Часы показывали начало третьего. Я заказала себе кофе и стала ждать Вагиза. Но Вагиза я не дождалась. Минут через десять пришел какой-то парень, одетый в спецформу обслуги и, пробежав взглядом по малочисленной публике, наткнулся на меня. Он сразу же направился ко мне и, вручив мне белый конвертик, сказал, что это «то, что вы просили», после чего так же быстро ретировался. Я даже и спасибо ему сказать не успела.
Открыв конверт, я обнаружила там листок бумаги, на котором наскоро неразборчивым почерком было написано, что вместе с Высотиным за два дня до его трагической гибели из Москвы прибыли: Сергей Белостоков, некий Павел Михайлов, некая Людмила Мильская, а также Иван Иванович Григорьев, который, кстати сказать, прибыл раньше честной компании всего на несколько часов. А вчерашним рейсом нагрянули и остальные: Лада, Пантелеев, Гафизов и еще двое людей под общей фамилией — Самойловы.
И наконец я обнаружила то, что больше всего меня интересовало. Кто же посещал Высотина? А никто. То есть никто у него из живущих не в гостинице не был. Слабенькая надежда на то, что вот таким простеньким способом мне удастся узнать, был ли накануне смерти у Высотина Иван Иванович, не оправдалась. Увы, придется все-таки спрашивать у него самого.
Собственно, из этой докладной записки я поняла, что следует выяснить, кто же такие Михайлов и Мильская, связаны ли они как-то с Высотиным и не могли ли быть заинтересованными в его смерти хоть каким-то образом. И вообще, кому это могло быть выгодно?
В том, что самоубийство на самом деле является настоящим убийством, что очень и очень вероятно, я не сомневалась. Конечно, было интересно узнать, что скажет по этому поводу мой друг, патологоанатом Толик. Однако факт оставался фактом: фотографии, где на шее у покойного явно заметны следы чьих-то пальцев. А если прибавить к этому вывод, сделанный тем же господином Пантелеевым, да и Сергеем, что у Высотина по большому счету и причин-то для самоубийства не было? Да наложить одно на другое? Тогда многое становится ясным. Искать нужно не причины, подтолкнувшие Высотина к самоубийству, а вполне конкретного человека, который помог поэту отправиться на тот свет, причем пытается представить это как самоубийство. Если бы не школьный друг покойного, план бы наверняка удался.
Я расплатилась за кофе и поехала домой, чтобы привести себя в порядок перед встречей.
Глава 4
Конечно, собиралась я очень тщательно, ожидая от этой встречи многого, но, как выяснилось, не того, что получилось на самом деле.
Сергей позвонил в шесть. Признаться, услышав его голос, я даже обрадовалась.
— Привет, Таня, это Сергей, — сказал он. — Еще не передумала насчет встречи? — В его голосе слышались вполне игривые нотки.
— Не дождетесь, — откликнулась я.
— Тогда, знаешь, я подумал, что, может, прямо в гостиничном ресторане и поужинаем? Что скажешь?
— Я не против, — сказала я таким тоном, по которому, пожалуй, нетрудно было догадаться, что на самом-то деле я против, и даже очень.
— Отлично, — не услышав моего укора, сказал Сергей. — Если хочешь, я за тобой заеду.
— Заезжай, — сказала в ответ я, хотя надобности в этом не было.
— Отлично, — снова проговорил Сергей. — Примерно без четверти семь я подъеду к твоему дому и позвоню.
— Договорились!
Я выбрала скромненький миленький синенький костюмчик — жакетик и юбочку до колена. Простенько и со вкусом. Да и на улице стояло все-таки не лето. Словом, я оделась и в ожидании звонка села покурить. У меня к Сергею было много вопросов, и я непременно собиралась их все задать.
Наконец он позвонил, сказал, что ждет меня внизу. Я спустилась и села в такси, в котором Сергей за мной приехал.
— Как настроение? — спросил он.
— Не хуже и не лучше, — ответила я.
— А новости есть?
— Об этом позже, — неопределенно проговорила я. — Есть вопросы.
— Об этом позже, — в тон мне заметил Сергей.
Мы, заключив таким образом нечто вроде соглашения, стали говорить о вещах, совершенно отвлеченных: погоде, кино, книгах…
Уже в гостиничном холле Сергей, вместо того чтобы свернуть направо, в ресторан, посмотрел на меня как-то странно и предложил:
— Может быть, поужинаем в моем номере?
Я еще ничего не успела сказать, как он тут же поспешил добавить:
— Ведь нам надо поговорить. Согласись, в моем номере обстановка для серьезного разговора куда более располагающая.
И я согласилась. Мы поднялись к нему. Его апартаменты оказались куда более скромными, чем у Высотина. Сергей позвонил и заказал ужин. Мы устроились в креслах.
— Вина? — спросил Сергей.
— Давай, — ответила я.
Когда вино было разлито по бокалам, я все-таки приступила к своим непосредственным обязанностям.
— Послушай, Сережа, — начала я, — а с кем вы приехали?
— В смысле? Сюда? — Я кивнула. — С нами было еще двое. Семинар ведь должен был начаться на следующей неделе, и приехало всего несколько человек. Мы с Алексом, секретарь нашего фонда и администратор.
— А как их фамилии? — поинтересовалась я.
— Людмила Мильская и Павел Михайлов.
— А вот интересно, Сережа, где вы все трое были в тот момент, когда Высотин…
— Но ведь он же сам… — как-то растерянно перебил меня Сергей.
— И все равно, — упрямо повторила я. — Неужели никто не поинтересовался вашим алиби?
— Поинтересовались, — вздохнув, проговорил он. — Но мы спали каждый в своем номере. Точнее, мы с Людой были в гостинице, а Павел поехал на турбазу договариваться насчет семинара.
— А что, Сережа, — снова заговорила я, — Алекс был состоятельным человеком?
— Интересуешься тем, что после него осталось? — усмехнулся он. — Но, Таня, ведь я просил тебя узнать только о том, встречался ли Алекс с Григорьевым.
— А почему ты решил, Сережа, что с просьбой о расследовании только ты один ко мне и обратился? — парировала я его выпад.
— А что, есть еще кто-то? — удивился Сергей.
— Ты мне лучше другое скажи, — проговорила я, — кто становится президентом фонда после всего…
— Я, — сказал Сергей. — Понимаю, куда ты клонишь, но, Таня…
В этот момент в дверь номера постучали. Выяснилось, что принесли заказанный ужин. Пока расставляли приборы и блюда, мы с Сергеем молчали, даже не смотрели друг на друга, но обстановочка как-то заметно накалилась, мне даже и есть расхотелось.
Наконец гостиничный официант удалился, пожелав приятного аппетита. Сергей закрыл за ним дверь, повернулся ко мне и промолвил:
— Тебя интересует, был ли у меня мотив?
Я снова кивнула.
— Внешне, Таня, — тяжело вздохнув, проговорил Сережа, — мотив был и есть — это фонд, президентом которого сейчас я могу стать. Но дело в том, что я не стану президентом. Я согласен был стать заместителем Алекса, но тащить на себе эту ношу… Нет, я не чувствую себя готовым и способным на такое.
Он пересек свои скромные апартаменты и остановился у окна. Обстановка почему-то сразу стала легче. Я посмотрела на него внимательней.
— Как только вернемся в Москву, я поставлю вопрос на голосование, — продолжил он, — а сам уйду в отставку. Так что…
— Так что у тебя не было мотива, — закончила я вместо него. — Но тогда чего ты испугался? — Я подошла к Сергею.
— Знаешь, чего я всегда боялся больше всего? — Он повернулся ко мне и посмотрел в глаза. — Сплетен. Есть люди, которые могут жить со шлейфом слухов, и их это не смущает. А есть другие. Может, я комплексую и не уверен в себе, но сплетни… Я всегда их боялся, и теперь…
— Понимаю. — Я осторожно коснулась его плеча. — Наверное, если бы тебя нельзя было заподозрить в желании занять место президента, ты бы не решил уйти в отставку и ноша не показалась бы тебе такой тяжелой?
— Возможно. Я об этом не думал, — покачал он головой. — В любом случае ситуация иная. Меня всегда поражало, как спокойно Алекс относится к разгромным статьям Григорьева. Меня критиковали только однажды, и после этого я впал в затяжную депрессию, потому что это была даже не критика, а самая настоящая ругань.
— Скажи, Сережа, — я провела рукой по его плечу, — а какие отношения у тебя с Артуром?
— Плохие у нас отношения, — горько усмехнулся Сергей. — Я так и знал, что Пантелей насплетничает. Между мной и Ариком настоящая конфронтация, и, с чего это началось, ни он, ни я уже не помним. Просто так было всегда. Когда мы были помоложе, это было мальчишеское соперничество, но теперь это уже просто манера общения.
— А почему же вы общаетесь?
— Нас связывал Алекс. Он как-то умел притушить нашу агрессию, потому что удостаивал нас обоих своей дружбой. — Белостоков замолчал, внимательней всмотрелся в мои глаза, а потом неожиданно продолжил: — У тебя кто-нибудь есть?
— Что? — Я даже не сразу поняла, о чем он.
— Что? — Я даже не сразу поняла, о чем он.
— У тебя есть мужчина, друг, жених?
— Нет, но какое это?.. — Договорить он мне не дал, а просто и стремительно наклонился к моим губам.
Это было так же неожиданно, как и ожидаемо. Ожидаемо с самого первого момента нашей встречи. Да, именно этого я и ждала…
* * *Примерно через полтора часа я поняла, что нарушила негласный этикет сыщиков. Понимание было ужасно, это было предательство самой себя как профессионала, но не менее ужасным стало осознание того, что я просто не могла устоять. Такое случается иногда, а причину, по которой происходят подобные вещи, можно искать всю жизнь, но так и не найти. Я просто чувствовала: произошло то, что и должно было произойти. Наверное, я именно это знала, когда решила про себя, только впервые встретившись с ним глазами, что этот человек будет в моей жизни. Какой смысл теперь предаваться рефлексии?
Я приняла душ, стараясь привести в порядок не только свой внешний вид, но, если возможно, достичь хоть минимальной внутренней гармонии. Случившегося не исправишь, но это не значит, что… А тут я подумала, что это как раз и значит, что Сергея я не подозреваю ни в чем. У меня даже мыслей никаких нет на этот счет. Значит, остаются Артур и Лада. Господи, пусть только Сережа окажется ни при чем! Я вышла из ванной, приняв неожиданное решение, освобождавшее меня от дальнейших мук совести.
— Знаешь, — сказала я, усаживаясь на край кровати, где все еще лежал Сергей, — полагаю, теперь я должна просто отказаться от этого дела.
— Почему? — Он погладил меня по руке. — Из-за того, что с нами случилось? Но какая связь?
— Связь очевидна, Сережа, — вздохнула я. — Я нарушила кодекс чести. Это как у врачей клятва Гиппократа, как у монахов целибат…
— А, — понимающе кивнул он и улыбнулся. — Ты оказалась в постели с подозреваемым?
— Хуже, с клиентом! Меня могут лишить лицензии!
— А мы никому не скажем, — пообещал Сергей.
— Дело не в этом. Я просто не имею права вести расследование, да и смысла, если честно, не вижу. Я ничего не понимаю и не хочу понимать.
— Таня, это важно, — посерьезнев, проговорил Сергей. — Важно установить правду. Ты должна это сделать.
Замолчав, я закурила. Сергей тоже взял сигарету.
— Но я не могу, Сережа, потому что теперь ты мой любовник.
— Как мы можем исправить ситуацию? — спросил он, придвигаясь ко мне ближе. — Ну, мы можем что-то сделать, чтобы не менять наши отношения и чтобы ты могла с чистой совестью продолжать расследование?
Я задумалась. А если я задумалась, то означало, что Таня Иванова не так уж сильно изменилась, как может показаться.
— Значит, ты собрался писать заявление и отказываться от президентства? — уточнила я через несколько минут.
— Собрался, — подтвердил Сергей.
— Что ж, тогда я могу тебя не подозревать, если, конечно, у тебя не предвидится никакой другой выгоды, — добавила я многозначительно. — Если наоборот, скажи сразу, я ведь все равно узнаю.
— Никакой, честно. Если ты захочешь, я даже могу переехать из Москвы в Тарасов. Правда, пока только временно. — Он затушил сигарету и посмотрел на меня.
— Ага. — Я тоже притушила свою. — В таком случае я, пожалуй, продолжу расследование, если это так важно. Но нам придется скрывать наши отношения, чтобы избежать сплетен.
— Придется пойти на такую большую жертву, но только не сейчас! — проворковал Сергей и обнял меня.
— Нет! — решительно отстранилась я от него. — С этого момента я снова только сыщик. Не мучай меня, если хочешь, чтобы я довела это расследование.
— Но… — попытался было возразить Сергей.
— Никаких «но», Сережа, — еще решительней отвергла я его объятия, боясь, что если дам слабину, то опять на ближайшие часы напрочь забуду обо всех расследованиях, вместе взятых. — Нельзя смешивать работу и личные отношения, — учительским тоном проговорила я. — Это никогда не доводит до добра. Знаю по собственному опыту. Сейчас что-нибудь поедим, а потом я поеду: мне еще нужно заглянуть в одно место. Это важно. Только не обижайся. — Я погладила его по щеке, добавив уже мягче: — Лучше помоги мне, чтобы все это скорее закончилось.
— Как? — серьезно поинтересовался Сергей. — Скажи, что нужно делать.
— В данный момент просто отпустить меня. — Я встала с кровати и начала одеваться. — Кстати, Иван Иванович собирается обвинить Алекса в плагиате.
— Что? — Сергей даже подскочил. — Алекса?! Ничего глупее не слышал! Откуда ты это знаешь?
— От него самого. — Я сдержала улыбку, посмотрев на взъерошенного Сережу. — Я говорила, что для меня в этой истории есть темные пятна, и плагиат — одно из них. Именно это я и собираюсь выяснить в ближайшие дни. Буквально завтра.
— Что именно? Не скажешь?
— Нет, — улыбнулась я.
— Ты мне не доверяешь? — обиделся Сережа.
— Я думала, тебе известно, — ответила я, все еще улыбаясь, — что это не та категория вопросов, которые следует задавать сыщикам.
Подойдя к Сергею, я чмокнула его в губы и повторила:
— Я ужасно проголодалась. Ты идешь?
Он нехотя выбрался из постели и, натянув брюки, сел за стол. Мы перекусили, поболтали о каких-то пустяках, не касаясь темы расследования. Только один раз он спросил, прищурившись:
— Так кто же все-таки еще интересуется этим делом?
— Да так, один человек, — неопределенно откликнулась я. — Ну все, мне пора. Не отключай мобильный, я тебе позвоню.
— Буду ждать, — заверил он меня, проводил до дверей и поцеловал на прощание.
Многое в этой истории мне действительно было неясным, но самое, пожалуй, главное, что меня смущало, так это то, что я вообще взялась за это дело. Почему друзья Высотина так стремятся выяснить обстоятельства его самоубийства, раз уж полагают, что это было самоубийство? Ну мало ли из-за чего человек устал жить. Может, для него болезнь казалась страшнее, чем удавка? Может, нервы не выдержали? Да и вообще, расследовать самоубийство так же практически невозможно, как прыгать с самолета без парашюта. Вернее, прыгнуть-то можно, а вот на благополучное приземление рассчитывать не приходится. Мне тоже сейчас не приходилось рассчитывать на благополучный исход. Но уж с плагиатом-то я вполне могла разобраться и даже приготовилась к тому, что Высотин мог своровать стишок; по крайней мере, тогда бы можно было закрыть это дело, предположив, что именно боязнь стать парией в глазах коллег подтолкнула его к самоубийству. И меня даже не смущало проигранное в этом случае пари: уж с Григорьевым-то я как-нибудь разобралась бы. В общем, мне просто очень хотелось как можно скорее завершить дело. Но, увы, моим надеждам не суждено было сбыться.
* * *Я позвонила Толику. Он оказался, как и обещал, на месте.
— Конечно, Таня, через пятнадцать минут буду в твоем распоряжении, — лаконично ответил патологоанатом.
— Отлично, встретимся у входа?
Я заказала такси и поехала к Толику. Конечно, время было не самое подходящее, как-никак десять часов вечера, но он дежурил, а я после «ужина» с Сергеем спать и вовсе не хотела. Словом, я вышла из машины у серого здания судмедэкспертизы и увидела под фонарем долговязую Толькину фигуру.
— Привет еще раз, — просиял он глазами из-под очков. — Выглядишь замечательно, хотя тебя явно что-то тревожит. Чем тебе может помочь твой скромный поклонник?
— Толя, — улыбнулась я и чмокнула его в колючую щеку, — ты как раз-то и можешь помочь. Я бы сказала — только ты один.
— Польщен! Зайдем ко мне?
Мы прошли темным коридором в его кабинет, как всегда, заваленный кучей бумаг, с зелеными стенами, оклеенными фотографиями собак и детей. Толя считал, что это расслабляет. Как у всякого патологоанатома, у него были свои странности.
— Так в чем дело? — Он сел за стол и сплел свои тонкие музыкальные пальцы.
— Толя, — я опустилась на стул напротив, — скажи, ты можешь узнать, как фамилия человека, который проводил судмедэкспертизу над телом некоего Алекса Высотина?
— Легко, — ухмыльнулся Толя. — Это я.
— Ты? — Я обомлела от удивления. На ловца, как говорится… — И что?
— Что? Выражайся, пожалуйста, яснее, — попросил он.
— Ну что ты можешь сказать как эксперт? Он сам того…
— Причина смерти — удушение электрическим шнуром, — беззаботно произнес Толик. — Суицид. Сам он, Танечка, сам. Можешь не сомневаться.
— Тогда взгляни сюда. — Я порылась в сумке и извлекла фотографии, врученные мне пару дней назад.
Толя поправил очки, взял фотографии и изучал их в течение нескольких, томительных для меня минут.
— А что тебя именно интересует? — пожал он плечами.
— Как это что? — ахнула я. — Разве ты не видишь у трупа на шее синяки?
— А ты, Таня, сама разве не увидела, что это два разных человека? Вот это Высотин, таким его привезли. Это было еще до вскрытия. — Он протянул мне две фотографии общего плана. — А вот это шея какого-то неизвестного субъекта.