В словах Лыкова был и другой, скрытый смысл. Разумеется, в Петербурге можно найти акушерку и поопытнее баронессы Таубе! Но их жены, в отличие от мужей, до сих пор как следует не подружились. Разный жизненный опыт, разные характеры. И Алексей решил: надо чаще звать Лиду к себе под любым предлогом. Глядишь – и сблизятся женушки…
Еще он пригласил баронессу Таубе с дочерью погостить в Нефедьевке. Дачный вопрос был для полковника болезненным. Со своим скромным окладом он мог снять разве что полумызок на берегу Финского залива, без удобств и далеко от железной дороги. А дочка росла слабенькая, у нее развивалась эмфизема легких. Таежные леса, ягоды, купание в Ветлуге очень бы пригодились девочке, и Виктор с благодарностью приглашение принял.
В итоге надворный советник явился домой под мухой и получил от Варвары Александровны выговор. Без занесения в формуляр… Оправдываться не стал, вытребовал чаю и засел в кабинете со сборником рассказов модного литератора Чехова. Сборник назывался «В сумерках». Чехов интересовал сыщика тем, что побывал на Сахалине на следующий год после него. И, по слухам, готовил книгу о Мертвом острове. Вот что Алексей желал бы прочитать! Описаны ли там Кононович, Железный Нос Шелькинг, жуткие каторжные нравы? Но книги пока не было, а рассказы у хмельного книгочея не пошли, и он улегся спать.
Весь следующий день Лыков потихоньку нервничал. Телеграммы опять не случилось. Вот балбес его помощник! Надо сделать ему замечание: есть ли новости, нет ли – обязан доложить. Из-за этого ожидания дознание у Лыкова шло вяло. Что тут дознавать? Ложись спать, а проснешься – все узнаешь… Сыщик превозмог раздражение и отрядил Шустова в адресный стол. Велел переписать всех Петровых, что родом из Порховского уезда, а также всех Дашевских. Сам он зашел к Шереметевскому и попросил справку о порховских Петровых из картотеки сыскной полиции. И наконец вызвал на явочную квартиру своего осведомителя штабс-капитана Афанасьева.
Этот офицер занимал скромную должность в Санкт-Петербургском дворцовом управлении. Называлась она заковыристо: смотритель за наружной чистотой и металлическими сооружениями по Зимнему дворцу и Эрмитажу. Служба заурядная – инспектировать трубы да чугунные лестницы, но главное – штабс-капитан был свой человек в дворцовой прислуге. От него не прятали тайн.
Надворный советник поставил осведомителю задачу. Убит состоящий в должности церемониймейстера некто Дашевский. Что говорят об этом событии? И что вообще творится в Экспедиции церемониальных дел? Штабс-капитан, не задавая лишних вопросов, откозырял и ушел.
На Рождество Афанасьев неожиданно обратился к Лыкову с личной просьбой. Его младший брат, поручик Московского полка, спьяну ударил студента. Студент оказался не из простых. Его папаша сумел доставить протокол о происшествии великому князю Владимиру Александровичу с комментариями. Несдержанного поручика должны были перевести в армейский полк, за Урал. Штабс-капитан очень просил как-нибудь спасти брата. Лыков думал недолго. Беспокоить Дурново ему не хотелось. И сыщик пошел к тогда еще живому градоначальнику Грессеру. Он заявил Петру Аполлоновичу, что в интересах безопасности в столице один протокол хорошо бы похерить. Грессер сморщился и несколько минут думал, какая связь между пьяным поручиком и безопасностью в столице. Однако Лыков настаивал, а репутация его в градоначальстве была высокой. И генерал мудро рассудил не ссориться с Департаментом полиции. Мало ли что там за дела? Кроме того, и на это Алексей тоже рассчитывал, Грессер терпеть не мог командующего гвардией и охотно подсунул свинью великому князю. Когда Алексей вручил злосчастную бумажку Афанасьеву-старшему, тот готов был руки ему целовать. Поэтому сейчас, сыщик знал, его задание будет выполнено с душой.
Вчера в Канцелярии по учреждениям императрицы Марии Лыкову сделали копию с формуляра Дашевского. Изучение документа не дало никаких полезных зацепок. Тридцать четыре года, из потомственных дворян. Отец – коллежский советник, мать – урожденная Ададурова; оба уже умерли. Братьев и сестер нет, к суду не привлекался, в браке не состоял. Поступил в Училище правоведения, но вскоре оттуда ушел. Неизвестно чем занимался год, потом поступил на юридический факультет Петербургского университета. Выпущен губернским секретарем в МИД, помощником юрисконсульта. Через два года перевелся на службу в Министерство народного образования, в канцелярию по делам греко-униатского исповедания. Еще через три оказался уже в Департаменте общих дел Министерства государственных имуществ, откуда и перешел на последнее место службы. Похоже, нигде не приживался. Как такой человек смог получить придворное звание? Ответ Лыков нашел в формуляре. Главноуправляющим СЕИВ[19] Канцелярией до Протасова-Бахметева был Иван Николаевич Дурново. Отсюда он и взлетел в министры. Добрый человек всегда за кого-то хлопотал. И любил баловать подчиненных в малых чинах. Видимо, Дашевский смог втереться к «большому» Дурново в доверие.
Лыков отложил формуляр и стал дожидаться Шустова. Тот вернулся с небогатым уловом. В Петербурге проживало четверо Петровых, приписанных к Порховскому уезду: купец и три крестьянина. Отчества Орестович никто из них не имел. Купца Лыков сразу отвел. Большой человек! Член котировочного комитета яичной, масляной и курятно-дичной биржи… Алексей заарендовал извозчика и поехал по адресам крестьян. Начались его мытарства. Никого из разыскиваемых дома не оказалось, пришлось обращаться к ним на службу. Ивана Петрова, приказчика табачного магазина с Рождественской, и Федула Петрова, десятника с Калашниковской набережной, удалось застать. Оба они про однофамильца ничего не знали и всячески от него открестились. Третий Петров, Силантий, обнаружился только к вечеру. Подрядчик крупной малярной артели, он весь день мотался по делам. Лыков прождал его два часа, пока маляры охрили стены Александровской городской барачной больницы на Военном поле. Подрядчик появился в девятом часу, пыльный и усталый. Артель уже пошабашила и собиралась в чайную. Узнав, что его давно дожидается неизвестный господин, Петров подошел с извинениями. Сыщик отвел его в сторону и показал свой билет. Подрядчик сразу напрягся.
– Скажите, Петр Орестович Петров, лакей с Кабинетской улицы, вам не родня?
– Петька-то? Двоюродный племянник, – ответил Силантий. – Мы из одной деревни, из Каменки. Что он натворил?
– Пропал от барина с его вещами.
– Вот тетерья голова! – артельщик с досады хлопнул себя картузом по ноге. – Вот крысеныш! Весь в тятьку своего!
– Вы когда его видели в последний раз?
– На Пасху приходил.
– Где нам искать его, не знаете?
– В Каменку мог убежать, дурень!
– Туда уже послано. Но если Петька в городе, где он еще может быть? Фурсетка у него есть?
– На фурсетку деньги нужны, а Петька жадный. По гулящим, знаю, ходил. По дешевым. А чтобы к одной…
– Товарищи?
– Если и есть, то мне неведомо.
Подрядчик отвечал на вопросы, а сам хмурился все больше. Потом спросил:
– Ваше высокоблагородие, ведь что-то здесь не так! Если Петька украл, то пришли бы сыскные. А тут из самого Департамента полиции!
– Его барина мертвым нашли, – понизив голос, пояснил Алексей. – С ножом в спине.
Силантий отшатнулся:
– Это не он! Петька не мог!
– Что, и ручательство даете?
Артельщик молча, с ужасом смотрел на Лыкова. Тот вынул свою визитную карту и протянул Петрову.
– Если вдруг он к вам явится или вы что о нем узнаете – немедленно сообщите!
С Александровского плаца надворный советник вернулся на Офицерскую. Шереметевского на месте не было, но он оставил для приятеля выписки. Порховской Петров числился в картотеке сыскной полиции лишь один, и это был Силантий! Три года назад он пытался дать взятку смотрителю здания Николаевской инженерной академии, чтобы получить подряд. Офицер денег не принял, да еще и заявление накатал. Ну, невелик грех… Дашевские в картотеке отсутствовали.
День завершился безынтересно.
Утром 9 июня губернский секретарь Валевачев приехал в департамент прямо с вокзала. Лыков дожидался его с нетерпением. Как только Юрий вошел, стало ясно, что он вернулся с пустыми руками.
– Ну, купил свиста?
– Точно так, Алексей Николаевич. Дома у него был, родителей повидал. Все кабаки обошел. Нет его там…
– И давно не появлялся?
– С Масленицы. Приезжал вид продлевать. С тех пор и не встречали Резаного Пальца.
– Какого такого пальца? – не понял Лыков.
– А у них там полдеревни Петровых, потому в ходу клички, – объяснил Юрий. – У Петьки прозвище – Резаный Палец. Ноготь он себе в детстве изувечил скобелем.
Алексей вскочил.
– Вот этот, на большом пальце правой руки?
– Точно так, Алексей Николаевич. Дома у него был, родителей повидал. Все кабаки обошел. Нет его там…
– И давно не появлялся?
– С Масленицы. Приезжал вид продлевать. С тех пор и не встречали Резаного Пальца.
– Какого такого пальца? – не понял Лыков.
– А у них там полдеревни Петровых, потому в ходу клички, – объяснил Юрий. – У Петьки прозвище – Резаный Палец. Ноготь он себе в детстве изувечил скобелем.
Алексей вскочил.
– Вот этот, на большом пальце правой руки?
– Да… А вы откуда знаете?
– Бегом за мной!
Лыков ворвался в морг Казанской части; его помощник семенил следом. Полицейский доктор Крашенинников снимал кожаный фартук, весь забрызганный кровью. Увидев сыщика, доктор ухмыльнулся:
– А! Поставщик покойников! Еще кого привезли?
– Нет, ваше эскулапство, старых навещаю. Где тут жмурики с костеобжигательного завода? Их так и не опознали?
– Вроде нет. Они в леднике до особого по ним распоряжения.
– Отведите!
Втроем они прошли в ледник. Крашенинников светил фонарем.
– Вот.
Лыков взял у доктора светильник и поднес к руке лакея.
– Видишь?
Валевачев вполголоса ахнул:
– Резаный Палец! Петр Орестов Петров!
– Кажется, мы одного опознали, – сообщил Алексей патологоанатому. – Надо убедиться.
Они вышли из ледника, доктор тщательно закрыл дверь. Могильный холод… Сыщик поежился, поблагодарил Крашенинникова и поспешил наверх. Сосредоточенный помощник шел следом.
Выйдя из морга, они остановились в задумчивости, потом Лыков сказал:
– Не зря ты, Юра, съездил в Каменку.
– Да…
– Лакей, оказывается, не убийца, а жертва. А настоящий душегуб подготовил нам его для ложного следа. И ведь чуть не съели!
Валевачев молча кивнул; слова застревали у него в глотке.
– Проведем опознание. Езжай к его дядьке Силантию и… Впрочем, нет. Ты проищешь его до вечера, как я вчера. Бери коридорного Дериглазова и вези его сюда. Надо все по новой начинать…
Следующий час Лыков просидел, как на иголках. Он был убежден в том, что убитый – Петров, но следовало убедиться в этом наверняка. Наконец явился губернский секретарь, положил на стол протокол и сказал:
– Он.
Алексей взял бумагу и пошел к Дурново. Тот принял его не сразу и в раздраженном настроении. Выслушав рапорт, Петр Николаевич еще больше нахмурился. Поводил туда-сюда своими моряцкими усами, пробежал глазами бумагу, подумал, глядя в окно. Потом объявил:
– Вам помогла случайность.
– Да, – охотно согласился Алексей.
– Значит, если бы Лыкову в воскресенье не захотелось подраться, мы искали бы Петрова как главного подозреваемого?
– Видимо, так.
– А через год прекратили бы дело за его нерозыском.
Надворный советник благоразумно промолчал.
– Славный, однако, фортель! Хочу познакомиться с этим хитрецом.
– Я тоже, Петр Николаевич.
– Ну, раз вы все это затеяли, вам и расхлебывать. Забирайте дело о покойниках с костеобжигательного завода у Вощинина. Объединяйте с дознанием убийства Дашевского, и – полный ход!
– Уберем все рифы, – пообещал Алексей, вспомнив лексикон Павла Афанасьевича, и откланялся. Уже выходя, он услышал, как Дурново сказал в телефон:
– Соедините меня с Вощининым!
Лыков совещался со своим помощником. Предстояло определить направление поиска. Первой было велено высказаться молодежи.
– Значит, так, – глубокомысленно начал Валевачев. – Мы имеем дело с умышленным убийством. Для запутывания розыска злодей пошел еще на одно убийство. Состряпал нам главного подозреваемого, а тело чуть не сжег в печке. Вывод: противник хитрый и безжалостный. Избавляясь от раненого сообщника, он хладнокровно его зарезал. И теперь на нем уже три смерти.
– Может, и четыре, – вставил Лыков. – Исчез барыга, через которого Снулый нанимал кочегаров.
– Но тела мы не нашли, – возразил помощник.
– Мало ли их пропадает бесследно? – парировал начальник.
– Хорошо, допускаю четыре убийства. Но три последних вытекают из первого. Его и надо дознавать. Мы не сможем этого сделать, пока не поймем мотив.
– Правильно. Какой мотив предполагаешь ты?
– Убийство с целью ограбления, – сразу же заявил Валевачев. – Несчастный лакей – подводчик, он и дверь открыл. Избавиться от него, видимо, решили с самого начала. И чтобы не делиться, и чтобы нас со следа сбить.
– А тебе не показалось, что на Кабинетской нечего было грабить? Небогато жил коллежский асессор…
– Сами же говорили, что в Петербурге резали и за меньшее!
– Ну, я имел в виду другие случаи. Убили мужика, у которого, по слухам, водились деньжата. Помнишь? На Песках. Или стукнули гирей по голове богатую вдову, как о прошлом годе. Просто и без затей. А тут целая операция. Подговорили лакея, бесшумно проникли в дом, сложили барина, слугу каким-то образом выманили наружу, кончили в другом месте и чуть не спалили. Нет, видна рука серьезного человека! А такой из-за пятиста рублей и со стула не встанет. Дашевский не подходит на роль богатой добычи.
Валевачев поморщился и спросил:
– А у вас какая версия?
– Или женщина, или служба.
– Хм. Женщина – понятно. Та загадочная дама, что приезжала на Кабинетскую. А служба? Там какой мотив? Карточные колоды не поделили?
– А ты хоть представляешь, чем состоящий в должности отличается от полновесного церемониймейстера?
– Ну…
– И чем вообще они занимаются?
– Это вы у нас камер-юнкер, на балы ходите, – хмыкнул помощник. – А нам, черной кости, не положено.
– Тогда слушай. Состоящий в должности – это кандидат на штатное место в составе придворных чинов. Но кандидаты бывают разные. Большинство так и состоят до самой отставки, не помышляя о переходе в штат. Звание свое они получили в виде поощрения. Оно дает право присутствовать на всех торжествах, связанных с императорской фамилией. И обычным карьерным чиновникам этого вполне достаточно. Они продолжают служить по своему ведомству, а когда их женам хочется пофорсить на балах, то мужья свое право реализуют. Совсем другое – штатные церемониймейстеры. Вся их служба, вся карьера проходят во дворце. Там, возле трона, в толпе других придворных – особая камерная жизнь. И кому-то не терпится туда попасть. Когда образуется вакансия, среди состоящих начинают выбирать такого. Большинству менять жизнь не хочется, но несколько оголтелых принимаются драться за место. Судя по словам Раевского, наш покойник этот конкурс выиграл. И вот мое предположение: а не перешел ли он при этом дорогу другим состоящим? Из числа оголтелых.
– Убийство на заказ? – встрепенулся Валевачев. – Когда мы изучали право, нам говорили, что это чуждый России вид преступления. В Италии их много, во Франции случаются. А в наших палестинах никогда!
– Много знают твои профессора! – фыркнул Лыков. – Был в Петербурге Сашка Офицер, и он любил выполнять подобные заказы. Но его в восемьдесят девятом зарезали, и с тех пор это баловство вроде как прекратилось. Вдруг Снулый решил его возродить? В сыскной такая кличка неизвестна. Видимо, новый человек, раньше его не было.
Губернский секретарь задумался.
– Честно говоря, не убедили вы меня, Алексей Николаевич. Но если правы… тогда надо заходить с двух сторон.
– Верно. Ищем и Снулого, и его заказчика.
– Заказчик – кто-то из состоящих в должности?
– По моей версии – да.
– Так их не очень и много! – повеселел Юрий.
Лыков развернул адрес-календарь за прошлый год.
– Сейчас сочтем. Церемониймейстеров было восемь, из них барон Будберг по весне умер. И освободил таким образом место.
– А сколько состоящих в должности?
– Таких чуть больше. Они же хлеба не просят! К Экспедиции церемониальных дел приписано состоящих двенадцать человек. Из них мы исключаем пятерых.
– Это почему же? – набычился Валевачев.
– Думаешь, чем больше – тем лучше? Эх, молодежь-холостежь… В тех шестерых, кто остался, десять раз заблудишься!
– Но почему пятерых сразу убрали? Объясните по-человечески.
– Потому что они живут и служат в провинции. А придворное звание получили в награду и навряд ли рвутся в штат. Вот, погляди. Князь Щербатов – подольский уездный предводитель дворянства, граф Гендриков – волочанский, а надворный советник Дурасов – пронский. Есть еще князь Васильчиков, тот вообще губернский предводитель в Новгороде. И последний – Леонтьев, вице-губернатор Уральской области. Зачем им убивать нашего парня?
– Пусть так, – согласился Валевачев. – Трудно представить, что граф Гендриков приехал из Волочанска, разыскал Снулого, дал ему денег за устранение Дашевского и вернулся домой… Но петербургские состоящие тогда все под подозрением! Их, вы сказали, семеро?