Вот какие дела, старик... Пиши Зойке в Москву бодрые, веселые письма, а то ей там кисло...
Служи, мой друг, спокойно. У тебя нет таких идиотских волнений, как у нас, поэтому не спеши на студию. Хотя я понимаю, что мыть сортир и чистить картошку тоже не фонтан.
Пиши мне в Краснодар.
Целую тебя.
Элик".
В конце июля мне принесли повестку из военкомата - 1 августа ехать на трехмесячные сборы. Что это такое, я выяснил к концу службы: очковтирательство, показуха и обман государства. Все три месяца мы чистили орудие, которое не участвовало даже в Великой Отечественной - настолько оно устарело и скорее символизировало собой эпоху "Большой Берты". Мы драили ствол так тщательно, что он блестел, как скальпель.
Иногда мы строились в шеренгу, и сержант долго смотрел на нас, туго чего-то соображая. Затем гнал в лес, где мы жгли костры. Бессмысленно спалив уйму хвороста, мы стройными колоннами, с боевой песней возвращались в лагерь, будто с поля Куликова.
Теоретические занятия шли четыре часа в день, "лекции" - а среди нас было несколько кандидатов технических наук - нам читали сержанты с пятиклассным образованием. Однажды сержант что-то плел про закон Ома. Тогда один из кандидатов, не в силах вынести эту белиберду, попросил разрешения обратиться и сказал, что в действительности ток идет не так, а эдак. Сержант покраснел, надулся и гаркнул: "Приказ командира - приказ Родины". Поскольку сержант был наш командир, то прав оказался он, а не Ом.
С первого же дня нас стали пугать "нарядом вне очереди" - чистить сортир! Бал открыл, конечно, я - еще бы, кинорежиссер. Когда я вернулся, на меня смотрели с ужасом, а я беспечно: "Ну, мальчики, вычистил я вам нужник на славу!" Оказалось это делом нехитрым - сбросить лопатой в очко кучу, которой солдат не попал в цель. Лиха беда начало - и все перестали бояться.
Несмотря на осень и холод, спали мы в палатках, и когда слышал по радио "заморозки на почве", то это означало "заморозки на мне". Все это мы, естественно, воспринимали как должное - "Трудно в ученье, легко в бою". Но терялись в догадках, куда отнести - к ученью или к бою? - следующий эпизод. Дело в том, что неподалеку в лесу был летний поселок, где жили офицеры с семьями. И нас по очереди назначали к ним дежурить.
...К семи утра являюсь и жду, когда господа встанут. Вот выходит заспанная офицерша, перебирая волосы, проветривая подмышки. Я поднимаюсь с бревна.
- Солдат, а ты по-русски понимаешь? (Это она глядя на мою восточную морду в пилотке.) Да ты не обижайся. Тут у нас служили ребята из Казахстана, плохо говорили по-русски. Я сказала Юсупу - принеси воды, а он... - Она махнула рукой и засмеялась.
Весь день я колол дрова, чистил картошку, мыл полы, ходил с нею в магазин и нес покупки - не то джентльмен, не то денщик. Перед ужином двум детишкам читал "Конька-Горбунка". Они слушали, разинув рты, а я подумал, что такого легкого и интересного дня у меня за всю службу не выпадало. А на другой день я в основном читал ребятишкам Пушкина - гувернер, чуть ли не "в Летний сад гулять водил". Они все меня расспрашивали про диснеевские мультфильмы, тут-то офицерша уяснила "ху из ху" и, не хуже жены Лота, превратилась в соляной столб.
Стрелять нас учили теоретически, затем выдали винтовку, один патрон и тут же повели сдавать экзамен - стрелять в мишень. Я прицелился, зажмурился, выстрелил, набил синяк на плече, оглох, закашлялся и почему-то попал в десятку. На следующий день увидел свою фамилию на доске почета под рубрикой "Отличники боевой подготовки" и понял, что в случае чего - убью врага наповал!
Таким образом подготовили ТРИСТА АРТИЛЛЕРИСТОВ и написали в военном билете "Оператор радиолокационной станции орудийной наводки. ВУС 122". Но мы как ничего не знали, так и не узнали. "Господи, грянет война, меня призовут, поставят к пушке, и враг нас разобьет. Значит, так обучают танкистов, минометчиков и прочих служивых... Какой обман!" - думал я в смятении.
P.S. 1997. И вот сегодня нет дня, чтобы, глядя по телевизору на наших ребят в Чечне, я не вспомнил тот год, когда нас якобы обучили военному делу. Наверно, такая же показуха за плечами многих юношей, у которых сегодня в военных билетах проставлена воинская специальность сродни моей "ВУС 122", но они платят жизнью за халтуру и очковтирательство тех, кто попустительствует такому "обучению".
В начале перестройки Эльдар Рязанов на своем творческом вечере в Останкине, который транслировался по ТВ, зачитал один-два абзаца из моего письма, посланного ему из этого военного лагеря в Петушках. К слову пришлось вот он и процитировал. Что тут началось! Министерство обороны особенно возмутилось описанием моих гувернерских обязанностей относительно офицерских детей: такого не могло быть, так не обучали никогда! Как это так - солдат обслуживает семью офицера, а не несет воинскую службу?! Но это было распространенное до сих пор в армии преступное явление (со мной еще в безобидном виде). Тогда, на заре перестройки, это слово было еще внове и на ТВ-встрече названо не было, но сам факт... Словом, военное министерство пошло на Рязанова войной, да еще полезло в бутылку, узнав, что сам он в армии не служил!
"Сначала министр обороны Д.Т.Язов на встрече с писателями пальнул в меня из самого тяжелого орудия, ибо он был министром, - писал Рязанов. - А потом в "Правде" на меня в штыковую атаку пошел генерал-лейтенант, Герой Советского Союза Самойлович, в "Красной звезде" по мне произвел залп Герой Советского Союза майор Кравченко, а в газете "Советский патриот" в меня швырнул гранату тоже Герой Советского Союза, какой-то старшина (фамилию не помню, так как эту газету не выписываю). Так что воинская субординация была соблюдена".
А началось-то все с цитаты из моего письма... Рязанова пытались обвинить в уклонении от воинской службы во время Великой Отечественной, шли доносы, проверяли его зачетки ВГИКа, вызывали в военную прокуратуру. Армия со всеми ее пушками и танками, ракетами и бомбами встала на защиту "справедливости", хотя достаточно было заглянуть в метрику Рязанова, чтобы выяснить - в конце войны ему было всего семнадцать с половиной лет, а призывали, как известно, с восемнадцати. И когда три генерала в отставке выступили с обвинением, что Рязанов "смог укрыться от призыва в армию и участия в Великой Отечественной войне", то он, в частности, написал им: "...Вы возвели на меня напраслину, оговорили меня, обозвали трусом... В течение месяца я буду ждать от вас письменного извинения. Если его не последует, то я подам на вас в суд за оскорбление личности".
Все три генерала извинились. А Д.Язов, посрамленный Рязановым, остался его злейшим врагом. И во время путча, окажись его верх, Эльдару не поздоровилось бы. Но чем кончился путч - известно.
4 декабря. Леня Хмара - самый знаменитый диктор в документальном кино. Начинал еще в войну, все военные выпуски, вся хроника записаны его голосом. Левитан или Синявский читали, лишь когда Хмары не было. (Синявский только спорт.) Так вот Леня рассказал, что в войну на радио его пригласили участвовать в передаче, которая шла прямо в эфир - тогда редко были записи радиоспектаклей и назывались они "тонфильм". Здесь участвовали чтецы, певцы, хор, оркестр. Леня должен был торжественно произнести: "И вот свершилось непорочное зачатие", за ним - вступить оркестр и грянуть хор. Никаких репетиций - Хмара кого-то заменял. И вот в нужном месте он решил исправить неправильное, по его мнению, написание и громко, с пафосом провозгласил: "И вот свершилось НЕПРОЧНОЕ зачатие!"
В студии такое началось, что выключили микрофон. Больше на радио его никогда не приглашали.
[23 декабря. Сегодня в министерстве приняли картину Элика на ура объявить благодарность и выдать премию. Его картина о нефтяниках Кубани сделана правильно и чисто, ровно, но без фантазии и волнения.]
1954
4 января. Несколько дней назад Кармен предложил мне монтировать капустник для новогодней встречи в ЦДРИ, что-то доснять, что-то уже снято. "Раз вы там встречаете Новый год, то вам сам Бог велел". Я ответил, что "не Бог, а вы велели и этого для меня достаточно, тем более что мне это интересно". Поставили в фойе монтажный стол, тут же снимали, и тут же я монтировал, когда привозили материал из проявки.
Начинается с того, что люди требуют у комиссии билеты и Масс убивает Червинского. А Гаркави кидает бомбу в дирекцию. Готовятся к встрече Хрусталев танцует с Анной Редель, держа ее высоко над головой, а она тряпкой протирает люстру. Вертинский натирает пол, напевая "Я маленькая балерина" и делая ручками; Вл.Поляков рубит дрова и, замахнувшись, убивает Ирину, оглядывается на труп и продолжает колоть, как ни в чем не бывало; Миронова душит Менакера, застукав его с Тамарой Ханум; Гамрекели приготовил шашлык к ужину, дал понюхать Савицкой, и ту выносят вперед ногами... И т.д.
Называется
"СКАНДАЛ в цедРИМЕ"
Постановка Тамары Церетели
Сценарий утверждается
Называется
"СКАНДАЛ в цедРИМЕ"
Постановка Тамары Церетели
Сценарий утверждается
Цвет - Рина Зеленая
Музыка - Кармен
и т.д.
Словом, вышло весело, как говорили. Показали его за полночь, когда все были "под газами", смеялись и аплодировали. В последние годы ЦДРИ стал самым шикарным местом встречи Нового года и здесь собираются все артистические знаменитости. Мы должны были встречать с Майей, но ее накануне пригласили в Кремль, и я остался один со своим капустником. Сидел за столиком с Карменом, Кричевским, Вл.Поляковым, Гурарием и Клавдией Шульженко. Все с красавицами женами, а я был вроде бы кавалером Шульженко, она была в компании с Поляковыми. Было много красивых платьев, Лепешинская была вся в розовом и закрыта розовым газом, будто театральный костюм, но ровно в полночь она откинула фату. Вертинский был не в костюмной "паре", а в твидовом пиджаке и бабочке. Элегантнее всех. Бал открыли вальсом Ильющенко с Юткевичем. Колбасились до первых петухов. Но вообще я уже там в третий раз, одно похоже на другое, и больше я вряд ли захочу пойти туда. Тем более что вечер стоит двести рублей, хотя ужин шикарный - икра, шампанское, деволяй...
Майя рассказывала про встречу в Кремле: сначала был концерт, где она танцевала вакханалию из "Вальпургиевой ночи", потом всех пригласили ужинать, и вскоре после полночи она уехала, думая, что все кончилось. А оказалось, что все только начиналось - был бал, где танцевало все правительство и царицей бала оказалась Алла Шелест, которая, не в пример Майе, никуда не ушла. Очень было Майе обидно, и она сказала: "Нет, карьеры мне никогда не сделать".
11 января. Смотрел фильм Копалина о фестивале в Бухаресте. Какое убожество! (Не фестиваль, а фильм.) Он просто умеет клеить одно с другим. Но зато медленно и убежденно говорит на собраниях, надев все четыре лауреатские медали.
Показывали материал - новогодняя елка для детей, впервые в жизни в Кремле. Грандиозный Георгиевский зал, миллион детворы, елка под потолок - и все снято бездарно. Сеткина предложила работать на выпуске ассистентом, но я занят "Пионерией" и с радостью отказался.
Сегодня Майя улетела в Рим - Индию на 1-2 месяца. Огромные тюки костюмов. Незадолго до этого ее смотрел министр Пономаренко и сказал о ней, что она наиболее из всех балерин подходит для этих гастролей. Он с нею говорил после просмотра и спрашивал совета, кого брать, кого нет - например, Звягину или Галецкую? "Я сказала - Галецкую. Видно же, какие у нее сильные ноги, и танцевальность, и бешеный темперамент". Но Галецкая, кажется, не поехала, несмотря на бешеный темперамент.
Приходит мне бандероль из Ленинграда. Книга рассказов какого-то А.Володина* с надписью: "Васе Катаняну с благодарностью и преклонением. Володин".
"Кто такой? Почему не знаю?" - как говорил Чапаев. Начал читать, очень симпатичные рассказы. И вдруг в текстах мне стали попадаться фразы... из моих писем, которые я писал Миле Болдыревой. Это моя приятельница, вгиковка, работает она на "Леннаучфильме", и мы в переписке.
Я ей звоню в недоумении:
- Кто такой Володин и как к нему попали мои письма к тебе?!!
- Да это же Сашка Лифшиц, он взял псевдоним. Ты же помнишь, он работает со мной редактором, в одной комнате. Когда я получаю твои письма, я кой-какие вещи оттуда читаю Сашке, там же много смешного. Ведь никаких тайн в них нет. И он взял оттуда какие-то вещи, ты не в обиде?
Нет, конечно. И первую книжку Володина я очень берегу.
20 января. Ленинград. Ходили на генеральную репетицию в театр Райкина "За чашкой чая", очень смешно, я его обожаю. Ходили с Поляковым и Ириной, это его пьеса. Подождали, пока Райкин и Руфь Марковна переоделись, и пошли обедать к Поляковым, благо они живут за углом. "У нас сациви, сациви!" Дома у них застали панику - Тюля, юная дочка Ирины, проглотила иголки от несчастной любви - вот такое сациви, - вызвали "скорую" еще до нашего прихода, иголки вытащили, все помахали кулаками после драки, попереживали и сели обедать. Обедали долго и потом поехали на концерт Утесова, но без Ирины, вдвоем с Владимиром Соломоновичем. Мне очень понравилось, новый репертуар, он прекрасно поет, смешные репризы. В антракте зашли за кулисы, сидим у Утесова, они разговаривают с Владимиром Соломоновичем, вдруг приходит нарядная дама, расточает комплименты Леониду Осиповичу, хохочет и говорит: "Но какие ужасные репризы! Как ты можешь, Леня? Кто тебе их пишет?" А написал их Володя Поляков, который сидит тут же. Немая сцена.
Господи, сколько впечатлений, волнений и неловкостей в один день. Скорее бы в Москву!
15 февраля. Сегодня хоронили Дзигу Вертова. Рак. Последние годы он не работал, его окончательно сломала космополитическая экзекуция. Медведкин отказался встать в почетный караул, он забился в угол и всю панихиду очень плакал. В крематории выступил Кристи. На Новый год мы с Фоминой, Рязановым, Рыбаковой и Лосевой послали Денису Аркадьевичу большое поздравительное письмо в больницу с пожеланием выздоровления и нарисовали смешную елку. Увы.
Свилова звала домой на поминки, но мы постеснялись. Мы же его мало знали.
Читаю статьи Стасова. Очень нравятся.
Гениальный фильм Де Сантиса "Рим, 11 часов". Посмотрел три раза.
[2 марта. Был в Киеве (15-24 февраля). Снял сюжет "Юные историки". Довольно стандартно.
Город очень красив, особенно, наверно, летом. Крещатик грандиозен. Общался с ребятами с худ. студии. Яша Базелян и Сергей Параджанов. Параджанов до ужаса похож на меня. Только никогда ничего не читал и не читает.]
"Макловия" - мексиканская картина, снята потрясающе. Оператор Фигероа. Говорят, что научился он снимать у Тиссэ, когда тот работал в Мексике с Эйзенштейном. В фильме жена постоянно покорно говорит мужу: "Как скажешь, Аурели". Параджанов спрашивает: "Почему она все время говорит: "Как скажешь, Чиаурели"?"
Стасов все-таки зануда. Искусство своей молодости он понимал и прославлял, а против Врубеля ополчился.
3 апреля. В начале марта мне и Рязанову предложили сделать три короткометражки о Сахалине. Мне - о лесах, Элику о рыбе, и на пару - видовой. На студии большое волнение, ведь мы же ассистенты (уже 4 года!), хотя работаем самостоятельно на журналах и короткометражках. "Почему им, а не нам?" спрашивают махровые ремесленники, заявляясь в дирекцию. У многих из них (я точно знаю - у кого) рядом с железой, выделяющей слюну, существует железа, постоянно выделяющая пакости. Не знаем, что уж им там отвечают, но предполагаем, что мы попали в кампанию по выдвижению молодежи и, во-вторых, Сахалин ездил снимать Бабушкин и вернулся без картины, за ним полетел Трояновский, но его отозвали для чего-то другого, а картины стоят в плане. Словом, пока что нам сделали прививки от энцефалита. Элик улетел 15 марта, я лечу с Гутманом 10 апреля. Рязанов пишет, что очень интересно и, вопреки болтовне, цивилизованно. Все решительно не соответствует сценариям, которые тянутся от несостоявшихся картин (И.Осипов), но писать новые не разрешают. Вот тебе, бабушка, и выдвижение молодежи на самостоятельную работу: снимать по сценариям уже один раз завалившихся картин.
Нашего директора студии - ретрограда и антисемита Н.Кастелина повысили и перевели в Главк. Когда мы два года назад снимали "Юных спортсменов" и пригласили композитора Фрида, он меня вызвал и сказал: "Вам мало, что у вас в титрах будут Рейзман, Гутман, Вайнштейн, вам нужен еще и Фрид?" Я оторопел, а Лия Дербышева, сорежиссер, которая недавно вступила в партию, сказала мне: "Не спорь". Но Фрид в титрах остался, так как договор с ним был уже заключен и музыка почти закончена. Мало того - дирижировал Ройтман... А в музыкальной редакции кому-то нагорело. Так вот теперь Кастелина повысили.
Июль. Живем в Южносахалинске. Группа подобралась в основном молодежная, работаем споро, без склок, к которым я стал уже привыкать на студии. Подружились с ребятами из газеты, москвичами. Боря Фельд, главный редактор, Феликс Светов, его жена Эрна с сиреневыми глазами, умные и веселые; Олег и Фернанда Власовы, она - педиатр, бывший испанский ребенок, поет испанские песни под аккомпанемент Юры Серова, и в конце мы все дружно кричим "Оле!" Снимать и весело, и трудно - весело, так как у большинства хорошие характеры и все внове, суточные большие и шампанское дешевое. А трудно потому, что все вокруг (кроме природы) бедное, убогое, даже не провинциальное, а требуется показуха, процветание. Люди живут в бывших японских деревянных хибарах с "буржуйками", продуваемыми всеми ветрами Советского Союза. Асфальта на весь остров - километр на центральной улице. Когда я на грузовике отправляюсь в многодневную экспедицию и машина съезжает с асфальта, меня начинает бросать от борта к борту по несколько часов в день, и прибываю на место весь в синяках, я с ужасом думаю, что по тем же ухабам надо будет ехать обратно... Подобных дорог я не видел ни в феодальной Монголии, ни в Каракумах.
На севере острова, где только недавно порушили лагеря, что само по себе ласкает глаз - если зрелище вздыбленного частокола и поверженных вышек может ласкать глаз, - мы видели следы недавнего ужаса, а в поезде - рассказы бывших заключенных, что застряли на острове. Поезд здесь называют "Дуровская железная дорога" - маленькие вагончики узкоколейки, которые движутся со скоростью хромой старушки. Когда нам захотелось выпить воды, мы вышли из вагончика, не торопясь догнали паровозик, машинист нас напоил, мы немного постояли, дождались своего вагончика и на ходу в него сели.