– На самом деле скорость порождается отнюдь не только современными технологиями, – рассуждал он. – Тут все гораздо серьезнее и глубже, это связано с жаждой бессмертия. Нам трудно принять факт, что когда-нибудь мы умрем, об этом даже думать неприятно, вот мы и придумываем способы отвлечься от осознания своей смертности. Скорость перегружает наши органы чувств и мозг – это отличный способ отвлечься.
Хотим мы того или нет, но человеческий мозг настроен на быструю реакцию. Нас возбуждает опасность, грохот и шум, пульсация, стремительный поток впечатлений при наращивании темпа. Скорость стимулирует выброс двух гормонов: адреналина и норадреналина. Уровень именно этих двух гормонов повышается во время секса. Кундера совершенно справедливо говорит об «оргазме скорости».
Мало того, что мы получаем удовольствие от гонки – мы еще и привыкаем к ней, хотим еще и еще. Когда только выезжаешь на шоссе, радуешься дозволенным 120 км/ч. Но через несколько минут это уже медленно и скучно. А если придется свернуть на проселок, сбрасываешь до 50 км/ч и невольно скрипишь зубами. Появился даже термин «велоцитизация»: чем быстрее движешься, тем больше хочется ускориться{15}. Когда привыкаешь к скорости 120 км/ч, возникает желание еще чуть-чуть поддавить на газ, загнать стрелку спидометра на 130 км/ч, а то и на 140 км/ч. В 1899 г. бельгийский инженер создал первый автомобиль для скоростных рекордов. Торпедообразная машина с двумя электрическими моторами получила название, вполне соответствующее нашей неутолимой потребности гнать все быстрее: La Jamais Contente («Не знающая удовлетворения»).
Проклятие велоцитизации действует не только на дорогах. Что творится в Интернете? Никого не устраивает скорость трафика. Когда я впервые подключился к Сети с помощью широкополосного модема, мне казалось, Интернет летает. А теперь он стал медленным; подтормаживает, что ли? Веб-страница загружается целых две секунды; мое терпение на исходе. За эти два мгновения я успеваю несколько раз щелкнуть мышкой: «Давай же, пошевеливайся! Нужно срочно менять провайдера!»
Чем более мы ускоряемся, тем более сложными и невротическими становятся наши отношения со временем. В любом учебнике можно прочесть, что озабоченность мельчайшими деталями – клинический признак невроза. Потребность делить время на все более короткие отрезки (кстати говоря, на щелчок пальцами уходит 500 млн наносекунд{16}) вынуждает нас еще внимательнее следить за ходом времени, еще усерднее стараться выжать из него все; делает нас еще в большей степени невротиками.
Кажется, будто изменилась сама природа времени. В былые времена Библия учила: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать…» (Еккл. 3:1). Время исцелять, плакать, смеяться, любить и т. д. В «Дон Кихоте» Сервантес замечает: «No son todos los tiempos unos» («Не все времена одинаковы»). Но в мире, где мы приучены крутиться 24 часа в сутки семь дней подряд, все времена одинаковы: мы платим по счетам в субботу, занимаемся шопингом в воскресенье, укладываемся в постель с ноутбуком, работаем по ночам, весь день перекусываем. Мы смешали времена года и зимой едим привозную клубнику, круглый год лакомимся куличами, некогда особым пасхальным угощением. Мобильные телефоны, смартфоны, пейджеры и Интернет обеспечивают доступность всего каждому и ежеминутно.
Говорят, правда, что такая круглосуточная культура снимает стресс, потому что человек может работать или заниматься всякими бытовыми делами, когда ему удобнее, но это разве что в мечтах. Стоит стереть границы между различными частями суток, и конкуренция, жадность, страх побудят нас распространить принцип «время – деньги» на каждый миг и дня, и ночи. Даже сон уже не служит спасительным прибежищем. Множество людей приспособилось готовиться к экзаменам, изучать иностранные языки, оттачивать свои менеджерские навыки, слушая в полудреме записи. На сайте Sleeplearning.com («Учение во сне») покушение на единственное время, когда мы имеем полное право замедлиться, не ощущая при этом вины, подается в качестве отличной возможности усовершенствоваться: «Часы сна, целая треть жизни, остаются непродуктивными. Используйте этот замечательный потенциал для укрепления своей карьеры, здоровья и счастья!»
Невроз времени так настойчив, что возникла необходимость в узких специалистах для его лечения. Появились гуру тайм-менеджмента. Некоторые советы, рассыпанные по бесчисленным книгам и лекциям, имеют определенный смысл. Иногда они даже рекомендуют делать меньше, чтобы сделать лучше, – и в этом вполне совпадают с философией неспешности. Но до корня проблемы – навязчивой потребности экономить время – мало кто добирается. Да что там: они чаще усугубляют проблему. В 2000 г. Дэвид Коттрелл и Марк Лейтон опубликовали книгу «175 способов сделать больше за меньший срок» (175 Ways to Get More Done in Less Time) – пособие по ускорению и максимальной эффективности написано чрезвычайно деловитой прозой. Особенно хорош совет № 141: «Делайте все быстрее».
В этих трех словах – диагноз современного мира. Задумайтесь хоть на миг: «ДЕЛАЙТЕ ВСЕ БЫСТРЕЕ». Что, в самом деле будем ускоренным методом читать Пруста, постараемся вдвое сократить супружеское соитие, готовить будем исключительно в микроволновке? Не хотелось бы, но сам факт, что человеку приходит в голову дать нам такую заповедь, показывает, как далеко мы отклонились от нормального пути. Давно пора задуматься и выправить свою жизнь. Еще не поздно научиться делать все правильно. Даже в эпоху сказок-одноминуток найдется альтернатива привычке делать все быстро и еще быстрее. И напоследок парадокс: Медленное движение растет быстро.
Глава 2 Медленно – это красиво
Ваграйн, курортный городок, упрятанный в Австрийских Альпах, живет неспешно. Сюда приезжают те, кто ищет спасения от суеты Зальцбурга и Вены. Летом здесь гуляют по лесистым тропам и устраивают пикники на берегах у горных ручьев. Когда наступает зима, катаются на лыжах в лесу или спускаются по крутым заснеженным склонам. В любой сезон альпийский воздух наполнен обещаниями сладких снов в шале.
Раз в году этот маленький город становится мировым центром философии неспешности: в октябре здесь проходит конференция Общества замедления времени. Это общество со штаб-квартирой в австрийском городе Клагенфурте стало пионером Медленного движения и распространилось на всю Центральную Европу. Сейчас общество насчитывает более тысячи членов, борцов против культа скорости. В своей личной и профессиональной жизни они стараются действовать медленно всюду, где это имеет смысл. Так, врач старается больше времени уделять разговору с пациентами, консультант по менеджменту не поднимает трубку в выходной, дизайнер пересаживается с автомобиля на велосипед. Эти замедлители в качестве девиза выбрали немецкое слово Eigenzeit (eigen – собственный, zeit – время). Иными словами, у каждого человека, события, процесса и даже предмета есть свой ритм, естественный темп, tempo giusto.
Общество не только публикует серьезные статьи об отношениях человека со временем, но и проводит забавные публичные мероприятия. Члены общества патрулируют городские центры в «сэндвичах» с надписью: «Поторопитесь!» Недавно общество предложило Международному олимпийскому комитету награждать золотой медалью спортсменов с худшим результатом по времени.
– Принадлежность к Медленному движению не требует от тебя ползти, как улитка, – мы тоже летаем на самолетах! Она не заставляет всегда быть серьезным, философически настроенным и портить всем веселье, – поясняет Микаэла Шмоцер, чрезвычайно расторопный секретарь этого общества. – Быть серьезным неплохо, но не следует забывать и про чувство юмора.
Не забывая про чувство юмора, замедлители регулярно проводят на улицах «проверку скорости»: с секундомером в руках замеряют скорость пешеходов, торопящихся по своим делам. Тех, кто превышает 50 м в 37 секунд, останавливают и просят объяснить, куда они так спешат. В наказание «превысившие» должны пройти 50 м, управляя куклой-черепахой.
– Это прекрасно работает, – говорит Юрген Адам, школьный учитель, занимающийся проверкой скорости в немецком городе Ульме. – Большинство людей даже не задумываются о том, куда и зачем спешат. Но стоит человеку втянуться в разговор о скорости и времени, и ему становится интересно. Людям нравится идея жить помедленнее. Кое-кто даже возвращается и просит разрешения еще раз прогулять черепашку. Это успокаивает.
На ежегодной конференции в 2002 г. члены общества из Германии, Австрии и Швейцарии решили посвятить три дня правильному потреблению вина и венского шницеля. Форма одежды – свободная, свободно и расписание. В главном зале вывешен красноречивый лозунг: «Начнем, когда настанет время». И вот как это понимать: большинство семинаров начинается позже, чем обозначено в расписании. Кто-то ошибся, распечатывая программу, и в субботу остались незаполненные полчаса. Я указал на это упущение одному из делегатов, тот не сразу меня понял. Потом пожал плечами, усмехнулся и сказал: «Невелика беда».
На ежегодной конференции в 2002 г. члены общества из Германии, Австрии и Швейцарии решили посвятить три дня правильному потреблению вина и венского шницеля. Форма одежды – свободная, свободно и расписание. В главном зале вывешен красноречивый лозунг: «Начнем, когда настанет время». И вот как это понимать: большинство семинаров начинается позже, чем обозначено в расписании. Кто-то ошибся, распечатывая программу, и в субботу остались незаполненные полчаса. Я указал на это упущение одному из делегатов, тот не сразу меня понял. Потом пожал плечами, усмехнулся и сказал: «Невелика беда».
Не стоит думать, что замедлители – пережиток эпохи хиппи. Вовсе нет. Это обычные сознательные горожане, вроде тех, кто собирается, чтобы обсудить проблемы своего района: юристы, консультанты, врачи, архитекторы, учителя. Конечно, фарсовый элемент тут присутствует. На одном из семинаров, проводившемся в вестибюле отеля, два обтрепанных студента-философа вели дискуссию об искусстве ничегонеделанья. С десяток участников подтянулось через четверть часа после официального открытия семинара. Они сидели молча, беспокойно ерзали на складных стульях, и только отдаленный шум пылесоса, усиленный лестничным колодцем, нарушал тишину.
В других помещениях отеля в то же время изучались более практичные способы замедлиться. Бернард Вальманн представил свой проект первого в мире «медленного» отеля.
– В наши времена отпуск тоже – сплошной стресс, – рассуждал этот крупный мужчина средних лет с щенячьим взглядом. – Сперва несешься куда-то на машине или на самолете, затем – стараешься попасть на все экскурсии и посмотреть все виды. Бежишь в интернет-кафе проверить почту, следишь за новостями на CNN или MTV у себя в номере. Шлешь СМС, чтобы узнать, как там дома друзья и коллеги. В итоге возвращаешься после отдыха вконец измотанным.
Что предлагает Бернард? «Медленный» отель на 300 гостей в глубине австрийского национального парка. Добираться на поезде (с паровозом) до ближайшей деревни, оттуда пешком или в конном экипаже. Запрещены все технологии, работающие на спешку: телевизоры, мобильные телефоны, ноутбуки, смартфоны, автомобили. Взамен гостям предоставляются простые и неспешные удовольствия: работа в саду, походы, чтение, йога, лечение минеральными водами. Будут приглашены специалисты: поговорить о времени, скорости и неспешности. Выслушав планы Вальманна, кое-кто из делегатов приходит в смущение: «Слишком грандиозный проект, слишком коммерческий, слишком элитарный!» – восклицают они. Но Вальманн (человек деловой, судя по его черным лакированным ботинкам) не устрашен.
– В мире растет потребность в неспешности, – говорил он мне чуть позднее, угощаясь яблочным штруделем. – Сейчас как раз настало время для отеля, где можно будет по-настоящему замедлиться.
Чтобы вырваться из сверхзвуковой цивилизации, требуется прыжок веры, а прыгать всегда легче за компанию. Эрвин Хеллер, юрист из Мюнхена, рассказывал мне о том, как встреча с членами Общества замедления времени помогла ему решиться. «Я понимал, что непрерывное ускорение опасно, однако в одиночестве всегда думаешь, что можешь оказаться неправ, потому что большинство право, – рассказывал он. – Когда же я узнал, что многие люди думают так же, как я, и уже действуют, я почувствовал себя увереннее и тоже стал замедляться».
Члены общества не одиноки: по всему миру люди объединяются в борьбе против скорости. Более 700 японцев состоят ныне в Клубе лени и подают пример неспешной и экологичной жизни. В Токио Клуб открыл кафе с органической пищей, устраивает концерты при свечах, продает футболки и чашки с надписью «Медленно – это красиво». Столы в кафе поставлены не так плотно друг к другу, как это принято в Японии: создаются условия, в которых люди могут расслабиться, посидеть подольше. Теперь в Японии неспешность начинает постепенно входить в моду. В рекламе английское слово slow используется для продажи апартаментов, ваучеров в отель и даже сигарет. Преклонение перед легким и приятным образом жизни средиземноморской Европы укоренилось настолько, что заговорили уже о «латинизации японцев».
В 2001 г. один из основателей Клуба лени, антрополог и защитник окружающей среды Кейбо Оива, опубликовал отчет о кампаниях в пользу неспешности, проведенных в разных уголках мира. Книга так и называется «Медленно – это красиво» (Slow Is Beautiful). Она выдержала уже 12 переизданий. Оива принял меня в своем кабинете в Университете Мэйдзи под Токио. Он только что вернулся с трехдневного семинара по неспешности, который организовала префектура Хего.
– Все больше японцев, в особенности молодых, проникается чувством, что спешить нет надобности, – рассказывает Оива. – Но нам для этого требуется полностью сменить мировоззрение.
По другую сторону Тихого океана, в Сан-Франциско, располагается штаб-квартира фонда «Продлить мгновение» (Long Now Foundation). Члены этого общества напоминают людям о том, что, спеша выполнить свои бесконечные дела, мы не сводим глаз с линии горизонта, с очередного дедлайна, квартальных итогов и т. д. «Мы вошли в катастрофически короткий цикл», – говорят участники общества. Чтобы помочь людям замедлиться, увидеть более общую картину, жизнь в целом, фонд изготавливает большие и сложные часы, которые тикают раз в год, а их циферблат размечен на десять тысячелетий. Первое такое произведение искусства из стали и бронзы уже выставлено в Музее науки в Лондоне. Вторые часы размером побольше будут врезаны в известковый утес возле Национального парка восточной Невады.
Многие члены клуба работают в области новых технологий, в том числе Дэнни Хиллис, участвовавший в разработке суперкомпьютеров. Клубу оказывают поддержку и такие корпорации из сектора хай-тек, как PeopleSoft, Autodesk и Sun Microsystems. Почему представители самой быстрой и стремительно развивающейся отрасли спонсируют организацию, которая пропагандирует замедленность? Потому что и эти высококвалифицированные специалисты увидели, как далеко завел нас культ скорости.
Современные сторонники неспешности продолжают традицию сопротивления, которая зародилась задолго до индустриальной эры. Даже в античности наши предки возмущались тиранией часов. В 200 г. до н. э. римский комедиограф Плавт восклицал:
Вслед за распространением в Европе механических часов ширился и протест. В 1304 г. Давид ап Гвилим, валлийский бард, кипятился: «Проклятие черноликим часам, которые нарушили мой сон! Да отсохнет у них и язык, и веревка с маятником, и все колесики; и противовес, и стрелки, и молоточек, и утята, которые крякают в этих часах, приветствуя новый день, его труды и тревоги!»
Все пристальнее и строже становится учет времени, а сатирики высмеивают зависимость европейца от часов. Герой «Путешествий Гулливера» сверялся со своими часами так часто, что лилипуты решили: это его кумир.
Индустриализация набирала темп, но вместе с тем усиливалось и противостояние «кумиру времени» и культу скорости. Введение единого времени было воспринято как очередная форма порабощения. В 1884 г. Чарльз Дадли Уорнер, американский эссеист и издатель, выразил общее настроение (сознательно или бессознательно вторя Плавту): «Дробление времени на однообразные отрезки нарушает личную свободу человека, не допуская отклонений с учетом различных характеров и настроений». Многие жаловались, что механизмы ускоряют жизнь, подгоняют, обесчеловечивают. После 1770 г. в Европе в моду входит романтизм (в литературе, музыке и живописи) как одна из форм реакции на шум и суету, попытка вернуться в идиллическое прошлое.
Параллельно с промышленной революцией всегда существовало и обратное движение: люди пытались сдержать постоянно ускорявшийся темп жизни или как-то ускользнуть из его шестеренок. В 1776 г. переплетчики Парижа объявили забастовку, борясь за 14-часовой рабочий день. Позднее, когда появились заводы и трудовые союзы, время отдыха для рабочих удалось увеличить. Наконец прозвучал лозунг: «Восемь часов работать, восемь – для сна, восемь – делай что хочешь». Радикальные тред-юнионисты разбивали часы над воротами заводов, этим символическим жестом указывая: власть принадлежит тому, кто контролирует время.
Тем временем в Соединенных Штатах группа интеллектуалов-трансценденталистов превозносила дивную простоту жизни на природе. Провозвестник этого учения Генри Дэвид Торо в 1845 г. переселился в хижину возле озера Уолден под Бостоном. Оттуда он обличал современную жизнь, ее «бесконечную суету… работу, работу, ничего, кроме работы».
В 1870 г. развернувшееся в Великобритании движение «Искусство и ремесло» отказалось от массового производства и попыталось возродить медленный кропотливый труд ремесленника. Во всех урбанизированных странах богатые горожане искали прибежища в сельской идиллии. Ричард Джеффрис завоевал популярность, описывая в романах и очерках прекрасные зеленые луга Англии, а художники-романтики (в Германии – Каспар Давид Фридрих, во Франции – Жан-Франсуа Милле, в Англии – Джон Констебл) заполняли полотна умиротворяющими деревенскими пейзажами. Из этой потребности горожанина побывать в Аркадии и подзарядить свои батарейки родился современный туризм. К 1845 г. число туристов в Озерном крае Англии превысило число овец.