В Испании возвращается сиеста, хотя и на новый лад. Поскольку у большинства испанцев теперь не хватает времени сходить домой, чтобы пообедать и поспать, национальная сеть массажных салонов Masajes a 1000 предлагает всем, от банкиров до барменов, помещение, где всего за четыре евро можно поспать 20 минут.
Я проинспектировал один из филиалов в Барселоне, на улице Пальма-де-Майорка. И действительно: здесь есть всё, чтобы человек мог расслабиться. Стены приятного персикового оттенка, помещение теплое, неяркий свет. Из замаскированных колонок доносится музыка нью-эйдж. Полностью одетые клиенты лежат ничком на эргономичных креслах, им делают массаж головы, шеи и спины. Заснет человек, массажист накроет его толстым шерстяным одеялом и перейдет к следующему. Пока я устраивался в своем кресле, трое соседей уже посапывали. Минута-другая – и я присоединился к ним.
Выходя из салона, я перемолвился словечком с Луисом, молодым агентом по продажам, который тщательно поправлял галстук после четверти часа сна. Выглядел он очень свеженьким – так, как чувствовал себя и я.
– Лучше всякого тренажерного зала, – сказал он, щелкая замками кейса. – Сил хоть отбавляй. С чем угодно справлюсь.
Глава 9 Досуг: как важно уметь отдыхать
В нашем одержимом работой мире досугу уделяется немалое значение. В 1948 г. ООН включил право на отдых в перечень основных прав человека. Прошло полвека, и мы того и гляди захлебнемся в океане книг, сайтов, журналов, телешоу и газетных приложений, посвященных развлечениям и хобби. Появилась даже академическая дисциплина – наука о досуге.
Вопрос, как лучше всего распорядиться свободным временем, отнюдь не нов. Две с лишним тысячи лет назад Аристотель уверял, что это главная проблема для человека. У элиты (которую не зря же именуют «праздным классом») во все века времени хватало, чтобы как следует обдумать этот вопрос. Эти люди не трудились в поте лица днем и ночью, чтобы свести концы с концами, но могли позволить себе игры, интеллектуальное общение и занятия спортом. Сегодня же досуг стал доступен широким массам.
В начале промышленной революции подавляющее большинство людей слишком много работали и слишком мало зарабатывали; проблемы, куда девать свободное время, не возникало. Однако постепенно заработки выросли, а рабочий день сократился, и появилась особая культура времяпрепровождения. Досуг структурировался не хуже работы. В XIX в. появилось многое из того, чем мы и поныне заполняем свободное время. Футбол, регби, хоккей и бейсбол привлекли зрителей, в городах разбили парки для прогулок и пикников. Представители среднего класса вступали в теннисные и гольф-клубы, стекались в музеи, театры и мюзик-холлы. Новые типографские станки плюс распространение грамотности – и произошла еще одна революция: появился массовый читатель.
Досуга становилось все больше, и люди принялись всерьез обсуждать, каково его назначение. Викторианцы по большей части видели в нем возможность отдохнуть от работы и восстановиться, чтобы лучше работать. Кое-кто заглядывал и чуть дальше: досуг, говорили передовые люди, придает жизни содержание, смысл и форму. «По-настоящему человек живет тем, что доставляет ему удовольствие, – рассуждала американская писательница Агнес Репплайер. – Досуг позволяет ему выстроить свое истинное “Я”». Платон считал высшей формой досуга – замереть и прислушаться к миру, принять его{74}. Эту мысль подхватили и современные интеллектуалы. Кафка сформулировал ее так: «Нет нужды выходить из своей комнаты. Оставайтесь сидеть у стола, но прислушайтесь. И даже не прислушивайтесь, просто ждите. И даже не ждите, просто пребывайте в одиночестве и покое. Мир сам по доброй воле откроется вам и снимет маску. Он рухнет в экстазе к вашим ногам»{75}.
Столько предсказаний о скором «конце работы» прозвучало в ХХ в., что мудрецы не могли не задуматься: как же человек справится с таким избытком свободного времени. Появились опасения, что человечество обленится, развратится, утратит мораль. Экономист Джон Мейнард Кейнс предупреждал: люди упустят жизнь, слушая радио. Но не все были настроены столь пессимистично. В 1926 г. Уильям Грин, президент Американской федерации труда, сулил: благодаря сокращению рабочего дня мужчины и женщины смогут «развить свои духовные и интеллектуальные силы». Английский философ Бертран Рассел предсказывал, что люди воспользуются свободным временем для самосовершенствования, будут читать или учиться или же обзаведутся хобби, которые способствует созерцанию: отправятся рыбачить, разводить цветы, рисовать. В эссе 1935 г. «Во славу праздности» (In Praise of Idleness) Рассел писал, что четырехчасовой рабочий день сделает нас «добрее, мы перестанем с подозрением поглядывать друг на друга». Будет больше досуга – и жизнь станет спокойной, мирной и цивилизованной.
Миновало семь десятилетий, а «революция досуга» все еще живет лишь в наших мечтах. Жизнью по-прежнему правит работа. Если свободное время и выдается, мы не погружаемся в тишину и не развиваем восприятие, как рекомендовал Платон, но, будучи преданными учениками Фредерика Тейлора, заполняем каждую свободную минуту какой-нибудь деятельностью. Свободная клеточка в расписании чаще вызывает панику, чем радует. Но отчасти пророчество Рассела все же сбылось: медлительные, созерцательные хобби вошли в моду. Садоводство, чтение, рисование, различные ремесла – все эти увлечения утоляют нашу тоску по временам, когда еще не господствовал культ скорости, когда важнее казалось сделать что-то одно и сделать это хорошо, чем делать-делать-делать.
Рукоделие – вот главный символ «медленной» философии. По мере того как темп жизни в XIX в. ускорялся, все больше людей разочаровывалось в массовой продукции, хлынувшей со станков новых фабрик. Уильям Моррис и другие провозвестники зародившегося в Англии движения «Искусства и ремесла», ругали индустриализацию: господствуют машины, удушен творческий дух. Они хотели вернуться к прежнему обычаю делать вещи руками, медленно и тщательно. Участники этого движения изготавливали мебель, ткани, посуду и все прочее традиционными, доиндустриальными методами. Ручной труд приветствовался как воспоминания о более мирной и спокойной эпохе. И теперь, полтора века спустя, когда вновь нас одолевают технологии, тем сильнее наша тоска по «сделанному вручную». С легкой руки Марты Стюарт вернулся культ домоводства, распространяется движение за «медленную» еду, в Северной Америке женщины увлекаются вязанием.
Вязание, как и другие домашние занятия – готовка, шитье, вышло из моды во второй половине ХХ в. Феминизм разоблачил домашние занятия как извечное проклятие женщины, препятствие на пути к гендерному равноправию. Молодые женщины бились за карьеру, вязание предоставили старушке в кресле-качалке. Но сейчас, когда оба пола стали более-менее равными, забытые домашние ремесла возвращаются.
Задающие тон феминистки (например, Дебби Столлер) ныне поощряют вязание, и им вторят чуткие к новым веяниям гуру: «Вязание – новая йога». Богатые и знаменитые из Голливуда – Джулия Робертс, Гвинет Пэлтроу, Камерон Диас – на досуге вяжут. Четыре миллиона американцев (в основном американок) моложе 35 лет увлеклись этим делом после 1998 г.{76} В нью-йоркском метро или в удобных креслах Starbucks светские дамы в куртках от Ralph Lauren и в туфлях Prada вяжут как одержимые. Создаются десятки сайтов с советами для вязальщиц: как выбрать лучшую шерсть для варежек и как лечить судорогу в пальцах. В бутиках для рукодельниц предлагают гламурную пряжу (искусственный мех, кашемир), которой прежде пользовались только дизайнеры.
Сорокалетняя писательница из Лос-Анджелеса Бернадетт Мерфи точно отразила новые веяния в книге «Дзен и искусство вязания» (Zen and the Art of Knitting, 2002). Возвращение к пряже и спицам она считает проявлением общей реакции на бессмыслицу современной жизни. «Наша культура испытывает острую тоску по смыслу, по вещам, соединяющим человека с миром и людьми, по вещам, греющим душу, – рассуждает писательница. – Вязание выделяет время на то, чтобы наслаждаться жизнью, находить в ней смысл, устанавливать эти связи».
Повсюду в Северной Америке – в гостиных, общежитиях колледжей, корпоративных столовых – собираются кружки вязания, рукодельницы знакомятся и становятся друзьями. Их свитера, шапки и шарфы – уместная альтернатива торопливым радостям современного потребительства. Фабричные товары функциональны, долговечны, красивы, порой даже вдохновенны, но сам факт, что таких экземпляров произведено десятки и сотни тысяч, лишает их тайны. Связанный вручную шарф, уникальный, своеобразный, несовершенный, несет на себе отпечаток своего творца. Мы чувствуем, что в это изделие вложены время и любовь, а потому и вещь становится нам дорога.
«В современном мире можно купить что угодно – быстро, легко и дешево. Покупные вещи утратили ценность. Кто будет дорожить вещью, если в любой момент можно приобрести еще десять таких же? – рассуждает Мерфи. – Когда вам дарят вещь, сделанную собственными руками, вы знаете, что человек вложил в нее свое время, и это придает вещи ценность».
На вязание Мерфи натолкнулась почти случайно. Во время путешествия по Ирландии в 1984 г. она растянула ахиллесово сухожилие и два месяца не могла ходить. От скуки она начала вязать и убедилась, что это занятие помогает расслабиться и успокоиться. Вязание не может быть быстрым. Нет такой кнопки, стрелки, переключателя, чтобы ускорить процесс вязания. Удовольствие человек получает от самого делания, а не от того, что наконец закончил. Исследования показали, что ритмичный танец спиц способствует замедлению пульса и снижению давления. Вязальщик погружается в мирное, медитативное состояние.
«Главное в вязании – неторопливость, – говорит Мерфи. – Это настолько медленное занятие, что мы подмечаем красоту каждого движения, каждой из тысяч петель, складывающихся в свитер. Настолько медленное, что мы заведомо знаем, что не закончим работу ни сегодня, ни завтра, может быть, еще много месяцев не закончим, и это примиряет нас с незавершенностью жизнью, ее провисшими концами. Вяжешь – и замедляешься».
Для многих вязание стало противоядием от спешки и стрессов современной жизни. Они вяжут перед собраниями и после, во время видеоконференций, под конец трудного дня. Эффект вязания сохраняется надолго и после того, как будут отложены спицы, – рукодельницы не напрягаются и на рабочем месте. Мерфи вязание помогает настроиться на «медленное» мышление.
«Я чувствую, как отключается активная часть мозга и распутывается запутанный узел мыслей, – говорит она. – Замечательно излечивается писательский блок».
Чем закончится новая мода на вязание? Схлынет, как прочие моды, или закрепится? Трудно сказать. Мода – девица непостоянная. Сегодня вязаная одежда в тренде, но что произойдет, если плотные свитера и колючие шарфы исчезнут с обложки Vogue? Часть вязальщиц забросит спицы и поищет себе что-то новенькое. Однако многие, думается, будут и впредь считать петли. В торопливом технологичном мире медлительное и нетехнологичное хобби, которое помогает человеку расслабиться, едва ли утратит популярность.
То же самое можно сказать и о садоводстве. Едва ли не в каждой культуре сад – это святилище; место, где человек отдыхает и размышляет. По-японски сад называется Niwa, что означает «огороженное место для почитания богов». Сам процесс работы в саду – посадки, прививки, прополка, полив, ожидание урожая – способствует замедлению. Работа в саду так же не подлежит ускорению, как и вязание. Даже в теплице растения не вызревают по прихоти садовника и сезоны не сменяются по капризу. У природы свое расписание. В торопливом мире, где все подстраивается под максимальную эффективность, чем лечиться, если не природными ритмами.
Садоводство стало распространенным хобби как раз в эпоху промышленной революции. Горожане потянулись к сельской идиллии, искали укрытия от лихорадочного темпа растущих городов. Зарождался этот интерес в Британии, где и урбанизация произошла сравнительно рано. В XIX в. в связи с загрязнением воздуха стало невозможно выращивать цветы в центре Лондона и других больших городов, но на окраинах средний класс тешился орнаментальными садами с клумбами, живой изгородью, фонтанами.
Перенесемся в XXI в. – садоводство опять в моде. Наш мир вроде бы вращается вокруг данных и пикселей, мерцающих на экране компьютера, но людям хочется простого и приятного удовольствия – испачкать руки в земле. Садоводство, как и вязание, избавилось от замшелого образа пенсионерской забавы и увлекло людей всех возрастов и разных социальных слоев. Не так давно журнал Time приветствовал подъем «озеленительного шика». Повсюду в развитых странах молодые люди осаждают оранжереи и садоводческие центры, скупают рассаду, семена, горшки. Исследование, проведенное в 2002 г. компанией National Family Opinion, выявило рекордное количество американцев (78,3 млн) занятых садоводством. Это хобби вышло на первое место из всех видов досугов на свежем воздухе. Такая же тенденция наблюдается в Великобритании, где передачи о садоводстве занимают лучшее время на телевидении, а имена волшебников с зелеными пальцами – Чарли Диммока, Алана Титчмарша – звучат в каждом доме. Аудитория радиопередачи «Вопросы к садовнику» (Gardener’s Question Time), впервые запущенная BBC в эфир после войны, с середины 1990-х гг. удвоилась.
Новое лицо садоводства – Мэтт Джеймс, молодой и модный ведущий английской телепрограммы «Садовник в городе» (The City Gardener). Мэтт учит занятых горожан создавать уголок природы прямо у своего крыльца. Садоводство, говорит Джеймс, воссоединит нас с естественной сменой сезонов. А еще это занятие сближает людей.
– Суть садоводства не только в возвращении к природе, – говорит он. – В хорошо спланированном саду можно принять друзей, открыть полдюжины пива, устроить барбекю – словом, социальный аспект наиболее важен.
Страсть к садоводству Джеймс унаследовал от матери. Сперва это было хобби, теперь – профессия. Больше всего в этой возне с почвой и растениями он ценит возможность замедлиться.
– Поначалу садоводство разочаровывает. Растения вянут, умирают, работы по горло. Но стоит преодолеть трудности в начале пути – и наступят мир и покой. Отключаешься, остаешься сам по себе; разум блуждает, где хочет, – рассказывает Джеймс. – Сегодня все вечно спешат, и нам очень нужны такие тихие занятия, как садоводство.
Доминик Пирсон готов подписаться под каждым словом Джеймса. Этот 29-летний лондонский трейдер целыми днями пялится в экран, на котором быстро мелькают цифры. За долю секунды нужно принять решение и заработать – или потерять – миллионы для своего поручителя. Раньше Пирсон наслаждался высокими скоростями фондовой биржи и получал огромные бонусы. А потом рынок «быков» рухнул, и Доминика охватила паника. Подружка посоветовала в качестве терапии садоводство. Пирсон, настоящий мужчина, любитель регби и пива, сомневался в разумности такого совета, но попробовать стоило. Он очистил от мусора дворик позади своих апартаментов в Хакни, вместо старых камней, которыми был замощен этот клочок земли, разбил лужайку. По периметру посадил розы, крокусы, лаванду, нарциссы, зимний жасмин и глицинию. Добавил томаты и плющ. Вскоре горшки с растениями проникли в квартиру. И вот уже три года как жилище Доминика радует все чувства. Летом, когда сад купается в солнечных лучах, ароматы головокружительные.
Пирсон считает, что увлечение садоводством помогло ему стать лучше и в профессии трейдера. Пока он занят прививкой и прополкой, разум отдыхает, и в тишине рождаются лучшие идеи. Во время торгов он уже не так напряжен; по ночам хорошо спит. Во всех областях жизни Пирсон стал и спокойнее, и вместе с тем внимательнее; он не позволяет себе торопиться.
– Садоводство и впрямь заменяет психотерапию. И врачу платить не надо, – радуется он.
После долгого рабочего дня большинство людей все еще тянутся к пульту телевизора, а не к мотыге и спицам. Телевизор до сих пор – развлечение номер один. А сколько же это развлечение пожирает времени! Американцы проводят перед телевизором в среднем четыре часа в день, европейцы – три. Телевизор развлекает, информирует, отвлекает, порой даже помогает расслабиться. Но «медленным» его никак не назовешь. Пока смотришь, нет возможности остановиться и подумать. Телепрограмма задает темп, и, как правило, темп напряженный: быстро сменяются картинки, из кратких реплик состоит диалог, камера наезжает – камера отъезжает. Хуже того, телевизор никак не укрепляет связь зрителя с миром. Мы сидим себе на диване, впитываем слова и образы, ничего не отдавая взамен. Исследования подтверждают, что запойные телезрители не оставляют себе времени на действительно важные вещи: приготовить ужин, поболтать с родными, сделать зарядку, заняться любовью, повидать друзей, поучаствовать в благотворительной работе.
Чтобы вернуть жизни смысл, люди стали отказываться от телевизора. Особенно воинственны противники телевидения в Америке. Каждый год начиная с 1995 г. группа «Выключите телевизор» (TV-Turnoff Network) призывает всех отключить свой телевизор на целую апрельскую неделю. В 2003 г. на призыв отозвалось рекордное количество людей, в том числе и за пределами США – 7,04 млн. Самые закоренелые телезрители, сократив объем потребляемых передач, вдруг обнаруживают более интересные для себя «медленные» увлечения. Книги, например. Как вязание и садоводство, так и это таинственное искусство – усесться и отдаться на волю страниц с напечатанными на них буквами – не терпит ускорения. Как говорил французский философ Поль Вирилио, «чтение требует времени на размышление; оно предполагает неторопливость, посрамляющую массовую динамическую эффективность».