Ги знал, что у жены имеется любовник, он даже навел справки и выяснил, кто это. Оказалось – студент из Сорбонны. Молодой, практически нищий литератор. Сара покупала, как это водится в таких случаях, ему куртки, джинсы, кроссовки и даже оплачивала кофе с круассанами, когда им приходилось бывать в кафе. Заботилась о нем, как о сыне, и спала с ним три раза в неделю в одной из их пустующих парижских квартир. Ги не смог найти в себе силы даже презирать свою жену, настолько ему было все безразлично. И если бы его кто-нибудь спросил, счастлив ли он, он лишь пожал бы плечами: он не знал ответа на этот вопрос.
В тот день он летел в Петербург на встречу с российским предпринимателем, чтобы договориться с ним о поставке во Францию сырья для изготовления бумажных салфеток. Это было новое и, как ему казалось, перспективное направление в бизнесе. Встреча произошла спустя час после его прилета в Питер, будущие партнеры обо всем договорились и дали друг другу три дня на подготовку необходимых документов. После делового обеда Ги поехал на Невский, где снимал квартиру, которую в самое ближайшее время собирался купить. Лег и попытался уснуть, но из головы не выходила молодая русская дама, которую он напоил в самолете виски. Он понимал, что она не в себе, что с ней произошло какое-то несчастье, она была нервна и в этой своей нервности и чрезмерной эмоциональности очень непосредственна, что не могло не произвести впечатления на зажатого и закомплексованного Ги. Общаясь же с этой милой и очень красивой женщиной, он вдруг почувствовал, как жизненная энергия ее, хоть и разбавленная стрессом и изрядной порцией виски, словно переливается в него и заставляет раскрыться и хотя бы на время почувствовать себя тоже живым, нормальным человеком.
Он не знал, сколько прошло времени с тех пор, как они расстались, но все это время он ничего не ел и продолжал лежать одетый на заправленной кровати в ожидании звонка. Такое поведение было невозможно объяснить. Такого с ним еще не бывало. Воровато черкнуть на какой-то брошюрке свой номер телефона в надежде, что его увидят, позвонят – это ли не бесполезные фантазии одинокого и несчастного человека? И это вместо того, чтобы еще там, в самолете, как-то выказать этой чудесной женщине свою симпатию, не боясь, что тебя неправильно поймут и поднимут на смех, и дать ей свою визитку. Он видел там, в самолете, перед самой посадкой, как она украдкой посматривала на него и никак не могла понять, что же с ним произошло и почему он так холоден с ней, словно жалеет о том, что говорил с ней, угощал виски… Еще подумает, что это ей приснилось!
Да, ожидание само по себе неприятно. Но только не это ожидание. Он лежал с закрытыми глазами в предвкушении звонка и последующей встречи. Он маялся, но испытывал от этого теплое, ни с чем не сравнимое чувство приятной тревоги и даже какого-то нервного, но страшно восхитительного озноба. Он знал, он верил, что она позвонит, и она позвонила. Рука его дернулась к телефону…
– Слушаю.
Там сразу отключились. Он понял, что это она звонила.
И тотчас отправил ей заготовленный коротенький текст – питерский домашний номер и адрес, по которому он ее так ждал.
За то время, что ее не было, он в бешеном темпе успел раздеться, принять душ и снова одеться. Для храбрости выпил немного виски. И когда услышал звонок в передней, понял, что не готов к встрече с ней. Испугался, что она увидит его, такого растерянного и открытого для любви с ней, и разочаруется. И все же ноги сами понесли его, он дрожащими руками открыл все замки, распахнул дверь и увидел ее. Она была бледна, глаза, огромные и темные, смотрели словно сквозь него. Она стала пятиться, словно бы пугаясь собственного поступка, своей храбрости, и тогда он поймал ее за руку и втянул к себе. Она рухнула прямо в его объятия. Они обнимались так, как если бы много лет знали друг друга, сильно любили, были разлучены обстоятельствами, от них не зависящими, и теперь вот встретились. Он был с ней нежен, как ни с какой другой женщиной.
У кофе был непривычный вкус, и она подумала, что теперь, вероятно, все в ее новой жизни примет новый вкус: и воздух, которым она будет дышать вместе с этим мужчиной, и вода, которую они стаут вместе пить, и кофе… И вкус был восхитительный!
– Я бы хотел знать, что с тобой случилось… Может, я помогу тебе?
– Ты уже помог.
– Как?
– Ты взял билет на тот же самолет… – Она все-таки сказала это. Не смогла не сказать. – Ты женат?
Они долго говорили. Сначала он, потом она. Затем, как бы вместе, объясняя друг другу, как же могло так случиться, что они очень одиноки в то время, как у них есть семьи. Она говорила простыми словами, рассказывала все, как есть, не могла скрыть тот факт, что была замужем за человеком, который не дорожил ею. И о том, как она в поисках семейного счастья совершила очередную ошибку и вышла замуж за Патрика. Показала фотографии Машки. Плакала, глотая слезы и целуя снимки.
Ги более спокойно рассказал о своих дочерях. О студенте-литераторе – любовнике своей жены Сары, о том, что они уже давно не живут вместе, хотя и поддерживают формальные отношения. Нет, он никогда не любил Сару.
– А я любила Крымова.
Сказала и спросила себя: а должна ли она была говорить об этом? Не причинила ли ему боль?
Они вышли из дома голодные и счастливые. Ги повез ее обедать в ресторан. Конечно, это был не такой ресторан, в котором они сегодня обедали с Шубиным, и Юля в который уже раз почувствовала себя виноватой перед своим лучшим другом. Она объяснила это Ги, и только сейчас, спустя несколько часов, что она провела в квартире Ги, она включила свой телефон. Понятное дело – двенадцать непринятых звонков. Шестнадцать сообщений. Все вдруг вспомнили о ней и стали разыскивать. Кроме Мажимеля, который не знал номер питерской сим-карты. Даже Патрик объявился. Крымов узнал номер ее питерского телефона у мамы в Москве, а Патрик, в свою очередь, у Крымова. Что они писали? «Ты где? Срочно позвони!» «Земцова, ты перепугала всех нас…» «Мама переживает, позвони хотя бы ей». И все в таком духе. Переполошились. А может, вздохнули с облегчением? Теперь, когда она уже здесь, и Крымов, и Патрик непременно приедут сюда, чтобы увидеться с ней и объясниться, как она объявит им о своем решении жить с другим мужчиной? Хотя… А с какой стати она должна что-либо кому-то объяснять? Они ей что-нибудь рассказывали о своей жизни? Жили себе и жили. Не тужили.
Она позвонила Шубину.
– Игорь, это я. Прости меня, но мне сейчас надо побыть одной. Ты можешь звонить мне и разговаривать, как обычно.
– Ты жива… Земцова, убил бы тебя, окажись ты под рукой… Разве можно вот так… – Он говорил глухо, сдержанно, и чувствовалось что он страдает. И от того, что страдает она, и от того, что она так поступила с ним, предала, бросила, ни слова не сказав, как последняя эгоистка.
– Игорь, я знаю, мне нет прощения, я совершила ошибку, не позвонив тебе и не предупредив, что не могу сейчас видеть даже тебя… Но это пройдет, ты же знаешь.
– Крымов летит сюда, Патрик – тоже. Крымов позвонил твоей матери и сказал, что с тобой все в порядке.
– Вот и хорошо. Знаешь, у меня не было бы сил все объяснять ей…
– Ты не передумала насчет Патрика? Он звонил мне, и голос у него был просто убитый… Думаю, он ничего не понял и не сопоставил свой ночной разговор со своей родственницей с твоим внезапным отъездом. Я даже подумал…
– Не надо, Игорь, мне не почудилось, я еще пока в своем уме.
– Так ты будешь встречаться со своими бывшими?
– Да. Мне стало намного легче. – Она рукой, затянутой в перчатку, стиснула локоть Ги и прижалась щекой к его плечу. Они стояли под фонарем, и вся улица переливалась желтыми и серебряными бликами. Шел мелкий дождь, похожий на снег. – Мне есть, что им сказать, ты же знаешь…
– Но ты можешь хотя бы сказать, где ты?
– Я в гостинице. Только пожалуйста, не надо меня искать. Спокойной ночи, Игорь…
– Ну, если так, тогда я встречусь с этой девушкой, подружкой Марковой – Валентиной.
– Хорошо. Потом расскажешь мне, когда я немного приду в себя… Прости меня. Ты простил?
– Я простил, – сказал он со вздохом.
Она снова отключила телефон и сунула его в сумку.
– Ты такая красивая… И голодная, и сытая, – говорил ей Ги, сидящий напротив нее и гладящий ее руку. – Пойдем купим тебе шубу. Холодно, а ты в куртке… Мне так хочется тебя одеть, чтобы ты не мерзла… И эти ботинки…
– Я собиралась путешествовать налегке, в удобной одежде и удобных ботинках… – От его прикосновений у нее кружилась голова.
– Пойдем?
– Пойдем.
Они вышли из ресторана и отправились искать меховой магазин.
Глава 7
Она не знала, что творилось с Шубиным, когда он, выйдя из магазина, не обнаружил ее на улице. Не знала и не могла видеть, как он метался по Невскому проспекту, окликая ее, ища в толпе прохожих. Сначала он подумал, что она не поняла, что он вошел в магазин, но потом вспомнил, что довольно внятно произнес: «Ты подожди меня здесь, хорошо?» Но, может, и не внятно, или же она в тот момент думала о чем-то своем и не придала значения его словам. Шла себе и шла… Он выбился из сил, пока не понял, что ее нигде нет и что бессмысленно бегать по Невскому. На звонки ее телефон не отвечал. И тогда он с ужасом понял, что он – никто в ее жизни. Даже не друг, раз она смогла так низко поступить с ним. И все равно, он не имел права злиться на нее, потому что не мог понять всей тяжести свалившихся на нее несчастий. Ведь это с его, шубинской, позиции потеря того же Патрика казалась ему лишь освобождением для Земцовой. А что он знал об их жизни? Это она говорила, что не любит его и все в таком духе. Но какие отношения между ними были на самом деле? Если такая женщина, как Земцова, жила с этим французом, и довольно долго, причем вместе с дочерью, рожденной от другого мужчины, наверное, ей было не так уж и плохо с ним. И помимо уважения, она, вероятно, испытывала к нему и другие чувства. Ведь она спала с ним! Или нет? Да и какое право имеет он, Шубин, развивать эту мысль, если она не касается его. Он сделал для Юли все, что мог. Помог здесь в Питере – встретил, привел в теплую и уютную квартиру, выслушал ее, накормил. Как мог, успокоил…
Все то время, что Земцова была вместе с Ги, он все равно продолжал искать ее на Невском, заходя иногда в кафе, чтобы погреться, выпить горячего чая и перекусить. Когда она позвонила, у него кольнуло сердце. И сразу стало легче дышать. Он вдруг увидел красивые здания, витрины роскошных магазинов, людей, куда-то спешащих… Он почувствовал, что вокруг – жизнь. Пока он не услышал ее голос, он находился где угодно, но только не в Питере. Сам в себе, в своих переживаниях и проблемах. Он страдал, как страдают люди, которым кажется, что они никому не нужны.
– Я простил, – успокоил он ее и немного успокоился сам. Жизнь продолжалась, надо было работать, звонить и встречаться с Филимоновой.
Валентина Филимонова, казалось, ждала его звонка, потому что сразу же согласилась встретиться. В той же кондитерской, в которой он имел счастье беседовать с ее подружкой – Ольгой Зориной.
Едва она показалась в дверях кафе, как все посетители, в том числе и женщины, повернули головы в ее сторону. Настолько она была яркой, хорошо одетой и словно светящейся изнутри. Невысокая, тоненькая, с копной рыжих волос, в меховой курточке песочного цвета и в короткой, такого же цвета юбке, стройные ноги в красных колготках, обуты в красные же изящные сапожки на шпильках. Огромные глаза и ослепительная белозубая улыбка. Она была чудо как хороша, и Шубин невольно привстал со своего места, чтобы окликнуть ее. «Валентина!» Теперь взгляды всех присутствующих в кондитерской обратились к нему. Он понимал, что ничего, кроме недоумения, у посетителей кафе их встреча вызывать не может: что нашла такая красотка в этом лысом, невзрачном парне? Тем не менее Валентина легкой походкой приблизилась к столику, за которым он сидел, и улыбнулась теперь уже непосредственно ему:
– Салют. Вы Шубин?
– Да. Спасибо, что пришли. Можете называть меня просто Игорем.
– О’кей.
От нее пахло свежестью, дождем и чуть-чуть горьковатыми духами.
– Кофе?
– Чай.
Он пошел и принес ей чашку чая.
– Валентина, так случилось, что у вашей подруги Наташи умер дядя. Вы знали его?
– Юлия? Конечно, знала. Мы все его знали. Точнее, видели.
Дальше Шубин начал расспрашивать ее о двадцать третьем октября, но уже не столько для того, чтобы подтвердилось алиби ее подруги Марковой, сколько для того, чтобы понять, что же представляет собой эта молодая и очень красивая женщина. Понятное дело, что она в точности повторила рассказ Ольги Зориной об этой вечеринке. Получалось, что на ней действительно собирались познакомить Наташу с каким-то мужчиной, который старше ее лет на десять. Но он не пришел, вместо него Катя привела какого-то невзрачного, несимпатичного и неинтересного мужика, который Наташе не понравился… Вот, собственно, и вся история. Так что у Наташи есть алиби. Да Шубин в этом уже и не сомневался. В сущности, с Валентиной он мог бы уже и не встречаться. Но он был в Питере, вроде бы работал, расследовал убийство Маркова, к тому же где-то здесь находилась Земцова, которую он не мог оставить. И Крымов это знал (Шубин не имел права скрывать подобную информацию), постоянно звонил Игорю и просил передать трубку Земцовой и не верил, когда тот объяснял ему, что ее поблизости нет, что она скрылась и от него, что живет, вероятно, у каких-то знакомых и звонит ему сама, после чего тотчас отключает телефон. Понятно, что она никого не хочет видеть. Даже Шубина. Крымов недоумевал: такого еще не было, чтобы она так реагировала на его очередную измену. Он подозревал, что у Земцовой произошло что-то серьезное в Париже, но и Патрик не сказал ему ничего существенного, помимо того, что утром обнаружил ее исчезновение. И ни записки, ни объяснения. Но Крымов не верил Патрику. Он знал, что Земцова если и не любит своего нынешнего мужа, то хотя бы уважает, а потому не может вот так взять и уехать, ничего не объяснив. Значит, Патрик где-то просмотрел, не понял, выпустил птичку из клетки…
Крымов рвался в Петербург.
Шубин взял себе кофе, Валентине – еще чаю.
– Скажите, Валентина, это правда, что вы у вашей приятельницы Мещеряковой собирались для того, чтобы познакомиться с мужчинами и, если получится, провести с ними время… Там же, причем…
– Игорь, мне думается, что те посиделки, которые мы устраивали у Кати, не имеют никакого отношения к убийству Наташиного дяди. И вы расспрашиваете меня лишь для того, чтобы удовлетворить свое любопытство, во-первых, во-вторых, желаете потянуть время, чтобы удержать меня подольше. Ведь так?
– Так.
– Думаю, обо всем этом вам рассказала Ольга. Она любит шокировать людей, особенно мужчин. Но я вам ничего не расскажу. Вот так-то вот. – И она улыбнулась ему, показывая свои чудесные белые зубки.
– А что вы могли бы рассказать о Юлии Маркове?
– Спокойный, даже какой-то таинственный мужчина. Хорош собой. Мы все положили на него глаз, если вы об этом. Он не мог не понравиться.
– А вы? Неужели вы ему не понравились?
Шубин почувствовал, как начинают пылать его уши. Какого черта он делает в Питере? Разве с самого начала не было ясно, что его приезд сюда – ошибка. Непростительная трата денег. Во-первых, своим поведением он унизил и отдалил от себя Наташу Маркову, клиентку. Во-вторых, он сунул нос в женское осиное гнездо и выглядит теперь просто смешно… Ведь эти женщины наверняка смеются над ним и ждут, когда же он наконец выберет одну из них, чтобы потом разорвать на куски… Вот и Валентина сидит сейчас и смотрит на него с нескрываемой насмешкой, если не презрением.
По-хорошему, ему надо бы прекратить все эти расспросы и заняться поиском Земцовой. Что она делает в гостинице? Тоскует по своей прежней, полной приключений жизни, напившись вина по самые уши и забравшись под казенное одеяло? Вино? Прежде за ней этого не водилось. Значит, просто лежит под одеялом и плачет, скулит, бедняжка, отказавшись от его помощи, заботы, ласки… Даже с собакой бы она так не поступила, как с ним. Значит ли это, что ему следует обидеться и покинуть Питер, уступив место Крымову? А почему бы и нет? Он все-таки ее бывший муж. К тому же он все равно сюда собирается. Тут Шубин вспомнил, что сам посоветовал Земцовой набраться терпения, собрать всю свою решимость и переговорить с обоими мужьями о своем будущем. Они – богатые люди, вот пусть и выполнят свой мужской долг, дадут ей возможность жить безбедно и свободно. Она вполне этого заслуживает. Но не ему, не Шубину, устраивать им встречу и организовывать эти самые переговоры. Он здесь ни при чем. И будет присутствовать при встрече или встречах лишь в том случае, если она сама попросит его об этом.
А пока что он сидел в кондитерской перед очаровательной, незнакомой молодой женщиной и делал вид, что ведет расследование убийства «настройщика». Что он успел выяснить за эти два дня, что находится в Петербурге? То, что у Натальи Марковой есть алиби. Что питерские женщины в отличие от саратовских более раскованны и развлекаются как хотят… И все же… Несмотря на всю абсурдность этой питерской поездки, получается, что он приехал сюда с другой, более значительной миссией – встретиться здесь с Земцовой. Словно знал заранее, что увидит ее. Во всяком случае, Крымов при всей своей прозорливости может именно так объяснить себе эту его поездку. И со стороны получится, будто Шубин предал друга, не сообщив ему о том, что Земцова собирается в Питер…
– Игорь, может, вы все-таки произнесете хоть слово. Я понимаю, конечно, у вас очень серьезная и ответственная работа, но не до такой же степени… Алло… – И Валентина похлопала его ладошкой по плечу. – Очнитесь!
Она так хорошо и по-доброму улыбалась, что у Шубина потеплело на сердце.
– Вот скажите мне, Валя, что бы вы сделали, как среагировали бы, если бы узнали, причем в один вечер, что вас бросили сразу три ваших любовника?
– Сколько?.. – Она, откинувшись на спинку стула, звонко расхохоталась, чем снова привлекла к себе и без того повышенное внимание посетителей кондитерской. – Да у меня больше двух одновременно никогда и не бывает.
– Я неправильно высказался. Один – законный муж. Другой – бывший муж, с которым вы переписываетесь по Интернету, третий – просто молоденький козлик, которого вы держали при себе для развлечения…
– Интересная схема. А я кого люблю – всех троих или одного козлика?
– Возможно, бывшего мужа.
– Знаете, Игорь, меня часто бросали мужчины. Но если бы я переживала по этому поводу, то давно бы… улетела на небо… Знаете, как я бы пережила весь этот кошмар, это предательство?
– Как?
– Нашла бы в толпе красивого мужчину, подошла бы к нему и поцеловала… Уверена, он спас бы меня от одиночества, хотя бы на время… – Она сказала это необычайно серьезно, так, что у Шубина мороз пошел по коже, когда он представил себе Земцову, поцеловавшую на Невском постороннего мужчину.
– Это будет свидетельствовать о вашей силе или слабости? – не понял он.