Женщина вытерла руки о трусы и удивленно заморгала:
– Какую хозяйку вам пригласить? Я, собственно, пока еще у себя в квартире хозяйка!.. И почему Эмка должна вас ждать у меня дома?
– Женщина! – не выдержала Люся и, нервно моргая, кинулась восстанавливать ясность: – Почему это у вас дома, когда мы здесь проводили свадьбу, и после Эмма Васильевна нас пригласила обсудить кое-какие детали? Вот мы и пришли! Давайте обсудим!
Пышнотелая дама сначала фыркала, как перекормленная лошадь, потом начала кое-что понимать, и чем больше до нее доходила истина, тем выше поднимался ее подбородок. В конце концов она выскочила на лестничную площадку и яростно заколотила кулачищем в дверь напротив:
– Эй!! Соседушка, кувалда тебе в нос! Открывай, паразитка такая, все равно дверь вынесу!!
– Да как вы можете?! – возмутилась Люся. – У нее же такое горе – дочь погибла, а вы!..
– Да ее все равно дома нет, чего вы? – отмахнулась тетка и затарабанила уже ногой. – Я говорю – открывай, кровопийка! Ишь, спряталась…
Дверь все-таки открылась, и грозная соседка копытцем лягнула высокого упитанного мужчину, который прикрывал живот газеткой с анекдотами.
– Здрассте, – перехватила инициативу Василиса и нервно затеребила собственные пальцы. – А мы, собственно, к Эмме Васильевне… Она нас, простите за беспокойство, ожидать обещалась…
Мужчина напрягся, потом визгливо пожаловался гостям:
– Вот так всегда! Она вас пригласила, а самой ее, может быть, и нет вовсе! Она, может быть, в санаторий уехала, нервы лечить!
После этого он шустро отскочил и попытался захлопнуть дверь. Однако соседушка не позволила ему скрыться безнаказанно.
– Нет, ты постой! – пошла она грудью на несчастного мужика. – Говори быстро – зачем в моей хате свадьбу справлял, а?! А я еще, главное, приезжаю, глядь! А в серванте стекло разбито! Я-то подумала, что это ветром вынесло, а теперь, когда мне сказали, что тут свадьбу гуляли, я и сообразила – откуда ветру-то взяться, форточки ж закрыты! А ну открывай, я тебе счет выставлять буду!
Люся уже не могла слушать вопли грозной соседки, вцепилась ей в спину и вытянула даму из чужой прихожей. Василиса поддерживала подругу морально:
– Нет, чего вы на людей кидаетесь со своими вопросами, женщина? Мы первые пришли, и задавать вопросы будем мы! Так, мужчина, скажите, кто у вас присутствовал…
Соседка была не согласна с очередностью. Она лихо отшвырнула Василису, стряхнула Люсю со спины и приготовилась растерзать единственного представителя сильного пола.
– Идите вы знаете куда с вопросами своими!.. А ты не виляй! Отдавай деньги за разбитое…
– Всем стоять!! Милиция!!! – вдруг взвизгнула Люся и, пока соседка медленно оборачивалась, нырнула в квартиру к мужчине.
Василиса тоже не стала медлить, юркнула за подругой и в дверную щель показала язык вредной тетке:
– Э-э-э! А вам нельзя! Потому как мы представители закона. И не рвитесь сюда так ретиво, сейчас мы этого допрашивать закончим и вами займемся.
После такого обещания женщина в олимпийских трусах отскочила от соседской двери, как пушечное ядро.
– Ничего, ничего, я не спешу, занимайтесь, – неестественным фальцетом прощебетала она и побыстрее заскочила в свою квартиру.
После этого дамы чувствовали себя уже гораздо свободнее. Они даже вспомнили, что свадьбу отмечали в соседской квартире, причем без согласия хозяйки. Они оглядели настоящее жилище безутешных родителей. После того как дамы огляделись, взгляды их остановились на том, кто открыл им двери. Мужчина обладал внушительными габаритами, однако это уверенности в него не вселяло. Газета в его руках меленько подрагивала, глазки не могли оторваться от пола, и даже уши зайцев на его тапках тряслись, как осиновые листья.
– Ваше имя, молодой человек? – повернула к нему гордую голову Василиса.
– Ге… Геня…
– Полное имя как?
– К чему официальность? – махнул газеткой мужик. – Зовите так, как маменька в детстве, – Геня, и все.
– Хорошо, господин Геня, – все больше входила в роль следователя Василиса. – А кем вы приходитесь Эмме Васильевне? Это ведь ее квартира, мы правильно поняли?
Мужчина шумно втянул воздух и отчаянно мотнул головой:
– Да! Это ее. И моя. Потому что, по всем законам, я тоже на нее имею право. Мне ее мама оставила, а поскольку я муж Эммы Васильевны…
– Значит, муж, – констатировала Василиса и наконец возмутилась: – Вы нас в комнаты проводите, или нам в прихожей вас пытать… выпытывать… господи! Допытываться! До истины допытываться, – нашла-таки она нужное слово.
Геня про пытки был наслышан, никаких добрых ассоциаций это слово у него не вызывало, поэтому он уже совсем безжизненно мотнул рукой влево и тонко простонал:
– Проходите… в кресла можете садиться… только Эмма Васильевна мне не позволяет их трогать. Ну да теперь все равно.
Дамы расположились в креслах, и Василиса продолжила:
– Геня, а почему это Эмма Васильевна так срочно отбыла? У нее что-то случилось?
– Конечно. У нее случилось… – замялся Геня, но вдруг вспомнил, закинул голову и сообщил с такой гордостью, будто это было самое высокое его достижение: – А как же, у нас дочка погибла! Вот Лерочка и посоветовала жене поехать подлечить нервы.
После этого он совершенно свободно развалился на диване, пристроил руку на лоб и из-под ладони воровато наблюдал за реакцией гостей.
– А кто такая Лерочка? – насторожилась Люся.
– Это… это мать жениха, – выглянул Геня из-под руки. – Кем она нам теперь приходится? Сватьей? Во! Это наша новая сватья. Я уж так Эмму Васильевну жалел, так жалел, прям не знал, куда ее пристроить, чтоб так сильно не убивалась, а Лерочка, она сразу раз – и придумала! И Эмма Васильевна собрала чемоданы и – фьюить! Уехала лечиться. Там, говорят, славно кормят…
Подруги с удивлением слушали хозяина квартиры. Честно сказать, они немного боялись потревожить его больную рану, но тот вел себя непредсказуемо. Он то бурно печалился, то горделиво выпячивал живот, то бестолково хихикал и даже пытался строить Люсе глазки.
– Хорошо, тогда вы с нами побеседуйте. Скажите, кто был у вас на свадьбе? Назовите имена, адреса… – допрашивала его Василиса.
Гене вопрос не понравился. Он снова спрятался под ладошку, принялся хныкать и даже бессовестно лгать:
– Ой, ну откуда я знаю, кого Эмма Васильевна приглашала! Я и не помню вовсе. И вообще! Не хотел я этой свадьбы!! Мне сразу жених этот, Мишка, не приглянулся! Не пара он нашей Валентине, совсем не пара! Вот я говорил, говорил, а меня хоть бы одна холера услышала! «Давайте за сва-а-адебку!» А мне этот жених… Сейчас вот Валя погибла, а он где?! Нет, вы носом-то не крутите! Отвечайте! А вы и не ответите! Потому что нет его – удрал с бабами гулять, упиваться с горя! От тоски пошел во все тяжкие!! Гад! Я сразу говорил! А меня не слушали!.. Поэтому в день свадьбы я и вовсе – встал пораньше и ка-а-ак наклюкался! Раз не хотите меня слушать, нате вам мое бездыханное тело! И получается, что вообще ничего сказать не могу, я же очнулся только на следующий день! А вводить в заблуждение нашу милицию не в моих правилах!
Дамы переглянулись – Геня настырно не хотел сотрудничать.
– Ну хорошо, назовите нам адрес вашей сватьи. Значит, зовут ее Лера, так? А фамилия, отчество, где работает? – снова приступила к допросу Василиса.
Однако никакого допроса не получилось – Геня вдруг заныл, стал истерично всхлипывать и закидывать голову на подушки:
– А зачем вам Лера? Все ковыряетесь, да? А мы, между прочим, решили, что нам не нужно ничего выяснять, понятно?! Мы, между прочим, подумали с Эммой Васильевной, Валю вы все равно не вернете, а вот репутацию нашу так измажете, так измажете…
– Чем это, интересно знать, мы измажем…
Но Геня не дал договорить – он в десятый раз брякнулся в подушки, зачем-то потеребил нос и наконец со злорадством сообщил:
– Все! У меня от ваших вопросов уже кровь из носа пошла! Так и есть! Довели. Сейчас вся выйдет, засохну, как кактус.
У него и вправду с носом случились какие-то неполадки. Люся, увидев кровь, кинулась по комнатам искать аптечку или хоть какой-то кусок ваты, чтобы заткнуть хныкающему свидетелю нос. А тот тем временем слабеющим голосом простонал, обращаясь к Василисе:
– Вы вот, длинненькая, не сочтите за труд, подайте-ка мне бумажечку, там на столе лежит. Я сейчас черкану, что в случае инсульта в моей смерти прошу винить… Как ваши фамилии?
Василиса не поленилась – подошла к столу и увидела несколько записок: «В случае моего несчастного падения с балкона прошу винить…», «В случае автодорожной аварии прошу винить…» Там же предусмотрительно лежала записка на случай инфаркта, заражения птичьим гриппом и черной оспой. Везде пустовало место фамилии виновного. Вероятно, Геня пугал собственной кончиной многих.
– Ну чего вы роетесь? Дайте я напишу, что в моей гибели виноваты… – поторопил ее Геня.
– Ну чего вы роетесь? Дайте я напишу, что в моей гибели виноваты… – поторопил ее Геня.
Василиса веером разложила записки в руке, принялась ими обмахиваться, как опахалом, и лукаво проговорила в нос:
– Какое сокровище я обнаружила! Вы, господин Геня, собственной рукой написали алиби любому убийце! Какая продуманность! Сейчас вас кто хошь возьми и грохни, а в записку, вот сюда, в пустое место, печатными буквами кого угодно вписать можно. И все шито-крыто!
Мужчина побледнел, приготовился прыгнуть за листком, но в это время из спальни пулей вылетела взлохмаченная Люся, ухватила Василису за руку и рванула к выходу.
– Во как ответственности испугалась, – злорадно фыркнул Геня и гостей останавливать не стал.
В подъезде Люся ногой забарабанила в квартиру соседки, та не успела открыть, как хрупкая Людмила Ефимовна снесла ее дверью.
– Телефон!! – рявкнула она и кинулась к трубке.
Василиса вся подобралась, на всякий случай зажала рукой рот испуганной соседке, которая всерьез собралась завопить, и замерла.
– Алло!! Милиция? Срочно приезжайте, у нас здесь убийство!! Муж зарезал жену, вся спальня в крови!! Адрес?.. Какой у вас адрес? – обратилась она к соседке. – Вася!! Да открой же ей рот!
Василиса открыла рот своей жертве, но ровно настолько, чтобы та успела продиктовать улицу и номер квартиры. Потом ее длань снова прочно устроилась на губах хозяйки.
– Есть!! – по-солдатски вытянулась возле телефона Люся и брякнула трубку на рычаг. – Все, Вася, отпускай барышню.
«Барышня» опустилась прямо на пол. Подруги на прощанье похлестали ее по щекам, привели в чувство и посоветовали никому дверь не открывать.
– А мы милицию в подъезде подождем, – распорядилась Люся, осторожно выскользнула из квартиры и на цыпочках направилась на площадку выше этажом.
Следом за ней, мимо дверей злодея Гени, прокралась и Василиса.
– Подождем милицию здесь, чтобы он не вздумал улизнуть, – шепотом пояснила Люся и принялась рассказывать: – Представляешь, я в спальню захожу, чтобы вату найти или бинт какой, а там… Вот представь – огромная кровать, вся разворочена, и везде кровавые брызги!
– Ужас! – схватилась за щеки Василиса.
– Я сразу смекнула, что это он свою жену Эмму Васильевну прикончил, а нам сказал, что она уехала в санаторий. Какой, к черту, санаторий, когда у дочери еще девять дней не отметили. Нет, это он ее… ножом, наверное…
Подруги в ужасе сцепились руками и постарались успокоиться.
– А ты не проверила – трупа нигде не было? Может, под кроватью или там за батареей? – вспомнила Василиса.
– Ну когда мне разыскивать-то? – вытаращилась Люся. – Я слышу – вы там о чем-то беседуете, думаю, сейчас он как на тебя накинется, я с ним одна и вовсе не справлюсь! Нет уж, пусть этого маньяка милиция берет. А мы тут подождем.
Они тихонько присели на грязные ступеньки и прислушались. В квартире убийцы все было тихо, Геня так ничего и не понял.
– Слышь, Люся, – снова зашептала Василиса. – Значит, сам Геня Валентину и прикончил!
– Да ну… она же дочь ему была, – шепотом засомневалась та.
– Ну и что? Эмма вон ему женой приходилась, а он ее – раз, и того… ножом по горлу… Может, они богатство какое не поделили… Точно тебе говорю – это он обеих!.. И, главное, я сразу заметила, он свою жену звал все «Эмма Васильевна, Эмма Васильевна», а какую-то сватью, с которой знаком-то без году неделя, – «Лерочка»! Ну не поганец ли? Нет, Люся, если бы твой Таракашин меня хоть раз Лерочкой назвал, убила бы гада!
Они сидели, не в силах сдвинуться с места, а подъезд жил своей жизнью. Надо сказать, жизнью весьма неспокойной. Совсем рядом с подругами хлопнула дверь, оттуда выскочила бабка лет семидесяти и с дикими воплями рванула вверх по лестнице, размахивая над головой грязной серой тряпицей.
– Ирка, твою-то мать!!! Да чтоб у тебя все руки винтом повыворачивало, язва такая! Да чтоб ты всю жизнь только с клопами спала, иродка! – сыпала запоздалые «новогодние» пожелания бабушка.
Подруги переглянулись.
– Сейчас она нам всех преступников распугает… А если еще и милиция подъедет… – размышляла Василиса. – Нам надо ее перехватить!
– И потом – Ирка! Мы же хотели с ней побеседовать! – встрепенулась Люся.
А Василиса уже перехватывала летящую бабусю, лихо уворачивалась от тряпки и тараторила:
– Тю-тю-тю! Бабушка… бабуля!! Стоять!! Да уберите тряпку! Бабка! Смирно! Перед вами представители… – Договорить Василисе не пришлось – тряпка настигла цель и звонко прилепилась к лицу сыщицы.
Шапочка вместе с губной помадой тут же съехали на сторону, и, пока Василиса Олеговна пыталась восстановить былую красоту, Люся уже бережно держала старушку под руку и мягко, полушепотом ее уговаривала:
– Ну что ж вы, право, так носитесь по этажам? Это с вашим-то сердцем? Остановитесь, куда вас несет? К Ирке? Это на пятый этаж, что ли? Какие проблемы? Сейчас мы вместо вас схватим эту тряпку и точно так же побежим с ней махаться. В чем дело?
Старушка немного отдышалась, потом всхлипнула и доверчиво пожаловалась:
– Не, ну как жа не махаться-то? Ить сколь разов говорила – не тряси половики с балкона – нет, трясёть, язва така, и хоть ты убейси! Сёдни я токо чисту простынь постирала, на балкон повесила, чобы морозец-то ее прихватил, а Ирка опеть свой половик хлопать! И вся как есть грязь на белу простынь уселась. А потом ужо, как и полагацца, морозец хватанул! Дык неужто я ее отстираю? У всех ить теперича «Андазиты», сами стирают, парют и выжимают! А у меня-то по старинке – «Маргарита-2000»!
Василиса крякнула. Хороша «старинка»! Вася наконец водворила шапку на место, правда, помаду пришлось стереть, а без помады она всегда чувствовала себя немного взвинченной, да и милиция должна была вот-вот подъехать, нервозность возрастала.
– Зря вы, бабушка, жалуетесь. «Маргарита-2000» тоже неплохая машина.
– А то я не знаю! Хороша машина, токо сдохнет скоро от таких стирок! Потому что Маргарита – это я, меня Маргаритой Степанной нарекли, а две тыщщи – это мне скоро стукнет! На руках я бельишко стираю, милая, на вот этих самых руках!
Бабулька сунула прямо в нос Василисе свои скрюченные пальцы, а вместе с ними и испорченную простыню. Промахнулась, и часть тонального крема – защита Василисы – осела на серой тряпице.
– Нет, что ж вы меня-то?! Прямо как котенка какого! – потеряла терпение Василиса Олеговна. – Люся! Экспроприируй у старушки постельное белье, идем выражать недовольство Ирине!.. Как ее фамилия?
Старушка отдавать простыню не хотела. Чего это дарить добро первому встречному? Однако потом решила, что сядет вот здесь на ступеньках и будет караулить. Поэтому серый мокрый комок торжественно вручила Василисе:
– На, дочка. И этой простыней ей, Ирке этой Карасевой, прямо в морду, в морду!! Чтоб половики не трясла. А штраф мне можно рублей двести с нее взять, больше все одно не даст.
Подруги уточнили номер квартиры и смело направились на пятый этаж. Возле двери Люся шепнула:
– У Ирины и переждем милицию. А то, если нас опять Пашка твой застукает, помереть нам в няньках!
Пашка работал в милиции и на любые поползновения матушек в детективную пучу отвечал немедленным визитом – он притаскивал маленьких дочек нянчиться. Естественно, дети существенно тормозили процесс розыска. Пересидеть у Ирины – это была замечательная мысль. Тем более что сыщицам позарез надо было с ней побеседовать.
Сначала им долго никто не открывал. Потом дверь распахнулась, невзрачная светленькая девушка в огромных очках быстро втянула их в комнату, плюхнулась на пол, застеленный ярким ковром с длинным ворсом, и застыла, слушая огромный телевизор. Вообще обстановка комнаты отличалась дорогими вещами, обилием картин и новомодными штучками. Чувствовалось, что здесь проживают люди не бедные.
Девчонка же, закатив глаза, плавно вихлялась на полу в такт музыке. Подруги прислушались. На экране известная артистка пела: «Алло, любовь! Я сдаюсь!»
– Про что это? – шепнула Василиса Люсе.
– Наверное, про войну… – сообразила та. – Нет, ты мне скажи, мы что – весь концерт молчком торчать будем?
Василиса терять время попусту не собиралась. Она лихо подошла к распростертой хозяйке и сунула ей под нос грязную простыню.
– Мы вот вам жалобу принесли. Постирайте.
Девица от мокрой тряпки бодро отскочила и сквасила ротик:
– Какие вы… непонятные! Врываетесь, мешаете мне музыкой наслаждаться… Кто вы такие? – запоздало поинтересовалась девчонка.
– А мы из этого… из подъездного профсоюза, ага! – кивнула Люся. – У вас в подъезде черт-те что творится, люди жалуются, а мы меры принимаем. Вы сели бы, а то за вами неловко наблюдать.
Девушка уселась на плетеный стульчик и прилежно уложила руки на колени.
– А зачем ко мне? – уже скромнее спросила она. – На меня разве тоже жалуются? Я же никому не мешаю, живу в своем крохотном мирке, в сфере музыки и поэзии, среди волшебных рифм, среди…