боевиков наркомафии ворвался в церковь прямо во время службы. Прихожан – к счастью их было немного – убили, а церковь подожгли. Все это они сделали потому, что отец Виталий осудил наркомафию и призвал бороться с ней всем миром. Католические священники, принимая пахнущие смертью деньги из окровавленных рук, не только не возроптали. Ни один из наркомафиози – а среди них есть ревностные прихожане, они даже храмы строят у себя в гасиендах, не был отлучен от церкви, хотя все знали кто они такие. Вот таков путь к Господу у католиков – но у нас свой, и никто не смеет нам указывать верный. Видимо, наш путь был вернее, потому что они решили сделать колумбийский галстук. Знаете, что это такое, Ваше Высочество? Разрезается рот и внизу, под челюстью, и туда проталкивается язык, это и есть галстук. А потом…
– Зачем вы мне все это рассказываете, сэр? – спросил принц Уильям
– А потом, когда они подожгли церковь – они попытались повесить его перед ее вратами, но тут появилась полиция и горожане – не обращая внимания на вопрос, продолжал рассказ Цесаревич – впервые за все время горожане взяли в руки оружие – у многих это были простые ножи и палки – чтобы остановить бандитов и убийц. Отец Виталий волей Господа спасся, чтобы продолжить свое служение. А тот, кто это заказал, прожил недолго, погиб через несколько месяцев от снайперского выстрела из сельвы. Его похоронили в горбу с ручками из чистого золота. Вы хотите знать, зачем я привез Вас сюда и показал Вам все это?
– Сэр, Колумбия не входит в Британское содружество наций.
– Знаю. Но Афганистан входит и вы за него в ответе. Не так давно наше Правительство получило ноту, в которой Афганистан недвусмысленно объявляется территорией под британским протекторатом. Это значит, что за то, что происходит в Афганистане, может ответить любое государство, входящее в Британское содружество наций. В том числе и метрополия.
– Это угроза, сэр?
– Нет. Это решение Берлинского мирного конгресса. Первая декларация, позволю себе вам напомнить ее содержание. Любое государство имеет право владеть территорией на суверенных либо вассальных правах, и любое государство в ответе за происходящее на территории, которой оно владеет перед другими странами и перед Богом. То, что происходит в Афганистане – не от Бога, это – от сатаны. И мы вправе спросить с вас за это.
– Я не вправе ни принимать решения…
– Я знаю, Ваше Высочество. Вы всего лишь капрал британской армии, который сегодня вечером отправится домой, потому что крейсер Ее Величества "Дели" сегодня ошвартуется в Гельсингфорсе. И я – не Государь в этой стране. Но рано или поздно – что вам, что мне предстоит принять престол. Я надеюсь, что у нас еще будет время что-то изменить. Поинтересуйтесь злом, Ваше Высочество, зло любит тишину, оно не терпит, когда люди знают о нем. И изволите передать – это-то вы можете сделать – правящей в Вашей стране особе, что я не буду терпеть, когда у меня воруют подданных, превращая их в прислужников сатаны. Нет, не буду. И следующий раз может случиться так, что мы загрузим сотню тяжелых бомбардировщиков контейнерами с напалмом и вылетим на Афганистан. И не только на Афганистан, может случиться и так. Это ваша земля, Ваше Высочество. Так отвечайте же за нее!
Последний акт этой драмы состоялся тем же днем, когда уже стемнело – в Гельсингфорсе. Их доставили туда на адмиральском катере, больше похожем на яхту – ее и принца Уильяма. Уже стемнело, с рейда город сказался волшебной игрушкой, подсвеченной мириадами огней. В сгущающейся тьме у причальных стенок вырисовывались строгие, серо-стальные силуэты эсминцев и крейсеров Флота Атлантического океана, стоящих здесь на стоянке. К вечеру просветлело и на темнеющем на глазах небе все более отчетливо проступал ущербный, тоненький серп луны.
Рулевой мастерски ошвартовал адмиральский катер у борта HMS Delhi, палубные матросы отдали концы, притянув катер к борту крейсера, британцы подали штормтрап. Сверху крикнули – но принц раздраженно ответил, чтобы его оставили пока в покое.
– Ты… – принц, обычно довольно бойкий в вопросах женского пола, пошедший этим скорее в деда, нежели в отца, имевшего глупость влюбиться в замужнюю женщину – я хочу… чтобы ты приехала в Лондон еще раз. И… я хочу тебе писать. Можно?
Катерина покачала головой. Она больше изменилась за этот день – нежели за всю предыдущую жизнь. И теперь она не считала мать идеалом, к которому надо стремиться, и почему то ей не давало покоя странное, никогда прежде не встречавшееся чувство. Чувство жестокой гордости за огромную, раскинувшуюся на полсвета державу, которая так может говорить со всем миром. Она никогда раньше не задумывалась, в какой стране живет – а сейчас поняла.
От этого чувства – аж мурашки по коже.
– Ты можешь писать, Уильям. Но не рассчитывай на ответ. Иди… тебя ждут.
02 июля 2002 года
Великая Хорватия
Пожаревац
После второй отечественной войны один из писателей, которые в ней участвовали, писатель и генерал от инфантерии Антон Иванович Деникин, участвовавший в восточном походе и видевший, что творили турки с теми, кто не являлся турком, в своей стране, сказал – как же близко отстоит пятнадцатый век от двадцатого. Меньше суток пути…
Но никто и представить себе не мог, что в начале двадцать первого века в Европе будет действовать концентрационный лагерь.
Весь город Пожаревац – а он был достаточно большим – представлял собой зону с особым режимом. Если раньше здесь была зона особого режима, и был город, где бесплатно работали сербы – заключенные, то сейчас – город и зона слились, образовав "центр перевоспитания", так это официально называлось. Зона особого режима осталась – а из города выселили всех жителей и поселили туда всех тех, кто согласно заключению суда "нуждался в перевоспитании". В городе было больше трехсот тысяч жителей, были даже дети. Все они жили под постоянным контролем, периметр города контролировался с помощью специальных средств безопасности, лазерных лучей, колючей проволоки и специальных мин, разработанных в Австро-Венгрии. Когда человек наступал на них – они не убивали его, а глушили сильным разрядом электрического тока.
Просто невероятно – но такое было в Европе*. И никому до этого не было дела.
У озера Балатон сотник арендовал машину, здесь это можно было делать без документов. Потом они зашли в охотничий магазин, там же – в тех местах была сильно распространена охота по благородному европейскому оленю и кабану, правда то что здесь считалось кабаном – в Российской империи считалось подсвинком, не заслуживающим внимания. Там они купили четыре маскировочных костюма типа "лес", надевающихся прямо на обычную одежду, карты охотничьих угодий всей Австро-Венгрии, в том числе и по Великой Хорватии, четыре охотничьих прибора ночного видения, использование которых здесь не было запрещено, подзорную трубу шестидесятикратного увеличения и лазерный дальномер. Еще купили приправ для охотничьих супов, чтобы все поверили, что они и впрямь идут охотиться на оленей – для них значение имело только то, что основной ингредиент в них – молотый перец. Расплатились австрийскими кронами, которые наменяли в обменнике у дороги – здесь можно было обменять на местные деньги любую валюту мира, в том числе и швейцарские франки**, и никому до этого не было никакого дела. Мало ли из какой страны прибыл путник…
Вот только сейчас, проехав на внедорожнике РАБА, грубом, но надежном больше сотни километров по лесным дорогам, чтобы проверить достоверность карт и протоптать маршрут, так сказать – сотник начал понимать, какую глупость они затеяли. Это была Европа, со всеми ее прелестями. Здесь ты можешь делать все, что угодно и на тебя никто не обратит внимания – до той поры, пока ты это внимание не привлечешь необычным или подозрительным поведением. Как только ты это сделаешь – ты попал. Здесь принято сообщать в полицию обо всем подозрительном, что ты увидел и услышал, население – стукачи поголовно. И вот если ты попался в поле зрения полиции – тебе уже не уйти.