Учитель у них был хорош. Красивый, статный, пожилой, он носил окладистую белую бороду и чем-то был похож на Рождественского Деда, героя легенды, который разносил детям подарки в день Рождения Единого. Ими-ран видел изображения Деда, тот действительно напоминал Учителя – такие же добрые голубые глаза с прищуром, такая же ласковая улыбка, такая же статная фигура. Ими-ран, уже почти юноша, смотрелся рядом с Учителем субтильным подростком, совсем еще мальчишкой. Маленький, невзрачный, светловолосый, с вечно сгорбленной спиной (дурная привычка, но отвыкнуть уж очень трудно), он до сих пор стеснялся и боялся, хотя оснований для этого давно не было.
В Братстве все всех любили. Друг к другу обращались «брат» и «сестра», а к Учителю – конечно же, Учитель. Еще до Полета, когда они ходили по вечерам в старую школу на собрания, Ими-ран все никак не мог сообразить, как такое возможно. Все дневные унижения, подколки одноклассников, неприязнь учителей, злость родителей – все оставалось за дверью кабинета физики, в котором они запирались. В кабинете был Учитель, а вместе с ним – Тепло, Радость и Белый Свет.
Группа, в которой занимался Ими-ран, поначалу была невелика, всего десять человек. Через полгода их стало тридцать. А еще через полгода Учитель пошел на поклон к директору школы, и вместо кабинета их разросшаяся группа стала занимать спортивный зал.
– То, что мы делаем, – не религия, – объяснял Учитель новичкам. «Старички» в это время шли по рядам, раздавая пластиковые буклеты и тексты Общей Молитвы. – Да, мы молимся, но при этом, прошу обратить внимание, каждый из вас молится тому Богу, которому завещал свою душу еще при рождении. Ими-ран у нас мусульманин. – Ими-ран останавливался, махал рукой и чуть смущенно улыбался. – Анюта-ран у нас христианка, ее окрестили папа с мамой, и она остается верна религии предков. А дорогой Паэр-ран у нас и вовсе атеист, и продолжает до сих пор верить в силу атеизма, – по залу обычно прокатывался смех. – Видите? Мы никого не неволим, не принуждаем. Мы не принимаем пожертвований, нам не нужно ни ваше жилье, ни ваши деньги. Мы не секта. Мы просто считаем, что Бог, по сути, может быть Единым для всех, вне зависимости от того, каким именем вы привыкли его называть. И мы учимся служить этому единому Богу так, чтобы наше служение приносило благие плоды.
Чем они только не занимались тогда! Ими с Анютой, например, в выпускном классе ходили по детским площадкам и стирали с каруселей и качелей неприличные надписи или закрашивали их – чтобы не читали малыши. Другие члены Братства устраивали уборку улиц, собирая мусор и рассортировывая его, чтобы облегчить переработку. Еще кто-то бесплатно мыл горожанам машины и флаеры, помогал с ремонтом, для того чтобы в городе стало чище. Сажали цветы, кусты, мыли людям окна, носили продукты из магазинов пожилым. Помогали одноклассникам с уроками. В общем, выполняли любую посильную работу, идущую на благо обществу.
Конечно же, они все молились. Молитва была наградой, отдохновением от трудов; она была сладкой, как яблочный сок, горячей, как молоко, и прозрачной, как утренний воздух.
Все было хорошо. Очень хорошо. Однако позднее Ими-ран начал недоумевать – их почему-то, несмотря на всю благость намерений, не любили. Вернее, относились к ним, конечно, хорошо, но Ими-ран с некоторых пор начал чувствовать затаенную неприязнь. Кто-то вежливо, но твердо отказывался от их услуг. Кто-то не хотел разговаривать и принять в дар бесплатный буклет с молитвами. Кто-то брал своего ребенка за руку и старался побыстрее пройти мимо, когда они молились группой в парке или на бульваре. А кто-то и вообще вступал с ними в нелепый спор, начисто лишенный (с точки зрения Ими-рана, конечно) смысла, – в спор о том, что жить надо как-то иначе. Эти люди не знали и знать не хотели о том, что вера, истинная вера – это хорошо. Они почему-то считали, что истинная вера – это плохо, но ничего, совсем ничего не могли предложить взамен.
Учитель потом сказал, что это нормально. Что этих людей можно только пожалеть, потому что их души слепы, как новорожденные котята, и им еще долго предстоит блуждать в вековечной тьме и умереть, не просветлившись, не ведая, что истина рядом. Учитель говорил, что Единый дал человеку веру, и, конечно, в воле человека принять ее или не принять, но у одних людей путь к вере короткий и светлый, а у других темный и долгий. И что те, кто сумел уверовать так, как верят они все, находятся выше, гораздо выше тех, кто стоит в самом начале пути постижения истины.
Учитель, как всегда, оказался прав.
* * *Однажды наступил день, когда Ими, самый первый из группы, попал в Вышнюю Белую грань. Ему, невзрачному некрасивому мальчишке из бедной семьи, Единый первому даровал великую честь припасть к своему лику. Хорошо, что Учитель был рядом и помог Ими вернуться обратно, в тело! Радость в тот момент у него была такая, что впору умереть. Но Учитель не позволил. Сказал, что малодушно убегать в самом начале пути.
Началось учение. Ими, которого Учитель теперь велел называть Ими-ран, сам уже помогал новичкам, выводя в Вышнюю Белую грань, подсказывая и напутствуя. Вскоре почти все члены группы, возрастом до шестнадцати лет, научились выходить к сущности Единого. Старших Учитель перевел в группу для старших (они по-прежнему занимались только помощью и молитвами), а в их группу попала молодежь из других групп.
– Единый благоволит детям, – грустно говорил Учитель. – Взрослые закоснели в грехе и заблуждениях. Для того чтобы вернуться на правильный путь, им нужно больше времени. А чистые детские души угодны Ему, потому что не испорчены вредными влияниями и догмами. Я и сам впервые припал к стопам Единого, когда мне только-только исполнилось четырнадцать лет.
– А где это было, Учитель? – спросил как-то Ими-ран.
– Очень далеко отсюда, мой дорогой мальчик, очень далеко. Даже не на этой планете, – улыбнулся Учитель.
– В Луна-тауне? – с восторгом выдохнул Ими-ран. Луна-таун был несбыточной мечтой каждого мальчишки, но попасть туда даже на суточную экскурсию стоило столько, сколько семья Ими зарабатывала за десять лет.
– Можно сказать и так, мой мальчик. Можно сказать и так… – Учитель любил повторять одно предложение два раза, но вовсе не для того, чтобы подчеркнуть его важность, а потому что это было секундным поминовением Единого. Вернее, его двойственной сущности.
– Вы были в Белой грани, и все сами видели, – рассказывал Учитель. – Все всегда делится на две части. В грани это деление – сущность Единого и ваше сознание. Все делится на пары. Добро и зло. Огонь и вода. Путник и дорога. Черное и белое.
– Мужчина и женщина, – подсказал кто-то.
– Верно, мой мальчик! Верно, дорогой! – обрадовался тогда Учитель. – Тень и свет. Любовь и ненависть. Сухое и мокрое. Плохое и хорошее.
– И все должно быть в равновесии, да? – спросила Анюта. Ими тогда подумал, что она очень умная. Умная и красивая. Пухленькая, ладненькая, с серыми глазами и толстой лохматой косой до пояса.
– Точно так, моя девочка. Все должно быть в равновесии, в гармонии. А вот с дисгармонией надо бороться. Например, вы ходили надписи закрашивать. Почему вы это делали, детки?
– Ну… беседка на детской площадке красивая, верно? – пустилась в объяснения Анюта. – Кто-то ее построил, покрасил. И получилось… ну, равновесие. – Учитель кивнул, и ободренная девочка продолжила: – А потом пришел кто-то… неразумный и испачкал это хорошее место. Написал грязную надпись. Вот мы и убрали эту грязь, восстановили равновесие.
– Молодец, девочка моя! – Учитель просиял. – Ты, как никогда, права. Теперь слушайте дальше. В равновесии вы все вольны выбрать свою сторону. Можно встать на сторону добра, а можно на сторону зла. Вы встали на сторону добра. На этой стороне всегда труднее, дети мои. Всегда труднее, – он намеренно сделал ударение на слове «всегда». – И нам с вами в будущем предстоит много тяжелой, но благородной работы.
– А когда это будет, Учитель? – спросил Ими-ран.
– Всему свой срок, – ответил Учитель. – А пока что давайте заниматься дальше.
* * *Срок и в самом деле наступил, причем даже раньше, чем Ими-ран того ожидал. В один прекрасный день он заметил, что Учитель стал напряжен и печален. Почти неделю Учитель ходил грустный, но вскорости повеселел и вдруг, ни с того ни с сего велел всей младшей группе ежедневно смотреть визор и слушать все новости – он явно чего-то ждал. На вопросы о том, что за новости его интересуют, Учитель ничего не ответил, приказал лишь повнимательнее смотреть все, что связано с космосом.
В принципе, в новостях про космос было немного. Туристические и грузовые лайнеры летали между Луна-тауном и Землей, перевозя немногочисленных туристов и грузы. Десять кораблей, возивших редкоземельные элементы, мотались между Землей и двумя осваиваемыми планетами (две колонии по тысяче колонистов), а разведчики, ушедшие в Глубокий Космос, передавали лишь техническую малоинтересную информацию – о ней и в новостях ничего не было, только через внутренние ресурсы университетов проходили какие-то обрывки этой информации, да и то не все.
И вот, наконец, Ими-ран совершенно случайно услышал новость о том, что один из первых межпланетных кораблей, туристический лайнер «Лунный свет», идет на списание. Его должен заменить на трассе «Лунный свет-2», гораздо более комфортабельный. Первый «Лунный свет» был и вправду весьма потрепанным жизнью старичком, которому теперь предстояло встать на вечный прикол в музее освоения пространства. Анюта, видевшая корабль вживую во время экскурсии на космодром, со смехом рассказывала, что этот «Лунный свет» больше похож не на красивый шаттл, а на старинный самовар ее пра-пра-бабушки, который до сих пор хранился в их квартире.
– Смешной такой, – говорила она Ими, когда они сидели под дверью кабинета физики, в котором занималась их группа, и ждали Учителя, который вот-вот должен был подойти после занятий с новичками. – Вроде снаружи большой, а внутри все очень маленькое! Каютки маленькие, окошки маленькие. Все как будто кукольное. Мы в шестом классе на экскурсии были, так в люк, который из каюты в коридор ведет, вдвоем не пролезешь, даже детям, так узенько сделано. Толстячки-туристы, наверное, застревали.
– Толстячков в космос не пускают. А что маленькое, так это правильно. Это же для безопасности, – со знанием дела ответил Ими. – Если метеорит попадет в корабль, каюту перекроют, и погибнут только те, кто в ней находится, а остальные останутся живы.
– Ими, чего ты со мной, как с девчонкой. – Анюта слегка обиделась. – А то я не знаю. Просто смешно, и все.
– Да я понимаю. – Ими улыбнулся. – Прости, я не нарочно. А новые шаттлы вам показывали?
– Да, показывали, – ответила Анюта. – Вот там по-настоящему красиво. Окна большие, панорамные, кресла такие уютные. Скафандры дают туристам, чтобы безопасно было.
– Зато в этих шаттлах только две степени защиты, а «Лунный свет» их имеет три, – вступился ни с того ни с сего за старый корабль Ими. – И еще у него до сих пор работает система замкнутого цикла очистки.
– Это что же, пить то, чем пописал, что ли? – Анюта даже покраснела от стыда и негодования. Как и все блондинки, она краснела легче легкого. – Фу, Ими… какая гадость…
– Да я же просто рассказываю, – он растерялся. – Анют, ну чего ты.
– На самом деле это все не так неприятно, как кажется на первый взгляд, – сказал подошедший к ним Учитель. Погладил Анюту по голове, шутливо погрозил Ими пальцем. – Поздравляю, Ими. Ты нашел как раз то, что нам надо.
– Нам надо? – растерянно спросил Ими. – Нам что, нужен «Лунный свет»?!
– Именно так, мой дорогой мальчик, именно так. Сейчас соберется группа, и я поведаю вам что-то очень и очень важное. А дальше каждый из вас для себя решит, что делать дальше.
* * *Они поверили сразу.
Потому что не поверить было невозможно.
Да и Учитель не настаивал, чтобы ему верили.
Он просто сидел и рассказывал сгрудившейся возле него группе о том, что произошло, и о том, что он теперь знает.
Все беды во Вселенной, оказывается, происходят из-за того, что существует сила, нарушающая равновесие. Эта сила – как грязь, говорил Учитель. Как зараза. Как микробы. Как вирусы. Сила эта давным-давно нашла путь, свой собственный черный путь к самой сущности Единого, и на лике Единого появляются черные пятна, паутина, оскверняющая его и загрязняющая. Если подняться еще на один уровень молитвы, следующий за Белой гранью, эту грязь можно увидеть – она именно так и выглядит. Синеватые или грязно-бурые пятна на кипенно-белой грани. И эта грязь разрушает равновесие, умаляет силу Единого, не дает Добру бороться со злом, потому что сама она – суть зло. И даже он, Учитель, до недавнего времени не знал, что происходит. Почему? Слишком низким был у него уровень посвящения, слишком примитивен был его разум, слишком слабы силы. Но недавно…
– Простите, Учитель, а эта сила… это люди? – не выдержал Ими-ран.
– Нет, мой мальчик, это не люди, – грустно произнес Учитель. – Человек слишком слаб и мал, чтобы суметь так… – он осекся, вытащил носовой платок в крупную желтую клетку и шумно высморкался. – Чтобы суметь так осквернить лик Единого. По крайней мере, один человек. Но я скажу вам другое. Да, один человек не сумеет осквернить. Но один человек сумеет – очистить.
Ответом ему было молчание. Все замерли, открыв рты, и уставились на Учителя.
– Нас с вами мало, бесконечно мало. И мы слабы. Но знайте – есть и другие. Во многих мирах, на многих планетах живут такие же люди, как мы с вами, которые молятся Единому и благоговейно припадают к стопам его. Вместе с ними – мы сила. Сила, которая способна убрать эту грязь, восстановить равновесие в мире и дать ему возможность идти по пути добра и справедливости.
– На других планетах? – почему-то шепотом переспросила Мара, близкая подружка Анюты. – Там есть жизнь?! Есть даже люди?! Но это же фантастика!..
– Марочка, девочка моя, ну конечно же, там есть жизнь, – рассмеялся Учитель. – Сейчас я скажу вам еще одну вещь, но, боюсь, она очень сильно удивит и напугает вас.
– Мы выдержим, Учитель, – ответил за всех Ими-ран.
– Я и сам, дорогие мои дети, родился в другом мире и пришел к вам как миссионер, неся в сердце слово доброты и истинной веры, не знающей ни религий, ни иерархий, ни ханжества, – тихо сказал Учитель. – Братство Единого существует уже несколько сотен лет, и мы, миссионеры, ходим из мира в мир, проповедуя идеи добра и чистоты. До этого момента мы могли лишь гадать, почему во Вселенной столько зла и насилия. И лишь совсем недавно одному из наших старейших братьев, живущему в Мире Изначальном, было даровано откровение, которое я сейчас пересказал вам. Брат думал несколько лет, прежде чем решил, что можно действовать, что Братство справится с напастью. Я никого не неволю, дети мои. Отправляйтесь сейчас домой и подумайте над моими словами. А завтра, если захотите, приходите снова сюда. Тех, кто решит не ходить больше на наши собрания, я не виню. Вы еще очень молоды, а дома есть мама и папа, и нет никакого риска. Человек такие решения должен принимать сам, – голос Учителя окреп, – только сам, без давления с чьей бы то ни было стороны. Он сам должен решить, что ему важнее, – собственный покой или судьба родного мира, улыбка матери или смерть товарищей, счастье для всех разумных существ или маленькое, но собственное счастье. Идите, мои дорогие, идите. И учтите, что для тех, кто завтра вернется сюда, обратной дороги, скорее всего, не будет. А если и будет, то через очень долгий срок. Все, дети. Ни о чем сейчас не спрашивайте у меня. Ищите ответ в собственной душе. Она самый надежный ваш проводник.
* * *Из двадцати человек назавтра в кабинет физики пришло шестнадцать. Сначала Ими расстроился, но потом обрадовался – за ночь он успел прочесть, что «Лунный свет» может нести на борту максимум десять человек. Шестерых пассажиров и четверых членов экипажа. Ими был вовсе не глуп и понимал, что именно имел в виду Учитель. По математике у него всегда были хорошие оценки, читать он любил, и происходящее сейчас напоминало ему один из многочисленных фантастических романов, до которых Ими был весьма охоч в детстве. Конечно, когда он познакомился с Учителем, фантастика потеряла для него былое очарование – в душе поселилась уверенность, что существуют куда как более важные вещи, чем выдуманные приключения, но сейчас Единый непостижимым образом сумел соединить одно и другое. Ими мерещились какие-то смутные образы. Вот он вступает в бой с невиданным доселе врагом. Вот он приносит свет истины слепым и заблудшим, и они с благодарностью возносят его имя. Вот он защищает от неведомой опасности верных друзей, и чудесная Анюта называет его своим спасителем. Фантазии эти были расплывчаты и смазаны, но Ими все равно ощущал что-то будоражащее, неизведанное, от которого сосало под ложечкой и становилось жарко и холодно одновременно.
Вопрос с родителями Учитель решил на удивление быстро. Он купил всем самые настоящие путевки на самую настоящую трехдневную экскурсию в космопорт. Путевки были дорогие, с проживанием и трехразовой едой, они включали в себя посещение порта, экскурсию по «Лунному свету», прогулку по имитации Луны в настоящих скафандрах, просмотр старта корабля из капонира и даже часовую встречу с пилотом одного из лунных шаттлов. Сам Учитель на время экскурсии назвался педагогом по внеклассной работе, направление из школы он получил без труда, и все прошло без сучка и задоринки. Их даже освободили от занятий на последний перед выходными учебный день.
Утром этого дня группа собралась у школы. При каждом был маленький рюкзачок с самым необходимым (Учитель посоветовал прихватить с собой только еду и средства личной гигиены, даже молитвенники брать не позволил), и каждый, как и Ими, едва не дрожал от нервного возбуждения и весеннего утреннего холодка. Через несколько минут за экскурсией подъехал автобус, принадлежащий космопорту, все чинно расселись по своим местам, пока Учитель шутил с водителем, и поехали.