— И, говоря «перепутали», ты конечно же имеешь в виду «нарочно поменяли местами»?
— Ну разумеется! — фыркнул Бен. — Потом позвонил Бычара, предложил помочь, но Моукер отказался. А еще через полчаса у пернатого состоялся разговор с тем самым «птенцом», который рассказал Алексу о Гейле Шуйце.
— Быстро работают его «птенцы», — отметил я.
— Да уж, — кивнул Кротовски. — Ну а после этого Моукер позвонил, видимо, кому-то из своих палачей и велел, дословно, «разобраться с Гейлом Шуйцем».
— Это все?
— Пока да.
— «Пока»? Выходит, твое второе ухо по-прежнему там?
— Угу.
— Что ж, отлично, — одобрительно кивнул я. — Хочу, чтобы ты продолжал слушать Моукера. Я должен быть в курсе всех его дел. Если он вычислит заказчика, я хочу, чтобы мы прижали вора к стенке раньше, чем это сделает пернатый.
— Хорошо, Гиллиган, — кивнул Бенджамин. — Я обязательно…
Он внезапно запнулся.
— В чем де… — хотел спросить я, однако Кротовски вскинул вверх правую руку, тем самым призвав меня к молчанию. Я послушно застыл, не слишком понимая, что происходит. Прошло не меньше минуты, прежде чем Бен вновь опустил руку и, в ответ на мой вопросительный взгляд, любезно пояснил:
— Это Моукер.
— Так ты сейчас, вроде как, его подслушивал? — догадался я.
— Угу. В принципе, трудно было не обратить внимания на его вопли. Пернатый в бешенстве, Гиллиган. Орет, как резаный. Буквально рвет и мечет.
— Ну, еще бы! — фыркнул я. — Он ведь, похоже, снова остался без своего артефакта.
— Дело не только в этом, — мотнул головой Кротовски. — Помнишь тех двоих, кого ты принял за телохранителей Шуйца?
— Ну да.
— Так вот на самом деле они-то и были палачами Пересмешника.
— Что? — Я округлил глаза. — Но… кто тогда мог их убить?
Бенджамин лишь пожал плечами.
— Судя по всему, Моукер хочет это узнать не меньше нашего, — сказал зомби, хмуро глядя на меня.
В подвале воцарилась тишина.
Похоже, в нашем деле внезапно объявилась третья сторона.
* * *— По-моему, она отвратительна, — заметила Эмма, когда Бычара, сидя на краюшке кровати, в очередной раз рассматривал шкатулку.
Он оглянулся через плечо; миссис Хорник, встав на колени и вытянув шею, пыталась со своей койки рассмотреть, что у мужа в руках.
— Ты это о чем? — не сразу понял Бак.
— О шкатулке, которую ты вертишь весь вечер. Она отвратительна.
— А. Что ж, может, и так, — хмыкнул Бычара. — Мне-то, видишь ли, на ее внешний вид наплевать. Гораздо важней то, что лежит внутри.
— А что там? — спросила Эмма с нескрываемым любопытством.
— Артефакт невиданной силы, — нехотя пояснил Хорник.
— Почему «невиданной»?
— Потому что ее не видно ни хрена. — Бак в сердцах сжал шкатулку обеими руками, отчего та жалобно хрустнула. — Ничего. Завтра приедет оценщик, разберемся.
— Так это взаправду какой-то артефакт? — не унималась девушка.
— Да ерунда это, если взаправду, — со вздохом ответил Бычара. — Веришь, нет, там внутри — иголка с ниткой. И все. В общем, надо с оценщиком эту штуковину осмотреть, тогда будет понятно, не зря ли я ее… раздобыл.
— О, ясно. Что ж, надеюсь, он не обманет твоих ожиданий.
— Я тоже надеюсь. — Бак поднялся с кровати и, пройдя к сейфу, поставил шкатулку на полку. — Пусть пока тут побудет. От греха подальше.
Он закрыл дверь и на всякий случай подергал за ручку, проверяя замок.
Порядок.
Ни один уважающий себя «медвежатник» не взялся бы открывать подобный сейф: надежностью своей он не уступал знаменитым влайзеповским хранилищам, чьи замки не брали ни инструмент, ни магия. Единственный способ добраться до содержимого — перебрать все возможные комбинации, но, с учетом того, что код состоит из семи цифр, на подобный подвиг не осмелился бы даже самый усидчивый в мире тролль.
Бычара забрался под одеяло и уставился в потолок. Он слышал тихое дыхание Эммы, лежащей на соседней кровати, слышал, как под порывами беспощадного осеннего ветра дрожат стекла в оконных рамах. Бак думал о завтрашнем дне, о грядущем визите Луиджи Берника, который на самом деле вовсе не оценщик, а самый настоящий стихийный маг, просто Эмме об этом знать не следует… И уж если даже Луиджи скажет, что иголка с ниткой абсолютно бесполезны, тогда шкатулку действительно впору будет выкидывать.
Ну, или, как вариант, можно будет ради смеха вернуть артефакт Пересмешнику — он ведь так его ждал. Подбросить в почтовый ящик или на коврик у двери поставить, постучать и спрятаться в ближайшем кустарнике, чтобы оттуда понаблюдать за его реакцией.
Хорник невольно улыбнулся, представляя, как бы это выглядело со стороны.
— О чем ты думаешь, Бак? — внезапно спросила Эмма.
— О разном, — неохотно буркнул хозяин Востока.
— Скажи, Бак… — После непродолжительной паузы девушка заговорила вновь: — А ты уже размышлял о… о наследнике?
— Что? — оторопело переспросил Бычара.
Он повернул голову и удивленно посмотрел на Эмму. Она тут же отвела взгляд, уставилась в потолок, и, явно стесняясь, попыталась объясниться:
— Ну, рано или поздно ведь настанет момент, когда ты уже не сможешь сам управлять своими… делами. Момент, когда тебе потребуется передать дела своему сменщику.
Девушка стрельнула глазами в его сторону, однако Бычара лишь недоуменно хмурился, силясь осмыслить услышанное. Попеременно краснея и бледнея, Эмма продолжила:
— Мы уже тринадцать лет живем с тобой под одной крышей, Бак. И моложе с годами не становимся. К тому моменту, когда тебе настанет пора уйти на покой, твой малыш должен быть готов занять твое место. Не может ведь пятилетний управлять делами вместо тебя? К тому же он, вероятно, не родится купцом или меценатом, и нам придется искать ему подходящую партию, а в Чернике браки, как ты прекрасно знаешь, заключают лишь по достижении восемнадцати лет. Нам следует учитывать все эти нюансы, если мы не хотим лишиться нашего богатства.
Бычара смотрел на нее, глупо хлопая ресницами. Никогда прежде Эмма не заговаривала с ним на эту тему, а сам он, сказать по правде, крайне редко задумывался о сыне.
Однако сейчас Бак внезапно понял, что девушка права, как никогда. Что с его «собачьей работой» будет большой удачей, если Хорник доживет до сорока, не говоря уже о пятидесяти или, тем паче, шестидесяти лет. А ведь ему уже тридцать один!.. И Эмме — столько же.
Может быть, сейчас самое подходящее время, чтобы решить эту проблему? Может, другого шанса уже не будет?
— Ты меня слышишь? — отвлекла его от мыслей девушка.
— Слышу, слышу, — рассеянно отозвался Бак. — И как бы согласен, что вопрос наследника, конечно, очень важный. Но… если честно, мне казалось, тебя все это не интересует.
— Почему же?
— Потому что мы спим в разных кроватях. Потому что мы муж и жена только на бумаге.
— И что же? Разве все браки заключаются по любви? В конце концов, мы должны исходить из того, что имеем. Я, как и любая другая женщина, хочу стать матерью, тебе ребенок нужен, чтобы продолжить свой род. Как видишь, наши интересы сходятся, так что, я считаю, мы вполне можем разок изменить традиции. Согласен?
— Ну, я… — неуверенно пробормотал Бак.
— А теперь просто помолчи, милый.
На щеках Эммы был легкий румянец. Медленно, но решительно она поднялась с кровати и на негнущихся ногах подошла к ложу Бычары. Хозяин Востока удивленно смотрел, как его жена через голову стягивает ночную рубашку, как пепельные волосы растекаются по голым плечам, смотрел на ее острые грудки с торчащими сосками, на роскошные бедра, на пухлые губы, влажные и слегка подрагивающие от волнения, и думал, что она куда красивей любой из женщин, с кем ему доводилось бывать. Пока он развлекался со шлюхами, дома ждал прекрасный цветок, ранее казавшийся недоступным.
И вот теперь ему выпал шанс этот цветок сорвать.
Бак обнял Эмму за бедра и притянул к себе. Она сопротивлялась только в первую секунду, с непривычки, после чего отдалась ему вся, доверилась мужчине, более опытному и умелому в делах постельных, и Бы-чара с радостью принял инициативу. Дикая, безудержная страсть охватила его могучее тело.
В ту ночь из спальни доносились настолько непривычные звуки, что Арнольд подумывал наведаться к хозяевам, дабы справиться об их самочувствии, однако, по счастью, так и не осмелился на столь поздний визит.
Все стихло ближе к полуночи. Насытившись друг другом, любовники расползлись по койкам и моментально уснули. Дом погрузился в привычную ночную тишину.
Правда, ненадолго.
Едва уловимый шорох никак не мог потревожить утомившихся Хорников. Тихонько звякнул металл о металл, и в крохотную щель между дверцей сейфа и удерживающей ее петлей протиснулась достопамятная иголка из шкатулки. Будто маленькая змейка, она скользнула вниз по стене, затем поползла по полу и, вскарабкавшись на кровать, метнулась к приоткрытому рту Бычары.
Секунду спустя она скрылась внутри, утащив за собой хвостик-нитку.
Усталый город заснул вновь.
Впереди была суббота.
* * *Ночной Паркстон не баловал жителей ясным небом и мерным светом пятнистого овала луны. Вместо этого он предложил им ватное покрывало сизого тумана, куда более приличествующее осенней поре. Большинство паркстонцев отдыхало дома, в уютных и не очень квартирках; закутавшись в пледы, они дремали в креслах, храпели на диванах или же, сидя у окна с кружкой кофе, радовались, что очередная рабочая неделя подошла к концу.
Однако не все могли переждать сию промозглую ночь в тепле. Иных неотложные дела выгнали в промозглый октябрь вопреки несносной погоде.
Угрюмый джентльмен в темно-зеленом пальто, котелке того же цвета, белоснежном шарфе, с саквояжем в одной руке и черным зонтом в другой стоял на перроне, ожидая полуночного грайверного экспресса. Рядом с ним возвышался огромный мужчина в потертой черной куртке и шляпе с полями, надвинутой на глаза. Руки мужчина держал в карманах, и потому окружающим оставалось только гадать, какого размера у него ладони. Надо думать, связываться с подобным здоровяком не рискнул бы даже Паркстонский чемпион по кулачному бою: уж больно грозным казался этот парень, уж больно сильным и монолитным — из тех упрямцев, кого не так-то просто опрокинуть навзничь. Проводник, пожилой усач в штатной серо-синей форме, при виде громилы охнул от неожиданности и попятился назад.
— Доброго здравия, уважаемый, — привлекая к себе внимание бледного, как мел, сотрудника экспресса, поздоровался джентльмен в котелке. — Вам ли я должен отдать наши билеты?
— Наши? — испуганно косясь в сторону великана, уточнил проводник. — Вы едете вместе с этим высоким господином?
— Да, именно так. Я хирург, а это — мой верный помощник. Мы едем на врачебный семинар.
— Ага… — только и сказал усач.
— Вот, возьмите билеты, — джентльмен запустил руку за пазуху и, вытащив два бумажных квадратика, протянул их собеседнику. — Купе номер двенадцать в третьем вагоне. Это ведь третий вагон?
— Третий, — кивнул проводник, изучая полученные билеты. Убедившись, что с ними все в порядке, он уточнил:
— До Бокстона, верно? А то у здешних куриц почерк хуже, чем у иного аптекаря.
— Верно, — кивнул джентльмен.
— В таком случае, господа, прошу за мной, — сказал проводник и первым скрылся в тамбуре.
Джентльмен и его могучий спутник не заставили себя ждать. Верзиле пришлось сгорбиться, чтобы не цеплять головой потолок, однако никакого раздражения он не выказал, видимо, за годы путешествий привык к подобным неудобствам. Оказавшись в вагоне, троица прошла мимо красно-бурых дверей, пока не остановилась у нужной. Убедившись, что номер на ней совпадает с указанным в билетах, проводник оторвал контрольные полосы и вернул корешки хирургу со словами:
— А вот и ваше купе. Проходите, располагайтесь.
— Благодарю, — джентльмен улыбнулся проводнику и, отворив дверь, первым зашел внутрь. Мужчина в куртке последовал за ним. Стоя на пороге, проводник с интересом наблюдал, как верзила усаживается на лавку, как расправляет плечи и разминает затекшую шею.
— Вам пора, — внезапно произнес джентльмен.
Усач от неожиданности вздрогнул и вновь повернул голову к хирургу. Джентльмен равнодушно смотрел на него из-под полуопущенных век; рука его, в тонкой белой перчатке с прорезями, лежала на дверной ручке. Проводнику отчего-то стало не по себе. Было в этой странной парочке пассажиров нечто зловещее, пугающее. Находиться с ними в замкнутом пространстве усачу хотелось меньше всего на свете, и потому он охотно согласился с джентльменом:
— И впрямь. Удачной поездки, господа. Постараюсь не тревожить ваш покой без крайней необходимости.
— Будем вам очень за это признательны, — сухо произнес джентльмен.
— Ага. Ну, значит, встретимся через шесть часов, в Бокстоне! — проводник с трудом выдавил из себя улыбку.
— Именно, — кивнул хирург и, едва сотрудник экспресса шагнул назад, захлопнул дверь и закрылся на внутреннюю щеколду. Проводник постоял еще с полминуты, рассеянно глядя на покосившуюся табличку «двенадцать», а потом, будто опомнившись, устремился по коридору в направлении тамбура.
Тем временем джентльмен подошел к окну и задернул шторки. Воровато оглядевшись по сторонам, он опустился на свободную лавку и одарил спутника насмешливым взглядом.
— Ну что, Лоскуток? — обратился он к верзиле. — Ждешь ли ты встречи с большим городом?
Собеседник молча кивнул.
— Сними уже эту дурацкую шляпу, тебя все равно никто не видит, — добавил хирург раздраженно.
Верзила не спорил. Положив головной убор на столик, он бесстрастно уставился на джентльмена своими разноцветными глазами.
Проводник, увидь он вблизи кошмарное лицо Лоскутка, наверняка рухнул бы в обморок. По сути, это было даже не одно лицо, а странная мозаика из нескольких, будто собирающий беззастенчиво смешал фрагменты из разных наборов и насильно состыковал их друг с другом. Серую кожу здоровяка испещряли дорожки неровных стежков, соединяющих разрозненные компоненты жуткого портрета.
А джентльмен, сняв котелок, любовался этой физиономией, точно картиной великого мастера, чей талант не в силах умалить даже демонстративная небрежность. Насмотревшись всласть, хирург нацепил на кончик носа очки в тонкой металлической оправе и раскрыл крохотный томик, дабы приняться за чтение, как вдруг верзила вытащил из-за пазухи небольшую тряпичную куклу. Это была крохотная собачка, грубовато сшитая, однако по-своему симпатичная. Верзила потряс куклой в воздухе, но хирург, слишком увлеченный книгой, не обратил на спутника никакого внимания. Тогда Лоскуток прохрипел:
— О-о-ости-и-ин…
— Чего тебе? — нехотя оторвавшись от чтения, спросил джентльмен.
Лоскуток помахал ему куклой.
— Опять ты со своей псиной… — проворчал Остин, с ненавистью глядя на собачку в могучей ладони великана. — Зачем она тебе? Лишние хлопоты…
Лоскуток бессильно уронил голову на грудь. Джентльмен, глядя на него, тихо ругнулся.
— Вирм бы тебя побрал, Лоскуток… Ладно, убедил. Я сделаю это для тебя. Но прежде ты должен пообещать, что она не будет путаться под ногами!
Лоскуток энергично закивал и протянул куклу Остину. Тот брезгливо взял ее двумя пальцами и швырнул на махонький столик под окном. Затем, тщательно вытерев руки чистым носовым платком, джентльмен открыл саквояж и извлек наружу катушку красных ниток с торчащей из нее иглой. Лоскуток наблюдал за происходящим, слегка приоткрыв рот в предвкушении незабываемого зрелища. Верзила знал, что Остин способен на чудеса, которые другим людям не подвластны.
Вот он вдевает нить в иголку и завязывает узелок. Затем берет со стола тряпичную псину и начинает шить. Иголка ныряет в один бок, выныривает из другого и уходит в лапу, образуя внутри собачки некое подобие нервной системы. Паутина оплетает игрушечного питомца тонкими красными нитями. Клочки ткани, которыми она набита, — будущие мышечные ткани.
Остин, прикусив кончик языка, продолжает увлеченно шить. Он не слишком-то хочет этого, но, раз уж взялся, надо делать на совесть. С самого детства отец учил его быть старательным и прилежным, а Остин был из тех сыновей, кто всегда слушают папу.
Наконец хирург завязал последний узелок и, спрятав катушку обратно в саквояж, протянул собачку Лоскутку.
— Держи. Вот твой новый питомец.
Верзила бережно взял песика в ладони и поднес к уродливому лицу.
— Живи, — тихо сказал Остин.
Едва это слово сорвалось с губ джентльмена, собачка вздрогнула и, вскинув голову, уставилась на Лоскутка черными глазами-пуговицами. Затем, медленно встав на все четыре ноги, она шагнула вперед и храбро лизнула громилу в нос красным клочком, заменявшим ей язык, губы Остина, наблюдавшего за этой сценкой со стороны, невольно расплылись в улыбке. Убедившись, что Лоскуток всецело увлечен новым питомцем, джентльмен вернулся к чтению. Это был художественный роман в двух частях о судьбе молодого человека, оказавшегося в тюрьме за преступление, которого не совершал. Как раз сейчас молодой человек, обуреваемый жаждой мести, пытался сбежать из заключения, дабы поквитаться с оклеветавшими его мерзавцами. Написано было крайне увлекательно, не оторваться. Большой любитель чтения, Остин надеялся прикончить оба томика прежде, чем они нагрянут в столицу.
Ибо в Бокстоне у них и без того дел будет хоть отбавляй.
* * *— Учитель! Учитель!
Ромидаль приоткрыл один глаз и хмуро посмотрел на меня.
— Что случилось? — спросил он хрипло.
Я стыдливо потупил взгляд:
— Простите, учитель… Я разбудил вас…
— Не томи, Тайлер, — проворчал некромант. — Что сделано, то сделано, и потерянный сон уже не вернешь. Так что давай, рассказывай, чего там у тебя?