Она пустилась чуть ли не бегом: очень хотелось посмотреть, как прибудет кавалерия!
Кавалерия не подкачала: Алёна еще только переходила дорогу от «Спара» к своему дому, как мимо промчалась милицейская машина и свернула во двор.
Алёна чуть замедлила шаги: пусть ребята наведут порядок, а она должна явиться ну просто как ни в чем не бывало.
У въезда во двор стояла белая машина с трафаретом «Нового такси». Алёна прошла мимо, как вдруг дверца распахнулась:
– Алёна Дмитриева! Здравствуйте! Я вас в этом пальто еле узнал!
Вот те на! Знакомая темноглазая физиономия. И Алёна Дмитриева, главное…
– Здравствуйте, – сухо проговорила она. – А откуда вам известно, как меня зовут? И мой адрес?
– Ну как же! – засмеялся таксист. – Как же! Вы столько раз такси заказывали в нашей фирме…
Алёна зябко передернула плечами, стараясь не выдать, как ей не по себе.
Интересно… Она никогда, ни разу не называла свой псевдоним, заказывая машину. В «Новом такси» ее могли знать только как Елену Дмитриевну Ярушкину, про Алёну Дмитриеву там никто и слыхом не слыхивал, в смысле, никто не предполагал, что это она – писательница Алёна Дмитриева. Насчет своей мировой славы она не обольщалась, тем более насчет популярности среди мужчин. Так что… интересная осведомленность…
– Ну и что вы здесь делаете? По вызову при-ехали?
– Нет, – сказал водитель смущенно. – Я к вам.
– Да я вроде не заказывала машину.
– Я… знаю. Я не как таксист приехал.
– А как кто? Как киллер?
Он вытаращил глаза:
– Господи! Это почему? Киллер! Скажете тоже!
– Это цитата, – вывернулась Алёна. – Из одной книжки. Шутка.
– Понятно, – протянул таксист, захлопывая дверцу и делая шаг к Алёне.
Она попятилась.
– Погодите. Вы что, боитесь меня?
– А что, должна? – с самым независимым видом поинтересовалась Алёна, продолжая тихонько пятиться во двор.
Там, во дворе, ее милиция, и она ее бережет. Или обязана это делать. Возможно, у нее паранойя, у детективщицы Дмитриевой, но у кого бы не возникло паранойи после событий последних дней?
– Не знаю… то есть меня точно не должны, – ответил водитель. – Меня, кстати, зовут Шш… То есть Александр. Будем знакомы?
– Будем, – холодно отозвалась Алёна, вспоминая Дракончега, которого тоже звали Александром и которого у нее в мыслях не было уже больше суток. Хм… раньше ей так нравилась невесть кому принадлежащая фраза: «Если ты когда нибудь оставишь меня, оставь меня под дождем, чтобы я не плакала в одиночестве!» Но в данной ситуации дождя не понадобилось. Оказывается, интенсивное расследование и всяческий бег с препятствиями позволяют практически забыть любовные страдания! Интересно, это уже то, что называется сублимация, или еще нет?
– А по отчеству вас как?
– Викторович, – растерянно сообщил таксист. – А вы хотите меня по имени-отчеству называть? Меня так никто не зовет, даже на работе. Александром, кстати, тоже. Все просто Шшш… – Он запнулся и покраснел.
– Просто Шуриком, что ли? – усмехнулась Алёна. – Нет, простите, к такой короткости я не готова. Давайте уж лучше по имени-отчеству. Вы приехали-то зачем, Александр Викторович? Просто представиться, что ли?
– Не просто! – сказал он решительно. – Совсем даже не просто. Я сегодня вечером свободен. А вы что… что сегодня вечером делаете?
Алёна глянула изумленно:
– Дома сижу.
– А может… – Он очень напоминал господина Простакова, потому что говорил, от робости запинаясь. – М-м… может, сходим куда-нибудь? В бар? Или в это… в пи…
– В пивную? – ехидно уточнила Алёна. – Пиво ненавижу, извините.
– Я тоже! – почему-то обрадовался Александр Викторович. – Но ведь «Зергут» – это пивной ресторан, а вы там были с компанией.
Алёна чуть подняла брови. Занятный мужичок… Откуда он это может знать, ну вот откуда? Вчера при нем она всего лишь приехала к «Зергуту» и через пять минут покинула его. Нет, все же хорошо, что во дворе стоит милицейская машина!
– Я была на дне рождения подруги, – сказала Алёна, изо всех сил стараясь не показывать, как же ей не по себе. – Пива ни глотка не пили. Впрочем, это к делу не относится. Сегодняшний вечер я намеревалась дома провести, так что извините, Александр Викторович…
– Дома? – улыбнулся он неунывающе. – А может, я… ну, зайду? Сбегаю за тортиком, ну, за шампанским… Может, посидим, поговорим?
– Не может, извините. У меня другие планы. А шампанское я терпеть не могу. Я… жду гостя.
– Небось стриптизера своего? – нахмурился Александр Викторович. – За которым вчера по глухим переулкам гонялись? И с чем он к вам придет? С самогонкой, что ли? Пиво не пьете, шампанское тоже… Ну-ну, как угодно!
И, резко повернувшись, бросился чуть не бегом к выходу из двора.
Алёна пожала плечами.
Батюшки! Какие чувства, обалдеть! Ну прямо нижнегорьковский Оттело!
Позади вдруг раздалось деликатное покашливание. Алёна обернулась – милиционер в бронежилете стоял рядом и улыбался.
– Чтой-то, – спросил он совершенно по-нижнегорьковски, – меня водила испугался? Я ж не из ДПС!
У Алёны были свои соображения насчет того, почему «водила» испугался милиционера, но она как представила, сколько времени уйдет на попытки убедить, что она говорит правду, только правду и ничего, кроме правды, а потом ей все равно не поверят, и не стала углубляться в детали. Только снова плечами пожала:
– Да он вообще чудной какой-то. Здравствуйте, Петр.
Охранник был знакомый. Все в отделе охраны Советского района были с Алёной Дмитриевой хорошо знакомы. По своей гениальной рассеянности она частенько забывала вовремя отключить сигнализацию. И пару раз даже спасла себе благодаря этой рассеянности жизнь…
Сначала на нее в охране злились и даже штрафы выписывали, а потом привыкли и стали воспринимать как некое неизбежное зло. А поскольку это самое «зло» было очень обаятельным, симпатичным, даже, можно сказать, красивым, все его, в смысле, зла, и ее, в смысле, Алёны, промахи воспринимались снисходительно и вполне галантно.
– Здрасьте, Елена Дмитриевна, – приложил руку к козырьку Петр. – Вы только возвращаетесь домой? Вовремя. А то у вас не то попытка вскрытия, не то еще что.
Ну, само собой разумеется, Алёна очень натурально изобразила весь джентльменский набор чувств, каковые испытывает человек, чью квартиру, очень возможно, пытались вскрыть неизвестные злоумышленники. Она даже поделилась своей тревогой с соседкой Сусанной, которая совершенно случайно оказалась на первом этаже. Сусанна так встревожилась, так запереживала, что никто, будь он даже самим мистером Шерлоком Холмсом и его братом Майкрофтом в одном лице, не догадался бы, что это она сама буквально пять минут назад подошла к Алёниной двери и изо всей силы дернула ее. Дверь – вторая, выходившая в коридор, – к косяку прилегала неплотно, а потому послушно задергалась. Немедленно на пульт прошел сигнал… а поскольку звонка от хозяйки квартиры с просьбой о снятии с охраны не поступило, по тревоге выехали оперативники.
Вместе с Алёной они поднялись наверх и вошли в квартиру. Все ее уголки были обследованы. Затем точно так же тщательно были обследованы все укромные углы подъезда и проверен запор на чердачной двери. Получалось, что нигде злодеи не притаились, а сигнал о вскрытии прошел, повинуясь некоему глюку в охранной программе.
– Ужасно жаль, что вас напрасно потревожили, – вздохнула Алёна, выпроваживая своих защитников.
Ей в самом деле было жаль и почти стыдно, но, как говорится, жизнь дороже!
– В нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть, – философски обобщил Петр, вслед за чем охранники простились со своей подопечной и отбыли восвояси.
– Сюзанна, дорогая, спасибо вам огромное, – конспиративным шепотом выдохнула Алёна.
– Да пожалуйста, конечно, – закивала соседка, – но зачем вам это было нужно? Вы чего-то опасались?
– Да. Вы сегодня утром, когда домой возвращались, никакой знакомой физиономии не заметили?
– Заметила! – так и ахнула Сусанна. – Мне кажется, навстречу шел тот самый парень, который вчера вечером сидел на заборчике. Помните, я ему еще замечание сделала? Я подумала: с кем это он в нашем доме интрижку завел, у кого ночевал? И еще подумала, – хихикнула соседка, – что ведь у нас решительно не с кем интрижки-то заводить, все такие скучные и почтенные особы, кроме вас, вот разве что с вами романы крутить, но он же не имел к вам отношения, верно, Алёна?
– Да как сказать, – протянула наша героиня, польщенная комплиментом. – Он за мной следил, но вовсе не с романическими целями. Помните, вчера мы еще одну рожу тут видели, всю такую багровую, с белыми патлами, в шубе?
– О, еще бы не помнить! – поежилась Сусанна. – Эта рожа мне приснилась, я прямо в холодном поту проснулась ни свет ни заря!
– Понимаю, – покивала Алёна. – Так вот – это все одна компания, и этого отвратительного типа я тоже опасаюсь.
– А девушка? – спросила Сусанна. – Она тоже из них?
– Какая девушка? – насторожилась Алёна.
– Понимаете, – начала Сусанна нерешительно, – когда я входила, он выходил, и я подумала о том, о чем вам сказала, то повернула голову и увидела: он подходит к какой-то девушке. И она так взволнованно спросила: «Ну что?» Но я больше ничего не слышала. Просто подумала, что, конечно, насчет романа ошиблась.
– Как, как она выглядела? – начала от волнения заикаться Алёна. – Вы ее разглядели?
Сусанна озадаченно пожала плечами:
– Ничего не видела, потому что он ее загораживал. Голос слышала – нервный такой, злой, она прямо рявкнула: «Ну что?!» Понимаете, я ее просто краем глаза видела, я же не знала, что ее нужно рассмотреть и запомнить!
– Конечно, конечно, – уныло вздохнула Алё– на. – Хоть цвет волос заметили?
– Ой, нет! У нее такая шапочка была на лоб надвинутая… черненькая… может, она и сама брюнетка, но точно не скажу, что-то там такое на ее пальтишко падало, то ли шарфик белый, то ли длинная прядь волос… так что, может, блондинка.
– А пальтишко какое?
– Черное! То есть темно-синее… Не помню!
– Понятно… – вдохнула Алёна. – Конечно, кто же знал, что на нее надо в оба смотреть…
Дела давно минувших дней
– Я так мечтал приехать к вам в Вытегру! – рассказывал Васильев некоторое время спустя, когда мы пришли в мою квартиру, выпили вина и я немного успокоился. – Что и говорить, Петрозаводск куда больше Вытегры, жизнь там привольней, но это была жизнь в неволе. Что такое ссылка? Та же тюрьма, только камера побольше. А в Вытегру я бы приехал свободным человеком! Но не удалось. Мне дали новый срок – на сей раз за уголовное преступление.
– Уголовное? – не поверил я своим ушам. – Да нет, не может быть! Что же ты сделал?!
– Почему ты спрашиваешь? – удивился Васильев. – Ты забыл?
– Что именно я забыл? – не понял я.
– Ну, то, о чем я тебе сообщил.
– Ты мне ничего не сообщал. Полгода, спустя которые ты собирался к нам присоединиться, миновали, вы с женой не приехали – ну мы и решили, что вы изменили планы, решили не идти по скользкой и трудной актерской стезе, а сообщить об этом стесняетесь. И решили вам не докучать.
– Ничего не понимаю, – недоумевающе пробормотал он. – Но ведь Лиза писала моей жене, рассказывала о вашей жизни… она писала, что ты до сих пор не можешь оправиться после удара, хочешь забыть все, что связано с Петрозаводском…
– Лиза писала? – тупо переспросил я. – Я не могу оправиться после удара? Какого?! Что случилось?!
Васильев отвел глаза.
– Я говорю об убийстве Эльвиры Михайловны. Это произошло спустя месяц после отъезда Лизы из Петрозаводска.
Несколько мгновений прошло в молчании. Эта весть была слишком невероятной, чтобы проникнуть в мое сознание сразу. Само собой, я мог предполагать, что женщины, которую я так пылко любил, нет уже в живых, ведь прошло двадцать лет, но подумать, что она могла быть убита…
На мгновение мне показалось, что я сам убит… двадцать лет назад.
– Расскажи, – попросил я мертвым голосом, сам удивляясь его безжизненности.
Вот что рассказал Васильев.
Через месяц после того, как Лиза покинула родные места, чтобы присоединиться ко мне и разделить мою нелегкую и неверную судьбу, в Петрозаводск вернулся Раймо Турккила. Вызвал его Яаскеляйнен. Почему – неведомо. Однако первым делом Раймо поспешил в дом, где жила Синикки. Старуха, у которой квартировала Синикки с ребенком, рассказал, что Раймо ворвался как сумасшедший, с безумными глазами, и первым делом спросил у Синикки, где Сампо. Тут старуха уверилась, что Раймо и вовсе повредился в рассудке, потому что – это ведь даже малому ребенку известно! – Сампо – это чудесная, волшебная мельница из старинных карельских и финских сказаний. Старуха Лоухи, хозяйка Похъёлы, у которой похитили Сампо, обратилась железной птицей, настигла похитителей и сбросила Сампо в море. Вот у кого должен был Раймо спрашивать, где Сампо! У старухи Лоухи! А он заявился к бедняжке Синикки…
Старуха была любопытна, а после такого вопроса любопытство ее вовсе разгорелось. Она припала к дверной щели и принялась подслушивать и подсматривать.
Она поняла, что Синикки испугалась ярости Раймо, но отказалась отвечать. Тогда он наклонился над спящим ребенком и положил пальцы на его горло, пригрозив, что задушит его, если Синикки не скажет, где Сампо.
Она упала на колени и стала умолять пощадить сына. Но Раймо был неумолим. Тогда Синикки что-то сказала – так тихо, сквозь слезы, что старуха ничего не поняла. Мгновение Раймо с ненавистью смотрел на нее, потом выхватил из кармана нож и перерезал ей горло одним умелым и ловким движением. Затем выхватил из колыбели сына, прикрыл его полой своей куртки и выскочил вон, отшвырнув со своего пути окаменелую от страха старуху. Кажется, он ее даже не заметил, не то, конечно, и ее убил бы, клялась она.
До смерти напуганная, она забилась в угол, не в силах ни полицию позвать, ни подойти к Синикки… хотя ей, бедняжке, уже ничем нельзя было помочь.
После этого Раймо побежал к Яаскеляйнену и отдал ему ребенка. Затем снова куда-то убежал, хотя хозяин гостиницы пытался его остановить. Раймо ворвался в театр, как раз когда там шла репетиция, бросился к Эльвире Михайловне, которая, как обычно, сидела в первом ряду партера, и о чем-то спросил ее по-фински. Никто ничего не понял, потому что языка никто не знал, однако Васильеву почудилось, будто слово «Сампо» прозвучало и теперь.
В зрительном зале царил полумрак, однако даже при этом неверном свете было видно, как побледнела Эльвира Михайловна. Никто не слышал, о чем шел быстрый разговор с Раймо, но вдруг она вскочила и с яростью крикнула по-русски:
– А вот этого я тебе никогда не скажу!
В ту же минуту Раймо ударил ее ножом в сердце и кинулся бежать. Но на него накинулись всем скопом, схватили.
Кто-то бросился к Эльвире Михайловне – она уже была мертва.
– Что ты наделал?! – вскричал Васильев. – Ты убил ее, за что, негодяй?!
– Она отдала Сампо Северному, – надменно ответил Раймо. – Она не хотела сказать, где он. Но я все равно найду его и отберу Сампо.
– Найди! – выкрикнул Карнович, отрываясь от Эльвиры Михайловны, которую звал и осыпал поцелуями ее мертвое лицо, приговаривая что-то бессвязное. – Он в Вытегре. Найди его! Найди и убей!
– Да, – усмехнулся Раймо, – так и сделаю!
Он оттолкнул Карновича так, что тот свалился на пол, расшвырял державших его людей и выбежал из театра. И никто его больше не видел.
– Что ты наделал! – крикнул Васильев Карновичу. – Ты выдал Северного! Теперь этот сумасшедший убьет его! Ведь сама Эльвира Михайловна его не выдала! Она нарочно крикнула последние слова по-русски, чтобы предупредить нас, чтобы мы молчали! А ты выдал его!
– Он получит по заслугам! – ответил Карнович, не сдерживая рыданий. – Из-за него она бросила меня. Из-за него она погибла!
Васильев был так разъярен, что Карнович из ревности натравил на меня убийцу, что накинулся на него с кулаками и принялся избивать. Пытаясь защищаться, Карнович выхватил нож. Васильев еле успел уклониться от удара и с силой ударил его кулаком в голову. Удар пришелся в висок – Карнович умер на месте.
– Так я получил новый срок, – продолжал Васильев. – Меня не приговорили к казни, потому что все видели, что я защищался, что Карнович убил бы меня, если бы мог. Но все же мне была продлена ссылка на десять лет.
Я не был на похоронах Эльвиры Михайловны, но знаю, что прошли они тихо и скромно из-за скандальности убийства. О том, где и как похоронили Синикки, я вообще не знаю, слышал только, что ее ребенка взял к себе Яаскеляйнен, ведь, хочешь не хочешь, это сын его племянника.
Из-за ареста я не сразу мог написать вам и сообщить о случившемся. Я очень боялся, что произошло непоправимое, что Раймо уже добрался до вас и убил тебя. Однако вскоре я получил письмо от Лизы, где говорилось, что у вас все спокойно, но ты очень тяжело перенес известие о гибели Эльвиры Михайловны и писать пока не можешь. После этого наша переписка затихла, я ничего о вас не знал. Но узнал другое! – воскликнул он воодушевленно. – Узнал, что Раймо все же добрался до Вытегры – и нашел там свою погибель.
– Как это? – спросил я.
– По слухам, в двадцати верстах от Вытегры, в какой-то деревне, нашли лошадь, которая устало бродила по дороге, и сани. В санях лежал человек со сломанной шеей. По всем приметам – Раймо Туркилла! Решили, что он направился в Вытегру, правил, по обыкновению многих финских возчиков, стоя, но по дороге сани подбросило на каком-то ухабе, он упал навзничь и сломал шею. Он не добрался до тебя – его наказала судьба.
Я молчал, опустив голову, и вспоминал тот день в Вытегре. Тот день, когда я гнался за неизвестным вором, покусившимся на браслет, нагнал и убил…
Так вот кого я убил! Так вот почему его лицо показалось мне знакомым! Раймо Туркилла очень напоминал своего дядю, брата своей матери Яаскеляйнена, хозяина гостиницы в Петрозаводске.