Надя облегченно выдохнула.
Назавтра, ранним утром, электричка несла ее в Москву. Стоя у открытого окна, Надя достала из сумки-рюкзачка свою тетрадку, открыла ее, почитала свои стихи на первой странице, на второй… Вздохнула, решительно порвала на части каждую страницу и протянула в окно.
Ветер вырвал эти листы и унес, в руках у Нади осталась лишь фотография Сергея Бодрова. Порвать ее у нее не было сил. Она поцеловала эту открытку и отдала ветру за окном.
И ветер, поднятый электричкой, еще долго кружил эту фотографию над рельсами…
Надя прикатила во вгиковское общежитие, предъявила дежурному коменданту свою экзаменационную книжку и пошла по лестнице наверх, на женский этаж.
Там в коридоре уже сонными сомнамбулами шли в туалет и из туалета несколько абитуриенток, кто-то нес чайник на кухню.
Надя зашла в 506-ю комнату, где на двух койках спали Лара и грузинка, а третья койка, Надина, была пуста и аккуратно застелена.
Надя упала на свою койку и стала рыдать.
Лара и Изольда сонно открыли глаза.
– Что случилось? – спросила Лара.
– Он умер? – спросила Изольда.
Надя села в кровати, вытерла слезы.
Лара не выдержала:
– Ну!..
– Девочки, – мертвым голосом сказала Надя, – я замуж выхожу…
Изольда села на своей койке:
– За кого?!
– Еще не знаю, – сказала Надя. – Дайте из одежды что-нибудь приличное.
– «Тореадор, смелее в бой, там ждет тебя…» – насмешливо напевала Лара, пока Надя мыла волосы.
А тем временем в Горках-9 президент Ельцин устраивал головомойку Кириенко и другим членам правительства в связи с надвигающимся финансовым кризисом.
В общежитии ВГИКа подруги наводили Наде боевой макияж…
А в Белом доме Кириенко проводил с председателем Центробанка Дубининым, министром финансов Задорновым и главой Государственной налоговой службы Федоровым очередное совещание по антикризисной программе.
В общежитии ВГИКа Надя примеряла платья своих подруг…
А Российское правительство выбросило на рынок еще один выпуск евробондов.
В полном боевом блеске Надя вышла из общежития…
А бывший председатель правительства Виктор Черномырдин и исполнительный секретарь СНГ Борис Березовский на элегантном самолете «гольфстрим» вылетели в Крым на встречу с президентом Украины Леонидом Кучмой.
Надя королевой шла к метро…
А Борис Ельцин с женой, дочерью Леной и девятимесячным внуком Ваней прибыл на Валдай для продолжения своего отпуска.
Надя ехала в метро…
А стартовавший с Байконура корабль «Союз ТМ-28» с российским экипажем на борту успешно вышел на орбиту, и космонавты приступили к научным исследованиям…
Надя, сверяясь с адресом на визитке, принцессой шагала по проспекту…
А Чубайс на лимузине и в сопровождении охраны мчался в отель «Президент» на очередную встречу со Стенли Фишером из Международного валютного фонда.
Надя была так неотразима и так сверкала оголенными плечами и коленками, что на нее снова оглядывались мужчины и какой-то жуир на «мерседесе» пристроился рядом, открыл окно: «Девушка, вас подвезти?»
«Девальвации не будет, это я заявляю твердо и четко, – вещал по телевидению президент. – И я тут не просто фантазирую, это все просчитано, каждые сутки проводится работа и контроль…»
Надя подошла к зданию с вывеской «БАНК “ЭНЕРГИЯ ВЕКА”» и показала охранникам визитку Кибицкого…
А Кибицкий в это время проводил совещание акционеров банка.
– Вы видели выступление Ельцина? Почему вы считаете, что это вранье?
– Потому что! – отвечали ему акционеры. – Обвал будет со дня на день, а у нас ГКО на 240 миллионов. Ты их закупил…
– Не я закупил, а правительство обязало все банки купить ГКО и дало гарантии! – перебил Кибицкий.
– Этими гарантиями можно уже знаешь что? – сказали ему.
– Что?
– Мы можем продать ГКО?
– Вы хотите, чтоб я их продал? Пожалуйста! Если сегодня выбросить ГКО на биржу, мы теряем 80 миллионов! Ваших денег! И еще нас взгреет Центробанк: почему допустили убытки вкладчиков на гарантированных государством бумагах…
Тут вошел секретарь, наклонился к Кибицкому и что-то зашептал. Кибицкий в недоумении пожал плечами:
– Кто такая?
Секретарь наклонился еще ближе, объяснил.
– Хорошо, пусть ждет, – бросил Кибицкий, и секретарь ушел.
А совещание продолжалось, Ян сказал:
– О девальвации трендят с марта месяца! Когда срок выплаты по нашим ГКО?
– Первого сентября, через три недели, – ответил Кибицкий.
– И сколько мы выручим?
– Полный возврат и сорок процентов прибыли.
– Так неужели Центробанк не продержится еще три недели?
– Все, ставлю на голосование, – объявил Кибицкий. – Кто за то, чтобы немедленно сбросить все ГКО?
Часть акционеров подняли руки, и их оказалось шесть – ровно половина собравшихся.
– Знаешь что? – сказала Яну тридцатилетняя дама с «химией» на голове. – Если вы блокируете наше решение, вы должны взять на себя ответственность за риски.
Куря сигару, Ян хладнокровно ответил:
– А если мы выиграем, ваши доходы становятся нашими. Идет?
Между тем Надя, следуя за дежурным охранником, зашла в лифт и стала подниматься.
А в кабинете Кибицкого атмосфера накалилась.
– Павел, есть устав банка, – сказал Ян. – При голосовании пятьдесят на пятьдесят окончательное решение принимаешь ты. Вот и принимай.
– А для чего я вас собрал? – отбивался Кибицкий.
– А для чего мы тебя выбрали президентом?
– А ты знаешь, что на биржах грохнулись цены на нефть?
– Идет всемирный кризис, в Китае уже девальвировали юань!..
Кибицкий постучал по графину:
– Все! Закрыли базар! – И встал. – Я еду в Центробанк, а потом решу…
И вышел из кабинета, бросил секретарю:
– Я к Дубинину.
Секретарь хотел что-то сказать, но Кибицкий уже вышел из приемной и в двери наткнулся на Надю.
– Здравствуйте, – сказала она.
– А, это ты… – ответил он на ходу, направляясь к лифту.
Она поспешила за ним:
– Пал Антоныч, минуту!
Он подошел к лифту, нажал кнопку и ответил на звонок мобильного:
– Да, мама! Что? Какая соседка? Мама, я тебя умоляю! Нет никакого кризиса!.. Слушай, ну кто лучше знает – твои соседки или Дубинин?
Двери лифта открылись, Кибицкий вошел в кабину, Надя последовала за ним.
– Все, мама! – сказал в трубку Кибицкий. – Я спешу!
Двери закрылись, лифт тронулся, Кибицкий повернулся к Наде:
– А тебе чего?
– Женитесь на мне! – решительно сказала Надя.
Он не врубился:
– Что-о?!
– А то! Посмотрите на себя. Вам сколько? Сорок восемь? Пятьдесят? А вы все за девушками по улицам катаетесь! Ну сколько можно так обтираться по жизни? Мужчина не должен так жить!
Это, конечно, был заранее заготовленный монолог, но Кибицкому он понравился, он усмехнулся:
– Да? А тебе-то сколько?
– Ну, в том-то и дело! – сказала Надя. – Мне восемнадцати нет. Но у меня ребенок…
– Как? – удивился он. – Уже?
– Да не мой, не мой! У него родители погибли в аварии. Как раз там, на Пресне, у мебельного. И его нужно срочно усыновить, а то его в Америку увезут…
Лифт остановился, Кибицкий вышел из кабины, мимо вахтеров прошел на улицу к «кадиллаку» и джипу с охраной. Но Надя, не отставая, следовала за ним, говоря на ходу:
– Женитесь на нас, мы будем вас очень любить, я обещаю! Очень!
– Еще бы! – насмешливо ответил он, подходя к открытой двери «кадиллака». – Ты меня видишь третий раз в жизни.
– Это не важно! Вы хороший человек, детдому помогаете…
– Детка, – вдруг серьезно сказал Кибицкий, – ты хоть знаешь, что сейчас в стране творится?
У него снова зазвонил мобильник, он сказал в трубку:
– Алло! – И вдруг изменился в лице: – Что-о?! Кто сказал? Дубинин??? Да он же мне вчера…
Кибицкий буквально бросился в машину и резко захлопнул дверь. Надя схватилась за дверную ручку:
– Постойте!..
Но могучая, как кувалда, рука подоспевшего охранника тут же отстранила ее от «кадиллака», и «кадиллак» в сопровождении охранного джипа стремительно рванул прочь.
Да, именно в эту минуту председатель Центробанка Дубинин публично сознался, что у государства осталось 15 миллиардов долларов и что еженедельно только на поддержание рубля Центробанк тратит миллиард. То есть денег у Российского государства – ноль, полное банкротство, ни армии, ни чиновникам, ни врачам платить нечем.
Дефолт наступил.
Грянули забастовки в Сибири, в Сыктывкаре, на Урале…
Сидя на Горбатом мосту, шахтеры во главе со своим руководителем вовсю стучали касками, в паузах кормили бродячих собак и гнали от себя юного священника, который подсел к ним с Библией в руках.
– Парень, шел бы ты отсюда!
– И не подумаю, – отвечал священник, стараясь попасть в цезуры ритмичного стука касок. – Разве без веры можно победить?
А каски – стук-стук-стук.
А каски – стук-стук-стук.
– Без веры победить нельзя…
А каски: стук-стук-стук…
– Смотрите: пока люди верили коммунистам… – говорил священник.
Каски: стук-стук-стук…
– Советская власть держалась…
Каски: стук-стук-стук.
– А как перестали верить, так все и грохнулось…
Каски: стук-стук-стук…
– А в Бога люди верят тысячи лет… И будут верить тысячи лет… И поэтому с верой в Бога мы победим… Отче наш, иже еси на небесех!..
А каски: стук-стук-стук…
– Да святится имя Твое… Да приидет царствие Твое…
И четверо шахтеров повторили за ним:
– Да приидет царствие Твое… – И касками: стук-стук-стук…
– Да будет воля Твоя… – возвысил голос священник.
И шахтеры за ним:
– Да будет воля Твоя… – А касками: стук-стук-стук…
– Яко на небеси и на земли… Хлеб наш насущный даждь нам днесь!
И все шахтеры вместе с руководителем стали повторять вслед за священником синхронно и в полный голос, как рэперы:
– Хлеб наш насущный даждь нам днесь! – И касками: стук-стук-стук.
– Хлеб наш насущный даждь нам днесь!! – И касками еще громче: стук-стук-стук.
– Хлеб наш насущный даждь нам днесь!!!
Казалось, именно под этот речитатив ложились на рельсы бастующие шахтеры Сибири… В Питере бандиты грабили обменники… В Хабаровске врачи и работники «Скорой помощи» объявили голодную забастовку… В Москве выступала группа «Роллинг стоунз»… И огромные очереди штурмовали банки СБС-Агро, Мост-банк и другие. А телеведущие вещали:
– Правительство выбрало самый дикий вариант: девальвировало рубль, заморозило ГКО и одновременно отказалось платить по долгам. Это коллапс всей банковской системы. Паника нарастает…
* * *– Come here! Vanya, come here! Come to me!..
Это, присев на своих «Nike» и распахнув руки, американцы подзывали Ванечку, который стал на ноги и, покачиваясь, делал первые шаги…
Надя не смогла на это смотреть, с газетой в руках влетела в кабинет директрисы:
– Вы это читали?
Директриса, сидя за своим столом, смотрела теленовости про бардак в стране.
– Что «это»? – спросила она.
– Статья! В Америке приемные родители убили нашего ребенка! Вот! Такого, как Ваню, привезли из России и убили!.. А теперь эти там, в палате – «Vanya, come here!»…
– Успокойся.
– Что «успокойся»? Вы не имеете права отдавать наших детей!
Директриса развернулась к ней, сказала:
– Во-первых, не я отдаю, а суд. А во-вторых, почему эта гребаная пресса не пишет, что у нас уже миллион сирот? Миллион таких нищих Ванечек, понимаешь? Государство уже пять месяцев даже детдомам не дает ни копья! Мрут дети! Я их кормлю на подачки банкиров! Или бандитов! Они убьют кого-то, осиротят, а потом, замаливая грехи, приносят мне деньги! И я беру! Беру, да! А чем мне детей кормить, когда вся страна в жопе, а президент…
Телефонный звонок прервал этот крик души, директриса в сердцах сняла и бросила трубку.
– Иди, Надя, отсюда… – сказала она, остывая.
– Но статья!..
– Да, статья. Я читала. А ты знаешь, какая смертность в наших детских домах?.. Уйди, не трави мне душу…
Ночью страшные американцы, эти чудовища из фильмов-ужастиков, только еще страшнее, пытались огромным кухонным ножом зарезать Ванечку.
Надя, проснувшись, рывком села на своей раскладушке и некоторое время сидела неподвижно, глядя в темное окно. За окном, высоко в ночном небе, вспыхивая красными габаритными огоньками, летел самолет. Одним из таких самолетов завтра увезут Ванечку.
Надя решительно встала, оделась. С сумочкой-рюкзачком за спиной тихо прокралась по темному коридору к кабинету директрисы, пошарила рукой на верхней планке дверного проема и нашла ключ. Открыла запертую дверь, на цыпочках вошла в кабинет директрисы, на стеллаже с документами детей нашла папку с наклейкой «ИГНАТЬЕВ И.Н.» и спрятала ее в свою сумочку-рюкзачок…
А еще двадцать минут спустя, прижав к груди спящего Ванечку, уже нервно ходила по пустой и темной платформе станции Раменки.
В темноте возникли какие-то фигуры, это навстречу Наде шли армейский патруль и милиционер – тот самый капитан, который вместе с баркашовцами проверял документы в электричке.
Они приближались к Наде, и сердце у нее остановилось от страха.
Но они, слава Богу, прошли мимо, и тут, на Надино счастье, вдали показалась электричка, с гудком и грохотом накатила к платформе.
Надя, оглянувшись на капитана и патруль, шагнула в вагон.
Капитан и патруль оглянулись на нее, капитан даже повернулся и шагнул в ее сторону, но…
Двери вагона закрылись, электричка тронулась, и вагоны с грохотом пронеслись мимо капитана, унося Надю и Ванечку.
– А никого нет! Экзамены кончились, все разъехались! – сказал комендант вгиковской общаги – небритый спросонок, в галифе и полотняной нижней рубахе.
– Но я тут живу, – сказала Надя, стоя в двери общежития с Ваней на руках. – В 506-й комнате. Вы меня помните?
– Не имеет значения. У меня ремонт. Смотри…
Действительно, фасад общежития был в строительных лесах, а в вестибюле общежития лежала гора мешков с цементом, линолеумом и прочим стройматериалом.
– Август, – сказал комендант. – Я за месяц должен починить все, что вы тут весь год громите.
– Ну пожалуйста! – слезно сказала Надя. – Хоть на несколько дней! Я вас очень прошу!
– А ты не проси. Без толку! – И комендант стал закрывать дверь.
Но Надя в отчаянии вставила ногу в дверной проем.
– Нет! Я буду кричать!
– Сломаю ногу! – предупредил комендант, нажимая дверь.
– Буду кричать!
– Как давала – не кричала, и рожала – не пищала, – усмехнулся комендант. – Иди отсюда, блядища!
Вытолкнул Надю и закрыл дверь.
– Изверг! Козел! – крикнула Надя в закрытую дверь. И сказала проснувшемуся на ее руках Ване: – Извини, Ванечка…
Стоял прекрасный августовский день – солнечный и не очень жаркий.
Надя с Ванечкой на руках шла по улицам навстречу потоку прохожих, враз обнищавших и обокраденных дефолтом, озлобленных и растерянных.
В пустом и гулком от пустоты вестибюле ВГИКа старушка вахтерша, читая «АиФ», подняла очки:
– А усё, никого нэма, экзамены закончылысь. Прыходь у тому роки…
Надя с пустыми глазами и с Ваней на руках шла по Москве сама не зная куда.
Всюду стояли густые очереди – у обменников, у магазинов. Люди раскупали и тащили по улицам все, что еще можно было купить на рубли, – продукты, телевизоры, газовые баллоны. У подземных переходов пенсионеры рылись в мусорных ящиках. Возле булочной стояла старушка с пустыми, обращенными внутрь себя глазами и картонкой в руках, на картонке было написано: «ДЕНЕГ НЕ ПРОШУ, ПРОШУ ХЛЕБА!» Старушка шептала: «Подайте ради Христа…», но все безучастно проходили мимо…
Надя с Ванечкой на руках шла по августовской Москве 1998 года. У нее тоже стали пустые и потерянные глаза.
Где-то вдали прогремел гром.
В какой-то подворотне у мусорного бака стоял бомж, одной рукой запрокинул над горлом пивную бутылку и жадно пил без остановки, аж булькал, а другой держал в расстегнутой ширинке свой член и мочился – одновременно…
Ванечка загляделся на эту картину, а Надя безучастно прошла мимо.
Снова громыхнул гром, и тут же на город обрушился ливень…
Надя, вся мокрая, остановилась у будки с надписью «СПРАВОЧНАЯ». Наклонившись к окошку, спросила:
– Джигарханян Армен Борисович. Домашний адрес, пожалуйста.
– Артист, что ли? – уточнила дежурная.
– Да, пожалуйста.
– Знаменитых адреса не даем.
– А Удовиченко? Лариса Ивановна…
– Ага! – усмехнулась дежурная. – Может, тебе еще Ельцина дать? Тоже артист!..
Мокрая, с ребенком на руках, Надя отошла от справочной и побрела по улице. Слезы на ее лице смешивались с дождем.
– Что же нам делать, Ванечка?
Ваня, тоже мокрый, пытливо смотрел на нее и молчал.
В каком-то переулке, у подъезда Дворца бракосочетания, возле двух белых лимузинов с кольцами на крыше и цветами на капотах веселые компании молодых людей прямо под дождем и под музыку из магнитофона открывали шампанское и шумно поздравляли две пары новобрачных – двух невест в свадебных платьях и их женихов.
Надя поравнялась с ними, один из женихов протянул ей десятку.
– Кому ты даешь? – сказала ему невеста. – Эта сука ребенка не жалеет, побирается под дождем!
– Да это у нее кукла! – сказала вторая. – Они тут все время крутятся, побирухи! Поехали, мальчики!
Надя, опустив голову, прошла мимо.
Свадебные лимузины, оглашая переулок музыкой и криками, прокатили по лужам, обдав ее водой от пояса до ног.
Мокрая и тощая бродячая собака увязалась за Надей, обогнала ее и оглянулась – не то ждала, не то приглашала следовать за ней. Пойдет вперед и остановится, ждет. Идя за собакой, Надя услышала какой-то ритмичный стук и вышла к Белому дому. Собака со всех ног припустила к Горбатому мосту, к шахтерам, которые, сидя под зонтами и пологами палаток, всё стучали касками по мокрому асфальту.