– Мы не воевать пришли, – буркнул Скорюпин. – Олег, давай я пойду первым.
– Я уже внутри, – сказал Северцев и ловко перелез через чешуйчатый «ошейник» люка на покатый пол коридорчика.
Дальнейшее произошло в течение секунды.
Коридорчик под ногами Олега, бугристо-гладкий, влажный, коричнево-бордовый, похожий на глотку кита, вдруг конвульсивно сжался, так, что разведчик не мог двинуться с места, и его понесла вперед непреодолимая сила!
Что-то крикнул вслед Скорюпин.
Олег хотел ответить, но не сумел: перехватило дыхание…
9
«Глотка кита» вынесла его в какое-то темное помещение и оставила в неглубокой выемке в полу.
Северцев выдохнул, расслабил судорожно сжатые челюсти, выпрямился, вертя головой в полной темноте. Фонарь погас и не желал включаться. Лишь в глазах прыгали и вращались огненные колеса.
– Командир! – позвал Олег.
– Здесь я! – сдавленно ответил Скорюпин, и Северцева сбила с ног какая-то масса.
– Черт! Кто здесь?!
– Говорю же – я! – отозвался Скорюпин, оказавшись той самой массой. – Темно, а фонарь не работает.
Тотчас же стены помещения засветились изнутри нежным опалом, и геонавты наконец смогли оглядеться.
Они находились внутри помещения странной формы – посреди дольки апельсина, пересекающейся с еще двумя такими же дольками. Мало того, в стенах этого помещения из матового стекла – с виду – виднелись перепоночки и зернышки, довершающие «апельсиновое» впечатление. Посреди срединной «дольки» из пола вырастало сооружение из того же материала, напоминающее оплывшую тушу слона и кресло одновременно. А в этом кресле сидел…
– Здрасьте! – пробормотал Северцев, сглатывая.
Существо в кресле не пошевелилось.
Больше всего оно напоминало слизня с головой крокодила из старых фантастических фильмов о «Чужом».
– Извините, что мы без спроса… – продолжил Скорюпин.
– Он… оно нас не слышит. Помнишь фильмы «Чужой» и «Чужие»?
– Не помню.
– Я видел в детстве, этот зверь – копия «Чужого»… Это пришельцы!
– Не знаю, пришельцы это или нет, но он, по-моему, мертв!
Однако и Северцев, и Скорюпин ошибались.
Во-первых, то, что они приняли за кресло и за существо в нем, таковыми не были. Это стало понятно уже через минуту, когда «слизень-Чужой» заговорил с ними.
Во-вторых, к пришельцам с небес эта техника не имела отношения. Как будто…
«Слизень» вдруг покрылся слоем извилистых электрических змеек (Северцев и Скорюпин невольно отступили), над ним колечком всплыл световой нимб, и гости услышали хрустящий, ломкий, посвистывающий «голос»:
– Эли ггео уно о-о-о…
– Что?! – машинально отозвался Скорюпин.
Северцев усмехнулся:
– Он предложил нам по чашечке кофе.
– На каком языке он говорит?
– Ни на одном из известных, насколько я понимаю. И это вообще не язык. Я имею в виду – не звук.
– А что?
– Телепатическая связь.
Скорюпин осторожно двинулся к «слизню» с устрашающей головой, вытянул руки в стороны.
– Мы не вооружены… можете нас не опасаться… Кто вы?
«Чужой» покрылся новым слоем искр, все помещение передернуло конвульсивное сокращение стен.
– Ну его к дьяволу! – отступил Скорюпин.
Северцев вдруг обошел его, приблизился к «слизню», вглядываясь в его жуткую, вытянутую вперед морду.
– Это автомат!
– С чего ты решил?
– Живой организм непременно обратил бы на нас внимание. А этот зверь только выглядит живым. Его делали не люди, но в программу заложили встречи наподобие нашей. Иначе он бы не остановился. Возможно, он способен выполнять не одну функцию – дырявить земную кору.
– Ну и фантазия у тебя!
– Это не фантазия, я так чувствую.
– Почему же я ничего не чувствую?
– Ты командир, ты настроен иначе. – Северцев сделал еще шаг, дотронулся до скользкого на вид бока «слизня». – Покажи, что ты делаешь.
«Слизень-Чужой» буквально «поежился» как живое существо (вопреки мнению Олега), выдал шлейф электрических змеек, и эти змейки развернулись в двухметрового диаметра прозрачно-голубой шар, на котором обозначились желто-коричневые пятна материков.
– Глобус!
– Земля?
– Материки имеют другие очертания… но это все же Земля!
Прозрачный шар стал более плотным, как кусок желе, и в нем появились огненные паутинки, пронизывающие материки и ныряющие под океаны и моря.
– Тоннели?!
Это и в самом деле были тоннели, следы которых обнаружили экспедиции спелестологов. Они обнимали всю планету, соединяясь в красивую ажурную сеть.
На глобусе замигал огонек. Он замыкал одну из линий красного цвета, пересекающую, судя по всему, Уральские горы.
– Место нашей встречи, – сообразил Северцев. – Интересно, куда «крот» направится дальше?
– Для нас это не имеет значения.
– Для нас – не имеет, для создателей машины – имеет. Как бы задать ему вопрос, чтобы он понял и ответил?
– Думаешь, поймет?
– Ответил же он на мой первый вопрос?
– Если его делали не люди…
– Кто бы ни делал, подземоход имеет какие-то электронные или иные мозги и способен к вариабельному поведению. А вообще классная была техника! Недаром подземоход работает уже столько лет и не ломается!
По стенкам отсека управления пробежала новая волна «мышечных» сокращений.
Скорюпин отступил назад, к дыре выхода.
– Пошли отсюда! Кто знает, что у него на уме.
– Сейчас, только спрошу его, для чего они роют тоннели.
Однако Северцев не успел задать свой вопрос.
Выгнувшаяся бугром стенка отбросила его в дальний конец отсека, и он провалился в темноту небытия…
10
Кто-то тряс его за плечо:
– Олег, вставай! Нас вызывают в рубку!
Северцев подхватился на койке, разлепил глаза, увидел встревоженную физиономию Вадима.
– Что?! Где я? Как вы меня вытащили?!
– Откуда? – не понял Сурков.
– Из кабины «крота»… меня сильно ушибло… – Северцев осекся, внезапно осознавая, что поход к чужому подземоходу ему всего лишь приснился. – С ума сойти!
– Сон? – догадался и геолог. – Тебе приснился кошмар?
– Не то чтобы… – Северцев помял лицо ладонью. – Приснилось, что мы встретили чужой подземоход.
– Сон в руку, что называется. Локатор засек в двенадцати километрах от нас, на глубине четырех километров, движущееся тело. Помчались в рубку.
– Серьезно? – не поверил Олег.
– Будем решать, – Вадим полез из отсека, – что делать.
Изумленный известием Северцев оделся за несколько секунд и последовал за геологом.
В рубке управления собрались все члены экипажа, с трудом разместившись между креслами командирской команды.
На фоне коричнево-багрового «колодца» локатора была отчетливо видна медленно удлиняющаяся «червоточина» с искоркой на конце.
– Вот хрень! – озабоченно сказал Скорюпин, оглянувшись на экипаж. – Что скажете?
– Американцы? – неуверенно предположил Биронт.
– Скорее уж японцы, – буркнул штурман.
– Пассажиры, ваше мнение. Кто это? Что предлагаете делать?
– Не знаю, – виноватым тоном отозвался Сурков.
Все посмотрели на Северцева.
А он вспомнил свой сон и подумал, что все их прежние домыслы о «подземоходах», роющих тоннели в земной коре, вероятнее всего – чепуха! Тоннели делали не машины, а настоящие «кроты», для которых твердые горные породы – что мягкая почва для обычных кротов.
Пауза затянулась.
Северцев откашлялся.
– Надо идти навстречу… лоб в лоб… Если он остановится – есть шанс начать переговоры.
– С кем? – хмыкнул Биронт.
– Какая разница? Может быть, это действительно чей-то подземоход. А может быть, – Северцев помолчал, – подземная птица.
Экипаж смотрел на него непонимающе, и Олег добавил:
– Мой друг разработал гипотезу, по которой на ядре Земли существует иная жизнь. Для ее представителей породы верхнего слоя планеты – что воздух для наших птиц. Сами они очень плотные и живут на ядре Земли, а птицы…
– Поднимаются в «воздух», – засмеялся Вадим. – То есть «летают» под землей и оставляют следы – тоннели, так?
Северцев кивнул.
Вадим перестал смеяться.
– Ну, дружище, и фантазия у тебя!
Северцев посмотрел на командира, в свою очередь рассматривающего его физиономию.
– Проверим?
Скорюпин раздумывал недолго.
– Все по местам! Идем на таран!
«Грызун» устремился навстречу «подземной птице»…
Глава третья Край света
1
В поселок Уэлькаль, по сути стойбище морских охотников, эскимосов и чукчей, расположенное на берегу Восточно-Сибирского моря, Храбров завернул не потому, что этого требовал маршрут экспедиции, а по причине более прозаической: кончились запасы соли. Задавшись целью в одиночку обойти все побережье Северного Ледовитого океана, Дмитрий сильно рисковал, несмотря на то, что за его спиной были десятки других экспедиций по Крайнему Северу России, по островам северных морей и по горным странам. Однако он был не только известным путешественником, учеником знаменитого Виталия Сундакова, а также другом Олега Северцева, тоже путешественником от Бога, но и специалистом по выживанию в экстремальных условиях, и никого и ничего не боялся.
Дмитрию Храброву исполнилось тридцать лет. Он был высок, поджар, сухощав, изредка отпускал усы и бородку – особенно во время экспедиций, носил длинные волосы и выглядел скорее монахом-отшельником, чем мастером-экстремалом, способным без воды и пищи пройти десятки километров по пустыне. В двадцать два года он окончил журфак Московского госуниверситета, полтора года отработал в одной из подмосковных газет, женился, но потом «заболел» путешествиями, и семейная жизнь закончилась. Жена не захотела ждать мужа, заработка которого не хватало даже на косметику, по месяцу, а то и по два-три и ушла.
Дмитрий переживал потерю долго, он любил Светлану и даже подумывал забросить свое хобби, но учитель и он же инструктор по русбою помог ему развеять тоску, познакомив с археологами, исследовавшими поселения древних гиперборейцев в Сибири. Дмитрий, увлекшись историей их расселения по территории России, три года провел за Уралом, раскапывал Аркаим, Мангазею и другие поселения русов, потомков гиперборейцев, много тысяч лет назад высадившихся на севере Евразии.
Он и покинув археологов остался исследователем-этнографом, а не просто любителем путешествий, продолжая искать материальные и культурные следы предков там, где в настоящее время редко ступала нога человека.
Дмитрий неплохо знал фольклор народов Крайнего Севера, поэтому, планируя экспедиции, руководствовался не своими желаниями, а легендами и мифами, передающимися из рода в род. Мечта Дмитрия обойти северное побережье России опиралась на не менее сумасшедшую идею найти легендарный Рамль, или Ракремль, – древнюю гиперборейскую крепость, около двадцати тысяч лет назад якобы располагавшуюся где-то на чукотском побережье. Об этом говорили легенды олочей и юкагиров, чукчей и эскимосов. А узнал об этих легендах Дмитрий от своего знакомого, охотно спонсировавшего его экспедиции, который, в свою очередь, был знаком с членами фольклорно-этнографической экспедиции профессора Демина, несколько лет исследовавшей Чукотку.
Рамль искали и до Дмитрия, причем по всему побережью Северного Ледовитого океана, от Мурманска до Уэлена, но Храбров почему-то был уверен, что повезет именно ему.
Высадившись в Уэлене в начале июня, когда в этих местах начиналась весна, Дмитрий за два летних месяца прошел около восьмисот километров вдоль побережий Чукотского и Восточно-Сибирского морей, но короткое северное лето кончилось, в конце августа температура воздуха упала до минус восьми градусов, начались снегопады, и темпы движения снизились. Однако отказываться от продолжения пути Дмитрий не собирался и упорно двигался дальше, надеясь к лютым холодам дойти до устья Колымы – в том случае, если не повезет и он не отыщет следы самого южного[1] форпоста Гипербореи.
В Уэлькаль Дмитрий попал к обеду.
Солнце висело низко над горизонтом и готовилось спрятаться за гряду дальних холмов, с которых начиналось Чукотское нагорье. Близилась полярная ночь, и дни становились все короче и темней. Дмитрию это обстоятельство не мешало, а вот стойбище готовилось к длинной зиме и дорожило светлым временем суток, чтобы успеть выйти лишний раз в море и сделать запасы на зиму.
Охотники Уэлькаля смогли возродить забытый национальный промысел – охоту на гренландского кита и прочих морских обитателей – и за смехотворно короткий летний сезон успевали обеспечивать стойбище мясом нерпы, лахтака, белухи, моржа, китовым мясом и жиром и прочими дарами моря. Но Дмитрию, в общем, все эти деликатесы были ни к чему, во время экспедиций он и сам охотился на зверя, лесного и морского, а потому не переживал, что останется без пищи.
Уэлькаль представлял собой полсотни яранг – конусовидных строений из деревянных шестов и оленьих шкур, в искусстве возведения которых чукчам и эскимосам не было равных, – и нескольких деревянных домиков более цивилизованного вида, принадлежащих местной администрации, магазину, фельдшерскому пункту, школе и детскому саду. Все они располагались в сотне метров от берега не как попало, а по кругу, точнее – тремя почти точными кругами с общественными строениями в центре. И хотя население стойбища насчитывало всего триста пятьдесят человек, выглядел Уэлькаль не временным лагерем, а чуть ли не городком, выросшим на краю света. Впереди – берег и ледяное море, за спиной – вечно мерзлая тундра с редкими холмами. Ни дорог, ни тропинок, только будто утюгом выглаженное побережье Восточно-Сибирского моря.
Встречи Уэлькаля с «большой землей» случались не чаще пяти-шести раз в год, когда сюда прилетали самолеты или заходил корабль с продуктами, топливом для местного «флота» – двух моторных вельботов и карбаса – и кое-какими товарами для магазина. Но гости в поселок заявлялись чаще, особенно когда кончался охотничий сезон. Тогда в Уэлькаль приезжали на вездеходах посланники губернатора и барыги, которые за бесценок скупали, а то и на бутылку разведенного китайского спирта выменивали пушнину и драгоценное мясо морских белух.
Обо всем этом Дмитрию поведал Миргачан, местный шаман, ламут или эвен по национальности, который первым встретил путешественника на берегу моря и пригласил в гости. Жил он в просторной яранге, покрытой двумя слоями оленьих шкур. Шкурами его жилище было устлано и внутри, так что представляло собой роскошную мягкую спальню, способную вместить сразу две-три семьи. Однако шаман – еще не старый человек лет пятидесяти пяти – жил один и жену заводить не собирался. Много лет назад он был охотником, неудачно бросил гарпун в моржа, и тот едва не убил его во время схватки. С тех пор Миргачан хромал, плохо видел правым глазом и сторонился людей. Почему он решил стать шаманом, Миргачан и сам не помнил, но прошел посвящение и поселился в Уэлькале, где нашел понимание и покой.
Дмитрий с интересом оглядел внутреннее убранство яранги, потрогал на полочках вырезанные из китового уса и моржовых клыков фигурки зверей, птиц и людей, бросил взгляд на современную печку, работающую на солярке. Да, цивилизация пришла и в этот богом забытый уголок, это подтверждал и стоящий у стенки яранги японский телевизор, и постукивающий невдалеке дизельный электрогенератор.
Запахи в жилище шамана, правда, вполне соответствовали традиционному образу жизни – запахи трав, шкур, китового жира и паленой шерсти. Однако приходилось терпеть, чтобы не обидеть хозяина.
Лошадь Дмитрий накормил и оставил рядом с оленями, принадлежащими Миргачану; ее он использовал только в качестве вьючного животного, передвигаясь преимущественно пешком. В яранге было тепло, но раздеваться Дмитрий не стал, надеясь лишь на беседу с шаманом, а не на ночлег. Миргачан достал початую бутылку настоящей кристалловской водки, вяленую рыбу и особым образом приготовленное нерпичье мясо. От водки Дмитрий отказался, сославшись на веру, запрещавшую ему употреблять алкогольные напитки (что в общем-то соответствовало истине), а рыбу и мясо попробовал.
Миргачан почти свободно владел русским языком и разговорился, обрадованный возможностью пообщаться с человеком с «большой земли». Он рассказал немало любопытных историй, две из которых Дмитрий даже записал на диктофон.
Первая повествовала о встрече охотников с каким-то диковинным «шибко большим» зверем с огромной драконьей головой и длинным костяным гребнем по спине, вторая уходила в дебри времен. Ее якобы поведал Миргачану старый шаман, у которого он учился, и говорила она о появлении в стойбищах каких-то странных людей с двумя лицами, ищущих «дыру в светлый мир».
Дмитрий, заинтересованный историей, начал было выспрашивать у хозяина подробности, но в этот момент где-то за стенами яранги зародился неясный шум, раздались далекие и близкие крики, и в ярангу, откинув полог входа, сунулся худенький мальчишка с испуганными глазами. Он что-то выкрикнул на эскимосском языке, глянул на Дмитрия и шмыгнул вон.
– Что случилось? – спросил Дмитрий.
Миргачан, кряхтя, поднялся:
– Опять барыги свару затеяли, однако. У нас всегда так: стоит только охотникам получку получить – они тут как тут. Спирт продают, водку, а кто отказывается – того бьют.
Дмитрий непонимающе посмотрел на шамана:
– То есть как бьют? Разве они имеют право принуждать человека покупать у них товар?
Миргачан махнул рукой:
– Многие и не хотели бы связываться с ними, да выпить любят. К тому же барыги почти ничего не продают, а меняют.
– Тем более. А власть как на это смотрит?
– Какая у нас власть? – снова махнул рукой шаман. – Палыч, главный в конторе, но он тоже пьет много, однако, Валентина, она получку выдает, да я вот.
– А милиция? Участковый?
– Нету милиции, однако. В Ирпени есть, у нас нету. А барыги все здоровые, их боятся. Посиди пока, я попробую их успокоить.
– Я с вами, – встал Дмитрий.
Они вышли из яранги.
Было светло, белесое небо казалось покрытым изморозью. Температура в это время года держалась на уровне минус пяти-шести градусов по Цельсию, но сильный ветер заставлял ежиться и поворачиваться к нему спиной…