Понимая, что с палкой в руках идти будет невозможно, путешественница подошла к самому краю вершины и выбросила деревяшку в пропасть. Она мигом стала игрушкой ветра и силы притяжения. И быстро скрылась в густом молочном тумане. Но ее мерный стук о голые скалы еще долго доносило эхо - словно сбитое страхом сердцебиение.
- Вам придется идти первой, чтобы не подстраиваться под меня. Помните, я рядом. Идти придется боком, приставляя шаги. Крепко держитесь за веревку обеими руками, не отпускайте, не оглядывайтесь, не останавливайтесь и не смотрите вниз, - проинструктировал Олаф. - Здесь может быть очень страшно.
- Не страшнее, чем моя грядущая судьба, - пробормотала девушка и отважно ступила на зыбкий путь.
- Все, что вы услышите, не на самом деле! - крикнул запоздало юноша, не будучи уверенным, однако, что его предупреждение достигло цели, потому что все звуки потонули в усилившемся суровом вое.
Олаф знал, о чем говорил. Ему довелось уже однажды переходить по этому мосту. И вторая попытка казалась после этого невозможной. Мост, словно пробудившийся зверь, поджидал свою жертву. Пугал завываниями и порывами ветра. Веревки казались гнилыми, доски редкими и непрочными. Над бесконечной пропастью восставали все призраки, которые были похоронены в зыби памяти. Они обвиняли, манили и заклинали. Проносились рядом, едва не касаясь. Разговаривали и заглядывали в глаза. Смеялись, заметив отчаяние. Казались не бесплотными духами, а живыми и наполненными чувствами. У них не было запахов. Но они довольно доступно указывали, что именно им надо. Духи хотели смерти человека, хотели впитать в себя его душу, выпить кровь и жизнь. Очень тяжело было продолжать путь, а не прервать его внезапным отчаянным полетом.
Юноша, шагнув следом за Леттой, почувствовал, как трясутся колени и потеют ладони. Он боялся, словно мальчишка. Своих воспоминаний, и тех, кто может явиться на мосту. Того, о чем эти призраки будут нашептывать. И не было уже опыта бродячей жизни, рассудительности и мудрости. Только вот это животное, всепоглощающее ожидание возможного ужаса. А ведь еще предстояло как-то исхитриться и поймать амплитуду моста, раскачивающегося под ногами впередиидущей. Олаф прикрыл глаза на миг. Судорожно вздохнул несколько раз, пытаясь сосредоточиться на мысли, что надо быть готовым кинуться на помощь, если вдруг Летта оступится, сделает неловкий шаг, или покачнется. И лишь эта единственная здравая мысль на фоне остальных заставляла продолжать через силу начатое движение.
Юноша приставлял шаг за шагом. Пытался почувствовать запахи Летты, но их или уносил ветер, или скрывал мост. А под ногами уже мерещилась водная рябь, из которой выплывали бледные лица. И над головой затянули свои песни все, кому когда-то Олаф протягивал руку помощи, но не мог помочь. Мелькала девочка, встреченная в одной рыбацкой деревне, она отнесла подаренным им сигменты отцу, а тот напился на них допьяна и в горячке выгнал кровиночку на мороз. Парил в стороне старик, выкрикивающий проклятья ему в спину, за то, что юноша оправдал его перед законниками, хотевшими увести старика в тюрьму, где тому гарантированно выдавали бы обед. И многие-многие-многие. На стороне которых была их правда, отличная от правды Олафа. Выли те, мимо которых парень проходил порой, цеплялись за руки, заглядывали в самое сердце и шептали те, мимо кого не прошел. Это было жутко. И несправедливо. Уже почти не спасало осознание, что где-то впереди Летта - еще одна, которой он вызвался помочь. Может и она, лишь порожденная мостом мистерия?
- Просто пойте, - долетели слова, принесенные случайным порывом ветра.
И лишь на краю сознания Олаф догадался, что они относятся к нему. Что они произнесены живым существом, а не несправедливым призраком, восставшим из чувства вины.
Петь? Неожиданный совет. Тем более, ни особого слуха, ни голоса у него не было. Да, и песни приходили на ум только из раннего детства. Глупо. Но юноша все же запел. Сначала себе под нос. А потом все громче и громче, дойдя до предела возможностей своей глотки. Орал, исступленно и дико. Смешил сам себя выкриками и визгом. Детские песенки закончились, но оказалось, что можно петь о том, что приходит в голову. Например, про старый мост, качающийся под ногами, про небо над головой, про туман, про ветер, подпевающий в ушах.
И призраки, испуганные таким неуважением к своему началу, захлебнулись собственным воем. Мелькали полустёртыми воспоминаниями, и не тревожили.
Мост мерно колыхался под шагами. Олаф представил, что, наверное, так же чувствует себя младенец в утробе матери: плавая в безопасной среде и ощущая каждое движение извне, находясь во власти глухих звуков и еще не забытых прожитых жизней. Подстроиться под шаги Летты оказалось невероятно легко. Так же, как определять запахи девичьих эмоций. Тоненькая нить ее уверенности держала сейчас, подобно прочному канату. Олаф уже очень давно не позволял себе так на кого-то полагаться, и не давал никому возможности полагаться на него. Молодые люди были в одной связке. В шагах десяти друг от друга. Слышала ли Летта его песни, было не понятно. Она посматривала на юношу, и, видимо, тоже что-то напевала себе под нос.
Переход давался проводнику легче, чем в первый раз. И лишь единожды его напугала девушка, внезапно остановившаяся по центру моста. Олаф едва не ринулся к ней, чтобы не допустить отчаянного прыжка. Но она самостоятельно справилась с непоправимым искушением, покачала головой и пошла вперед. Сердце юноши билось пойманной птицей. Теряло перья и рвалось. Хотелось подобраться поближе к Летте, прикоснуться к ее руке, почувствовать тепло кожи, а не холодную шероховатость веревок моста. Но делать это было не безопасно.
Сколько шли молодые люди? Не миг, и не вечность. Дощечки позади стирались налетевшими облаками. А те, что были впереди - открывались под дуновениями ветра. Призрачные поцелуи не смущали душу, а песни оказались поистине бесконечными.
А потом была твердь. Каменное крошево под ногами. Было немного странно, что не надо петь, не надо отмахиваться от обессиленных призраков, не надо ловить покачивания моста, и идти надо не боком, а вперед лицом. Даже возникла некоторая странность ощущений от такой стабильности.
- Справились? - понимающе улыбнулась Летта, усевшаяся прямо на большой камень.
- Кажется. Спасибо за совет, - юношу интересовало, что за воспоминания едва не стоили ей жизни, но спросил он совсем о другом: - Вы знали об особенностях этого моста?
- Этого, или какого-то иного, - она пожала плечами, - в доме дяди была служанка, она знала много интересных историй. Говорила, что все они вымышленные, но я подозреваю, что некоторая часть их была основана на реальных фактах или слухах. Когда мы подошли к мосту, скрытому в облаках, я просто вспомнила про него.
- И в какой истории упоминался Облачный путь? - заинтересовался Олаф, присаживаясь рядом, и искренне радуясь возможности передохнуть.
- Про одного из четырнадцати королей Империи. Странствующего Лаферта.
- Лаферта?
У Олафа закружилась голова и пересохло в горле. Он надеялся, что девушка не услышит биения его сердца. До боли сжал кулаки и напряг скулы. Ему была прекрасно известна эта сказка.
- Разве там упоминался мост? - голос дрожал и срывался.
Но Летта ничего не заметила и, кивнув, начала рассказ:
- Жили-были братья Лаферт и Омциус. Они были принцами. Лаферт - младшим, а Омциус - старшим. Принцы дружили, играли в свои мальчишеские игры, резвились целыми днями, и не помышляли становиться королями, потому что в их представлении королем мог быть только их отец. Однажды более шаловливый Лаферт затеял проказу - нырнул в парковый пруд и поплыл к середине, не зная, что там поселились саблезубы. Хищники окружили мальчика. И если бы не его подоспевший брат Омциус, пришлось бы ему плохо. Хотя, по правде говоря, мало хорошего вышло и от этой помощи. Принцы выжили, но Омциус потерял в схватке обе ноги по колено, а Лаферт отделался несколькими шрамами. Не известно, наказали ли как-то проказника, но вскоре после этого происшествия в королевстве заговорили, что король-отец так тяжело пережил травму сына, что сам едва не умер. Но Мракнесущий пощадил его. Король прожил еще несколько лет, пока принцы не выросли. Тогда позвав их к себе, он наказал им править мудро и испустил дух. Будучи старшим, Омциус должен был занять трон. Однако, королем, по закону Империи, мог стать только полностью здоровый человек.
- Дикий закон, - сквозь зубы прокомментировал юноша.
- Такой уж. Не хуже и не лучше, чем все законы Империи, - пожала плечами Летта. - Омциус не стал рисковать и подвергать себя процедуре наложения огненной печати, которая могла сжечь его. Короновали Лаферта. Он принял власть, а потом издал указ, по которому отправлял себя в вечное изгнание, а Омциуса оставлял регентом, бывшего довольно умным молодым человеком и даже смастерившим себе железные ноги. В спутники младший брат взял лишь особо настырного придворного музыканта. Лаферт обошел много земель, а его спутник сочинял истории про все его приключения. Однажды на пути короля-странника встал Облачный путь. Музыкант побоялся вступить на мост. А Лаферту удалось благополучно миновать его, напевая матушкины колыбельные. С тех пор король путешествует один.
- Дикий закон, - сквозь зубы прокомментировал юноша.
- Такой уж. Не хуже и не лучше, чем все законы Империи, - пожала плечами Летта. - Омциус не стал рисковать и подвергать себя процедуре наложения огненной печати, которая могла сжечь его. Короновали Лаферта. Он принял власть, а потом издал указ, по которому отправлял себя в вечное изгнание, а Омциуса оставлял регентом, бывшего довольно умным молодым человеком и даже смастерившим себе железные ноги. В спутники младший брат взял лишь особо настырного придворного музыканта. Лаферт обошел много земель, а его спутник сочинял истории про все его приключения. Однажды на пути короля-странника встал Облачный путь. Музыкант побоялся вступить на мост. А Лаферту удалось благополучно миновать его, напевая матушкины колыбельные. С тех пор король путешествует один.
- И, видимо, именно бывший спутник Лаферта поведал миру эту историю, - с горькой иронией отозвался Олаф. - Не люблю музыкантов, вечно все переврут, а что не соврут, то придумают.
- Но мост же есть, значит, и история была.
- Я знаю сказку, перекликающуюся с вашей. Как были созданы ветряки.
Девушка прислушалась с вниманием и интересом, будто маленький ребенок.
- Когда Лаферт Четвертый, сразу после своей успешной коронации и сложного наложения печати власти, вдруг назначил брата Омциуса регентом, вся Империя начала ожидать бунта и раскола. Имперский совет стянул войска и прикидывал, кто может из дальних родственников странного семейства по праву занять трон, когда два брата свернут друг другу шею. Однако, Лаферт не хотел воевать, он просто отправился в бесконечное скитание по дорогам Империи. А Омциусу пришлось единолично выполнять функции короля. Старший брат, отнюдь, не выказывал благодарности, что трон вернулся к нему. И даже прилюдно делал вид, что причуда Лаферта ему только досаждает. Ведь тот мог попасть в неприятности, погибнуть по дороге.
Омциус по этой причине пытался подсунуть братишке компаньонов из благородных семейств. Их предназначением было не только составить компанию королю-бродяге, но и заставить его осесть в какой-нибудь спокойной местности. Все юноши и девушки, старики и пожилые дамы, проходили строгий отбор. Юный король даже не должен был заподозрить, что они ни просто случайные попутчики и страждущие. Что к этим встречам приложил руку Его Высочество регент Омциус. Но Лаферт оказался осторожен и нелюдим. Он предпочитал одиночество, не завязывая долгих знакомств и не принимая ничьей компании.
Тогда старший брат сел за чертежи. Почти месяц он не выходил из своих покоев, лишь вовремя изданные приказы указывали на то, что вельможа помнит о своих обязанностях при дворе. Итогом всего стало изобретение ветродуев. Эти замысловатые штуки были в скором времени расставлены в каждом городе, пригороде и проклятой глуши.
Компании ветряных перевозок выросли как грибы. У них было разное руководство, разношерстные сотрудники, несхожие возможности. Ветродуи оказались удобны. Могли передать сообщение, посылку, переправить любого желающего, который мог заплатить. А самое главное, они были настроены так, что из любой точки Империи могли доставить не только сведения о Лаферте, но и его самого, пожелай путешественник скорого возвращения домой.
- И это правда? - распахнула глаза Летта.
- Совершенная, - кивнул Олаф.
А потом отвернулся в сторону, чтобы нечаянно не выдать тщательно скрываемых чувств. И поэтому увидел тяжелую черную тучу с рваными краями, неумолимо плывущую в их сторону. Она величаво и неумолимо несла в своем нутре молнии, ветра и холодный проливной дождь. Туча напоминала уверенного в себе борца, который оглядывает соперников с легким прищуром, а не найдя достойных свирепеет и обрушивает гнев на тех, кто посмел бросить вызов, просто чтобы впредь под ногами не путались и не смущали.
- Уходим! - крикнул Олаф, вскакивая на ноги. - Надо успеть найти укрытие, пока не начался ураган.
Однако, израненные ноги девушки не давали быстро бежать. Юноше, повесившему поклажу наподобие заплечного мешка, приходилось тянуть Летту за руку, одновременно высматривая убежище. Камнежорки, как и другие звери, почему-то избегали населять места вблизи Облачного пути. И Олаф мог надеяться только на широкую щель в теле горы или достаточное по величине дупло окаменелого за века дерева. Проводник пытливо всматривался по сторонам, но подходящего места все не находилось.
Тем временем, становилось все темнее и темнее. Ветер взбивал камни под ногами, будто мелкую пыль. Редкие кустики травы вырывало с корнем, и они разлетались в разные стороны. Предвестники стихии, как напористые приближенные зарвавшегося вельможи, были едва ли не страшнее ее самой. Ураган, еще даже не набравший силу, заставлял сердце тревожно биться и перехватывал дыхание.
Туча равнодушно настигла молодых людей. Их моментально окатило с головы до ног. Это были не струи, а целый поток холодной не по сезону воды. Летте не помог даже ее плащ. Она дрожала и мелко стучала зубами. Мокрые волосы облепили лицо девушки, и она никак не могла их убрать непослушными пальцами. Более привычный к природным катаклизмам юноша знал, что стихия скоро исчерпает свои силы. Но даже на этот небольшой промежуток времени надо было обязательно куда-то спрятаться. В противном случае, девушке могла грозить простуда.
Заметив небольшую расщелину в скале, Олаф затолкал туда Летту. Она не стала ничего говорить, просто прижалась плотнее к каменной стенке и притянула к себе юношу. Они стояли лицом к лицу. Юноше было жарко от близости хрупкого тела. А она, напротив, все никак не могла унять дрожь. Тогда Олаф исхитрился достать шкуру недоеда и накинул ее на плечи своей спутницы, содрав насквозь промокший плащ.
- А вы? - шепнула Летта Валенса.
- Обойдусь.
Он повернулся к девушке спиной, подставив лицо под водяные струи. Наблюдая за тем, как туча заполоняет небо, молча молился Жизнеродящей, чтобы побыстрее выглянуло солнце. Это была странная молитва, полная одновременно и горячих просьб, и бессильных проклятий. Обычные молитвы юноша уже забыл. Или просто перестал в них верить? Казалось, что слова, идущие от самого сердца, быстрее достигнут ушей богини. Если, конечно, она захочет услышать того, кто, наверное, затерялся в этом мире даже для нее.
Дождь лился до тех пор, пока горная тропа не превратилась в мутный бесконечный ручей, едва не достигающий ног Олафа и Летты, которым очень повезло, что расщелина находилась выше. А потом вдруг резко прекратился, брызнув напоследок мелкими каплями. Жалкие обрывки еще недавно воинственной тучи разрозненно и слепо плыли по небу. Натыкались на редкие пока солнечные лучи и отползали обожженные за горизонт.
Молодые люди спустились на тропу и оказались по щиколотку в воде. Ноги заломило от холода. Как бы ни было трудно, надо было двигаться вперед, чтобы не остаться на ночь в этом незащищенном от стихий месте. Впереди виднелась Лесная Заманница, славящаяся своими не обхватываемыми деревьями, в дуплах которых могли схорониться несколько путников одновременно. Земля там быстрее, чем каменистая горная тропа, впитывала пролившуюся с небес воду, а при небольшой удаче можно было найти горючие серые камни, которые не боялись дождя, и ради тепла которых можно было вытерпеть неудобство в виде гнилостного запаха.
Шкура недоеда впитала всю влагу из одежды Летты. И девушка почти не дрожала. Лишь глухо кашляла иногда. Олаф мрачно поглядывал на нее, предчувствуя обоснованность недавних опасений. И куда же она потащилась, такая невыносливая? Но Летта словно не замечала его взглядов, целеустремленно загребая ногами по грязевой жиже.
Наконец, та почти совсем перестала чавкать под ногами. Тропа покрылась травой, сначала редкой и низкой, но с каждым шагом набирающей силу и густоту. Здесь ураган почти не принес ущерба. Никаких тебе вывернутых кустов, никаких бесконечных ручьев.
Лесная Заманница встретила путников стрекотом прыгунов в кустах и редким буханьем сов. Здешняя природа выглядела на редкость дико. Деревья росли до небес, кустарник был в рост Олафа, а разнотравье поражало ярким цветом и огромными соцветиями. Окажись молодые люди в этом месте на несколько дней позже, вместо цветов здесь бы уже висели ягоды величиной с кулачок ребенка.
Летта восторженно проговорила:
- Наверное, таким был мир, когда Жизнеродящая еще видела, а Мракнесущий не боялся показаться уродливым.
Олаф кивнул, заразившись ее настроение.
- Жаль, что мы не оказались здесь до урагана. Один путник рассказывал мне, что тут где-то недалеко от тропы есть дерево в двадцать обхватов. В нем дупло. Там можно развести огонь и переночевать.
- Огонь в дупле? - удивилась девушка.
- Здесь особые деревья. Они не горят, - с улыбкой пояснил юноша. - Тут горят камни.