– Привет вам, мистер Маккуин, и как вы поживаете? – спросил Фрэнк, укладывая горящую сигарету на край банки колы и протягивая Стивену костлявую руку с желтыми кончиками пальцев.
Видом и манерой Фрэнк походил на несообразно жизнерадостного гробовщика, который сделал неординарный ход и вышел в шоу-бизнес. В реальности он когда-то был актером, долго и успешно снимался в мыльной опере в роли сварливого зеленщика-двоеженца. Когда зеленщик погиб в ужасающей аварии вилочного автопогрузчика, Фрэнк отважился взяться за классику: отличный шанс создать своего дядю Ваню или даже когда-нибудь, может быть, оригинальную трактовку короля Лира, но люди видели в нем только того сварливого зеленщика-двоеженца, и в конце концов он перешел на другую сторону: браконьер, ставший лесником, если угодно…
– Рад вас видеть, рад вас видеть. Садитесь, садитесь, не стесняйтесь, берите мармеладки.
Стивен осторожно сел напротив Фрэнка на несколько неустойчивый вертящийся стул – и здесь горчичного цвета поролон торчал из обивки сиденья.
Не теребить. Сосредоточиться. Быть твердым, быть дружелюбным, быть профессиональным, быть расслабленным.
– Дождь там, что ли? – спросил Фрэнк.
Учитывая, что дождь довольно громко стучал по крыше и был виден в окне, «да» казалось единственно подходящим ответом.
– Итак, хорошие новости, молодой человек, – сообщил Фрэнк, снова берясь за сигарету и переходя прямо к делу. – У меня тут для вас кое-что есть. – И он принялся копаться в плодородном слое бумаг на столе, пока не вытащил листок, которым пару раз потряс перед носом Стивена. – Чек, выписанный на имя Стивена К. Маккуина на королевскую сумму в тысячу семьсот шестьдесят два фунта двадцать четыре пенса.
– Правда? За что?
– «Белка Сэмми». Сбыт за рубежом. На вас явно большой спрос в Восточной Европе.
– Что ж, приятно узнать.
– Я вам говорил, что дело того стоит, а? Но все даже лучше: они хотят вас опять.
– Правда? Для чего?
– Продолжение. «Белка Сэмми – 2. Если ты счастлив и знаешь это».
Хорошее настроение Стивена испарилось. Конечно, было бы слишком ожидать от Фрэнка предложения главной роли в романтической комедии, о которой он наплел Алисон и Софи. Она, в конце концов, была плодом его воображения. Но Сэмми? Опять? Ему будто сказали, что придется вернуться в тюрьму.
– И вы думаете, это продолжение из тех, что могут получиться лучше оригинала?
– Вы вроде бы говорили, что хотите работать, Стив? Что ж, вы просите – Фрэнк обеспечивает. Подумайте об этом как о возможности еще раз сыграть полюбившуюся роль.
– А что эта роль подразумевает?
– Около двух штук.
– Нет, я имею в виду, что в этой роли предполагается?
– Да не знаю. Как обычно: петь песенки с Друзьями из Лесной страны, держа огромный желудь…
– Но вы видели сценарий?
– Пока нет. Не думаю, что мне удастся достать вам сценарий на рассмотрение или еще что-нибудь, но они очень хотели заполучить вас снова.
– Ладно, Фрэнк, я это обдумаю.
– После этого вас могли бы заметить.
– Только дошкольники, Фрэнк.
– Да ладно, у режиссеров тоже есть дети, Стив. И деньги неплохие. Полторы тысячи плюс потенциальные гонорары за повтор…
– Я подумаю, Фрэнк.
– О чем тут думать?
– Я просто хотел бы заняться чем-нибудь новым, и все.
– Это и есть новое!
– Что же здесь нового?
– Ну, первый выпуск был про числа, а этот – про алфавит.
– И все равно работа в костюме, без лица, Фрэнк.
– О чем вы говорите? Лицо прекрасно видно.
Стивен вздохнул и посмотрел на дождь за окном:
– Ладно, я уже сказал: я подумаю.
– Хорошо, но не думайте слишком долго, ладно? Зима – мертвый сезон, и хочешь не хочешь, а полторы штуки – это вам не семечки.
– И не фундук, – добавил Стивен.
Фрэнк рассмеялся и закашлялся одновременно:
– Фундук – здорово, очень хорошо. Вам нужно быть на сцене, друг мой. – Мобильник агента начал вызванивать «The Entertainer» Скотта Джоплина, и Фрэнк тут же схватил трубку, бросил взгляд на экран и нахмурился. – Извини, Стив, на это надо ответить. Подождешь минутку? – Он нажал кнопку, развернул стул под углом девяносто градусов, уложил ноги на край стола и принялся обозревать машины на стоянке – поза короля киноиндустрии. – Здравствуй… Ну, я сейчас занят с клиентом, так что время не лучшее… Стив Маккуин… Нет, не тот… Слушай, я думал, мы уже покончили с этим… Нет, я не готов что-либо делать до пятницы… Мне все равно… Я тебе сказал, мне вообще все равно!..
Если он собирается разговаривать жестко, мне, наверное, лучше уйти, решил Стивен, на дюйм приподнимаясь со стула и кивая на дверь. Но Фрэнк махнул ему сесть обратно, явно наслаждаясь возможностью устроить шоу для клиента.
– Нет, дело не в деньгах, дело только лишь в моем расписании и целесообразности… «Завтра» – снимается с дистанции, абсолютно… Нет, послушай, мы все ходим и ходим кругами. – Он оглянулся на Стивена, покачал головой и театрально закатил глаза. – Пятница – вот мой окончательный ответ. Если не можешь подождать до пятницы, то, боюсь, придется тебе попытать счастья где-нибудь в другом месте.
Может, Фрэнк не так уж и плох, виновато подумал Стивен. По правде говоря, он планировал пригласить на свой предстоящий Звездный Час всесильного агента Джоша в надежде сменить корабль, а уж потом сообщить новости Фрэнку: «Похоже, нам нужно расстаться и расширить свои горизонты». Но возможно, и Фрэнк годится. В конце концов, этого и ждут от агента: жесткий разговор, бесстрашие, преданность и нежелание идти на унизительные компромиссы в интересах клиентов…
– Извини, но это мое последнее предложение. Ладно, тогда пятница… Около четырех? И, мам? Мне нужен еще кто-нибудь, чтобы спустить холодильник по лестнице. Я же не смогу сделать это один, правда? Ну, попроси соседей. Этого, как его, который рядом живет. Слушай, мам, у меня тут клиент… Нет, ты его не знаешь… Ладно, увидимся в пятницу. – И он нажал «отбой». – Прошу прощения, – сказал Фрэнк, снова перебирая бумаги на столе: сценарные разбивки, письма от потенциальных клиентов, страницы из «Стейдж». – Маме в четверг привезут новый холодильник, и «Аргос» отказывается забирать старый. Честно говоря, я не могу их винить: я бы не стал его трогать даже пятнадцатифутовой палкой. Удивительно, что он до сих пор сам не вышел из квартиры. А она живет на четвертом этаже без лифта. Уж не знаю, чего она от меня ждет: что я выброшу его из окна, спущу по лестнице? М-да, вряд ли вы знаете кого-нибудь, кому нужен холодильник. Его понадобится отмывать с хлоркой.
– Ну, мне нужен.
Глаза Фрэнка засияли при мысли о возможности помочь клиенту.
– Вам нужен?
– Но у меня нет для него места.
Фрэнк перестал копаться в бумагах:
– У тебя нет холодильника?
– Сейчас нет.
– И чем ты пользуешься вместо него?
– Подоконником.
– Черт, Стивен, тебе мы и правда обязаны подобрать какую-нибудь работу! – заявил Фрэнк и начал ронять пепел на стол с новым пониманием цели и смысла.
Столько курить в таком маленьком помещении не есть хорошо, подумал Стивен. Фрэнк буквально прокоптился «Силк катом». Хотя если Фрэнку суждено умереть в ближайшее время – и это вполне вероятно, учитывая, что продукты на неделю он закупает на соседней заправке, – у него очень неплохие шансы остаться нетленным.
– Так, что у нас здесь есть… Нет… Нет… Нет… О, вот, нашел – рекламный ролик. Для швабры. Хотят мускулистого парня, могут быть хорошие деньги. Ты можешь выглядеть мускулистым? Хочешь, я для тебя это отложу?
Стивен представил себя на рекламном щите со шваброй в руках, вообразил, как это увидит Софи по пути из школы домой, вместе со стайкой своих шикарных одноклассников: «Это мой папа, вон там, в передничке…»
– Не думаю, Фрэнк.
– Сейчас такое затишье на…
– Знаю, знаю. Но это же для моделей, Фрэнк. Я как бы надеялся на что-то, где я, ну понимаешь, двигался бы, говорил и все такое.
– Ты умеешь говорить по-русски?
– В общем, нет.
– Жалко. Хорошая работа, на следующей неделе, играть какого-то казака или что-то вроде. Но им нужен беглый русский. Ты же, наверное, можешь научиться?
– Но не к следующей неделе.
– Нет, пожалуй, нет. – Обратно к бумагам, зарылся в субстрат. – «Изюминка на солнце» в Репертуарном театре в Данди, Шотландия?
– Нет.
– Почему нет? Если ты не готов путешествовать, Стив…
– Нет, дело не в этом. Просто там, ну, надо быть черным.
В итоге опять дошли до всяких «Монологов вагины». Фрэнк прочитал требуемые роли, шевеля губами, потом снова посмотрел на Стивена, просто чтобы убедиться, что он точно не подходит ни под одну, вздохнул, как будто неким неопределимым способом виноват был Стивен, а потом вернулся к своим бумагам.
– «Актеры/певцы/танцоры» требуются для «Страха!» Музыкальная версия брехтовского «Страха и отчаяния в Третьем рейхе». Правда, никаких реальных денег…
– Мне действительно нужно зарабатывать, Фрэнк.
– Ладно, как насчет этого: «Народный театр»! Увлекательная новая театральная образовательная компания для детей о зубной гигиене, турне по школам Болотного края, начало в январе. «О зубе едином». Видишь: каламбур? Деньги не то чтобы очень большие, но суточные блестящие. Ты бы играл героя по имени – дай-ка посмотрю – Томми Зубной Камень. Не желаешь?
– Томми Зубной Камень?
– Ладно, это можем пропустить, – сказал Фрэнк уже раздраженно. Он швырнул бумаги на стол, выдул тонким носом длинную струю дыма и откинулся на стуле так, что тот опасно заскрипел. – Знаешь, что самое лучшее ты можешь сделать для своей карьеры, Стив?
– Ну?
Фрэнк оглянулся через плечо, а также наклонился и посмотрел под стол в поисках слухачей или жучков и очень серьезным тоном произнес:
– Убить Джоша Харпера. – (Стивен расхохотался.) – Я серьезно. Тебе, Стивен, нужно запомнить: между огромным успехом и полным провалом очень, очень тонкая грань. Знаешь, я до сих пор помню тебя в той постановке «Годспелл». Твое исполнение выжжено у меня на сетчатке. – (Стивен поморщился, не в силах придумать, что хуже можно выжечь на сетчатке.) – У тебя есть талант жечь, все, что тебе нужно, – это повод проявить его. Ты перехватишь эту роль у Джоша, даже если сыграешь хоть пару спектаклей, а я зазову лучших людей: директоров по кастингу, друзей с телевидения – и ты, мой друг, ты взлетишь. Как… – Он вперился в задымленный воздух маленького кабинета. – Как орел.
– Что ж, забавно, что вы об этом заговорили, Фрэнк, – очень тихо сказал Стивен.
– А что?
Стивен тоже оглянулся через плечо, потом посмотрел под стол и произнес еще тише:
– Так… что вы делаете где-то восемнадцатого декабря?
Слово на «З»
– Можно, я кое-что спрошу?
– Конечно.
– Мы же друзья, правда? Я имею в виду, мы не так уж давно знакомы, но мне приятно думать, что мы друзья…
– Я тоже так думаю.
– И ты скажешь мне правду? Если я спрошу тебя кое о чем личном?
– Безусловно.
– Так я могу тебе доверять?
– Ты можешь мне доверять.
– У Джоша роман? – спросила Нора.
Разговор происходил как-то днем, через неделю после заключения сделки. Уже ближе к вечеру Стивен и Нора возвращались через мост Ватерлоо из Национального кинотеатра, где только что посмотрели ремастированный фильм «Двойная страховка». Стивен видел его, наверное, уже раз десять, но до тех пор, пока он не сел рядом с Норой, соприкасаясь локтями, погружая руки по самое запястье в огромный мешок с шоколадными конфетами «Ревелз», он не осознавал липкого сексуального напряжения фильма и обнаружил, что лениво размышляет, насколько хорошо застрахован Джош. Ну, там, на случай аварии или еще чего-нибудь в этом роде…
Потом, идя через мост, они говорили о любимых актерах.
– Кэри Грант, конечно… – сказала Нора.
– И Джимми Стюарт.
– Кэри лучше.
– Бёртон, Оливье?
– Чуть тяжеловаты, на мой вкус. И я их мало видела.
– Как насчет Хепберн?
– Не Одри. Кэтрин – великая актриса, а Одри слишком тощая и сладенькая.
– Я восхищаюсь Кэтрин, но сомневаюсь, что хотел бы, ну, понимаешь, встречаться с ней.
– А с Одри у тебя были бы неплохие шансы.
– Но что бы я сказал Джули Кристи?
– Я обожала Джейн Фонду. Я хотела ею быть – Джейн Фондой в «Кэт Баллу» или в «Прогулке по беспутному кварталу». Джейн Фондой в рубашке лесоруба[30].
– Хочешь, я скажу тебе, кто мой вечный фаворит? – спросил Стивен. – Джон Казале.
– Не знаю его.
– Да знаешь – Джон Казале. Он играл Фредо, самого слабого брата, в «Крестном отце – 1 и 2». Вот тот эпизод: «Я знаю, это был ты, Фредо. Ты разбил мне сердце». Он был помолвлен с Мерил Стрип и умер от рака, совсем молодым, около сорока, и снялся всего в пяти фильмах, только в пяти – и все они были номинированы на «Лучший фильм», все пять, где он снимался, и он гениален во всех. Даже когда он ничего не говорит, даже в сценах с Аль Пачино, или Де Ниро, или кем угодно, он единственный, на кого смотришь. Когда он погибает в «Крестном отце – 2», даже не показывают его лицо, и все равно сердце разрывается.
– В точности как твой Призрак.
– Именно так. В общем-то, для этого все и делается. Не для того, чтобы стать знаменитым, – просто хорошо сыграть. Сделать хорошую работу. Найти то, что по-настоящему нравится делать, и делать как можно лучше.
– А ведь есть какой-то временной предел в этом? Последний срок?
– Был бы, если бы я умел делать что-нибудь другое.
– Это чепуха, Стив, каждый может делать что-нибудь другое. – Нора сказала это, пожалуй, с чуть избыточным ядом, и некоторое время они шли молча.
Стивен, немного задетый, заговорил первым:
– На самом деле мой агент только что принес мне хорошие новости.
– Да ну!
– Я получил новую актерскую работу.
– Это отлично! Пьеса?
– Фильм. Просто низкобюджетный, независимый. На самом деле я снимаюсь уже на следующей неделе. – Чтобы добавить убедительности своей истории, он думал о «Белке Сэмми – 2. Если ты счастлив и знаешь это», и хотя это можно было только с некоторой натяжкой назвать фильмом, по крайней мере, получалось не чистое вранье. Стивен решил, что уж слишком много врал в эти дни. Нужно постараться и перестать врать.
– И как называется фильм?
– «Темное наваждение». Такая криминальная драма. Я играю измотанного циничного полицейского-снайпера. По имени Сэмми. Ничего особенного, обычная ерунда про настоящих мачо. Возможно, даже никогда не выйдет на экраны, – добавил он, уверенный, что хотя бы в это мгновение правда на его стороне.
Они пересекли Стрэнд и нашли темный безлюдный бар на задворках Ковент-Гардена, далеко от главных туристических троп; втиснувшись вдвоем на скамью, обитую красным бархатом, они заказали двойной джин с тоником.
– Ничего, если я кое-что спрошу?
– Давай.
– Ты не обидишься?
– Могу.
– О’кей, мм, не было ли это немного подло со стороны твоих родителей?
– Что?
– Назвать тебя…
– А-а.
– Видишь, тебя задело.
– Нет-нет, все нормально. Это не было злым умыслом, просто моего дедушку звали Стивеном и он умер незадолго до моего рождения, так что мое имя получилось как бы в его честь. И полагаю, таких проблем не возникло бы, если бы я стал компьютерщиком, как предполагалось. Не выглядело бы столь…
– Иронично.
– Иронично.
Они помолчали минуту.
– Стив Маккуин был потрясающий, – сказала Нора.
– Я всегда предпочитал Ньюмена.
– Но знаешь, кого я по-настоящему любила? Уолтера Маттау. Вот он был секси. И еще долгие годы меня преследовали непонятные ощущения насчет Дика Ван Дайка, но только в роли трубочиста. У меня была повторяющаяся фантазия, как он забирается в мою комнату поздно ночью, весь в саже, ставит свои, ну, атрибуты трубочиста в угол. И боже, еще Дэнни Кей. Мы с Дэнни Кеем в большой квартире в Верхнем Ист-Сайде, ничего не делаем, тренируем скороговорки. Кстати, о ложных следах и ошибках.
– И вот пожалуйста, ты замужем за настоящей кинозвездой.
– Да знаю. Как, черт возьми, это могло случиться? Иногда я думаю, что мне бы лучше жилось с Дэнни Кеем. – Она рассмеялась и посмотрела на Стивена, потом наклонилась вперед и отпила джина. Наступило короткое молчание – такое само зовет вопрос.
– Все в порядке? – спросил Стивен.
– Полагаю, нет, – вздохнула Нора и села прямо. – Я бы не должна жаловаться. Он, конечно, очень милый парень, и невозможно щедрый, и все такое, даже притом, что называет меня Ноцца. Он меня смешит, поддерживает все это писательство и нянчится со мной, когда у меня паршивое настроение. И секс, конечно, по-прежнему впечатляющий.
– Ты говорила.
– Да? Извини. И все же он определенно изменился с тех пор, как стал, ну, ты понимаешь… это слово на «з».
– Каким образом?
– Ты уверен, что не против поговорить об этом?
– Не совсем.
– Ладно. Ну, во-первых, он внезапно стал невероятно тщеславен. Дома мне пришлось прикрыть все отражающие поверхности, иначе он бы не смог выйти из квартиры. Особенно с тех пор, как его назвали Двенадцатым Самым Сексуальным Мужчиной Мира, – тогда это совсем вышло из-под контроля.
– Мы так и называем его на работе: Номер Двенадцать.
– Кто это «мы»?
Лучше не упоминать о Максин.
– Мы с Максин.
– Максин?
Продолжай смело, держись ровно…
– Девушка из спектакля.
– Эта, распутная?
– Ну…
– Номер Двенадцать – он это обожает! Притворяется, что нет, но иногда я думаю, что он пойдет и купит себе винтовку и лыжную маску, выследит остальных одиннадцать и ликвидирует. Их. И он начал покупать такую дурацкую китчевую одежду, ну, ты представляешь: большие воротники, безумные цвета, этот темно-синий плюшевый костюм. Плюш за пределами служебных обязанностей, как я это называю. Потом еще эта кожаная рубашка, и эти… эти… – она тяжело сглотнула, – замшевые трусы, – и немного театрально передернула плечами. – Только подумай, Стив, сколько на это дело угробили коров. Клянусь, иногда мы идем на премьеру или куда-нибудь еще, и я чувствую себя как тот библиотекарь, который каким-то образом женился на сутенерше. И – а вот это меня просто бесит – если он видит кого-то в одежде, которая ему нравится, он не спрашивает: «Откуда это?», он говорит: «Чье это?» «Чье» – как будто это художественное произведение какое-то. «Да это от „Маркса и Спенсера“, придурок». А то я ловлю его на том, что он пытается получить что-то бесплатно для этой премьеры. Представляешь? Он начинает зарабатывать все эти деньги и почему-то вдруг думает, что это должно обеспечивать ему бесплатную одежду. Что за безумная логика? Или безумная этика, если уж на то пошло. Эй, тебе придется пообещать не рассказывать ему, что я все это говорила.