— Не стану касаться вашего вчерашнего поведения. Насколь ко оно соответствует чести русского офицера — вам разъяснит начальство. Поговорим о другом. Штабс-капитан Сергеев-третий, в компании которого вы вчера пировали, сегодня поутру найден убитым.
— Как убитым? — воскликнул тот, что повыше и позадиристей, поручик Шеховцов.
— Убитым или мертвым? — уточнил, побледнев, второй офицер, поручик Мартынов.
— Живот распорот от диафрагмы до паха. Внутренности, естественно, вывалились. Штабс-капитан пробовал запихнуть их обратно руками… Это была очень мучительная смерть.
Все офицеры, не сговариваясь, перекрестились на икону в углу.
— Когда и где вы вчера расстались?
— Тотчас после… ну, той сцены во дворе, — ответил Мартынов и покосился на полкового командира. Тот немедленно показал ему кулак, и поручик воспрянул духом. Видимо, характер у князя был отходчивый.
— Куда направился штабс-капитан?
— Он вчера был при деньгах, — заявил Шеховцов. — Впрочем, Сергеев-третий всегда при деньгах. Откуда только берет? Мы с Мартыновым поняли, что… перегнули палку. И решили вернуться в полк. А он сказал: нет, я еще не набесился! Звал и нас. Сказал, что пойдет к Ванде.
— Кто эта Ванда?
— Понятия не имею.
— А вы, Мартынов?
— Тоже. Мы только второй раз так загуляли с Сергеевым. Он… недалекий. И неприятный. Особенно как выпьет.
— Зачем же вы водились с таким человеком?
Поручики промолчали.
— Деньги, всё деньги… — сокрушенно пробормотал батальонер. — Жалование поручика со столовыми и квартирными — пятьдесят три рубля! За вычетами остается вообще тридцать пять. Как хочешь, так и живи… А погулять охота, пока молодой. Я хоть и полковник, иной раз тянет целковому голову свернуть.
Неожиданно Иванов оторвался от протокола и сказал:
— На Иерусалимской аллее есть шикарный ресторан, назы вается «У Ванды».
— Действительно шикарный? — почему-то шепотом поинтересовался Шеховцов.
— Не знаю. Не был. У меня жалованье — двадцать пять рублей.
Повисла неловкая пауза, которую прервал вопросом Лыков:
— Что имеете сказать о круге знакомых покойного?
— Спросите об этом в Александровской бригаде, — с вызовом ответил Шеховцов. Алексей вспомнил, что и в подворотне он вел себя более развязно.
— Ваш характер, поручик, я уяснил еще вчера. Вы были достойным напарником вздорного скандалиста Сергеева.
— Я не позволю…
— Молчать! — рявкнул командир полка.
— Тут решается, оставаться ли вам в офицерах, — продолжил Лыков, — а вы интересуетесь репутацией ресторана «У Ванды».
— А что мы такого сделали? — возмутился поручик. — Ну, поставили на место полячишек! Пусть знают! А то совсем распустились, не хотели обслужить.
— Еще вызвали на дуэль русского, что решился прекратить ваше хамство. А когда тот пригрозил, что отделает всех на кулачки, хотя бы вас и трое, — что тогда случилось?
В кабинете наступила тишина, зловещая и тягостная. Моло дые офицеры, красные от стыда, переминались с ноги на ногу. На Мартынова вообще жалко было смотреть… Наконец Вадбольский скомандовал:
— Выйдите за дверь и ждите, когда вас позовут.
Поручики удалились в коридор. Князь смотрел на Лыкова, в глазах его смешались злость и сожаление.
— Что делать, Алексей Николаевич? Знал я, что Шеховцов беспокойный, но чтобы такое… Бурбон! Прогнать бы его из полка, да Мартынова жалко! Скромный и порядочный, готовится к поступлению в Академию Генерального штаба. И в полуроте у него ажур. Но нельзя за один и тот же проступок первого выгнать, а второго оставить!
— Нельзя, — согласился Лыков. — Но это, князь, в вашей власти. Я обещал, что не буду давать хода вопросу об их поведении, и обещание свое выполню. А вы возьмите бурбона на заметку. Если он сейчас ничего не понял, то и не поймет никогда. И снова по характеру вляпается. Тогда уж гоните без жалости.
— Спасибо вам, Алексей Николаевич. За понимание и что честь полка бережете, хотя мы вам никто. Эх, молодежь-холостежь… Андрюша, позови этих!
Поручики вернулись, тревожно глядя на князя.
— Господин Лыков обещал нам с полковником Первухиным не подавать рапорта о вашем проступке. Ему некогда заниматься кляузами, он убийц ловит… И еще он просил за вас перед нами. Выставил ту сцену в подворотне, когда вы драпанули, как зайцы, в приличном свете. Защищает.
Офицеры молча покосились на сыщика.
— Кстати, чтоб вы знали, на кого замахнулись, — продолжил князь. — Господин Лыков — георгиевский кавалер за турецкую войну!
— Еще у него Анна второй степени с мечами, — неожиданно дополнил полковника Иванов.
— Это как же? — повернулся тот к Алексею. — Или вы были офицером?
— Нет, — пояснил Егор. — Орден с мечами вручен ему как чиновнику эмвэдэ в виде совершенного исключения. За участие в военной экспедиции в недоступные области Дагестана. Именным указом государя.
Князь посмотрел на Лыкова, тот молча кивнул.
— Так я продолжу. Вчерашний прискорбный инцидент должен был бы стоить вам обоим погон. И дело не в поляках-кельнерах. Вы легкомысленно поставили на карту честь полка. Славного Белозерского генерал-фельдмаршала князя Волконского полка! Ваши пьяные аллюры, исполни господин Лыков свою угрозу, кончились бы объяснением с генерал-адъютантом Гурко. Что бы вы ответили ему на вопрос, где ваши сабли? Что бы я ему ответил?
Полковой командир энергически прокашлялся, потом продолжил уже спокойным голосом:
— Благодаря заступничеству Алексея Николаевича ваше дело предается забвению. Вопрос о выходе из полка не стоит. В ближайшие дни я сообщу о форме дисциплинарного наказания, которому вас подвергну. Всем объяснять, что попались мне в городе под хмельком. Понятно?
— Так точно!
— В случае повторного нарушения обычаев офицерской чести — именно так я расцениваю ваш проступок — вылетите из полка. Поручик Шеховцов!
— Слушаю, ваше сиятельство!
— Ваше сегодняшнее поведение показывает, что вам особенно трудно служить. Вы меня понимаете?
Офицер хотел что-то возразить, но сделал над собой усилие и ответил:
— Так точно!
— Впредь каждый ваш шаг будет рассматриваться мною и старшими офицерами полка под лупой. Свободны!
Лыков расстался с полковниками по-дружески. На улице он спросил у своего помощника:
— Откуда узнал про Анну с мечами?
— Гриневецкий вчера зачитал составу отделения выдержки из вашего дела.
— Это для чего?
— Чтобы держали ухо востро. Еще Эрнест Феликсович добавил: «Лыков — человек боевой, смотрите и учитесь!» Я вижу теперь, что он не ошибся.
— Хм… Поглядим, как пойдет эта учеба. Ты извини, что я тебе тыкаю. На людях буду стараться на «вы» и по имени-отчеству. Ты тоже мне один на один говори «ты», ладно?
— Я не хочу вам тыкать.
— Почему? — нахмурился Алексей.
— Рано пока! Да я все равно всем выкаю, как не имеющий чина. И мне все в ответ тоже. Сторонятся. Дистанцию держат. А вы, Алексей Николаевич, мой выигрышный лотерейный билет, так и знайте!
— В каком смысле?
— Я служу в сыскном отделении два года. По закону как окончивший полный курс гимназии должен уже получить классный чин. Но меня обходят, потому что русский. Так по всей полиции. В других отраслях управления чаще не жалуют поляков.
— Ну и переходи туда! Невозможно жить на двадцать пять рублей!
— Нет. Я хочу быть именно сыщиком. И способности чувствую… только не смейтесь! Ну, наблюдательность тренирую, память, книги по криминалистике читаю. А жалованье — да, крохотное. Матушка получает пенсию за отца. Он был майор, служил помощником уездного начальника. Умер четыре года назад. Открылась рана, полученная от косиньеров…[22] Пенсия хорошая — сорок шесть рублей в месяц! Еще мы сдаем комнату под ученическую квартиру для реалистов, этим преимущественно и живем.
— У меня отец тоже косиньерами был изранен. Только он выше поручика не пошел — отставлен по состоянию здоровья. Десять лет как умер. Но я не понял про лотерейный билет.
— Ну как же! Вы убийцу Емельянова как пить дать найдете. Я ваш помощник в этом деле. Обер-полицмейстер, глядишь, и заметит мое усердие, выдвинет на классный чин. С моим образованием могу дослужиться до восьмого класса. Буду очень стараться, Алексей Николаевич! Понимаю, что из всех агентов отделения я самый неопытный. Зато русский!
— Ладно, поглядим. Твое знание города и польского характера мне сейчас нужно. Насчет классного чина — попробую что-нибудь сделать. И ты не зевай! А теперь поехали на Иерусалимскую аллею.
— Алексей Николаевич, а не лучше ли к судебному следователю? Ведь текущие дела до вас не относятся. Убийство Емельянова — ваше, а Сергеева-третьего — формально нет.
— Я подозреваю, что они связаны. Там прошло уже два месяца, улики сразу не нашли, и след потерян. А тут свежее все! Если действовать напористо — мы их поймаем. Поверь, землю рыть я умею!
— Я подозреваю, что они связаны. Там прошло уже два месяца, улики сразу не нашли, и след потерян. А тут свежее все! Если действовать напористо — мы их поймаем. Поверь, землю рыть я умею!
— Но давайте хоть сначала заедем в отделение. Нарбутт мог за это время что-нибудь найти. Он большой знаток варшавского преступного мира. И фактически руководит сыскной полицией, с полного согласия Гриневецкого. Они друзья.
— За что его сняли с должности?
— Поймал на мошенничестве полковника из военно-окружного управления.[23] Представил доказательства, свидетелей. Дело забрала военная юстиция, и в итоге полковника перевели в Одесский округ на генеральскую должность! А Витольда Зеноновича сам Гурко приказал снять с начальников отделения «за пристрастное отношение к русскому офицерству». После этого все обходят нас как чумных. Вы вчера выкинули буянов в погонах из ресторана. А я вам вот что скажу: впервые за четыре года они получили отпор!
— Да, наши вояки любят безнаказанность. Особенно здесь, где все держится на армии. Но хватит балаболить, поехали к Ванде.
— Не в отделение?
— К Ванде. Хорошо, если Нарбутт взял след. Но там обойдутся и без нас. Мы заходим со своего конца. Сергеев-третий был еще жив, когда направился в ресторацию на Иерусалимской аллее. А утром — уже мертв. Надо в этом разобраться. Вперед, молодежь-холостежь!
Глава 5 Убийцы
Ресторация «У Ванды» действительно оказалась завлекательной. Перекресток Иерусалимской аллеи и Нового Света — место бойкое. Когда сыщики вошли в заведение, к ним подбежал пожилой официант и сказал извиняющимся голосом:
— Ни одного столика нет, шановны панове! Самый обед. Не угодно ли сделать заказ и прийти через полчаса? Я вам хорошее место оставлю.
Лыков осмотрел зал — и правда, битком! — и заявил старику, понизив голос:
— Сыскная полиция. Проведите нас к распорядителю.
— Слушаюсь!
В крохотном кабинете уютный толстяк долго читал полицейский билет Лыкова. Потом так же долго разглядывал самого коллежского асессора. Наконец он осторожно сообщил:
— Вы из самого Департамента полиции.
— Да, там написано.
— А какое дело, позвольте спросить, Департаменту самой полиции до нашей рэстаурацьи?
— Я временно прикомандирован к варшавскому сыскному отделению.
— В вашем билете ничего об этом.
— Не успели оформить. Вы, кажется, желаете проехать на Сенаторскую? И там ответить на мои вопросы?
— Нет-нет, зачем?! Я с удовольствием отвечу здесь. Просто подумал, что пан занимается политикой. У нас респектабельное место, люди кушают и выпивают. Политикой никто не интересуется. Я вас уверяю! Так что вы хотите спросить?
— Вам известен штабс-капитан Сергеев-третий из Александровской бригады пограничной стражи? Высокий громкоголосый брюнет. Часто бывает при деньгах. Часто бывает весьма развязным.
Ресторатор сразу же закивал:
— Да-да, я знаю, о ком вы говорите. Этот пан ходит к нам, да.
— Вчера он тоже был?
— Приходил. Скушал судака, выпил польского меда, а потом — пф-ф-ф! — еще и вудки.
— Шумел?
— Мы хорошо знаем характер пана. Он… неприятный субъект, извините. Именно вчера он не шумел. Не успел. Отвлекся на даму.
— Как она выглядела?
— Точно не скажу. На ней была вуалетка, что закрывает пув тважа… пол-лица. Но чувствовалось, что пани очень красивая. Такая фигура! А бюст! О!.. И к тому же модно одетая. На пальце сапфир размером в два злотых!
— Рост, цвет волос? Особые приметы? Была ли она у вас раньше?
— Рост… как это по-русски? Вам по брови, да. Брюнетка. А особых примет никаких. Разве только, что пани очень чекавы,[24] хе-хе…
— Вспомните, пожалуйста, все до мелочей. Это очень важно.
— Ах, важно? Что вчера натворил пан Сергеев? Снова с кем-то повздорил?
— Что значит «снова»? Он в вашем заведении уже буянил?
— Этот несносный пан буянит всегда. Мы уже привыкли. Дупек![25] Такой рад испортить людям настроение. Но вчера пани остановила его одним жестом.
— Значит, раньше вы ее не видели?
— Нет, никогда. Я часто обхожу зал, всех постоянных знаю по именам. Людям нравится, когда их называют по именам… Так они охотнее оставляют напивэк.
— Что оставляют? — удивился Лыков.
— Напивэк — это чаевые, — объяснил Егор.
— То так. Интересная пани пришла вчера в первый раз.
— Дама подсела к штабс-капитану? Или он сам устроился за ее столик?
— Нет, когда пан Сергеев пришел, пани еще не было. И он стал кушать судака. А потом перемешал мед с вудкой. Мы уже понимаем, что будет дальше. Но пан — русский офицер, его нельзя вывести под руки на улицу. У него сбоку висит сабля. Знаете, в позапрошлом годе офицер зарубил такой саблей кельнера. Совсем зарубил, до смерти. А в прошлом — отрезал ухо такому, как я, распорядителю, пану Старчаку. В саду Фраскати. И через неделю явился туда снова, как ни в чем не бывало… Так говорится у русских?
— Да. Но что насчет дамы? Она не из…?
— Нет, что вы! Не из таких. К нам ходят три или четыре… без них рэстаурацьи нельзя, вы же понимаете. Билетных мы не пускаем. А вот первый класс, которые на врачебно-полицейский осмотр приезжают в собственных экипажах… Таких пускаем. Но пани не из их числа. Это сразу видно.
— Как они познакомились?
— О, то была картина! Я находился в зале и всё… зрел лицом, да. Она вошла без спутника. Варшавянки очень эмансипированы, то так. Но подобное встретишь нечасто. Вечером в рэстаурацью… без мужчины… Можно подумать что угодно! Но глядя на пани, такие мысли сами уходят из головы. Загадка…
— Что загадка?
— Загадка, почему она отдала предпочтение именно пану Сергееву. Вошла, осмотрелась… В этот момент все мужчины в зале глядели на нее. Там сидело несколько очень приличных! Пан Радзиминский, оценщик движимых имуществ; пан Симез из банковской конторы… А дама выбрала штабс-капитана. Ну, сначала она взяла свободный стол, но уже через пять минут заговорила с русским. Первая. И он подсел к ней. Право, я тогда почувствовал обиду!
— Что было дальше?
— Офицер уже готов был скандализировать, а пани одним жестом остановила его. Он успокоился. Пил еще, но был тих.
— Когда они расстались?
— А они не расставались! В одиннадцать, когда рэстаурацья закрылась, пани ушла вместе со штабс-капитаном. Мы потом обсудили между собой. Не каждый день встречаешь такую необычную женщину… И сошлись в том, что тут снова загадка. Странно ведь: она — и уехала с этим! Я понимаю, что среди русских тоже есть порядочные люди. Может быть, это даже вы! Но не штабс-капитан Сергеев.
— На чем они уехали, не припомните?
— Это может знать Войцех, кэлнэр, что их обслуживал. Он провожал пару на крыльцо. И сказал, что их дожидался экипаж.
— Наемный извозчик? Уже стоял наготове? Были ли приметы у кучера или повозки?
— То я не знаю. Надо спросить Войцеха. Он придет через три часа.
— Хорошо. Мой помощник, — Лыков кивнул на Егора, — агент Иванов зайдет к вам нынче вечером и опросит официанта. А к вам лично большая просьба…
— Догадываюсь. Если я снова увижу эту даму, сообщить в сыскную полицию. Так?
— Так, пан…
— Крухляковский.
— Спасибо, пан Крухляковский, за потраченное время. Нам было важно узнать то, что вы рассказали.
— Минуту, пан Лыков. Если сюда опять явится штабс-капитан Сергеев, мне не следует говорить ему о нашей встрече?
— Сергеев больше не появится. Его зарезали сегодня ночью, а труп подбросили на свалку.
Крухляковский побледнел и стал медленно-медленно подниматься.
— Зарезали… капитана?
— Да. Ваша загадочная красавица, возможно, увезла его прямо на ножи. А может быть, и нет. Поэтому нам нужно ее найти. Если что узнаете — сразу на Сенаторскую!
Когда Лыков вошел в общую комнату, все находящиеся в ней сразу встали. Алексей удивился: вроде пока не генерал! Но потом догадался. Сыщики узнали от начальства, что вчера столичный гость заступился в ресторане за поляков. И теперь выказывали командированному русскому свое уважение.
— Вернулся ли Витольд Зенонович? — спросил Алексей у старшего агента Степковского. Тот вытянулся во фрунт.
— Так точно! Он в кабинете у их высокоблагородия.
И тут же побежал распахнуть перед Лыковым дверь.
Войдя в кабинет, коллежский асессор увидел любопытную картину. Гриневецкий с сильной лупой в руках разглядывал какой-то мелкий предмет. Нарбутт навис над ним сбоку и гово рил по-польски, живо жестикулируя.
— Нашли что-то с убитого? — догадался Алексей.
— А то! — радостно ответил Нарбутт. — Вот, мудрое начальство не могу в этом убедить.
— В чем именно?
— Что это брелок с цепочки штабс-капитана.
— Значит, отыскали блатер-каина?