Разговор казался исчерпанным, Рита узнала больше, чем хотела, и не ощущала по этому поводу никакой радости. Митя молчал, понимая, что между ними теперь всегда будет незримая тень прошлого, которую они со временем научатся не замечать, но не смогут сделать вид, что ее вовсе нет.
На следующий день Митя собирался ехать в театр. Рита намеревалась остаться дома и прибраться, но в последнюю минуту передумала, быстро оделась, и они отправились вместе на Митиной машине. По дороге они попали в пробку, так что, войдя в зал, увидели, что остальные члены труппы уже в сборе. Рита сразу различила в толпе незнакомое миловидное личико с каштановыми кудряшками и томными карими глазами. Несомненно, это и есть «секретарь господина Байрамова». Трудно ожидать, что для этой работы он наймет пенсионерку, но девица оказалась уж слишком молода – лет двадцати, не больше! Интересно, как на это смотрит Жаклин? Она тоже была здесь и приветливо помахала Рите и Мите рукой, когда они вошли.
Байрамов сидел за столом в первом ряду, и над его головой висело сизое облако дыма. Он курил тонкую сигару и время от времени затягивался, искоса поглядывая на свою команду. При виде вошедших Игорь встал. Рита невольно залюбовалась его безупречным телом, затянутым в черное.
– Раз все в сборе, можно начинать, – громко сказал он, когда Митя с Ритой уселись. – Разговор предстоит не из приятных.
Рита невольно поморщилась: вчера у нее уже состоялся неприятный разговор. Правда, она сама на него напросилась, так что жаловаться не на кого.
Байрамов вытащил из кармана джинсов конверт и брезгливым жестом бросил его на стол.
– Вчера вечером я достал из почтового ящика вот эту мерзость, – продолжал он. – Там написано дословно следующее: «Байрамов, остановись! День премьеры станет днем твоих похорон». Естественно, имени автора данного эпистолярного шедевра здесь нет. Я не собирался показывать вам это, если бы не Лиза, – он кивнул в сторону балерины, исполняющей роль Гвиневры. Та с испуганным лицом сидела, вжавшись в кресло, словно ее в чем-то обвиняли.
– Выяснилось, что вчера она получила такое же, с позволения сказать, послание, за исключением, разумеется, обращения, – говорил между тем Игорь. – С перепугу Лиза позвонила мне. Поэтому я хочу знать, что вам об этом известно?
Некоторое время стояла мертвая тишина. Потом Рома Чернецов, танцующий партию Говейна, неуверенно поднял руку. Следом поднялись еще руки – Рита насчитала одиннадцать. Получается, все исполнители главных партий стали мишенями неизвестного злоумышленника? Все смотрели в сторону Мити. Он съежился под взглядами коллег и взглянул на Риту, словно в поисках поддержки.
– А ты? – спросил Рома, подозрительно прищурившись.
Рита кашлянула, полезла в сумочку и вытащила полученное вчера письмо. Митя схватил его и пробежал глазами. Потом он снова посмотрел на Риту, и в его взгляде застыл немой вопрос. Она заметила, как изогнутая бровь Байрамова поползла вверх, когда она вытащила письмо из сумочки. Конечно, он же не знал, что она переехала к Мите!
– Итак, – подытожил Игорь, – мы все удостоились внимания неизвестного «доброжелателя». Что вы думаете по этому поводу?
– Конкуренты! – решительно сказал Гоша Гришкевич, он же Мерлин. – Они нас задолбали предложениями о покупке театра! Лично мне предлагали работу, если я как-то поспособствую…
– Точно! – перебил Максим Петров. – И журналюги шныряют, как крысы, все снимают, снимают… Еще спектакль не вышел, а они уже проходу не дают – все о Григории Сергеевиче выпытывают да о том, что теперь с театром станется!
– Похоже, братья и сестры, на нас поступил «заказ», – сказал Чернецов. – Если премьера пройдет с успехом, театр поправит свои дела, его рейтинг вырастет и цена взлетит до небес. Тогда и продавать смысла не будет – нас ждут гастроли и аншлаги. Если же мы провалимся – сами понимаете!
– Не боись, – «успокоил» его Саша Трубач, Мордред. – Судя по этим писулькам, никто из нас до премьеры не доживет!
– Типун тебе на язык! – воскликнула Лиза.
– Достаточно! – рявкнул Байрамов, прерывая словесную перепалку коллег. – Надо не трепаться понапрасну, а решать, что делать. Прежде чем вы ответите, хочу обрисовать перспективу того, что произойдет, если мы последуем «совету» нашего «доброжелателя» и все отменим. Перво-наперво можете считать, что вы почти три месяца работали зазря, потому что никто никаких денег не получит, если премьера не состоится. Во-вторых, все мы потеряем работу, потому что Маргарите Григорьевне придется выплатить огромную неустойку спонсорам, а таких денег у нее, насколько мне известно, нет. Единственное, что ей останется, это продать театр, чтобы покрыть расходы. Вам решать, какими будут наши дальнейшие действия, потому что угроза слишком серьезна, чтобы я один взял на себя ответственность.
Некоторое время все помалкивали, бросая друг на друга косые взгляды, и никто не решался заговорить первым. Наконец Гоша неуверенно спросил:
– А сам-то ты как считаешь? Это действительно серьезная опасность или так – пугало для слабонервных?
– Лично мое мнение – второе, – не задумываясь, ответил Байрамов. – Если это выходки тех, кто, пользуясь смертью Синявского, хочет подешевле перекупить его дело, то я сомневаюсь, что они осуществят угрозу: слишком узким окажется круг подозреваемых. Допустим, однако, что мы имеем дело с психом-одиночкой. В таком случае опасность не больше, чем всегда. Поднимите руку те, кому никогда не угрожали?
Поднялось только три руки. Рита была потрясена.
– Вчера на моей площадке, у двери, написали: «Сдохни!», – заметил Ромка. – Я даже видел, кто это сделал – две девчонки-поклонницы. Наверное, они узнали, что у меня новая девушка.
– А мне как-то месяца три бросали в почтовый ящик сломанные обгоревшие розы, – кивнула Марина Кушанашвили, она же Моргана. – Я даже в полицию обращалась, но мне сказали, что это угрозой считать нельзя. Приходилось время от времени мыть почтовый ящик, а потом все внезапно прекратилось.
– Ну, убийством мне не угрожали, – продолжил тему Максим, – но гадости всякие присылали. Один раз я получил коробку из-под обуви, полную земли, а сверху валялось штук двадцать презервативов. Это, полагаю, тоже можно считать угрозой?
Слушать дальше не имело смысла: у всех имелся печальный опыт, связанный с тем, что артисты – персоны публичные, знакомые большому количеству совершенно разных людей, в том числе и больным на голову.
– В таком случае, – подытожил Игорь, – предлагаю забыть об инциденте и продолжать работать, потому что до финиша всего несколько дней!
– Надо отнести записки в полицию, – подала голос Рита.
– Нельзя! – возразила Марина. – О нас и так говорят невесть что – например, что спектакль ставит убийца Синявского, – и она красноречиво посмотрела в сторону Байрамова.
– Ну и хорошо, – усмехнулся Рома. – Не зря же говорят, что любая реклама на пользу!
Они еще некоторое время переговаривались, словно стараясь подбодрить друг друга, но Рита не могла не видеть, что артисты всерьез напуганы. Даже Байрамов, внешне казавшийся спокойным, заметно нервничал. Рита подошла к нему после совещания, когда все стали потихоньку расходиться по домам.
– Ты уже и Митькин почтовый ящик потрошишь? – хмыкнул Игорь, устремив на нее заинтересованный взгляд.
Она решила не реагировать на выпад и сказала:
– Отдай мне письмо, пожалуйста. Я покажу его человеку, который может нам помочь. По крайней мере, он скажет, стоит ли всерьез опасаться угроз.
Байрамов пожал плечами и с брезгливым выражением на лице протянул ей конверт.
Митя ждал Риту, чтобы ехать домой, но она отказалась, сославшись на неотложные дела. Тогда он предложил подбросить ее до места, но она снова ответила отрицательно, сказав, что на маршрутке быстрее. Митя уехал, а она позвонила Женьке. Тот согласился встретиться в пирожковой на Васильевском острове. Заведение здорово напоминало закусочные советских времен казенным интерьером и грязными скатертями, и только цены были вполне себе современные, капиталистические.
Женька сидел за столиком, когда Рита вошла, и, судя по довольному виду, уже успел подкрепиться в ожидании подруги. Перед ним на столе стояли два граненых стакана чая с лимоном, а на двух плоских блюдах возлежали поджаристые пирожки. Рита вдруг почувствовала, что голодна как волк – не иначе нервы?
– Ну, что у нас плохого? – спросил Женька, тактично позволив ей утолить первый голод.
Вытерев жирные от пирожков пальцы о салфетку, Рита достала из сумочки конверты и выложила их на стол. Женя молча изучил содержимое.
– Да, старуха, – пробормотал он, – что-то неладно в Датском королевстве!
– Я и сама понимаю, что это ненормально, – раздраженно ответила она. – Ты мне лучше скажи, что думаешь – могут эти записки быть связаны с теми, что получал папа?
– Я и сама понимаю, что это ненормально, – раздраженно ответила она. – Ты мне лучше скажи, что думаешь – могут эти записки быть связаны с теми, что получал папа?
– По-видимому, нет, – покачал головой Фисуненко. – Совершенно другой подход: там – коричневый фломастер, здесь – напечатанные на компьютере послания, абсолютно идентичные, только с изменением фамилий. Наш «писатель» знает, где живут адресаты: на конвертах нет штемпеля – значит, он либо сам разносил письма по домам, либо попросил кого-то это сделать. Не сомневаюсь, что письма твоему отцу и эти писали разные люди, и цели у них разные. Шантажист просил денег, его послания не содержали прямых угроз. Здесь же, – он постучал пальцем по конвертам, – идея иная. Этот приятель хочет вас напугать. Я бы отнесся к его угрозам серьезно хотя бы потому, что лучше перестраховаться, чем угодить в неприятности. Байрамов – мужик с характером, но в этой ситуации ему стоит крепко задуматься. Один человек уже убит, да и он недавно едва не отправился на тот свет. История с упавшим прожектором пока темна, как испанская ночь, а между тем умысел налицо, что доказано экспертизой!
– Боюсь, – вздохнула Рита, – у нас нет иного выхода, кроме как продолжать готовиться к премьере. Неустойка слишком велика!
– Я мог бы попросить выделить вам охрану, но ты ведь не хочешь, чтобы об угрозах узнали СМИ? Мир шоу-бизнеса отвратителен, старуха. Если кто-то желает до тебя добраться, легче всего это сделать через газеты. Никого не интересует какой-нибудь Вася Пупкин, даже если он замочил всю семью и спалил полдеревни. Зато всем страшно интересно узнать, что в труппе знаменитого Байрамова проблемы. Я не могу тебе помочь разрешить финансовые вопросы, но уверен в одном: ситуация слишком серьезная, чтобы на нее не обращать внимания!
После разговора с Фисуненко Рита не спешила возвращаться домой. Ей требовался хороший допинг, чтобы восстановить душевное равновесие, поэтому она позвонила Варе. Та с восторгом встретила предложение пройтись по магазинам и развеяться.
Взмыленные и увешанные сумками с покупками девушки наконец приземлились в кафе «Абрикосовъ» на Невском проспекте.
– Гляди-ка, кто здесь! – воскликнула подруга, сидевшая лицом к окну, выходившему на гостиницу «Европа». Оттуда, со стороны ресторана «Садко», как раз выходили двое.
– Черт возьми, это же Байрамов и Глашка Субботина! – громким шепотом проговорила Варя. – Вот уж парочка, прости господи, Абрам и Сарочка! Что эта драная кошка делает в компании Игоря?
Рите было прекрасно известно о взаимной нелюбви двух женщин. Все началось со статьи, которую Субботина, будучи главным редактором «Мира женщин», напечатала в своем журнале под заголовком «Богатые никогда не плачут». Она прошлась по многим завсегдатаям модных городских тусовок, которые не относились ни к миру моды, ни к миру шоу-бизнеса, а просто, как она выразилась, «отирались среди знаменитостей, грея свои бесталанные кости в лучах чужой славы». Досталось и Варьке, которую Субботина обозвала «звездной адвокатшей, наживающейся на скандалах в среде знаменитостей». После выхода этого номера «Мира женщин» Варвара случайно столкнулась с Глафирой на фуршете, организованном в честь выхода новой коллекции модного питерского модельера Степана Круглова. Субботина была в платье «от Круглова». Варя подобралась поближе с бокалом красного вина и, будто бы нечаянно, опрокинула его на наряд Глафиры, так что он оказался безнадежно испорчен. «Ах, простите ради бога! – воскликнула девушка с притворным ужасом, наслаждаясь выражением на лице своей хулительницы. – Хотя, – добавила она, – с другой стороны, «Круглов» творит для миниатюрных дам, а тем, кто не вписывается в стандарты стройности, лучше сменить модельера!» И она уж постаралась произнести эти слова достаточно громко, чтобы услышало как можно большее количество присутствующих. Постоянные члены богемной тусовки были в курсе безуспешных попыток Глафиры сбросить вес. Она часто попадала на страницы «желтых» изданий, сообщающих об очередной липосакции, диете, лечении сном и прочих авантюрах, в которые пускалась бедная женщина, чтобы похудеть. Говорили даже, что Круглов, модели которого Субботина с недавних пор начала носить, разработал для нее специальные вставки корсетного типа, чтобы зрительно сузить фигуру. Поэтому в тот вечер Варя, несомненно, отыгралась и потешила свою гордость, но с тех пор между женщинами началась настоящая война.
И вот Глафира выходит из ресторана под ручку с Байрамовым – какие общие дела могли связывать этих двоих? Девушки молча наблюдали через стекло, как Игорь довел спутницу до автомобиля, поцеловал ей ручку на прощание и подождал, пока она выедет со стоянки. Когда вишневая «Вольво» Субботиной грузно отъехала, Байрамов вытащил из кармана пальто запечатанную сигару. Он разорвал упаковку, откусил кончик, закурил и быстро зашагал в сторону подземного перехода.
– Ну, ты подумай! – выдохнула Варя. – Мы практически вычислили даму сердца твоего отца и были абсолютно уверены, что это – Галина Северская. И вот – Байрамов и Глашка! Кстати, ты когда-нибудь видела его с Северской?
– Нет, – покачала головой Рита, – но я и с Субботиной его увидела впервые!
– В голове не укладывается, что эта толстая крашеная выдра могла приглянуться двум таким мужчинам, как Байрамов и твой папаша! – не унималась Варвара. – Ну ладно Северская, она красавица, интеллигентная женщина, но это чудо в перьях?! К тому же она лет на двадцать старше! Вот что я тебе скажу, подружка: твой Байрамов – извращенец, и слава богу, что у вас ничего не вышло!
Глава 10
На следующее утро Митя отправился в театр. Полночи они с Ритой проговорили. Митя никак не мог понять, почему она утаила от него факт получения «подметного» письма и рассказала о нем, только когда уже невозможно стало молчать. В свое оправдание Рита могла лишь сказать, что не хотела его зря тревожить, так как намеревалась сначала показать письмо Женьке. Но этим выяснение отношений не ограничилось. Митя почему-то решил, что Рита должна была рассказать Игорю об их решении съехаться. С какого перепугу? Может, Митя хотел дать Байрамову понять, что поставлена последняя жирная точка в ее с Игорем истории?
Рита как раз вышла из ванной, когда позвонил Митя из театра. Оказалось, что репетиция еще не начиналась, потому что отсутствовал Роман Чернецов. Секретарша Байрамова оборвала ему телефон, сам Игорь и другие ребята поочередно звонили на сотовый, но он не брал трубку. Строго говоря, Чернецов считался не самым дисциплинированным танцовщиком, и Рита часто удивлялась, почему отец упрямо держит его в труппе, хотя увольнял гораздо более талантливых ребят за менее серьезные проступки. Рома, случалось, опаздывал на репетиции, однажды даже пришел в подпитии, а отец, вместо того чтобы устроить ему головомойку и выгнать с позором, просто отправил парня домой проспаться. Но теперь отца нет, а Байрамов вовсе не склонен миндальничать с Ромой. Если бы не премьера, Рита не сомневалась, Игорь выставил бы Чернецова из труппы, глазом не моргнув.
– Давай я съезжу к Ромке? – предложила Рита. – А вы без него начинайте. Как что узнаю – просигналю!
Чернецов жил в районе станции метро «Академическая». Рите не слишком нравились эти места: маловато деревьев, однотипные здания, среди которых легко заблудиться, и огромное количество торговых ларьков. Парадная дома тоже Риту не порадовала: открыв обшарпанную входную дверь, она попала в темный тамбур, через который пришлось двигаться на ощупь. Она наткнулась на вторую дверь и оказалась на лестничной площадке. С правой стороны находился неработающий лифт, с левой – дверь квартиры под номером один. На стене какая-то добрая душа нарисовала веселую красочную картинку. Сейчас, по прошествии лет, разобрать, что именно она изображала, было нелегко. Краски поблекли и выцвели, штукатурка во многих местах отвалилась. Кроме того, повсюду пестрели похабные надписи, сделанные маркерами или углем. Несколько раз, по-видимому, их пытались стереть или смыть, после чего остались неприглядного вида разводы, но неутомимые вандалы снова и снова упражнялись в красноречии. Запах в парадной также стоял не из приятных, и Рита едва подавила желание зажать пальцами нос, поднимаясь по грязной лестнице. Рома обитал на шестом этаже. Квартира под номером тридцать три ничем не отличалась от большинства других в доме – такая же дверь без глазка и звонок на уровне переносицы. Рита изо всех сил надавила на кнопку. За дверью – ни звука. Она позвонила снова – опять никакой реакции. Тогда девушка начала стучать в дверь – сначала кулаком, потом носком сапога. Дверь распахнулась, но не Ромкина, а соседняя. Из нее выглянула женщина в халате с орущим младенцем на руках. Выражение лица «Мадонны» было не слишком дружелюбным, если не сказать – свирепым.