В больницу Одинцов отправился вместе с ним. Он должен был узнать, кто заказал Батыгина и Любу. Для него это очень важно.
Репьева доставили в городскую больницу и сразу же отправили на операционный стол. Максим принял меры, чтобы преступник не сбежал – организовал присмотр и охрану.
Операция заняла два часа. Пулю из грудины вытащили, но в себя Репьев не пришел. Рана не смертельная, и, в принципе, он мог бы вернуться в сознание через час-другой, но анестезиолог переборщил с наркозом, и бандита отправили в реанимацию. Хотел бы Максим отправить туда и самого анестезиолога, но его могли не так понять.
Анестезиология – штука тонкая. Дал врачу на лапу, и наркоз будет мягкий, нет – готовься к тяжелой отключке с мучительным выходом из нее. Репьев априори не мог заплатить, но рефлексы уже не отменишь. Максим сам однажды попал под такой кондовый наркоз, чуть сердце из груди после операции не выскочило. Он тогда в перестрелке пулю схлопотал, но скидку ему на это не сделали…
Он сам лично побывал в палате у Репьева, убедился, что из наркоза бандит выйдет не скоро. Только после этого он ушел, велев немедленно связаться с ним, как только задержанный придет в себя.
* * *Зайдя в камеру, Максим наткнулся на недовольный взгляд и нахмуренные брови. Но он и не ждал радостных повизгиваний.
– Что-то вы зачастили сегодня, – буркнул Чебуков.
– Как в камере, не обижают? – спросил Одинцов, показав арестанту на пачку сигарет.
Можно угощаться, означал этот жест.
– Кого, меня?.. – самодовольно скривился парень. – Да я сам кого хочешь!
– Ну да, ты же крутой бандит.
– Я – вор! – Чебуков пафосно выкатил грудь.
– Да не вопрос… Опознал сегодня Репня?
– Ну, опознал! И че? – Казалось, арестант вот-вот смачно сплюнет через зубы.
Максим на всякий случай сжал в кулак лежащую на столе руку. Он ведь и зубы пересчитать может за такое дело.
– На больничке Репень. Скоро жди его в гости.
– На больничке? – сошел с лица Чебуков.
– Ранили его. При задержании… Отсрочка у нас вышла, сразу должны были его взять, вместе с тобой, а сколько времени прошло… Ну да ладно, главное, что взяли… Он знает про тебя. Как ты братву сдал, знает.
– Кто сдал? – пугливо дернулся парень.
– Ты сдал… Вот я и спрашиваю, как там на хате, не обижают?
– Никого я не сдавал!
– Да ты успокойся, мы же люди, а не звери. Мы его в другой изолятор отправим, так, чтобы он с тобой не пересекался. Ну, и чтобы слухи не распускал.
– Э-э… Да мне бояться нечего… – с бледным видом пробормотал Чебуков.
– А ты и не бойся. Пусть Репень боится. Он тоже нам много чего интересного рассказал… Ты пока здесь сидел, твои подельники человека, считай, убили. Ключи от машины забрали, а саму машину не тронули. Как это объяснить?
– Ну, не знаю.
– А я знаю. Это было не ограбление, это было заказное убийство. Вопрос: кто заказчик?
– Кто?
– Вот я и хочу от тебя это узнать?.. Может, вы и раньше по таким заказам работали? Может, вы не только грабили, может, и заказными убийствами занимались.
– Да нет, не был такого!.. Я бы свалил, если бы было!..
– А в Бочарове вы с кем работали? Или на кого?
– Да нет, на самих себя работали, я же говорил. Конюх старший, мы под ним…
– А про кого слышал? Ну, из местных?
– Ну, в Платовке мужик какой-то был… Ну, я говорил, Конюх его случайно встретил. В кабаке они с ним были…
– Да, говорил. Он с этим мужиком срок мотал?
– Ну да.
– Кличка? – не отступал капитан.
– Да не знаю я…
– Чем занимается?
– Без понятия… Я про него вообще ничего не знаю.
– А Юрша знает?
– Ну, вы с ним поговорите…
– Может, лучше о женщинах поговорим?
Максим достал фотографию Батыгиной, показал Чебукову, но в глазах увидел только гормональный всплеск – реакцию на красивую женщину. Узнавания он не засек.
– Знаешь, кто это?
– Нет.
– А про Батыгина что-нибудь слышал? Может, говорили о нем, что-то планировали насчет него?
– Не знаю.
Напрасно Максим запугивал Чебукова возможными проблемами, не смог парень ему ничем помочь. Или не захотел, или действительно ничего не знал.
Чебукова увели, а на его место доставили Юршова. Но ничего нового Максим и от него не узнал.
Глава 19
Телефонный звонок прострелил утро автоматной очередью. Мозг еще не проснулся, но в сознании шелохнулось недоброе предчувствие. Одинцов схватил мобильник и едва не раздавил его со зла, услышав дурную новость. В больнице, не приходя в сознание, скончался Репьев. И убийственный наркоз, судя по всему, был ни при чем. Причина банальная – в простреленном легком образовался и оторвался тромб. Но ведь это можно было предотвратить. Есть же специальные лекарства, которые препятствуют образованию тромбов, после операции такая терапия, как правило, обязательна. Но, видно, на Репьеве сэкономили. Он же преступник, а к ним какое отношение…
– Что случилось? – встревоженно спросила Люба.
– Случилось, – зло отозвался Одинцов.
Чебуков и Юршин ничего не знают, Армяк и Аскар на том свете, Лютого застрелили при задержании, Репьев умер в больнице, а Конюх в бегах. Бартеньев сделал все, как надо, поставил на уши всех, кого мог, но преступника, увы, по горячим следам не взял. Поиск продолжается, но будет ли от этого толк?
– Я пойду!
Максим вскочил с постели, смахнул со спинки стула рубашку.
– Ты куда? Еще шести нет!
– Нормально.
– А пришел во сколько? Ты вообще хоть спал?
– Мне много не надо.
– И когда тебя ждать? – набрасывая на себя халат, спросила она.
– Не знаю.
Люба проводила его до дверей, там он остановился, развернулся к ней лицом, взял за плечи, посмотрел в глаза.
– Так будет всегда. До самой пенсии. Ты должна привыкнуть. Если нет…
– Что – если нет?
– Моя первая жена не смогла к этому привыкнуть… Никто не может…
– Я смогу!
Одинцов кивнул, поджав губы. Он, конечно, ей верит, но не на все сто.
Через пятнадцать минут он был в больнице, допросил сержанта, который охранял палату, составил список всех, кто входил в палату. Особенно его интересовали медсестры, которые ставили уколы и поддерживали жизнеобеспечение. И в морг он спустился, и труп осмотрел, и еще велел взять его под присмотр до того, как судмедэксперт проведет вскрытие. Он должен был обеспечить тщательное расследование по факту гибели гражданина Репьева.
* * *Бартеньев устало покачал головой. Не верил он, что Репьева убили.
– С чего ты взял, что его убили?
– Сам в это не верю. Но вынужден рассмотреть эту версию. – Одинцов угрюмо посмотрел на своего молодого начальника.
Пусть Бартеньев не думает, что перед ним оправдываются. Он на самом деле очень сомневался в своем предположении.
Судмедэксперт провел вскрытие; заключения пока не дал, но судя по предварительному обследованию, Репьев умер естественной смертью. Сестра дала показания, отчиталась по всем лекарственным препаратам, которые ввела в кровь больного, – ничего подозрительного Максим не заметил. И все равно предположение осталось в силе.
– Батыгина заказали. Суконцеву заказали. Кто? Судя по всему, один и тот же человек. Исполнители точно одни и те же.
– И что из этого следует?
– Батыгин – человек из мира больших денег. В этом мире водятся опасные акулы. Может, кто-то из этих акул заказал Батыгина.
– А Суконцева здесь при чем?
– Не знаю… Возможно, она что-то знает.
– Знает и молчит? Уж тебе бы она сказала.
– Ты давно женат?
– Два года, – встрепенулся Бартеньев. – А что?
– Ты хорошо знаешь свою жену? Ты знаешь, что у нее в мыслях? Ты знаешь, чем она дышит, когда ты на работе?..
– Ну-у…
– Женская душа – потемки.
– Ну, не знаю…
Одинцов постучал пальцем по планингу на столе у Бартеньева.
– Ты можешь назвать мне события, которые ты здесь отразил? Хотя бы за последнюю неделю.
– О чем это ты?
– О том, что Суконцева и сама может не знать, чего боится преступник.
– Пройдись по ее страницам.
– Хороший совет… – одним уголком губ улыбнулся Одинцов.
– Ты же с ней живешь.
– Да, и об этом знаешь не только ты, – кивнул Максим. – Кто-то следит за ней, кто-то держит в поле зрения ее личную жизнь.
– Кто?
– Тот, кто хотел ее похитить… Тот, кто знает, что Любу, в принципе, можно обвинить в убийстве, в покушении на Батыгина.
– Обвинить можно.
– Ее можно похитить, обколоть наркотиками, под воздействием которых она может написать признательное послание. Предсмертное послание… Мы бы могли найти ее где-нибудь в березовой роще, с петлей на шее…
– И запиской, – нехотя подхватил Бартеньев.
– Как думаешь, мы бы закрыли дело?
– Мы бы? – задумался Паша. – Мы бы закрыли… А ты?
– Это уже частности, – поощрительно глянул на него Максим.
Ему нравился ход мысли начальника. Да, он бы продолжал рыть землю, несмотря ни на что.
Ему нравился ход мысли начальника. Да, он бы продолжал рыть землю, несмотря ни на что.
– Мы бы закрыли дело и сняли бы подозрения с Батыгиной. – Бартеньев задумчиво сжал пальцами свои щеки, безотчетно при этом открыв рот.
– Очень хорошо, – подбодрил его Максим.
Альбине Батыгиной предъявили обвинение по факту похищения Мазурова, но Стужин взял всю вину на себя, и ее перевели в разряд свидетелей со всем вытекающим. Стужин в изоляторе, а она – на свободе. Но над ней висит подозрение в покушении на убийство мужа, утяжеленное историей с Мазуровым. Вряд ли Батыгина чувствует себя комфортно.
– Сначала задержали Батыгину, затем попытались похитить Суконцеву, – блеснул логикой Бартеньев.
– Браво, Паша!
– Может, она и организовала похищение Суконцевой?
– Эта мысль напрашивается. Но смущают исполнители. Какая связь между Батыгиной и Конюхом?
– Какая?
– Пока не ясно.
– А если пораскинуть извилинами?
– Давай попробуем. – Одинцов с интересом посмотрел на Бартеньева.
Похоже, парень в ударе. Вдруг его осенила блестящая мысль?
– Ну, ты говоришь, за Суконцевой следили… – пощипывая себя за подбородок, проговорил Паша. – Кто следил, неясно. Где следили? В Бочарове. И Конюх со своими отморозками мог туда уйти… Может, пересеклись два одиночества?
– Ну, не одиночества, но могли пересечься, – кивнул Максим.
Ему понравилась мысль, ударно созревшая в голове Бартеньева. Случайность – это точка пересечения двух не зависящих друг от друга закономерностей. Недруги Батыгина и бандиты Конюха шли своими путями, но в одной системе координат. Может, и пересеклись ненароком… Не очень серьезная версия, но исключить ее нельзя.
– Альбина – женщина красивая, тот же Конюх мог на нее клюнуть, – все так же в раздумье сказал Бартеньев.
– Красивая. И авантюрная, – усмехнулся Одинцов. – Одна история с любовником чего стоит. Эта квартира отдыха. Мало до нее додуматься, нужно еще купить ее, проход сделать, и это перед носом у мужа…
– Авантюристка. И Стужин ей в помощь.
– Надо бы с ним встретиться…
Одинцов иронично глянул на Бартеньева. Он же задерживал телохранителя-любовника, сам его и допрашивал, раскручивал на признание.
– Твой крестник… – с намеком сказал он.
– Думаешь, мне надо с ним поговорить?
Максим кивнул. Именно так он и думал.
– А я бы с Шуриком поговорил.
– С Шуриком, которая Батыгину охраняет. А эта мысль.
– Женщина она красивая.
– Батыгина!
– Вот и я том же… Вдруг Шурик в нее влюблена? А любовь творит чудеса… безумия…
Действительно, почему они грешат на Стужина, когда с таким же успехом Альбина могла обратиться за помощью к своему телохранителю.
– А если Шурик знала Конюха еще до того, как он оказался в наших краях? – спросил Бартеньев.
Максим одобрительно глянул на него. Неплохая мысль и, главное, своевременная. А может, и несколько запоздалая.
Сбежала от него Шурик, не доставили ее в отдел, не провели через стандартную процедуру оформления, поэтому и не было у него ее фотографии. Но у него хорошая память на лица, и комбинированный портрет составить не проблема…
Впрочем, составлять фоторобот ему не пришлось. Он включил компьютер, набрал в поисковике «Батыгина Альбина Олеговна» и получил массу ее фотографий. Женщина известная – в прошлом фотомодель, в настоящем – владелица известного в столице косметологического центра. Она умудрилась совместить эти две ипостаси – на рекламных проспектах центра красовалось ее изображение. Но были фотографии, где она была заснята в реальной жизни. На одной тусовке она была сфотографирована в обществе своей телохранительницы, это было именно то, что Максим искал.
Он вырезал нужный фрагмент фотографии, вывел изображение на бумагу и отправился в следственный изолятор. Там он встретился и с Чебуковым, и Юршовым, но никто из них Шурика не опознал. Тогда он отправился к дому, который покинул сегодня рано утром. Он обошел всех дворников, слесарей, которые работали в этом районе, не обошел вниманием и старушек на лавочке, но никто из них не признал ни Батыгину, ни Стужина, ни Шурика.
Но Максима это не остановило. Взяв с собой Кустарева и Ожогина, он отправился в Москву. Вдруг Шурик действительно связана с Конюхом, если так, то бандит сейчас мог находиться у нее.
* * *Шурик, она же Александра Ильинична Данайцева, обладатель черного пояса по джиу-джитсу. Серьезная женщина, Кустарев убедился в этом на собственной шкуре. И на полу по ее милости побывал, и его наручники ушли вместе с ней. Правда, браслеты вернулись, Шурик отправила их в офис Батыгиной, Кустарев ездил за ними. Там он и с секретаршей познакомился, вернее, контакт установил. Эта же девочка сказала, где живет Данайцева.
Если верить консьержке, Шурик сейчас дома. И вроде бы не одна. Какой-то мужчина с ней. Максим показал женщине ориентировку на Конухова, но та лишь пожала плечами. Не видела она гостя в лицо. А появился он вчера.
– Конюх это. Точно, Конюх!
Гриша рвался в бой, хотя и понимал, чем это может для него закончиться. Это чудо, что подельники Конюха не подстрелили Бартеньева. Пройди пуля чуть ниже, и все. И сам Конюх мог открыть огонь на поражение. Загнанный в угол шакал опасен. Да и Шурик с ней, и неизвестно, что у нее на уме. Может, она тоже схватится за оружие…
Кустарев все понимал, но страха в его глазах не было. Зато Юра Ожогин хмурил брови. Он тоже понимал, чем для них может обернуться встреча с Конюхом, и это его пугало. Но бесстрашие Кустарева объяснялось молодостью и отсутствием опыта. В его возрасте трудно поверить, что смерть может не просто стоять рядом, а еще и махнуть своей косой. Зато Юра знал, как это бывает, поэтому и переживал. Но именно на него Максим полагался больше, чем на Гришу. Ожогин не трус, но на рожон он лезть не станет. А с осторожным человеком в разведке спокойней. К тому же этот человек еще и с богатым опытом.
– Ну что, пошли? – спросил Максим, кивком головы показав на лифт.
Ожогин кивнул и движением пальцев изобразил человека, поднимающегося по лестнице. И на Кустарева он глянул многозначительно. Пусть Одинцов поднимается на четвертый этаж на лифте, а он воспользуется лестницей. Гришу же лучше всего оставить внизу. Молодой он еще, да и подстраховка им нужна.
Может, и не хочется Ожогину идти на смерть, но за чужими спинами он прятаться не собирается.
Хороший он парень, спокойный, бесконфликтный, слова лишнего не вытянешь. Роста чуть выше среднего, стройный. Покатый лоб, стесанные надбровья над крепким носом с широкими ноздрями. Глубоко утопленные глаза под слегка припухшими веками. Скулы узкие, а подбородок широкий, как у сильного волевого человека.
Максим велел Кустареву оставаться внизу и, не обращая внимания на его возмущенный вид, направился к лифту. Ожогин поднялся по лестнице пешком. На лестничную площадку они вышли одновременно.
Выразительно глянув на Максима, Юра достал из своей серой джинсовой куртки сложенные в несколько раз листы специальной бумаги, которая не горела, а тлела с сильным выделением дыма. Одной рукой Одинцов достал пистолет, а другой – шелкнул зажигалкой.
Юра зажег бумагу, и они отошли в сторону, чтобы не дышать едким дымом. Должно было пройти время, прежде чем в квартире запахнет жареным. Дальше нужно всего лишь нажать на клавишу звонка, крикнуть «Пожар!» и ждать, когда обитатели квартиры покинут ее в состоянии, близком к паническому.
Но замок щелкнул практически сразу.
– Ой, что это там такое?
Сначала послышался манерный голос, а затем показался его обладатель – высокий худощавый парень с обесцвеченными волосами, но с черной бородкой. Фиолетовый пиджачок размера на две меньше положеного, подстреленные зеленые брюки. Он изломанно махал руками, как будто это могло ускорить его движения.
Выскочив наконец из квартиры, он натолкнулся на Максима.
– Мужчина, уйдите! – с истеричным возмущением воскликнуло это чудо с накрашенными ресницами. – Не видите…
Парень осекся, когда Максим, схватив его за грудки, прижал к стене. Но тут же отпустил. Зачем ему этот фрукт, который не имел с Конюхом даже отдаленного сходства? Не до него сейчас.
Ожогин ворвался в квартиру, и Одинцов последовал за ним.
– Мужчины, вы куда?
В голосе голубка сквозила обида, как будто он был девушкой, от которой уходил парень.
В квартире никого не было – ни Конюха, ни Шурика. Зато голубок оставался на том же месте, где оставил его Максим.
– Данайцева где? – Одинцов приложил кулаки к мятым лацканам его пиджака, как будто собрался их огладить.
Но при этом прижал его к стене.
Голубок должен был при этом кокетливо повести бровью, жеманно глянуть на него и с куртуазной учтивостью, манерным голосом сделать ему комплимент. Мол, у него такие сильные руки, и ему приятно их чувствовать на себе.
– А вы, собственно, кто такой? – без всякой манерности, с официально строгим выражением лица спросил парень.