– Ну…
– Номер Двенадцать – он это обожает! Притворяется, что нет, но иногда я думаю, что он пойдет и купит себе винтовку и лыжную маску, выследит остальных одиннадцать и ликвидирует. Их. И он начал покупать такую дурацкую китчевую одежду, ну, ты представляешь: большие воротники, безумные цвета, этот темно-синий плюшевый костюм. Плюш за пределами служебных обязанностей, как я это называю. Потом еще эта кожаная рубашка, и эти… эти… – она тяжело сглотнула, – замшевые трусы, – и немного театрально передернула плечами. – Только подумай, Стив, сколько на это дело угробили коров. Клянусь, иногда мы идем на премьеру или куда-нибудь еще, и я чувствую себя как тот библиотекарь, который каким-то образом женился на сутенерше. И – а вот это меня просто бесит – если он видит кого-то в одежде, которая ему нравится, он не спрашивает: «Откуда это?», он говорит: «Чье это?» «Чье» – как будто это художественное произведение какое-то. «Да это от „Маркса и Спенсера“, придурок». А то я ловлю его на том, что он пытается получить что-то бесплатно для этой премьеры. Представляешь? Он начинает зарабатывать все эти деньги и почему-то вдруг думает, что это должно обеспечивать ему бесплатную одежду. Что за безумная логика? Или безумная этика, если уж на то пошло. Эй, тебе придется пообещать не рассказывать ему, что я все это говорила.
– Конечно не скажу.
– И ты не думаешь, что я просто стерва и капризничаю?
– Ну да, немного, но я не против.
– Тогда ладно. Что же еще? – Она хлопнула в ладоши. – Ага, он все время носит эти идиотские очки «Авиаторы», даже дома. Бог знает почему – наверное, чтобы я его не донимала, клянча автограф. О, и он больше не ездит на общественном транспорте.
– Ну, это вполне понятно, по-моему.
– Да, только трудно так уж сильно жалеть человека, который постоянно гуглит себя в компьютере и распечатывает результаты. И к тому же он продолжает заходить на собственные веб-сайты, забирается в чаты, чтобы посмотреть, что же о нем думают поклонники – www.egomaniac.com. О, и он почти постоянно занимается физкультурой. Чуть ли не все время я вижу, как этот спортсмен висит на косяке в своих замшевых трусах. Почему он не может тренироваться, хоть немного одевшись, – выше моего понимания. Как будто я живу с голым орангутаном. Без обид в отношении твоих коллег-профессионалов, Стивен, но если парню младше определенного возраста сказать, что он душа общества, то весьма велика вероятность, что он станет настоящей.
Они оба улыбнулись, одновременно взялись за стаканы, и Стивен обнаружил, что украдкой разглядывает Норино лицо, отмечая складочки, образующиеся в уголках ее темных глаз, когда она смеется, и пока он смотрел, морщинки разглаживались, лицо успокаивалось.
– Раньше я никогда не бывала знакома с парнем, который бы так много времени проводил, набирая эсэмэски или читая их, и к тому же его сотовый всегда звонит поздно ночью. Он не говорит в одной комнате со мной, он просто надевает свой странный «профессиональный» голос, выскакивает из кровати и шепчет в коридоре.
– Ну, это ничего не значит, я уверен.
– Тогда кому он пишет?
– А ты его спрашивала?
– Стараюсь не спрашивать. Или он говорит: «Это Побережье».
– Возможно, ему на самом деле звонят с Побережья.
– Может, ты и прав.
Какое-то время они сидели молча и слушали, как тихонько позвякивает соковыжималка.
– Побережье! Ты в это веришь? Это как когда он говорит «Континент». Я американка, но даже я не называю это Побережьем.
– Может, он имеет в виду Маргейт, – сказал Стивен в надежде развеять мрачную атмосферу.
– Где этот Маргейт?
– В Англии. Как ты понимаешь, на побережье.
– О, понятно. Ну да, может быть. – Нора резко затянулась сигаретой, вытерла что-то невидимое с губы, подумала секунду и произнесла вот это:
– Можно, я кое-что спрошу?
– Конечно.
– Мы же друзья, правда? Я имею в виду, мы не так уж давно знакомы, но мне приятно думать, что мы друзья…
– Я тоже так думаю.
– И ты скажешь мне правду? Если я спрошу тебя кое о чем личном?
– Безусловно.
– Так я могу тебе доверять?
– Ты можешь мне доверять.
– У Джоша роман? – спросила Нора.
Конечно же, он мог просто взять и сказать ей. В конце концов, она имела право знать; Стивен ничем не был Джошу обязан.
За исключением сделки, понятно. Казалось маловероятным, что если он сейчас что-нибудь скажет, то Джош захочет сдержать слово.
– Не-е-ет, – ответил Стивен, скептически мотая головой.
Нора сощурилась:
– Ты уверен?
– Абсолютно.
– И ты бы сказал мне? Если бы что-нибудь знал?
– Нора, ничего не происходит.
– Ты клянешься?
– Клянусь.
– Спасибо, теперь я чувствую себя гораздо, гораздо лучше.
Уроки харизмы
Как и все вокруг, Стивен твердо верил в детоксикацию организма.
Он не мог точно сказать, какие там токсины, или откуда они берутся, или какой вред они могут причинить, но твердо верил, что в его теле содержится определенное количество этих веществ: пожалуй, где-то около полутора пинт белой мутной субстанции, похожей на скисшее молоко. Или, возможно, это нечто более твердое: полтора фунта маслянистого жирного чего-то – слипшиеся остатки магазинной готовой еды и автобусных выхлопов, дешевого сыра и сомнительных сосисок. Именно эти токсины и мешали ему. Хорошие новости заключались в том, что если выпить море воды и выпотеть ее, да еще поболтать кишками с помощью новых экстравагантных методов, то можно было полностью избавиться от токсинов. Держа это в уме, как и надвигающийся Звездный Час – три спектакля меньше чем через две недели, – Стивен спокойно решил перевернуть свою жизнь.
Он перестал пить или, по крайней мере, надираться в одиночестве. Он сократил количество сигарет и перешел на выпивание галлонов фруктов, переведенных в жидкое состояние. Он готовил на пару то, что с удовольствием бы пожарил, он ел зерновые, кедровые орехи и семечки, а также прочие продукты, чаще встречающиеся в птичьих кормушках. Иммунную систему Стивен укреплял, поглощая медленно высвобождающиеся витамины и черную масляную эхинацею, а также любые попавшиеся в шкафчике с лекарствами минералы и пищевые добавки, включая остатки чего-то, предназначенного для беременных женщин. Пьяный от открывшихся возможностей и масла примулы, он бегал каждое утро в парке Баттерси, пока бока не начинали болеть, а дыхание – царапать заднюю стенку гортани, потом сгибался пополам и кашлял, пока не зазвенит в ушах. Он чувствовал себя ужасно и прекрасно одновременно.
Каждый вечер в тишине своей чердачной гримерки высоко над Шафтсбери-авеню он заглушал громкоговоритель и повторял текст и движения. Роль лорда Байрона была физически и эмоционально изнурительной, а также настоятельно требовала весьма долгого хождения полуобнаженным. Чтобы избавить свое тело от несколько мешковатого вида, которое оно не так давно приобрело, Стивен совершал бесконечные отжимания, приседания и подтягивания, пока жизнь не начала напоминать смонтированную последовательность кадров тренировок из «Рокки». Две недели, наверное, были недостаточно долгим сроком, чтобы стать душой общества, но если накачать стальной пресс он не мог, то хотя бы на мягкий металлический сплав надеяться желал.
Он также решил поработать над харизмой и животным магнетизмом. Как актер, Стивен К. Маккуин обладал некоторым набором достоинств. Он определенно был одним из самых пунктуальных молодых британских актеров. Он был искусным мимом и умелым чтецом с листа. Он мог, если от этого зависела человеческая жизнь, станцевать степ, а в народном танце елизаветинских времен мало кто из мужчин мог с ним сравняться. Если, как ему часто говорили, актерство по сути являлось реагированием, тогда он реагировал как никто другой. Однако он был не до конца уверен в своих харизматических качествах, способности удерживать публику на чистом личностном магнетизме и в связи с этим довольно робко согласился на предложение Джоша поднатаскать его. Вместо того чтобы проводить дни с Норой в кино, Стивен теперь рано приходил в театр, пристегивал к поясу шпагу, вставал на сцену и репетировал сцены перед Джошем. Если это и выглядело как переход на сторону противника, он старался не думать об этом.
– Безумный, злой и опасный знакомый (криво улыбнуться). Вот как меня теперь называют в Англии – по крайней мере…
– СТОП! – прокричал Джош, развалившийся на кресле в одиннадцатом ряду, закинув ноги на спинку сиденья впереди. – Вернись к началу.
– Безумный, злой и опасный знакомый (криво улыбнуться). Вот как…
– Нет, еще раз.
– Безумный, злой…
– Заново!
Стивен вгляделся в зал:
– Могу я спросить почему?
– Извини, Стив, но я просто не верю тебе.
– Чему ты не веришь?
– Ничему. Ни слову не верю. – Джош глотнул из обязательной бутылочки с водой, наклонился вперед и положил голову на спинку переднего кресла. – Ты должен стать лордом Байроном, Стив. Ты должен быть великим любовником, бунтовщиком, воином. Люди думали, что Байрон – воплощенный дьявол; обычаи, брак, верность, – все это дерьмо ни черта для него не значило. Им двигали любовь, страсть и желание, а не здравый смысл. Этот парень спал со своей сестрой, черт бы его побрал!..
– Со сводной сестрой, с формальной точки зрения.
– Ничуть не легче, Стив.
– Так чему именно ты не веришь?
– Я просто не вижу безумного, злого и опасного, дружище. Я вижу разумного, доброго и заботливого, а кто, блин, захочет смотреть спектакль под названием «Разумный, добрый и заботливый»? – Вжившись в роль режиссера, Джош теперь встал и вынес свою бутылку воды в переднюю часть зала, бесцельно оглядываясь в поисках того, на что можно сесть верхом. – Проблема в том, что ты играешь отсюда, Стив, – он постучал пальцем по лбу, – от ума, от мозга. Ты слишком много думаешь. Даже в одиннадцатом ряду я вижу, как ты думаешь. – Он поставил бутылку на край сцены. – Знаешь, что ты на самом деле должен использовать?
Стивен подумал, уж не Силу ли использовать ему предложит Джош.
– Знаешь, откуда ты на самом деле должен начинать играть?
Обычно типовым ответом на этот вопрос было «от диафрагмы», но у Стивена брезжило ужасное подозрение насчет того, что будет дальше…
– Ты должен играть отсюда.
…и верно: Джош внезапно схватил себя между ног обеими руками и направил вздувшуюся под тканью шишку на Стивена, словно это было животное, которое он собирается выпустить в дикую природу.
– Отсюда, все понятно?
– Ладно, ладно, о’кей, – сказал Стивен некой точке на балконе.
– Отсюда, Стив! Отсюда, отсюда! Понял? – настаивал Джош, снова тряся принчиндалами для вящего понимания Стивена.
– Хорошо-хорошо, Джош, я понял.
– И отсюда тоже. – Он отнял одну руку от штанов и сильно ударил себя в грудь кулаком. – Отсюда и отсюда тоже.
– Понял. От сердца, так?
– Именно. От сердца. Член и сердце. Сделай это своим девизом.
– Ладно. Член и сердце?
– Член и сердце. – Джош с явной неохотой отпустил свой член, убрал руку с груди и запрыгнул на сцену. – Слушай, закрой-ка глаза!
– Закрыть глаза?
– Да, сделай это. – Он крепко сжал плечи Стивена. – Закрой глаза.
Неуверенный в том, доверяет ли он Джошу настолько, чтобы заниматься упражнениями на доверие, Стивен закрыл глаза и тут же снова их открыл.
Джош недовольно цыкнул.
– Смотри, я тоже закрою, – сказал он.
Оба закрыли глаза.
– Теперь подумай о ком-нибудь, на кого ты по-настоящему запал. Я не хочу знать, кто это, но хочу, чтобы ты мысленно вызвал образ этой женщины – ее лицо, тело и вообще, – словом, образ той, кого ты действительно желаешь – нет, больше чем просто желаешь, той, кого ты жаждешь, кого ты вожделеешь – кого ты жаждешь и вожделеешь больше всех в мире.
Стивен сделал это.
– Получилось?
– Получилось.
– Она здесь?
– Она здесь.
Оба постояли секунду с закрытыми глазами, напряженно думая о ком-то.
– Ладно, представь ее лицо, подумай о ней, потом, когда будешь готов, открой глаза и начни сначала.
Стивен так и сделал.
– Лучше, – сообщил Джош через некоторое время. – Гораздо, гораздо лучше.
Мой обед с Софи
Следующее воскресенье прошло как еще один день в стиле «Живи одним днем», девятый по счету с того момента, когда Джош сделал Стивену свое предложение. При таком темпе была очень реальная возможность, что Стивен будет «жить двумя неделями».
Он решил, что в качестве особого удовольствия сводит Софи в Сохо на бургеры. Стивен чувствовал себя богатым после своей эпопеи в качестве официанта; более того, ему светила приличная сумма за участие в «Белке Сэмми – 2», поэтому они смогли поесть в эксклюзивном бистро в американском стиле в окружении респектабельных семей, набирающихся опыта настоящего бранча: родители читали газеты, пока их смышленые, хорошо одетые дети возили еду по тарелкам, горько сожалея, что заказали «яйца Бенедикт».
– «Яйца Бенедикт» – это что? – спросила Софи.
– Не называй меня Бенедикт! – ответил Стивен, как он думал, чрезвычайно остроумно, однако в лице Софи ничего не изменилось. – Это такое дряблое яйцо пашот в противном липком желтом чем-то. Как мозги на тосте.
– Можно мне его?
– Нет! Я же только что сказал тебе, Софс, оно отвратительное. Название у него такое, как будто будет очень здорово, но, поверь мне, оно правда ужасно.
– А что мне тогда можно взять?
– Ты можешь заказывать абсолютно все, что захочешь из меню, если в нем не слишком много витаминов и минералов. О’кей?
– А что, если я захочу просто салат?
– Нельзя – таков закон. И никакого сока. А колу можно, только если в нее положить шарик мороженого.
– Это отврати-и-ительно.
– Откуда ты знаешь, если никогда не пробовала? Самое главное в жизни – все попробовать самому.
– Зачем ты заставляешь меня делать нездоровый выбор? – нахмурившись, спросила Софи.
– Я не… Я просто… Я пытаюсь испортить тебя, Софс. Иногда хорошо быть испорченным, и уж прости меня, миска вареного шпината для этого вряд ли годится. Большинство детей любят вредную еду: они не беспокоятся о своем здоровье.
– Тогда что будешь ты?
– Я буду салат.
– Тебе можно салат!
– Потому что я пытаюсь сбросить вес. Я не хочу стать таким же толстым и розовым, как старина Колин.
Софи улыбнулась из-за своего меню:
– Я передам ему, что ты так сказал.
– Ну и пожалуйста, говори. Я не боюсь Колина.
– Тебе не нравится Колин, да?
– Почему ты так говоришь?
– Не знаю. Ты ведешь себя так, будто он тебе нравится, ради меня, но это неправда.
– Он мне не не нравится.
– Все-таки нет.
– Нет, Софс, просто я… Это сложно. – Стивен снова уставился в меню.
– Ну, мне он тоже не нравится, – сочувственно сказала Софи.
– А тебе почему? – Стивен положил меню. – Эй, он же хорошо с тобой обращается?
– Полагаю, да.
– Почему тогда он тебе не нравится?
– Потому что тебе не нравится.
Стивен наклонился через стол к ней:
– Это не причина, Софс. Лучше, чтобы он тебе нравился. Ну, хотя бы попробуй. Неважно, что случилось в прошлом, – он хороший человек, он любит твою маму, и тебе стоит попытаться подружиться с ним. О’кей?
– О’кей.
– Обещаешь?
– Наверное.
– Так, Софс, – он сурово нахмурился и выпятил нижнюю губу как можно дальше, – это я делаю суровое лицо.
– Ладно, обещаю.
– Хорошо. – Стивен сжал ее руку и вернулся к меню. – На самом деле то, что я про него сказал, про толстого и розового, лучше ему не передавать. Просто на всякий случай. Обещаешь?
– Мо-о-ожет быть.
– Как будет по-французски «может быть»?
– Peut-être.
– Точно. Peut-être. Боже, какая ты умница. Можешь сходить с ума и есть свой шпинат и рукколу, если хочешь, но в таком случае закажи еще и десерт. Пирог с пеканом или что-нибудь такое. Эй, ты же не из тех хилых детишек, у которых аллергия на орехи, а?
– Не думаю.
– Хорошо.
– У Сьюки Ходжес из нашего класса аллергия на орехи, и она случайно съела один, так у нее голова распухла, как баскетбольный мяч.
– Поверь мне. Просто ее голова оказалась в фокусе.
– Что значит «оказалась в фокусе»?
– Потом узнаешь.
– Почему ты такой? – вдруг спросила Софи.
– Какой?
– Смешной.
– Смешной и странный или смешной и милый?
– Смешной и странный.
– Знаешь, я-то думал, что я смешной и милый.
– И милый тоже. Немножко.
– Ну, может быть, это потому, что мне ужасно приятно гулять с моей замечательной дочкой. Это же хорошо?
– Наверное.
Приплыла официантка, и Стивен обнаружил, что, делая заказ, флиртует с ней. Флирт был весьма легкий – просто мягкая кривоватая улыбочка и некий туманный взгляд, как будто глаза совсем чуть-чуть косят, но Софи этого оказалось достаточно, чтобы закатить глаза и пихнуть его под столом ногой.
– Ничего не говори, Софс. Ничего не могу поделать: по-моему, наша официантка немного в меня влюбилась.
– Та-а-ак неловко, – произнесла Софи с интонацией из ситкома.
Потом, взяв с Софи торжественную клятву хранить тайну, Стивен дал ей попробовать свое пиво и виновато улыбнулся, когда она исполнила обязательный номер «притворяюсь-что-пьяная». Они поговорили о школе, особенно о последних нововведениях в связи с реформой образования. Им принесли еду, флирт с официанткой продолжился, потом Стивен терпеливо выслушал, как Софи рассказывает ему, серьезно и во всех подробностях, все, что узнала за последнее время о золотом веке Тюдоров.