Александр Карнишин: Игра - Александр Карнишин 9 стр.


Локо стоял рядом, но не с ними. Он смотрел вперед. Туда, где должны быть поселки свободных, где он тоже мог бы стать свободным. Но он только выглядел тяжелым и неуклюжим. Его движение совпало с движением Найфа. Найф прихватил за талию девушку, а Локо уперся широкой ладонью в грудь хранителя, не давая ему приблизиться к свободной.

— Стоп! — резко выдохнул Найф. — Мы. Идем. Вместе. Вы забыли, да?

— А что он…,- рвалась из его рук девушка, но за саблю не хваталась.

— Да ладно, ладно тебе, — выкрикивал Витас. — Скажи сразу, что тебя в дозоре повязали хранители! Первый отряд! Наши!

Бац! Найф оказался вдруг перед ним и открытой ладонью махнул по шее — тот так и покатился. Локо синхронно с Найфом сделал шаг вперед и в сторону, и кинувшаяся вперед Ким уперлась носом в его грудь.

— Спасибо, — на ходу буркнул Найф, за шиворот поднимая Витаса.

— Не за что, — так же пробурчал Локо, удерживая на вытянутых руках за плечи рвущуюся в драку свободную.

— Еще? — заглянул Найф в глаза Витаса. Тот, только что расслабленный и заторможенный после удара, вдруг напрягся, крутнулся, рыбкой выскользнул из его рук, оставив плащ и ранец в руках патрульного, в падении ударил обеими ногами, откатился в сторону, и уже вскочил с мечом наизготовку. Найф, рухнувший на спину, тоже поднялся, удивленно глядя на хранителя.

— Эй, парень, ты так и не понял ничего? Мы здесь вместе. Или тебе очень подраться хочется?

— Ты меня ударил, — сквозь зубы проговорил Витас.

— Да. А как тебя еще можно было заставить замолчать? Мои извинения ты примешь? Или хочешь как-то иначе?

— Извинения? — Витас опустил меч, с удивлением смотря на Найфа. — Ты хочешь сказать, что вот сейчас, при всех, ясно и громко извинишься передо мной? И кто ты после этого?

— Да. Внимание! — Найф поднял руку, привлекая общее внимание к себе. — Я, Найф, патрульный, приношу свои извинения Витасу, хранителю, которого ударил не со зла, а чтобы заставить замолчать и не вызывать ссору в отряде.

— Ну, ничего себе…,- расслабилась вдруг и Ким, перестав пытаться отпихнуть с дороги сельского парня. — Вот это да-а-а… И что теперь?

— Я что-то не так сказал? — Найф стоял спокойно и смотрел по очереди то на одного, то на другую. — Я сделал ошибку. Не надо было его бить. Я извинился. Но это не от слабости моей. Я сейчас, прямо здесь готов дать урок вам обоим. Сразу — обоим. Но потом мы пойдем, и будем идти, пока не остановимся. Пока не сделаем дело. Это вас успокоит, наконец?

— Мне кажется, или он все-таки берет на себя слишком много? — промурлыкала Ким, вытягивая саблю из ножен. Она быстро соображала, и уже чувствовала себя заодно с Витасом. И тот уже пошел приставным шагом, все время смещаясь в сторону левой руки патрульного, держа меч как нож, у пояса, острием вперед.

— Локо! — не поворачивая головы бросил Найф. — Ты отойди пока, но смотри тоже. Тебе полезно.

Он вдруг задвигался, захромал, припадая то на одну, то на другую ногу, складываясь пополам, подпрыгивая в непонятном рваном ритме. Вернее, ритм должен был быть, но он не угадывался. Вот, он шагнул в сторону Витаса, но сам чуть не упал по направлению к Ким, пропуская его меч над собой. И тут же отшатнулся от просвистевшей сабли. Он еще не доставал ножи. Зато все время говорил, то ли отвлекая их внимание, то ли и правда обучая Локо:

— Смотри, смотри, он движется мне под левую руку. Так его учили. И это правильно. Если я сражаюсь правой рукой. А если я левша? Ну, вот, смотри, он услышал, притормозил. И зря. Движение надо доводить до конца. Всегда до конца, если уж начал. А если я его только отвлекаю? Это же я тебе говорю, а не ему. И потом, я на самом деле — двурукий. Мне все равно, какой рукой…,- он замолк, падая и перекатываясь, а на месте где только что стоял Найф, уже крутилась Ким, рисуя восьмерки саблей.

— …А она правильно поступает. Он отвлекает, она бьет в спину. Совершенно правильно. Только не со мной. У меня хороший слух. И я даже слышу, как падает клинок мне на голову, — он кувыркнулся еще, так и не повернувшись к ней лицом, а потом, упершись руками в землю, "выстрелил" ногами назад как раз в тот момент, когда ее сабля чуть не врезалась в землю. Одна его нога остановилась в пальце от ее лица, а другая плотно приложилась к животу, сбивая дыхание.

— Уф-ф-ф, — выдохнула Ким, налетев на ногу.

Найф, продолжая движение, гибко вскочил на ноги, и тут же толкнул не успевшую собраться свободную в плечо, лишая равновесия, сразу другой рукой, еще раз, она уже моталась в его руках, как тряпка, но вот подставлена нога, и Ким рухнула на землю, а Найф уже встречал скрещенными руками удар подскочившего сзади Витаса. Меч прошел совсем близко от его бока, а рука хранителя оказалась в ловушке. Найф крутнулся, присел на колено, подернул слегка, и Витас перелетел через его голову, укладываясь рядом с начавшей хохотать Ким. Она хлопала в ладоши, пихала локтем Витаса в бок, и чуть не визжала от восторга:

— Нет, ты понимаешь, да? Он говорит, я не мастер. Он, говорит, я просто Найф. Ты видел, да? Ха-ха-ха!

Витас с минуту сидел, хмуро глядя на нее, но потом тоже рассмеялся. Найф присел перед ними, посмеиваясь.

— Все, бойцы, разборки закончены, да?

— Ты силён, — кивнул Витас. — Спасибо за науку. Но имей в виду: на этот прием я больше не попадусь.

— И это правильно. Но и я придумаю что-то другое. Ну, Локо, что скажешь?

Локо чуть покраснел, но потом все же спросил:

— Ты против клинка только? А посох или боевой шест? Пробовал?

— Эх, парень… Что я только не пробовал… Ты о себе, что ли? Не надо. Я могу сразу сказать: с Ким, хоть она и свободная, ты бы справился, а вот Витас был бы с тобой наравне. А я могу с вами тремя… Сразу. Да. Вот так.

Найф вдруг замолчал, смотря на лица, обращенные к нему. Потом встал, и сверху, свысока сказал:

— Вот что. Хватит нам дурачиться. В лесу неладно. В селе — неладно. Нам бы надо быстрее вернуться, но раз уж пришли к поселку, стоит заглянуть туда, так, Ким? И бегом-бегом в село. Согласны?

Трое молодых без споров встали. Витас шагнул в сторону, нагнулся за ранцем и плащом. Локо уже подпрыгивал, прислушиваясь, не бренчит ли что, не мешается ли при ходьбе. Ким вложила саблю в ножны и двинулась вперед по тропинке, обозначая свое место в группе, бросив на ходу:

— Ну, пошли, да?

Хранилище

Время в хранилище, казалось, стало двигаться быстрее, чем обычно. Из отсека в отсек расхаживали ветераны. Отзывали в сторону мужчин, коротко переговаривались, двигались дальше. Усиленные караулы охраняли ворота. На наружные посты вышли дополнительные силы: свободные угрожали хранилищу!

Еще не истёк час, отмеченный большими песочными часами, стоящими в углу зала, а уже он был наполнен хмурыми хранителями, тихо проходящими на свои места. Зажгли все лампы. Стало светло и сразу стало тепло и душно. В первые ряды вышли командиры отрядов, учителя, ветераны, оружейники, кладовщики. Петр смотрел с высоты своего роста на осветившийся десятком ламп зал, который был почти полон.

"Много нас. Много. Зря Старый говорил, что не время. Давно надо было нам взяться за соседей. Давно", — думал он, присматриваясь к народу.

Все здесь знали всех. Жизнь в хранилище — это жизнь в большом общежитии, подчиняющемся установленным законам. Что у тебя в отсеке не касается никого, но когда ты вышел — ты хранитель, как и все остальные. Вы равны. И права у всех одинаковые. Но и обязанности — тоже.

Он еще раз осмотрелся, шевельнул вопросительно бровью Виктору. Тот, стоящий у стены со скрещенными на груди руками, кивнул — все в порядке. Его отряд держал сегодня караул с вечера до вечера. С другой стороны, окруженный бойцами, присел в первый ряд чернявый Тимур, командир третьего отряда. Поднял руку, крутанул кистью, привлекая внимание, покивал понимающе и ободряюще.

Петр вздохнул, сделал шаг вперед:

— Хранители! Братья!

Легкий шум, который всегда сопровождает большое количество людей, затих. Все лица обратились к нему, командиру первого, а значит, лучшего, отряда.

— Сегодня днем умер наш Старый. Помянем.

Слитный шум от вставания. Все встали, склонили головы, задумались.

— Мы не будем горевать и оплакивать. Так, братья? Мы знаем, что рано или поздно смерть приходит за всеми. Но каждая смерть должна нести пользу хранилищу. Только так мы сможем выжить, вырасти, передать нашим детям наше знание и наше имущество.

Петр глянул в первый ряд: учителя, оружейники и кладовщики кивали, довольно. Их труд ценится. Они по-прежнему нужны.

— Перед смертью Старый успел сделать много. Он подготовил нас к войне. Он вел нас к ней все время. Он предупреждал, что вот придет время, и мы пойдем в бой. И время пришло, братья. Вчера было нападение на село. Патруль не успел прийти, но пришли свободные, и теперь требуют, чтобы село перестало торговать с нами. Я так говорю, учитель?

— Да, ты говоришь правду! — поднявшись, подтвердил сельский учитель.

— Старый ночью послал разведчика в лес. Он послал лучшего из молодых. Лекса.

Он сделал паузу:

— Помянем Лекса.

Опять общее вставание, опущенные головы, молчание.

— Старый все время ждал вражеского нападения. Он предчувствовал… Старый послал еще разведку в лес, утром. Он послал Витаса. Мы все еще ждем. Мы все еще надеемся. Но мы не можем только ждать!

Петр вгляделся в зал:

— Учитель принес новость: патруль тоже хочет подмять всё под себя. Священник — патрульный! Бродяга-разведчик с юга — патрульный! Мы одни, братья! У нас нет союзников! Так ли это?

Он замолк, давая всем прочувствовать ситуацию и обдумать возникший вопрос.

— А как же село? — с места крикнул Тимур.

— Да. Точно. Село. Село готово торговать с нами. В селе наши лекарь и учитель. Село — наши друзья. Староста села был другом Старого. Мы должны помочь селу, и мы должны дать бой нашим врагам. А если наши враги и враги села — одно и то же, это значит, что мы и село — союзники. Так, братья?

— Так! — выдохнули почти сотня собравшихся хранителей.

— Но сначала: нам нужен Старый. Хранилище не может без Старого. И мы все вместе сейчас назначим Старого. Не узким кругом, а всем хранилищем. Так решил Совет.

Он замолчал и сделал шаг назад.

В зале царила тишина. Хранители думали, посматривали на соседей. Так, чтобы Старого ставили все хранители, не бывало. Надо решать, надо выбрать достойнейшего.

— Пётр? — голос прозвучал хрипло поначалу. — Петр, а если мы поставим тебя?

— Нет, братья. Я — командир первого отряда. Я — боец. А нам нужен Старый. Ну, посмотрите же на меня. Разве я похож на Старого?

По рядам прошелся хохоток. Да, высокий и широкий Петр никак не напоминал худого и сгорбленного Старого.

Поднял руку Тимур. Встал, обернулся к залу:

— Хранители! Старый должен быть хранителем. Так?

— Да!

— Значит, он здесь, в зале. Он с нами. Старый должен быть ветераном. Так?

— Да!

— Ветераны — здесь, смотрите на них. Старый должен быть стар и умен. Так?

— Да!

— Смотрите на старейших ветеранов, братья! Вы видите их? Я предлагаю: Михаил. Он ветеран. Он был лично знаком со Старым, который сегодня ушел от нас. Он был с ним в бою. Он знает нашего врага. Я предлагаю: Михаил. Решайте.

Петр не давал задуматься, отвлечься на разговоры. Он тут же шагнул вперед, перехватывая инициативу:

— Я согласен с Тимуром и голосую за Михаила!

Виктор оттолкнулся от стены, поднял руку:

— И я — за Михаила.

— Голосуем, братья!

В полной тишине поднимались руки, а командиры отрядов смотрели в зал, смотрели каждому в глаза. Все подняли руки. Все, до одного.

— Старый, почему ты еще не здесь? — спросил Петр и указал рукой на стол с лампой. — Здесь твое место, на свету.

Седой, но еще крепкий Михаил пробрался через зал, остановился у стола, повернулся ко всем:

— Спасибо, братья. За доверие — спасибо. Ну, а теперь…,- голос Старого окреп, — все свободны, кроме командиров отрядов и оружейников. Всем быть готовыми по сигналу выступить на бой. Хранилище идет на помощь союзникам. Мы, хранители, всегда держим своё слово!

Патруль

— Сержант!

— Есть, сержант! — стукнул себя в грудь сержант, подходя к капитану, с недоумением оглядывающемуся посреди площади.

— Сержант, какого вы тут устроили…

— У меня был только оперативный отряд, капитан! Я сделал, что успел.

— Да ну? Тогда — доклад! Я жду доклад, сержант!

Старослужащий сержант посмотрел на своего капитана с хмурым удивлением, вызванным как тоном последнего, так и бессонной ночью, вытянулся и начал говорить, делая паузы между словами, чтобы не упустить чего-нибудь и все вспомнить.

— По колокольному звону в ночь мы вышли к селу. В село сразу не вошли…

— Почему? — нарисовал на лице интерес капитан.

— Нас не пустили, капитан! Нас, патруль, остановили на околице и угрожали стрельбой!

— Ага. Это раз, — капитан загнул палец.

— После беседы со старостой села — там же, на околице! — нас пустили, но проводили как под конвоем до площади. Я был вынужден угрожать старосте приходом в село всего патруля!

— Два, — второй палец прижался к первому.

— Мы начали патрулирование улиц и выяснение обстоятельств боя…

— Так, бой ночью все же был?

— Капитан! Я считаю, что боя не было!

— Объясни, — капитан скучающе смотрел на черный заборы, на церковь, на своих патрульных, занявших позиции в начале каждой улицы.

— Селяне, — сержант скривился, показывая свое крайнее неуважение к боевым качествам сельских дружинников, — потеряли семерых, которые были выбиты на своих маршрутах. Один дежурный, оставшийся в живых, просто имел более крепкий череп. Он и сейчас без сознания. Но — жив. Итого, как я понял: две пары дежурных, две пары сменщиков. И все. Больше потерь у селян нет. Хотя, они утверждают, что был бой на площади, было нападение на дом старосты и на дружинный дом. Они говорят, что бой был тяжелый, и что только вмешательство свободных спасло их.

— Так. Так. Да, так, — капитан загнул третий палец и поглядел в глаза сержанта. — А теперь, мой сержант, скажи мне, что ты еще подумал. Докладывай!

— Я подумал, капитан, что нас подставляют. Они — селяне, я имею в виду — позвали свободных, чтобы заключить с ними договор, и чтобы больше не работать с нами. А ночное нападение они не ждали, а было оно просто разведкой какой-то мелкой группы. Потому они и ушли без потерь. Это разведка, не налет. Они уничтожили патрули, подожгли дом, устроили шум, а потом посчитали, сколько бойцов выставит село, сколько — мы. Селяне же со свободными решили использовать момент…

— …И ты решил…

— И я решил, что селянам доверия больше нет. Я запер дружинников и старосту. Я согнал всех мужиков. Медленно, без шума, отсекая улицу от улицы. Я поставил караулы на всех дорогах и вызвал вас, капитан. У меня очень мало людей.

— Ты поступил правильно, сержант. И выводы твои совпадают с моими. А теперь, дай своим людям отдохнуть. Но не снимать доспехов, быть наготове. Сам — тоже вздремни. Мы будем ждать. Ты ведь думаешь, что вечером все должно решиться?

— Да, мой капитан, я так думаю. Вечером придут свободные. Или даже ночью.

— Ну, и правильно думаешь… Правильно, — капитан поднял голову, посмотрел на ясное небо, пошевелил с хрустом шеей. — Где вы будете, если что?

— Погода хорошая, капитан, тепло. Мы расположимся на воздухе, вот там, за домом лекаря, у пруда. Вроде, и не на виду, но зато близко к площади и близко к дружинному дому.

— Свободен, сержант. Командуй своими.

Капитан отвернулся и пошел по площади, подзывая то одного, то другого из пришедших с ним, а потом отправляя людей по постам. А сержант обернулся к остановившимся чуть в стороне сопровождающим:

— Андре, Базиль, собрать всех наших. Сдать посты пришедшей смене. У нас есть пара-тройка часов отдыха. Всех — вот туда, за тот дом с горелым крыльцом. Жан, организовать еду, питье — и туда же всё. Марш-марш! — и сам пошагал в ту сторону, куда указывал, сняв шлем и на ходу ослабляя ремни.

Село

— Жанжак., а ведь нам придется как-то селян выручать. Вот так все складывается…

— Вдвоем? Ну, нет, Старый. Не выйдет у нас. Видишь, патруль в селе. Много тут этих патрульных. А я все же не боец, знаешь. Да и ты…

Хранители сидели на корточках за перилами колокольни, посматривая сверху на село и негромко переговариваясь. Они в первый раз в жизни оказались на самой высокой точке села, откуда видно было практически все — до самого леса на юге и до первых застав перед базой на севере. Сверху были видны посты патрульных на всех въездах в село, группа вооруженных возле дружинной избы, отдыхающую смену неподалеку от пруда. Кроме этого, по улицам прохаживались патрули. Они никого не задевали, но как-то так само собой вышло, что селян практически не было видно. Ни женщин, ни детей на улицах. Так, мелькнет кто-нибудь, пробегая к соседней избе, и опять только мерная поступь патрульных, привычно посматривающих по сторонам.

Лекарь еще никак не мог опомниться от побежавших вдруг стремглав событий. Весь день получился какой-то скомканный, смятый. То этот ночной бой с кем-то неизвестным, в котором повезло остаться живым, то раненые дружинники, с которыми возился под утро, то священник и догадки учителя, то вдруг появление самого Старого, то патруль в селе…

А священник-то теперь, выходит, союзник, потому что Старый сам его развязал и разговаривал с ним долго, а потом еще и чай все вместе пили. Он, священник, и повел их потом на колокольню, закрыв предварительно ворота и накинув изнутри большой тяжелый засов.

Старый оценил толщину двери колокольни, уважительно пошевелив ее на черных смазанных дегтем петлях размером с воротные, похлопал рукой по кованым полосам железа, скрепляющим дерево с обеих сторон.

Назад Дальше