Генерал-лейтенант Николай Петрович Линевич, командир 1-го Сибирского Армейского корпуса, Высочайше назначенный начальником Печилийского отряда, приехал в Тяньцзин 18 июля. Вместе с ним приехал его штаб и начальник штаба генерал-майор Василевский.
Старый боевой и славный кавказец, генерал Линевич, уже давно занес свое имя в русскую военную историю. По окончании Черниговской губернской гимназии, он поступил на военную службу в 1855 году в бывший запасной батальон Севского пехотного полка. В 1859–1864 годах молодой Линевич участвовал в Кавказской войне, дрался в Чечне и Дагестане и за отличие в делах с горцами был произведен в офицеры и получил первые боевые ордена. В 1877–1878 годах он дрался с турками, был в составе войск Карского и Кабулетского отрядов, нападал на турецкую батарею под фортом Мухлисо, был на разведке среди Андижанских высот и в кавалерийском деле у горы Большие Ягны, отражал турок на Муха-Эстатской позиции и, атакуя турок на Цихис-Дзирских, высотах был ранен одной пулей в руку, двумя пулями в ногу и контужен в бок.
В эту войну он получил орден Св. Георгия 4-й степени. Сперва он командовал 2-м Кавказским стрелковым батальоном, затем 84 пехотным Ширванским полком, 2-й Закаспийской стрелковой бригадой, в 1891-м произведен в генерал-майоры, в 1895-м назначен командующим войсками Южно-Уссурийского отдела, a затем командиром Сибирского Армейского корпуса.
По прибытии в Тяньцзин нового начальника русского отряда, ему сейчас же представились все командиры международных отрядов, которые отнеслись с должным вниманием и уважением к авторитету и военной опытности русского генерала. На третий день после своего прибытия генерал Линевич вместе с генералами Стесселем и Василевским объезжал наши позиции и производил рекогносцировку передовых китайских позиций возле Бэйцана, в 8 верстах от Тяньцзина. С приездом генерала Линевича старшим в чине среди других командиров стал русский генерал, следующим за ним по старшинству был начальник японского отряда генерал-лейтенант Ямагучи, известный деятель последней японо-китайской войны.
Еще до приезда генерала Линевича, командирами неоднократно обсуждался вопрос о необходимости безотлагательно приступить к походу на Пекин, ввиду угрожающих известий о положении посланников. Однако мнения военачальников расходились относительно цифры войск, необходимых для этой цели. Одни полагали, что достаточно 20–25 тысяч солдат. Другие находили, что не менее 40 тысяч человек должны быть налицо, для того чтобы китайские войска были рассеяны и связь между Таку, Тяньцзином и Пекином могла считаться обезличенной. Третьи советовали переждать периода дождей, который должен был наступить в конце лета и мог не только затруднить движение войск, но даже совершенно прервать всякое сообщение с Пекином на несколько недель.
Японцы были готовы немедленно отправить на театр военных действий 30 тысяч своих войск, но не решались на такую меру, опасаясь неудовольствия со стороны России, Франции и Германии, которые не могли, конечно, желать, чтобы международное дело освобождения посланников и прекращения китайского пожара было сделано одними японскими руками, хотя Англия и Америка поддерживали намерение Японии.
Русские советовали только одно – не торопиться. Несколько раз англичане, американцы и японцы заявляли русским, что они должны немедленно выступить в поход, и приглашали русских присоединиться к их отрядам. Русские считали такое выступление преждевременным и отказывались. Союзники, по-видимому, не решались двинуться вперед без русских – и поход откладывался. Наконец, раз англичане известили генерала Стесселя, что они безотлагательно выступают «завтра». Генерал Стессель ответил, что желает им «счастливого пути и всякого успеха», но присоединиться к ним не может, так как не имеет приказаний от своего начальства. Союзники очень рассердились, отложили экспедицию сперва на «послезавтра», а затем и совсем на неопределенное время.
21 июля генерал Линевич пригласил союзных командиров на военный совет. Присутствовали все командиры и начальники их штабов. Председательствовал Линевич. На этом совещании, которое продолжалось несколько часов, было решено, по особенному настоянию генерала Ямагучи, на другой день ночью атаковать соединенными силами Бэйцан, в котором укрепились китайские войска. Русские, французы, немцы, итальянцы и австрийцы двинутся с правого фланга, а японцы, англичане и американцы – с левого. Предположено окружить Бэйцан со всех сторон. Атакующие силы составят отряд в 15 тысяч человек. 6 тысяч интернациональных войск, под общим начальством полковника Анисимова, остаются в Тяньцзине для охраны города, ввиду возможного нападения со стороны вновь прибывающих китайских войск, недавно высланных, по слухам, из южных провинций.
В поход на Пекин22 июля
В день Тезоименитства Государыни Императрицы Марии Феодоровны, 22 июля, русский отряд, совместно с отрядами союзных наций, двинулся против китайского лагеря Бэйцан, чем было положено начало похода на Пекин.
На улицах Тяньцзина шум и движение. Загремели огромные неуклюжие американские фуры, запряженные четверкою рослых жирных мулов и живо напомнившие американские прерии, романы Майн-Рида и его героев. Замелькали маленькие и чистенькие остроглазые японские кавалеристы на маленьких веселых вороных жеребцах. Застучали легкие скорострельные пушки франтовских и воинственных англичан в желтых шлемах и желтых тропических костюмах. Затопотали своими крепкими копытами тонкинские мулы, перевозившие на своих хребтах легкую горную батарею красивых и добродушных французов, одетых в синие шлемы и синие костюмы. Замаршировали всегда парадные, вымуштрованные и краснощекие германцы в круглых серых шлемах и широких блузах цвета китайских песков. Ржали, кричали и ревели лошади, мулы и ослы. Потащились грязные обозы, наполненные всяким скарбом, но только не огнестрельными припасами, тощих и голодных чернокожих индийцев, в цветных чалмах, песочных блузах и шароварах, с серыми лентами, обвивающими ноги, и в черных кожаных башмаках.
Гневное Небо-Тен было умилостивлено неисчислимыми и неисчерпаемыми потоками пролитой китайской и заморской крови и само пролило наконец первые тяжелые капли небесной влаги. Весь день и всю ночь шумел крепкий и упорный южный дождь и заливал лужами пыльные улицы Тяньцзина, дороги и изнемогавшие от засухи поля. В ответ на смертоносные раскаты еще недавно гремевших стальных орудий откликнулся небесный гром. Тяжело перекатываясь от одного небосвода до другого, он точно негодовал и смеялся над жалкими потугами людей подражать его царственным правам и потрясал тучи и землю своим победным грохотом.
Но, видно, еще мало было пролито крови. Сквозь шум ливня и среди торжествующих ударов грома было слышно, как тысячи людей шли в поход, тысячи ног топтали грязь, подковы коней разбрызгивали лужи, ружья и сабли бряцали, колеса орудий и телег скрипели, погонщики кричали, мулы и ослы ревели.
Так как общее наступление всех союзных колонн должно было последовать с рассветом, а до места было не более 12 верст, то я еще располагал временем и ночью, сидя в гостинице «Astor-House», писал корреспонденцию о последних событиях.
Около 2 часов ночи, задолго до рассвета, послышались отдаленные раскаты выстрелов. Видно, снова началось кровопролитие.
Я бросил писать и поспешил уложить на дорогу мой самый упрощенный корреспондентский багаж, т. е. ничего, кроме записной книжки с карандашом, засунутой в карман, и бутылки красного вина, уложенной в седло. Тут я вспомнил о револьвере, который был мне любезно подарен мичманом З. и ровно два месяца, забытый, мирно лежал на дне чемодана. Я живо разыскал оружие, которое могло быть весьма полезным, так как мне предстояло ехать одному, в темноте, по неизвестным дорогам. Я начал храбро заряжать револьвер, но… несмотря на все мои усилия, пули не имели никакого намерения держаться в барабане. Пули и револьвер оказались разных калибров. Окончательно убедившись, что мне не судьба носить оружие, я отправил револьвер обратно в чемодан, и, вооружившись для обороны если не от боксеров, то от комаров, хорошим плетеным хлыстом, похищенным мною из одной китайской кавалерийской импани, я вскочил на лошадь, которую когда-то купил у китайца-христианина и потерял ее во время своей болезни. Наши всеведущие и вездесущие казаки разыскали эту лошадь и объездили.
Меня постигла новая неудача. Лишь только я выехал из ворот гостиницы, лошадь пробежала несколько шагов и сейчас же основательно и с чувством так заиграла задними ногами, что я, недолго думая, очутился в луже.
Меня не столько испугала участь моего белого тропического костюма, который приобрел весьма странный вид, точно был разрисован смелой кистью импрессиониста или декадента. Меня больше встревожило будущее бутылки красного вина, находившейся в седле. В походе вино – незаменимое питье и с ним можно пить даже воду из Пэйхо. Я снова поймал лошадь, снова влез на нее и снова полетел на землю. При каждой моей попытке взобраться на седло, лошадь начинала играть задними ногами и выказывать самые враждебные намерения. К моей величайшей досаде, лошадь не только не убежала совсем, чтобы оставить меня по крайней мере в покое, но продолжала ходить возле дороги. Была ли эта лошадь настроена боксерами и потому ненавидела всех иностранцев, или она слушалась только русских казаков, которые на ней ездили, или, быть может, она не терпела только одних журналистов и корреспондентов, но она решительно отказалась меня возить, и я был принужден отвести ее обратно в конюшню и взять другого коня. Я был в отчаянии и боялся, что, благодаря капризу моего четвероногого врага, я не успею нагнать нашего отряда и не увижу самого интересного момента боя.
Меня постигла новая неудача. Лишь только я выехал из ворот гостиницы, лошадь пробежала несколько шагов и сейчас же основательно и с чувством так заиграла задними ногами, что я, недолго думая, очутился в луже.
Меня не столько испугала участь моего белого тропического костюма, который приобрел весьма странный вид, точно был разрисован смелой кистью импрессиониста или декадента. Меня больше встревожило будущее бутылки красного вина, находившейся в седле. В походе вино – незаменимое питье и с ним можно пить даже воду из Пэйхо. Я снова поймал лошадь, снова влез на нее и снова полетел на землю. При каждой моей попытке взобраться на седло, лошадь начинала играть задними ногами и выказывать самые враждебные намерения. К моей величайшей досаде, лошадь не только не убежала совсем, чтобы оставить меня по крайней мере в покое, но продолжала ходить возле дороги. Была ли эта лошадь настроена боксерами и потому ненавидела всех иностранцев, или она слушалась только русских казаков, которые на ней ездили, или, быть может, она не терпела только одних журналистов и корреспондентов, но она решительно отказалась меня возить, и я был принужден отвести ее обратно в конюшню и взять другого коня. Я был в отчаянии и боялся, что, благодаря капризу моего четвероногого врага, я не успею нагнать нашего отряда и не увижу самого интересного момента боя.
Проехав через мирно спавший Тяньцзин и обогнув разрушенные и сожженные деревни перед вокзалом, с валявшимися прогнившими трупами китайцев, я пересек опустошенные поля, на которых два последних месяца бились международные отряды желтого, красного и белого племени. Дрались здесь китайцы и японцы, маньчжуры, чжунгары и монголы, буряты, татары, английские индусы, бенгалы, пенджабы, сикхи, гуркасы, раджипуты, французские аннамиты, малайцы, американцы, евреи, англичане, германцы, австрийцы, итальянцы, французы, австрийские чехи, словаки, поляки и русские.
На самых мирных землепашцев и торговцев, двести лет ни на кого не нападавших и ненавидевших войну, ополчились племена Азии, Европы и Америки. На желтых китайцев пошли войною единоплеменные и единоверные им желтолицые японцы. Приплыли посланные англичанами индусы, разделенные от китайцев величайшими горами и равнинами и давно не враждовавшие с ними.
Перепутались не только племена, но и веры. В обоих воюющих лагерях были конфуцианцы, буддисты, магометане и шаманы. Заодно с христианами шли брамины и язычники. На стороне европейцев были китайцы-христиане и целый китайский полк, привезенный англичанами из Вэйхайвэя. С другой стороны, у китайцев было европейское оружие и они дрались по правилам европейского военного искусства, которому их обучили европейцы-инструктора.
Это было такое странное и роковое смешение людей и понятий, что спуталось даже представление о смысле и цели всей этой войны.
И китайцы и союзники дрались друг с другом ради одной и той же цели и одними и теми же средствами – «на пользу Китая». Первые отстаивали честь и свободу Китая. Вторые шли устанавливать в нем порядок и освободить посланников. Но было ли от этого Китаю легче?
Впервые в истории человечества, на берегах Тихого океана сошлись для кровавого спора разные племена Азии, Европы и Америки. Если война разъединяет и ссорит народы, то она же собирает, связывает и даже сближает враждующие племена. Духовная сила и ширина каждого народа и отдельного человека полнее и глубже всего познаются в пору испытаний. Пестрые разноязычные и разноверные отряды, собравшиеся на Печилийских полях, и под огнем и во время мира имели много случаев приглядеться и привыкнуть друг к другу, заметить, кто в чем силен и слаб, и потом дома на родине рассказать все то, что они видели и слышали.
В 1860 году Китай имел столкновение с двумя державами – Англией и Францией. Через 35 лет он воевал с Японией. Через 40 лет ему пришлось вступить в борьбу уже с восемью державами.
Не есть ли китайская распря 1900 года предзнаменование грядущей великой борьбы, которая разразится в неотдаленном будущем на Китайской равнине между разными народами Европы, Азии и Америки, для дележа берегов Тихого океана?
Бэйцан23 июля
Все утро с севера, со стороны Бэйцанских позиций, доносились то протяжные и воющие, то гулкие и трещавшие раскаты отдаленной пальбы. Слышно было, как звуки передвигались к северу и то застывали, то гремели еще ожесточеннее, и по ним можно было судить, что отважные японцы, бывшие в авангарде союзников, завязали горячий бой, не щадили ни китайцев, ни своих снарядов, ни себя и разбивали врага наголову. Но и китайцы не щадили японцев, и их ответные выстрелы не переставая грохотали во всех концах Бэйцанского лагеря.
Я знал, что Бэйцан был расположен в 12 верстах от Тяньцзина по железной дороге, и поехал вдоль полотна отыскивать наши войска. Дождь прекратился еще ночью, тучи рассеялись, взошло солнце и засеребрило на свежеумытых травах, цветах и деревьях еще не опавшие живительные капли дождя.
По полученным донесениям, китайский укрепленный лагерь был сооружен между городком Бэйцан, лежащим на левом берегу Пэйхо, и полотном железной дороги, ведущей к Пекину.
Согласно диспозиции боя, 6500 японцев, 1800 англо-индийцев и 1000 американцев, со своими орудиями, должны были наступать на лагерь со стороны Пэйхо – с запада. Русские полки: 9-й, 10-й, 1-й батальон 12-го полка и 2 сотни верхнеудинцев и читинцев, 2 роты германской морской пехоты, 1 1/2 батальона французских колониальных войск, полроты австрийских моряков и полроты итальянских и 2 французские горные батареи, под общим начальством генерала Стесселя, обходили с востока и должны были атаковать со стороны железной дороги. В центре, вдоль полотна железной дороги, двигались для демонстрации 2 русские батареи, 1 французская полевая батарея и 2 роты 2-го полка, под общим командованием полковника Келлера. Всего шло на Бэйцан около 15 000 человек.
По разрыхленным дождем вязким дорогам, среди полей гаоляна, среди мирных огородов и красивых рощиц показались белые рубахи русских, синие куртки французов, песочные блузы немцев и матросские голландки австрийцев и итальянцев. Колыхаясь и сверкая, двигались ружья – целый стальной лес. Сверкали штыки, сабли, пушки, и слышался многотысячный топот человеческих и лошадиных и мулиных ног. Разноплеменное войско двигалось тихо, молча – точно по китайским полям медленно пробирался великолепный исполинский удав, извивавшийся и игравший на солнце своей блестящей чешуей. Это был отряд генерала Стесселя, который шел обратно с поля сражения в полном порядке, в то время как канонада еще бушевала над Бэйцаном. Что случилось?
Офицеры рассказали, что весь отряд генерала Стесселя накануне вечером собрался за Лутайским каналом и стал биваком. Ночь провели под жестоким проливным дождем, в грязи и вымокли как рыбы. На рассвете вся равнина, по которой должен был идти отряд, оказалась залита водою. Чтобы воспрепятствовать движению иностранного войска, умные китайцы заблаговременно провели рвы, устроили шлюзы и сумели за одну ночь так наводнить всю местность, что она обратилась в озеро, которое не было никакой возможности пройти: воды было по грудь. Не рассчитывая на свою храбрость, изобретательные китайцы придумали обороняться с помощью природы. Генерал Стессель решил отступить и обходным движением присоединиться со всем своим отрядом к японцам, которые уже штурмовали Бэйцан.
Я поскакал дальше вдоль железнодорожной насыпи в погоню за демонстративной колонной полковника Келлера. Позади остался Лутайский канал и 1-й железнодорожный мост, который русские взяли с такими усилиями 30 июня, затем 2-й мост и 3-й, возле которого 4 июня были освобождены наши саперы и где я впервые увидел бой и познакомился сам с китайской шрапнелью. Перед этим мостом стоял паровоз, несколько вагонов со шпалами и рельсами и солдаты Уссурийского железнодорожного батальона исправляли полотно.
– Что вы здесь делаете в виду неприятеля? – спросил я знакомого офицера.
– Чиним путь.
– Да ведь китайцы могут видеть вас и ваш поезд из своего лагеря.
– Не наше дело. Полковник Келлер, наш командир, приказал нам чинить путь по пятам русского отряда – мы и чиним. Это нам не впервые. Уже верст на 6 от Тяньцзина мы восстановили дорогу.
У 4-го моста, в поле, прикрытые высокой кукурузой и гаоляном, чернели зарядные ящики, лошади и люди. За ними перед свеженасыпанными окопами стояло рядом 16 русских пушек 2-й и 3-й батарей и 6 французских. Под тропическим дождем, в глубокой темноте, русские и французские артиллеристы под общим начальством подполковника Мейстера, с величайшим трудом протащили орудия по размытым дорогам, по рытвинам и болотам, окопались и с утра начали бомбардировать левый фланг китайцев. При батареях был десант наших моряков, под командою лейтенанта Родионова. Не стесняясь тем, что в его распоряжении была только горсточка людей, лейтенант Родионов храбро обстреливал китайцев. Я не знаю, какой урон от этого десанта понес китайский лагерь, но рад сообщить, что в десанте Родионова никаких потерь не было.