Из животных водились рыси, соболь, северный олень, белка-летяга, снежный баран, из птиц – каменный глухарь, кречет, орлан-белохвост, пичуги поменьше. А вот динозавров и прочих страшил, сохранившихся у Конан Дойла со времен мезозоя, на Путорана не было. Зато, по свидетельствам очевидцев, плато населяли остатки племен якутов, долган и нганасанов, а также «дикие люди», не говорящие ни на одном языке, за что их и прозвали дикими. Мифы утверждали, что именно они охраняли клады в пещерах, развалины древних городов, дольмены и пирамиды, скрытые в толще осадочных пород.
Северцев хмыкнул, подумав, что посланец Вексельмана мог наткнуться на этих «диких людей», и тогда его загадочное исчезновение имело вполне реальную, а не мистическую причину.
Он дочитал запись на диске до конца, бросил взгляд на раздел, описывающий климат Путорана.
Климат был суровый, резко континентальный, смягченный в долинах рек и озер крутыми горными склонами. Снег на плосковершинных массивах, разделенных глубокими и широкими ступенчатыми каньонами, лежал по восемь-девять месяцев, и путешествовать по плато можно было только летом, в июле-августе, когда температура воздуха поднималась до плюс тринадцати-пятнадцати градусов.
Было непонятно, почему Вексельман отправил своего посланца в мае, когда на плато еще царила настоящая зима. То ли он торопился добраться до своего Маяка раньше всех, то ли знал, что это такое на самом деле? Но тогда возникали вопросы: если знает, почему не говорит? Если не знает, зачем торопил разведчика?
Северцев выключил компьютер, побродил по квартире с бутылкой холодной минералки в руке и решил, что поедет. Ему и самому вдруг захотелось посмотреть на Путорана вблизи, ощутить его загадочное молчание и открыть… что?
Да неважно что, махнул он рукой, отвечая на свой же вопрос. Что бы там ни пряталось в долине, оно содержит тайну, а чем еще можно заманить путешественника на край света? Возможно, он снова встретит там гиперборейских магов, о которых рассказывал Дима Храбров, поведавший ему эту историю перед тем, как исчезнуть. Кстати, вот он был бы идеальным напарником для похода на плато. Но где он сейчас, кто знает?
И еще: теплилась все-таки у Северцева надежда, что встретит он Катю, причем там и тогда, когда это станет необходимым тому, кто рассчитывает подобные встречи на небесах.
– Иду! – вслух проговорил Северцев, расправляя плечи.
2
Вексельман не подвел.
Уже во вторник утром двадцать седьмого июля Северцев сошел с трапа самолета в аэропорту Норильска, одетый во всепогодный туристический костюм, в котором он преодолел не одну сотню километров в горах и на Крайнем Севере, за плечами у него висел рюкзак «бэкпак», а карман оттягивал бумажник с суммой денег, которой хватило бы на покупку приличной квартиры где-нибудь в небольшом городке наподобие Волоколамска.
Норильск не произвел на Северцева особого впечатления. Вернее – произвел, но скорее отрицательное, нежели положительное. Это был город добытчиков никелевой руды и производителей металла, никеля в первую очередь, и его экология до сих пор оставляла желать лучшего. Что было видно невооруженным глазом – по желтой дымке в воздухе, сгущавшейся по мере приближения к горно-обогатительному комбинату, по серым скучным зданиям, по лицам прохожих, стремящихся побыстрее нырнуть в спасительные, а может быть, и не очень, глубины офисов, квартир и магазинов. Не зря город считали одним из самых экологически загрязненных городов мира еще в двадцатом веке. Таким он был и в двадцать первом.
Северцев еще дома изучил досье на город и знал, что первый дом в Норильске был поставлен в тысяча девятьсот двадцать первом году экспедицией Урванцева. Хотя люди жили здесь еще со времен бронзового века, если судить о найденных остатках примитивных плавилен самородной меди. Однако только в тысяча девятьсот тридцать пятом году у подножия горы Шмитихи началось строительство Норильского комбината силами заключенных ГУЛАГа, здесь в настоящий момент располагался нежилой «старый город», а новый комбинат построили на восточном берегу озера Долгого. Статус города Норильск получил только после войны, в пятьдесят третьем.
Встречающие провезли Северцева по всему Норильску, показали «старый город» с его унылыми казарменного вида строениями, базальтовую глыбу в центре Гвардейской площади, где власти города еще в шестьдесят шестом обещали возвести памятник строителям города (но так и не поставили), музей Урванцева, тюрьму и кинотеатр, после чего отвезли гостя к озеру Хантыйскому, где его ждал вертолет. Ему даже не пришлось никого и ничего искать: встретили в аэропорту двое, с виду русские, бородатые, с простыми смущенными лицами, покормили и снабдили великолепными вещами, сделанными в Финляндии и Канаде. У Северцева был свой комбинезон – российский «Пингвин», и рюкзак – хоть и иностранного производства, однако старый, но когда ему предложили «Урс» и «Норд», он не колеблясь поменял свой видавший виды гардероб на новый, легкий, теплый и удобный. Оставил только ботинки, кстати тоже произведенные за рубежом.
Не возникло осложнений и с оружием.
Он всегда брал в походы карабин «Тайга-2» тридцать восьмого калибра, имея на него разрешение охотничьего клуба, и во время перелетов изредка возникали конфликтные ситуации, если вдруг ретивые служащие систем безопасности аэропортов отказывались пропускать путешественника, несмотря на отсутствие запрещающих перевозку охотничьего оружия законов. Обычно он сдавал карабин под роспись командира воздушного судна.
То же самое произошло и здесь. В аэропорту Внуково Северцев сдал карабин и легко получил его в аэропорту Норильска.
– Помните главное, – сказал ему Вексельман при прощании. – Вам надо определить, искусственное это сооружение, Маяк, или нет. Только после этого можно будет готовить настоящую комплексную экспедицию. И еще найдите Феликса. Человек он сложный, но будет очень жаль, если он погиб.
– Поищу, – пообещал Северцев.
Поселок Тухында – четыре домика, два чума, загон для оленей, метеостанция – располагался на берегу озера Хантыйского, вода в котором была желтовато-буроватого цвета – из-за железисто-алюминиево-титановых соединений. На окраине поселка Северцева дожидался вертолет – маленький «Ансат», способный нести на борту до девяти пассажиров. Каким образом Вексельману, находясь в Москве, удалось договориться с летчиком лететь на Путорана, было неизвестно. Возможно, у бизнесмена были свои люди в администрации края. И города. Но Северцев подумал об этом вскользь. Его интересовала прежде всего судьба первого посланца, потому что от того, с чем ему пришлось столкнуться, зависела и судьба самого Северцева.
Провожатые подвели его к вертолету, у которого беседовали трое: пожилой мужчина в малахае и ватнике, молодой парень в летном комбинезоне, но без шлема, и местный житель, одетый не в современный защитный костюм, а в экзотический меховой наряд народов Севера. На нем красовались белая пушистая малица, ичиги, штаны на меху, – все из шкурок зайцев, белок и оленьих шкур. Он оказался проводником по имени Эльбай, который и должен был показать Северцеву дорогу к Маяку.
– Лючага, – сунул заскорузлую руку пожилой; Северцев так и не понял, фамилия это, имя или кличка.
– Эльбай, – поклонился эвенк. На вид ему было не больше пятидесяти, но впоследствии Северцев выяснил, что проводнику на самом деле под семьдесят.
– Миха, – заулыбался пилот.
Северцев представился.
– Ну, мы поехали обратно, – сказал один из провожатых.
– Спасибо, мужики, – сердечно поблагодарил их Северцев.
«Нива» с провожатыми уехала.
– Кто из вас контактировал с Феликсом? – осведомился он.
Мужчины переглянулись.
– Ну я, – сказал пожилой в малахае по имени-фамилии Лючага; несмотря на июльский день, температура воздуха в Норильске и его окрестностях не превышала четырнадцати градусов, и Северцев понимал, что одеты местные жители абсолютно правильно – по погоде.
– И я, – сказал Миха.
Эльбай промолчал.
– Как он себя вел?
Местные снова переглянулись.
– Нормально, – сказал Миха. – Я высадил его у Котуйки, на террасе, в долине той нельзя было сесть. И дальше он потопал один.
– Без проводника?
Пожилой в малахае и Миха посмотрели на Эльбая.
– Без.
– Силен! Никто за ним не следил?
– Да вроде бы нет. Он вообще мужик здоровый, самостоятельный, смотрит – как прицеливается.
– Кто его искал?
– Я… и он. – Миха бросил взгляд на Лючагу.
– Никого не нашли, – буркнул пожилой. – Это вобче плохое место, там «диких» видели, самолет упал. Лучше туда не ходить.
– Когда упал?
– Давно.
– А пирамиду видели?
– Чего? – не понял Лючага.
– Феликс собирался обследовать долину в десяти километрах от горы Котуйской, где стоит пирамида – такая заостренная гора. Вы ее видели?
– Когда упал?
– Давно.
– А пирамиду видели?
– Чего? – не понял Лючага.
– Феликс собирался обследовать долину в десяти километрах от горы Котуйской, где стоит пирамида – такая заостренная гора. Вы ее видели?
– Нет, – дружно качнули головами собеседники.
– Я пролетал над Глазом, там глубоко, темно, ничего не видать.
– Над каким глазом?
– Долина та зовется Хур Оли – Глаз Ворона.
– А вы? – посмотрел на третьего участника беседы Северцев.
– Не ходи туда, – неожиданно заговорил Эльбай гортанным голосом. – Пропадать, однако.
Северцев усмехнулся.
– Это вряд ли. Вы не ответили на вопрос.
– Тама прячется авах.
– Кто?
– Злой дух.
– Зачем же вы согласились сопровождать Феликса к этому аваху?
– Мы отговаривали, он гордый был, – буркнул Лючага.
– А из вас кто-нибудь видел живого аваха?
Мужчины переступили с ноги на ногу, обменялись взглядами.
– Ерунда это, – бесшабашно махнул рукой Миха, – сказки.
– Не сказки, – возразил Эльбай. – Авах ночью подбирасса, душит или уносит. Он не любит, когда дынгды тревожат его сон.
– Странные вы люди, – задумчиво сказал Северцев. – Вас ведь Вексельман нанял?
– Инчун нанял, – покачал пальцем Лючага. – Не знаем никакого Вексумана.
Северцев понял, что организацией походов на Путорана занимался не сам Вексельман, а его представитель по фамилии Инчун.
– Все равно Инчун вам приказал доставить Феликса на плато, да и меня тоже, а вы нас отговариваете. Не боитесь гнева Инчуна?
– Он не Сэвэки, – веско сказал Эльбай, – и даже не Харги[7], ничего не сделает, а мы только предупредит, однако.
– Ладно, считайте, что предупредили. Задача такая: летим к месту высадки Феликса, ищем его следы…
– Не было такого уговора, – замотал головой Миха. – Сами ищите Феликса. Я токо должен доставить вас к Хур Оли, и все. Потом я возвращаюсь, жду неделю и лечу обратно.
– Но ведь человек пропал, его надо попытаться найти.
– Мы искали, Инчун искал, ничего не нашли.
– Авахи утащили его в Буни, – сказал Эльбай.
– В баню?
– В Буни, подземный мир, однако. Злой мухун Оглы там живет, авахи дружат с дуэнте, с Дябдаром, лучше их не злить.
– Уговорили, постараюсь никого не злить.
Еще дома Северцев почитал материалы по фольклору тунгусских племен и знал кое-какие мифологические фигуры. Дябдаром, к примеру, эвенки называли гигантского дракона, якобы живущего в пещерах Таймыра и Путорана, Оглы был злым духом, Хозяином Нижнего мира, а кто такие дуэнте и мухун, было непонятно.
– Спасибо, друг. – Северцев пожал руку Лючаге. – Мы полетели, а то солнце ся… – Он глянул на низкое солнце и вспомнил, что здесь, в Заполярье, все еще длится полярный день. Буквально через двое суток, с двадцать девятого июля, солнце должно было начать всходить и заходить на короткое время, чтобы с конца ноября кануть за макушку Земли до середины января[8].
Пожилой в малахае суеверно сплюнул через плечо.
– Пускай тебе повезет.
– А как же, – кивнул Северцев, – это непременное условие экстрим-путешествий.
– Чего?
– И вам здоровья.
Миха полез в кабину вертолета.
Эльбай пропустил гостя, что-то сказал пожилому, влез следом. Его торба с вещами и достаточно современное ружье – двухствольный бельгийский штуцер фирмы «Франкотт» – уже лежали на полу пассажирского отсека.
Вертолет взлетел.
Стали видны домики поселка, мачта антенны, пустой загон для оленей и два десятка бочек за дощатой стенкой. Горизонт раздвинулся. Под винтокрылой машиной пролегла лесная ширь, раздвигаемая желтеющими проймами болот, в которой просверкивали ручьи и малые озерца.
Эльбай прислонился боком к стенке отсека, запел:
– Дынгды, дынгды, дынгды коен, гонге, гейте, генке коен…
– Лючага – он кто? – спросил Северцев, послушав пение эвенка.
– Голова, – ответил Эльбай.
Северцев улыбнулся. Его забавляла лаконичность проводника.
– Голова чего?
– Улуса, однако.
– Поселка, откуда мы стартовали?
– Зачем поселка? Колхосы мертвы, улус остался. Начальнык улуса Лючага, однако, большой человек. Больше только Инчун.
– Понял, Лючага – глава администрации района, а кто Инчун? Губернатор?
– Не, главная мэчэсе.
– Начальник МЧС, что ли?
Эльбай не ответил, снова прислонился к стенке, запел:
– Гонге, гонге, чивер коен…
Его натура, натура кочевника по бескрайним просторам сибирских тундр, требовала душевного успокоения, что и достигалось пением, а ехал ли он на оленях или летел в самолете-вертолете – не имело значения.
«Ансат» повернул на восток.
Северцев увидел приближавшийся коричневый, с выпуклыми спусками, вал, и у него невольно сжалось сердце. Перед ним лежало плато Путорана, полное неведомых авахов, злых духов Оглы и «диких людей».
3
Сверху все было видно прекрасно, хотя детали ландшафта различать мешали длинные тени от скал и поднятий. Тем не менее Северцев хорошо разглядел окрестности горы Котуйской, реку Хэгды-Буникан, впадавшую в озеро Харнича, и небольшую речку Тиник, впадающую в Хэгды-Буникан.
Спустя час после взлета Эльбай вдруг прекратил свое однообразное заунывное пение и посмотрел в иллюминатор отсека.
– Нехоросо, однако.
Северцев, созерцавший проплывающие под вертолетом скалы и болота, встрепенулся.
– В чем дело?
– Мухун проснулся.
– Какой еще мухун? – Северцев проследил за взглядом проводника и увидел слева, в паре километров, скользящую над отрогами Путорана козявку. – Дьявольщина! Это же вертолет!
Эльбай коснулся ушей двумя руками, что-то проговорил, дважды сунулся носом в стенку отсека, как это делают шаманы.
Словно увидев его «камлание», идущий параллельным «Ансату» курсом вертолет отвернул влево и затерялся на фоне коричнево-желто-зеленоватых пятен рельефа.
– Ты случаем не шаман? – с любопытством спросил Северцев.
– Мы все, – ответил Эльбай, переставая «камлать».
– Шаманы?
– Все тунгус шаман.
– Значит, ты сейчас колдовал?
– Агды просил, Сэвэки просил, пусть послат удача. Обещал аргиш дать.
– Сэвэки – это ваш бог-творец, так?
– Бог всего, однако, вся Вселенная.
– Пусть будет по-твоему, бог – создатель Вселенной. Агды – это…
– Хозяин грома и молнии.
– Наш Перун. А что такое аргиш?
– Олешки, однако, стадо.
– Ты обещал богам стадо оленей? Где возьмешь? Или у тебя в загоне стоит целое стадо?
– Нет.
– Выходит, ты их обманул?
– Мы не обманыват, – гордо заявил Эльбай. – Мы обещат и делат.
– Что ж, если боги пошлют нам удачу, придется раскошелиться на аргиш.
Вертолет обогнул гору, пошел по длинной дуге, рыская то вправо, то влево. Стала видна речная долина и круглый каньон, похожий издали на птичий глаз.
Однако сесть на гольце, с которого можно было начать спуск в долину Хур Оли – Глаз Ворона, как образно назвал ее Эльбай, не удалось, мешал сильный ветер. Поэтому Миха сдал под защиту группы скал на западном склоне Котуйской горы и высадил путешественников за полтора десятка километров от Глаза Ворона.
– Звиняйте, ежли что, – сказал он виноватым голосом, высунувшись из кабины. – Угроблюсь – никто за вами не прилетит.
– Через неделю будь здесь, – сказал Северцев. – Найдешь нас по столбу дыма, я костер запалю.
Вертолет подпрыгнул вверх как спортсмен на батуте, его подхватил порыв ветра и понес на юг, откуда он и прилетел. Затем он почему-то повернул к востоку. Пилот, очевидно, хотел присмотреть площадку для посадки поближе к Глазу Ворона.
И в этот момент из-за скальных горбов вырвалась дымная струйка и понеслась к вертолету, увенчанная стрелочкой пламени.
– Ойх хэрэгелниндя! – запричитал Эльбай, хватаясь за щеки и раскачиваясь из стороны в сторону.
– Ракета! – не поверил глазам Северцев, сжал кулаки. – Садись! Прыгай!
Но Миха его не услышал.
Дымная струйка догнала вертолет, вспыхнул клубок пламени, разлетаясь струями обломков, пыли и дыма.
– Мусун дябра эр Харги, – прошептал Эльбай, сложил ладони вместе, начал отбивать поклоны.
– Е… я сила! – с чувством выругался Северцев. – Мы же не на границе, откуда тут пограничники с ПЗРК?
Эльбай разогнулся. Лицо его посерело. Северцев ожидал, что эвенк откажется от похода, но ошибся.
– «Дикие людя»! Хэрэлгениндя хур! Утэн ломал, некунэ забирал, ухурух елдэ дябда быр!
Эльбай шибко потер себя по темени, внезапно успокоился, словно погас. Взвесил в руке свой штуцер.
– Ити надо, однако.
Северцев, сраженный произошедшей на глазах трагедией, опомнился, внимательно глянул на проводника. Показалось, что эвенк похож на старика из Убсу-Нура, принадлежащего таинственной касте «хранителей пирамид». Но те действовали иначе, и у него еще раньше возникли бы неприятности, до полета на плато. Пропускать Северцева на Путорана было бы с их стороны ошибкой, «хранители» знали его целеустремленность и подготовку. Означает ли это, что Эльбай не имеет к ним никакого отношения?