– Думаю, он запомнит и сделает выводы.
– Хочется верить, – вздохнул Лыков. – Совсем еще молодой, а уже хамит…
– Вы ко мне? Прошу!
Судья был в возрасте, с седыми вьющимися волосами и усталыми глазами человека, видевшего много зла. Лыкову он сразу понравился. И сыщик начал без обиняков:
– Я из Департамента полиции, расследую смерть Устина Алексеевича Дашевского. Вы должны его помнить.
– Дашевский? – нахмурился князь. – Как же! Судился у меня со своим лакеем. Вздорный человек. Хотя и лакей ему под стать… Так он умер? При каких обстоятельствах?
– Его зарезали в собственной квартире.
– Да что вы говорите! – Эристов весь как-то вытянулся. – И кто это сделал?
– Ищем, – пожал плечами Лыков.
– Дела… Позвольте, однако, убедиться в ваших полномочиях.
Судья тщательно изучил полицейский билет Алексея и остался им недоволен.
– Чиновник особых поручений Департамента полиции. При чем тут ваш департамент? Убийство должно дознавать сыскное отделение градоначальства.
– Так бы и случилось, если бы не придворное звание погибшего, – пояснил Лыков.
– Ну и что? Придворные живут по каким-то особым законам?
– С недавнего времени принято негласное решение: дела, где замешаны знатные фамилии или крупные сановники, передавать к нам.
– Это незаконно!
– Да что вы говорите?! – разозлился сыщик; кудахтанье князя стало уже его раздражать. – Мы полиция, и они полиция. И все подчиняемся судебному следователю. Какая вам разница?
– Опять одно и то же… – запустил пятерню в седую бороду Эристов. – Я знаю, государь не любит нас, судей. За нашу независимость, за несменяемость. За то, что он не может нам приказать. Вот еще одно подтверждение этому.
– Ну почему? Когда я соберу улики и поймаю убийцу, судить его станут на Литейном. В открытом судебном процессе. Я веду только дознание.
Но Эристов все не сдавался:
– С каких это пор Дашевский стал крупным сановником?
– Он состоял в должности церемониймейстера. Поэтому мое расследование волей-неволей будет касаться придворных сфер.
– Теперь понятно! – саркастически хмыкнул князь. – Вот почему признано удобным вести его негласно! Мало ли что обнаружится. А потом и убийцу так же втихую накажете? Августейшим повелением?
– Это вопрос не ко мне. Однако, если хотите знать мое мнение, так не будет. А будет обычный суд. Но довольно уже спорить. Зря вы видите здесь политику. Помогите лучше мне разобраться; мы теряем время.
– Чего уж там… Спрашивайте. Что вас интересует?
Лыков подобрался, глаза его сделались как два сверла.
– В процессе Дашевского с лакеем Петровым было что-нибудь странное? Говорят, тот менял свои показания.
Эристов задумался.
– Столько дел… Каждый день по три-четыре заседания! Дайте вспомнить. Дашевский, Дашевский…
Он взял со стола папку и стал ее листать.
– Ага! Нашел!
– Бумаги нашли или обстоятельства дела вспомнили?
– Обстоятельства. Повторюсь, оба они – и истец, и ответчик – были какие-то нелепые. Заскорузлые. Петров просто тупица, а Дашевский… Знаете, есть такой сорт людей – мелкие выжиги. Смошенничать, соврать, кляузу подать…
– Понятно. А что с показаниями Петрова? Он будто бы признал свою вину в разбитии чайной пары. Но потом неожиданно ловко отказался.
– Да-да-да! И вот что я вспоминаю: на втором заседании, когда я уже собирался вынести решение в пользу истца, ответчик вдруг сделал заявление. Виновным он себя теперь не признавал, а валил все на ломовой обоз, что проходил в тот момент под окнами. Чайники-де и упали от сотрясения дома. А поставил их близко к краю сам хозяин. К нему пришла гостья, Дашевский отослал лакея «погулять», вот в его отсутствие падение и случилось.
– Гостья… Имя ее не звучало?
– Нет. Как только всплыло о ней упоминание, истец сразу отозвал иск и прекратил процесс. Видимо, опасался огласки. И вот что еще интересно: во второе заседание Петров пришел не один. Возле него сидел человек. Именно он и подсказывал лакею линию защиты!
– Присяжный поверенный?
– Нет, не похож. Из благородных. И Дашевский знал этого господина! Появление последнего в суде вызвало у него сильное озлобление. Он даже крикнул Петрову: «Я знаю, кто и зачем тебя настроил! С чужого голоса поешь!» Мне пришлось сделать ему замечание.
– Стало быть, вы лакея оправдали. Барин пытался оспорить это решение?
– Нет. Я говорю: тема незнакомки весьма ему не понравилась, и он поспешил свернуть заседание. И, конечно, все это произошло из-за появления в камере нового лица, которое манипулировало слугой.
– А кто он, не знаете? Незнакомец не представлялся?
– Нет. На заседании мирового судьи может присутствовать кто захочет.
– Спасибо, ваше сиятельство…
– Какое там сиятельство! Называйте меня Сампсон Давыдович.
– Спасибо, Сампсон Давыдович. Вы мне очень помогли. Лакея ведь тоже зарезали.
– Как? Бедолагу погубили вместе с барином?
– Да. А потом пытались сжечь труп в печи костеобжигательного завода.
– Зачем? – изумился Эристов.
– Чтобы мы решили, что Петров – убийца. Зарезал хозяина, ограбил и сбежал…
– По-ни-маю! – по слогам произнес судья. – А ведь ловко задумали! Как же вы не попались на удочку?
– Помогла случайность. Но дело трудное. Я допускаю, что это убийство на заказ.
– На заказ? – фыркнул князь. – Вот еще! Петербург не Ливорно, где, говорят, это в ходу.
Лыков покачал головой:
– Сампсон Давыдович, я занимаюсь сыском тринадцать лет. И поверьте, видел всякое. В том числе и убийства по заказу. Дашевский состоял в звании церемониймейстера, а с ним еще полдюжины чиновников. В штате как раз освободилось одно место. Молодые люди соперничали за него друг с другом. Дашевский побеждал, и…
Эристов ахнул:
– Не может быть!
– Это одна из версий. Не единственная. Я уж вам, как юристу-законнику, открою. Вторая версия связана с той самой дамой, о которой зашла речь в заседании. В любом случае незнакомец, что манипулировал лакеем, появился у вас в камере не случайно. Ведь цена вопроса была – пять рублей! А он пришел. Зачем?
– Ну, взаимные козни, маленькая месть… Разные бывают мотивы. Не убийца же это был!
– Не убийца. Но, может быть, заказчик?
Судья нахмурился:
– С его стороны было бы слишком неосторожно!
– Да, если он уже тогда замышлял злодейство. А если нет? Если просто пытался дискредитировать? Хорош, мол, церемониймейстер Высочайшего Двора, если судится с собственным лакеем! Вспомните, ваша честь: имя или фамилия незнакомца точно не звучали?
– Точно.
– Возраст, рост, особые приметы?
– Рост не помню. Возраст – лет тридцать или чуть больше. И в лице есть что-то восточное.
– Восточное? Армянин или грузин?
– Нет, этих я бы опознал. Скорее он был похож на бакинского татарина.
– Очень любопытно…
– Но человек тот был из образованного слоя. Сразу видно! Одет со вкусом: хороший сюртук, запонки такие… изящные.
Лыков встал, протянул руку:
– Большое спасибо, ваша честь!
Надворный советник вернулся к себе и велел Шустову заготовить четыре отношения. Это были просьбы представить в Департамент полиции копии формуляров на состоящих в звании церемониймейстера. Одно в министерство Двора, сразу на двоих, остальные – в МИД, Морское министерство и Министерство финансов. Шестой подозреваемый, Арабаджев, служил в родном МВД. Его формуляр Лыков запросил в телефон у вице-директора Департамента общих дел. Сергей Фирсович отстучал бумаги, Алексей завизировал их у Дурново и вручил чиновнику для письма. Поставил ему задачу: добыть формуляры как можно быстрее. Для этого Шустову придется сесть в приемной у Плеве, подписать отношения, а затем лично развезти их по инстанциям. Если к бумагам не «приделать ноги», ответы придут через месяц. Бюрократия в Петербурге всесильна. Но Лыков знал о взаимовыручке «маленьких людей». Шустов служит не первый год. Наверняка обзавелся приятелями в таких же, как он, скромных чинах. Именно они и готовят ответы. И могут при желании соорудить бумагу в тот же день, а могут мариновать ее до морковкина заговенья. Пусть Сергей Фирсович покажет себя. Тогда и Родион сниться перестанет.
Коллежский регистратор ушел, и Лыков остался один. Он все думал над рассказом судьи. Очень похоже на борьбу за место, на попытку дискредитации соперника! Человек восточной наружности, хорошо знакомый Дашевскому… И счел необходимым явиться на процесс, цена которому – синенькая бумажка. Есть, конечно, сутяги от нечего делать. Но Дашевского с Петровым вскоре убили! А этот человек, получается, знал обоих. Из шестерых состоящих в должности имеется один с подходящей фамилией: Арабаджев. Вероятно, это измененное Арабаджи. Неужели он?
Коллежский регистратор ушел, и Лыков остался один. Он все думал над рассказом судьи. Очень похоже на борьбу за место, на попытку дискредитации соперника! Человек восточной наружности, хорошо знакомый Дашевскому… И счел необходимым явиться на процесс, цена которому – синенькая бумажка. Есть, конечно, сутяги от нечего делать. Но Дашевского с Петровым вскоре убили! А этот человек, получается, знал обоих. Из шестерых состоящих в должности имеется один с подходящей фамилией: Арабаджев. Вероятно, это измененное Арабаджи. Неужели он?
Тут как раз явился курьер из министерства и принес копию формуляра. Ну-ка… Арабаджев Василий Мансурович. Мансурович! Бакинский татарин, из потомственных дворян. Отец два срока служил предводителем в Джеватском уезде, убит разбойниками-хемшинами в 1880 году. Мать умерла через три года. Тогда их фамилия действительно была Арабаджи. В 1885 году Василий Мансурович окончил Новороссийский университет и тут же крестился. Восприемник – командующий войсками Одесского военного округа генерал от инфантерии Рооп. Недурственно… Кандидат права! Как Арабаджи стал кандидатом, если эту ученую степень отменили в восемьдесят четвертом году? Оставили, правда, в двух университетах, Варшавском и Юрьевском, но в Одессе упразднили. Странно, что эту несуразность не увидели при его приеме на службу… Подделал диплом? Очень возможно. Новоиспеченный кандидат приехал в Петербург и сразу поступил в Департамент общих дел МВД. И начал служить. В восемьдесят восьмом – монаршая благодарность за труды по Комитету для разработки вопроса о мерах к предупреждению отчуждения крестьянских земель. Интересно, при чем тут общие дела? Через год – титулярный советник «за отличие». В девяностом назначен состоять в должности церемониймейстера «за усердие». На последнее Рождество – коллежский асессор. Помощник начальника инспекторского отделения, секретарь общего присутствия департамента. Хорошо идет бывший магометанин!
Алексей отложил формуляр. Вроде бы обыкновенный карьерный бюрократ, каких в столице тысячи. Но для чего он явился в суд? Князь Эристов прав: для заказчика убийства слишком неосторожно. Скорее всего, Арабаджев хотел просто подгадить сопернику, очернить его репутацию. Для восточного человека вполне обычное дело. Но нанять убийцу – это уже из другой оперы. Это не лакея подкупить.
Лыков сам себя одернул. Никто еще не доказал, что в суд ходил именно Арабаджев. Вдруг он строит свою карьеру по МВД и о придворной даже не мечтает? Вот и в департаменте у него все хорошо. А от добра добра не ищут. Надо вызвать коллежского асессора на беседу и спросить в лоб, зачем он поддерживал глупого Петрова в камере мирового судьи. Можно было сделать это сегодня, но Алексею не хотелось. Работа не волк, в лес не убежит! В половине седьмого сыщик должен оказаться на Архиерейской улице, и в полном обладании сил. Вдруг восточный человек отнимет у него слишком много энергии? Подождет до завтра!
Но спокойного вечера у Лыкова не получилось. Он уже сбирался уходить, как в комнату ворвался Валевачев. Возбужденный донельзя, губернский секретарь объявил:
– Есть!
– Что именно?
– Охотники есть! Сразу двое.
И Юрий положил перед начальством протокол.
– Ваша мысль прихватить фотографию из морга – сработала. Я прямо из Гатчины, из Охотничьей слободы. Егермейстер Козлянинов узнал покойника.
Лыкову было не до убийц. Надо купить шампанское и фрукты. Он и без того уже опаздывал, а тут такое… Поэтому большого энтузиазма надворный советник не выказал.
– Юра! Скажи коротко и ясно все, что узнал. Мне нужно уходить.
Валевачев воскликнул:
– Но это же след!
– Может быть, – согласился Лыков. – Но сейчас мы по нему не побежим. Завтра побежим. Рассказывай!
– Но завтра воскресенье!
– Значит, послезавтра. Давай скорее!
– Ну, фамилия убитого – Цыферов, зовут Иван. Служил в Императорской охоте выжлятником. Уволился зимой вместе с братом. Они оба на одно лицо, но у Ивана шрам на скуле, поэтому утверждают, что в морге именно он.
– Но выжлятник – это собачник. А кто картечь снаряжал?
– Наверное, брат-близнец, Ефим Цыферов. Этот был егерем, и, говорят, хорошим.
– И оба уволились с царевой службы. Почему?
– А никто не знает. Ефима до сих пор поминают добрым словом. Цыферовы – двойняшки. И очень дружные были между собой. Но это еще не все!
– Юра, не томи!
– К ним в слободу ходил один знакомец. Неприятный! Все это отмечают: возле него как-то неуютно было… Высокого роста, плечистый, могучего сложения. Угрюмый и взгляд такой… тяжелый. Братья звали его – Снулый!
– Наш, стервец! – обрадовался Алексей. – Он, стало быть, и сманил братьев из охоты. Адреса какие есть?
– Нет. Цыферовы жили в Егерской слободе. Как уволились – ни разу с тех пор не заходили. Имеется ли у них родня, никто не знает.
– Так… – сыщик задумался. – Мне действительно нужно уходить. Уже седьмой час, адресный стол закрыт. Ты езжай сейчас в сыскную, узнай, нет ли там чего на братьев. И после этого отдыхай. А в понедельник с утра все обмозгуем.
Валевачев направился к двери. Алексей остановил его:
– А ты молодец! Правильно сообразил про охоту.
Как только помощник ушел, Лыков тоже покинул департамент – через боковой подъезд, чтобы не попадаться на глаза начальству. Но здесь были другие риски. Вдруг Варенька с детьми захочет прогуляться до Летнего сада? А тут и муж подвернулся… Лыков напустил на себя деловито-озабоченный вид и торопливо зашагал к Литейному. Там купил шампанского и коробку конфектов. Велел упаковать все это в бумажный кулек и вызвать ему извозчика. Ловеласу казалось, что приказчики понимающе перемигиваются за его спиной… Черт побери! Надо в следующий раз вызвать Анюту на Тверскую – на явочную квартиру департамента, которая полагалась Лыкову для встреч с агентурой. Дворник и коридорный – проверенные люди. Алексей там частый гость, никто не узнает и не разболтает. И Анютке спокойнее.
С этой мыслью сыщик сел в лихача и скомандовал:
– К Петропавловской больнице, и чтоб быстрее пули!
Он уже опаздывал. О том, как вечером смотреть Вареньке в глаза, думать не хотелось…
Воскресенье прошло как обычно. Доверчивая Варвара ничего не заметила, но на душе у сыщика скребли кошки. Было совестно, при этом он понимал, что встречаться с Анютой не перестанет. Чтобы вышибить клин клином, Лыков в понедельник сразу отправился на Шпалерную. Вызвал Гусиную Лапу и строго спросил:
– Ну что?
– Есть такой, – тут же ответил гайменник.
– Откуда?
– Появился зимой. Ни с кем особо не сходится. Одно слово – бирюк!
– Как его найти?
– Имеется один парень, который точно скажет.
– Васька Питенбрюх?
– Так точно, ваше высокоблагородие. Без меня уже разведали?
– Пропал Васька. То ли из города бежал, то ли господин Снулый ему голову на рукомойник положил. Говори все, что знаешь.
– Ходит он завсегда при охране. Два братана его караулят.
– Бывшие егеря из царской охоты, Иван и Ефим Цыферовы. Ты скажи, чего я не знаю!
– Снулый берет заказы только на складку[26]. И еще не всякие, а тока дорогие. Но работает чисто. Помните, на Пасху зарезали директора меднопрокатного завода? Его работа.
Убийство, о котором сказал налетчик, было одним из самых загадочных и до сих пор оставалось нераскрытым.
– Дальше!
– Дальше уж почти нечего рассказывать. Раз в две недели Снулый ходит в «Малинник» и сидит там один час. При нем Питенбрюх и два брата-акробата. Слушает заказы и сразу говорит, берется или нет. Цену ставит очень высокую.
– В какие дни он ходит в «Малинник»?
– Не удалось выяснить, ваше высокоблагородие. Никто толком не знает. Пришлый он, не из фартовых. Бают, будто он вобче…
– Что «вобче»?
– Ну… будто он из ваших.
– Из наших? – ахнул Лыков. – Из полицейских?
– Так точно. Петька Косандылый сказывал: знавал он его по Москве. Бывший агент сыскного отделения, из вольнонаемных. Ворам за деньги потачку делал. За это и выгнали. А он сюда прибился. Поэтому-то наши Снулого к себе не берут, сторонятся. Вот он складкой и занялся…
Сведения, сообщенные Гусиной Лапой, были очень важны. И даже не для установления личности Снулого. Он живет по чужому паспорту в миллионном городе, где его никто не знает. Ищи-свищи! Важно, что убийца – бывший сыскной агент. Ему известны все способы и приемы розыска. Ловить такого особенно трудно.
Лыков встал.
– Ну, Вафусий Силыч, прощай. Ты свою часть уговора выполнил, а я выполню свою. Когда сядешь по осени на пароход, в твоих бумагах будет письмо к начальнику округа.
Налетчик смотрел недоверчиво и мял бескозырку.
– Уж вы не забудьте, ваше высокоблагородие… Я ведь там… Одна надежа на вашу порядочность.