«Когда шум затих, она пошла дальше, мимо калейдоскопа пионов, клубившихся розовыми облаками, черных и коричневых тюльпанов, хрупких роз с фиолетовыми стеблями, прозрачных, как сахарные цветы в витрине кондитерской, пока наконец это буйное скерцо красок, словно достигнув предельного напряжения, не оборвалось вдруг на полуфразе – дальше влажные каменные ступени вели на другой уступ, футов на пять пониже».
Цветы… Пионы, тюльпаны. Ей почему-то захотелось плакать. Как так могло случиться, что в ее жизни было так мало живых цветов? Что цветы она в основном видит, когда заходит полюбоваться ими в цветочные магазины. И все почему? Не хватает денег? Да нет же, она просто забыла о существовании живых цветов, которые могли бы радовать глаз дома, в прозрачной вазе. Да и есть ли у нее подходящая ваза для тех же пионов или тюльпанов? Она – девушка без фантазии. Или не так. Она – женщина без фантазии. Снова не так. Она – одинокая и скучная женщина без фантазии, ума и таланта. И это удивительно, что она еще умеет что-то в этой жизни. К примеру, вышивать. Удивительно…
Уши ломило от тяжелой, опасной тишины. Ведь именно в этой комнате отравили Юлия. За что? И, главное, кто?! Лариса, которую он так любил и боготворил, о которой восторженно писал в письмах. То они с Ларой в театре, то на какой-то вечеринке, где мужчины просто не спускали глаз с его возлюбленной, то Юлий писал, какими восхитительными отбивными кормила его Лара на ужин, то описывал, как чудесно сидела на ней новая шубка… Хотя иногда он признавался Наташе, что ему не хватает средств на то, чтобы содержать прекраснейшую из женщин. Но и позволить ей работать он тоже не мог в силу своего характера и тех чувств, которые он питал к ней.
Наташа решила снова заглянуть в спальню, чтобы еще раз взглянуть на те немногие вещицы, что остались здесь от Ларисы. Полиэтиленовый мешочек с бигуди, старая пудреница, золоченая крышечка которой вытерта добела, новые домашние бархатные туфли кроваво-красного цвета, украшенные нежными перьями марабу, картонная коробочка из-под краски для волос (Лариса красилась дорогой французской краской цвета пшеницы), пакетик с тонкими чулками, ночная сорочка, аккуратно сложенная под подушкой… В шкафу – сплошь пустые плечики, равнодушно покачивающиеся от малейшего движения воздуха. Какой неприятный, почти погребальный звон. Куда же делась эта красотка, куда исчезла, испарилась, прихватив с собой все свои вещи, предварительно отравив Юлия? Может, она сбежала с любовником? Наташа ловила себя на том, что эта версия нравится ей больше всего. Во всяком случае, она наиболее правдоподобна, если учесть, что Ларисы нет. Нет, нет и нет! Куда она делась? Если предположить, что она покинула Юлия до его смерти, тогда почему же она не объявляется сейчас, когда его нет, чтобы отдать должное мертвому? Или же… Юлий все-таки отравился сам, не в силах перенести уход своей возлюбленной, а она, Наташа, отдала кучу денег каким-то прохвостам, чтобы они нашли убийцу. Неужели и такое возможно? Только в этом случае вполне объяснимо отсутствие в квартире Ларисы. Предположим, они поссорились, она сказала Юлию, что любит другого мужчину и хочет от него, от Юлия, уйти. И уходит. Конечно, жестоко по отношению к нему, но это в конечном счете их жизнь, и Наташа здесь ни при чем. Юлий страдает, затем не выдерживает и принимает решение уйти из жизни. Достает яду… Да, в это можно поверить, но при одном условии: квартиру ограбили уже после его смерти. Но разве можно забыть о том, что именно в день его смерти из квартиры были похищены сто пятьдесят тысяч рублей, которые ему передал для покупки пианино некий Буровцев? Ведь у него и расписка имеется. Китаев сказал. Еще Василий (вот ведь лапушка, какой симпатичный парень!) сказал, что он отдал эту расписку на экспертизу, приложив к ней записную книжку Юлия, чтобы выяснить, действительно ли его рукой она была написана.
Позвонили. Она подошла к двери. Кто бы это мог быть, да еще в такой поздний час?
– Василий? Привет! – Она впустила Китаева в квартиру и тщательно заперла все замки. – Как хорошо, что вы пришли… Я тут одна наедине со своими невеселыми мыслями. Все думаю о Ларисе, никак не могу понять, куда она делась, и если она ушла от него до его смерти, то почему не возвращается сейчас, чтобы хотя бы поприсутствовать на похоронах? Разве мало он ей сделал? Разве мало любил? Да он в каждом письме писал только о ней…
От Василия пахло дождем, осенью. Молодой, красивый, кареглазый, с румянцем во всю щеку и со светлыми волосами, выбивающимися из-под пестрой спортивной шапочки, Василий принес с собой в эту помеченную смертью квартиру саму жизнь. Из него так и била энергия.
– Что, скучаем? Невеселая обстановочка…
– Ты проходи, посиди со мной. – Наташа внезапно перешла на «ты». – Здесь с ума можно сойти от разных мыслей… Представляешь, твой друг Шубин вместо того, чтобы работать, искать убийцу, отправился в Питер наводить обо мне справки, справляться, есть ли у меня алиби… Это так унизительно, так гадко… Если бы я знала, какие у вас методы…
– Да ты не дрейфь… Успокойся. Если ты здесь ни при чем, то чего волноваться? Ведь твой дядя был для тебя не просто родственником, а близким человеком, как оказалось. Вы вели переписку, перезванивались. Он навещал тебя в Питере, встречался с твоими подругами. Вдруг именно там и следует искать причину, по которой его убили? Но это Игорь работает в Питере, а мы-то с Крымовым – здесь. Тебе интересно, какой образ жизни вел твой дядя тут, дома, в Саратове?
– Да, конечно… А что особенного могло быть в его образе жизни? Он был такой тихий, скромный…
– Вот именно. Он же был отличным электронщиком, специалистом во всем, что касалось телерадиовидеоаппаратуры. У него были золотые руки. В музыкальном магазине он проработал больше десяти лет, и ни один человек, знающий его, не мог сказать о нем дурного слова. Он был просто идеален и в общении со своими коллегами, и с покупателями. Его очень любили, Наташа. Ценили. Он неплохо зарабатывал в своем магазине. Стало известно, что он подрабатывал, ремонтируя технику, которую ему приносили прямо в магазин. Если покупателей не было, он ремонтировал ее в крохотной подсобке, примыкающей к торговому залу, если же кто входил, он обслуживал покупателя… Словом, он был очень трудолюбив, умен и умел подрабатывать… Да, он был женат, хотя и неофициально. Говорят, у него была очень красивая жена, ради которой он и старался. На работе он не любил рассказывать о своей личной жизни, но время от времени проскальзывало, что он копит деньги то на одно, то на другое… Знали также и то, что он отпускал свою жену за границу. Вроде она была в Египте, Эмиратах…
– Можно я скажу? Вот смотри, как я рассуждаю… Если бы ее похитили, то вряд ли позволили бы ей так тщательно собраться… – И Наташа попыталась порассуждать на эту тему. – Может, я и говорю глупости, но ее нет, понимаешь, нет! Скоро похороны, все его друзья и знакомые знают о том, что Юлий умер, а она, та, ради которой он жил, не заявляется… Разве это не означает, что она имеет отношение к убийству?
– В квартире обнаружена фотография женщины…
– Какая фотография? Я ничего не видела.
Василий достал из кармана куртки фотографию и протянул Наташе.
– Да, это она… Да у него полно таких фотографий, он мне даже по почте присылал.
Со снимка на нее смотрела молодая привлекательная шатенка с ярко-зелеными глазами и с ослепительной белозубой улыбкой.
– Я же говорю, он присылал мне иногда ее фотографии… Правда, на тех снимках она была помельче и не так четко… Знаете, у меня есть одна знакомая, Валя Филимонова. Так вот, она сильно смахивает на нее. Но именно на этой карточке, на других в меньшей степени. Я в свое время хотела их познакомить, Юлий был холост, и я пригласила его в Питер, мы с подружками устроили вечеринку… Катя, хозяйка квартиры, некрасивая, Юлию она бы никогда не понравилась, Оля – замужем, я – вообще не в счет. Оставалась только Валентина, очень красивая девушка, рыжая… Он сразу понял, что я хочу его с ней познакомить, но он весь вечер вел себя так, словно никого, кроме меня, и не видит… Словом, ничего-то у нас не получилось со знакомством. Он перед отъездом в Саратов вдруг сказал, что встретил одну свою давнюю знакомую… Вот черт, но почему же я раньше как-то не придавала значения тому, что Лариса так напоминает мне Валю?
Ей было неприятно даже говорить об этом. Она понимала, что на снимке, конечно, не Валя, но женщина, все равно очень похожая на нее. Вспомнился сразу финн. А что, если Валентина все то время, что она провела якобы в Карелии с финном, на самом деле была с Юлием? Что, если она обманула всех и привела к Кате какого-нибудь случайного финна, попросив его выступить в роли своего жениха? Вот только зачем было лгать?.. А впрочем, какая еще Валентина, если Юлий два года жил с Ларисой, в то время как Валя продолжала жить в Питере? Может, у Валентины есть родная сестра, Лариса?
Василий между тем тоже внимательно рассматривал фотографию.
– Ты чего так задумалась? Думаешь, твой дядя крутил роман с твоей подругой?
– Да нет, я и сама не знаю, что говорю… Знаешь, как иногда бывает – человек не может чего-то объяснить сам себе, вот и начинает фантазировать… Ну и я тоже… Просто Лариса на этом снимке сильно смахивает на Валентину, мою подругу, проживающую в Питере. Но это не может быть она, потому что она практически постоянно была на моих глазах… Да и вообще это бред! Хочешь чаю? Есть отличный чай. К тому же на кухне – единственном месте, где, кажется, не побывали эти убийцы или вандалы, – очень чисто и уютно. Сразу видно, что Лариса была женщиной хозяйственной, аккуратной…
– Наши люди успели побывать здесь, мы взяли отпечатки пальцев с посуды, с дверных ручек, со всего… Надо же искать эту Ларису.
– И что вам дали эти отпечатки?
– Во всяком случае, она не числится в розыске, словом, не преступница… Нигде ее пальчики не наследили. Так же, как и его…
– Ну, вы даете! И его пальцы «пробили»…
– Мы работаем. Очень сложно искать женщину, о которой мы не знаем практически ничего. Ни фамилии, ни где работала, ни кто ее родственники или друзья…
– Да, Юлий писал мне, что они живут очень уединенно. Он боялся показывать ее своим друзьям. Юлий был редким человеком, идеалистом, и это видно из его писем и из того образа жизни, который он вел.
– Что это за книга, которую вы читаете?
– Это не моя книга…
– Фицджеральд… «Ночь нежна». Неплохо.
– Я просто листала ее, еще не читала…
– Итак. Получается, что он не принимал гостей у себя, сам почти никуда не ходил и словно бы хотел оградить свою Ларису от грязи и пошлости внешнего мира. – Василий мрачновато усмехнулся. – Наташа, а вам никогда не приходило в голову, что ваш дядя мог быть домашним тираном и просто-напросто запрещать своей жене показываться на людях и вообще выходить из дома? Может, он бил ее… Мы ведь ничего о нем не знаем! Я допускаю даже, что он был немного не в себе, о чем свидетельствуют его странное поведение и желание жить в замкнутом мире. Вы не считаете так?
Она почувствовала, как у нее на какое-то мгновение остановилось дыхание. Этот Китаев, этот совершенно посторонний человек, вдруг произнес вслух то, о чем она боялась признаться даже себе: Юлий был немного сумасшедший?!
– Я не знаю, – честно призналась она и вздохнула. – Знаете, что? Пойдемте пить чай.
Глава 6
Она говорила на плохом французском.
– Я недавно прочитала книгу, бестселлер, автор – мужчина, но пишет от имени женщины. Так вот, у главной героини три любовника. С каждым она прожила несколько лет. И вся книга о сексе. О том, что чувствует она, как двигается, как дышит, что видит… Расписаны подробно все половые акты, до капельки пота, до вкуса слюны… Не могу сказать, что мне было неинтересно читать, но меня не покидало чувство, что эту книгу действительно написал мужчина, который по своей сути не может чувствовать как женщина, это во-первых. Во-вторых, я спрашивала себя, с какой целью все это так густо и подробно описывается? Не следует ли воспринимать книгу как очередную Камасутру? И еще – меня не покидало ощущение, словно все это описывается так подробно, на нескольких страницах, чтобы книга получилась толстая, больше четырехсот страниц… Что все это – обман. Что ни одна нормальная в общепринятом понятии женщина не выдержит такого количества секса, сорвется: ее захлестнет необузданное желание… Если бы я была писателем, то никогда не писала бы о любви хотя бы потому, что никто о ней ничего не знает. Я, взрослая женщина, до сих пор не могу понять, почему люди занимаются сексом без любви и что происходит с ними в постели, когда они любят друг друга. Ведь внешне все выглядит одинаково…
Ги, на плече которого она лежала, курил с закрытыми глазами и слушал ее.
– Все дело в том, что они чувствуют, – наконец сказал он. – Когда я увидел тебя там, в самолете, я ни о чем больше не мог думать. Только о том, как бы увидеться с тобой еще раз.
– Ты бы мог пойти за мной…
– Я и пошел. Но в аэропорту тебя встретил мужчина, и вы уехали с ним. Что я мог поделать? Окликнуть тебя? Я ничего не знаю ни о тебе, ни о тех людях, которые тебя окружают. Я мог бы вмешаться в твою жизнь и навредить…
– Поэтому написал свой номер телефона? Но почему позже, уже перед посадкой, когда я проснулась, ты сделал вид, что ничего не было?
– Я не знал, как себя вести. Понимал, что у тебя истерика, что тебе плохо, но не был уверен, что не добавлю к твоему состоянию отрицательные эмоции. Ты вся была как оголенный электрический провод.
– Ты ждал моего звонка?
– Да.
Это была квартира. Очень тихая, в старом доме с толстыми стенами и окнами, не пропускающими звуки извне. Он ждал ее после звонка, открыл дверь, встреча получилась сумбурной, нелепой, Юля вся дрожала и не понимала, что с ней происходит. Даже зубы стучали, а по спине бегали мурашки. Сейчас, когда она немного успокоилась, ей хотелось спать, уткнуться лицом в грудь мужчины и крепко уснуть, забыв обо всем, что случилось с ней за последние двое суток.
Он прижал ее к себе и укрыл ее плечи одеялом.
– Спи. Тебе надо успокоиться и выспаться.
А когда она проснулась, то вновь стояла на холодном Невском, и вода, синяя с черным, плескалась где-то поблизости, она слышала этот леденящий душу звук. Шубин подошел к ней и схватил за руку. «Тебя все ждут, а ты прохлаждаешься тут…» – «Отпусти меня, Шубин, мне и без того холодно, мне очень холодно…» – «Поедем, я уже купил кофе. Чуешь, как оно пахнет? Потяни носом, вот так, моя девочка…» – Шубин говорил на французском. Без акцента. Сон…
Она открыла глаза. Пахло кофе. Ги сидел на краешке постели и пил кофе. Рядом на столике стояла чашка, расписанная розочками, он предложил ей кофе. Она тотчас вспомнила, что и Шубин тоже собирался сварить ей кофе. Свежий. Но он поймет и простит. Он же свой.
– Ты во сне разговаривала… Я только понял слово «шуба». Ты, как несчастная девочка, у которой украли на Невском шубу. Хочешь, я куплю тебе шубу?
– Хочу.
Она отчего-то знала, что может говорить с ним о чем угодно, как угодно, и он всегда поймет ее правильно. Она была спокойна с ним, как ни с кем другим. Она могла быть естественной, валять дурака, смеяться или плакать, говорить на серьезные темы или просто молчать, отвернувшись к стене… Ей не хотелось говорить банальных фраз, вроде «как я счастлива, что мы встретились с тобой в самолете, что наши места оказались рядом…». Хотя так оно и было. Кто-то очень умный и добрый посадил их рядом. А еще она знала, что они теперь всегда будут вместе, даже если их разъединят расстояния. И что Ги был ей послан, как ни странно, в тот момент, когда она потеряла трех своих мужчин. В одночасье. Не свидетельствует ли это о том, что время метаний, неуверенности в себе и в своих возлюбленных закончилось и теперь для нее начнется новая жизнь? Глаза ее наполнились слезами. Теперь ей было не страшно встретиться с Крымовым или Патриком и затеять с ними разговор о причитающихся ей после развода деньгах, об открытии в Москве филиала агентства. Она знала, что больше никогда не совершит ошибку, отказываясь от работы, она станет заниматься своим делом не в ущерб любви и семье, нет, все будет очень гармонично в ее новой жизни.
Сорокадвухлетний Ги Бретон был крупным парижским бизнесменом, владеющим недвижимостью как в самом Париже, так и в его предместьях. У него была сорокалетняя жена Сара и двое уже взрослых дочерей, которые заканчивали свое образование в Англии и в Америке. Немногочисленные друзья Ги считали его человеком замкнутым, аскетичным и порой даже скучным. Ги с утра до ночи работал и лишь в выходные иногда позволял себе пригласить друзей или же отправиться вместе с женой на какую-нибудь вечеринку. Ги носил строгие костюмы, галстуки, неудобную дорогую обувь и такое же неудобное и словно не принадлежавшее ему лицо. Он никак не мог понять, почему плечи его всегда сжаты, как если бы он постоянно от чего-то или кого-то оборонялся. И это при том, что явных врагов у него не было, больше того, ему покровительствовали весьма влиятельные люди из правительства, которым он в свое время оказал финансовую поддержку и помог таким образом добиться сегодняшнего высокого положения.
Ги владел сетью маленьких рыбных ресторанов, исправно платил налоги и старался поддерживать ровные отношения со своими подчиненными. Компаньонов у него не было, чему он особенно радовался.
Часто ему казалось, что внутри его находится очень мощный и точный механизм, позволяющий ему жить правильно, четко выполнять свои обязанности, получая от жизни очень ограниченное количество того, что принято называть удовольствием, наслаждением, радостью. Он жил ровно, спокойно, размеренно.
Ги знал, что у жены имеется любовник, он даже навел справки и выяснил, кто это. Оказалось – студент из Сорбонны. Молодой, практически нищий литератор. Сара покупала, как это водится в таких случаях, ему куртки, джинсы, кроссовки и даже оплачивала кофе с круассанами, когда им приходилось бывать в кафе. Заботилась о нем, как о сыне, и спала с ним три раза в неделю в одной из их пустующих парижских квартир. Ги не смог найти в себе силы даже презирать свою жену, настолько ему было все безразлично. И если бы его кто-нибудь спросил, счастлив ли он, он лишь пожал бы плечами: он не знал ответа на этот вопрос.