Барри застонал на заднем сиденье. Будто хотел сказать: эй, я тут умираю, между прочим. Меган поддала газу и чуть не проскочила выезд на магистраль. Спидометр показывал семьдесят миль в час.
— Тачка супер, — сказала она.
— А что еще делать, когда живешь без вариантов? — проворчала Лили. — Разве что «Вольво» купить.
А если Барри понадобится полное переливание крови? Отличается ли собачья кровь от человеческой? Что, если у нее кровь того же типа и ее попросят стать донором?
— Так уйдите от него, — сказала Меган.
— Почему это я должна уходить от Ричарда?
— А вы можете представить, чтобы он рисковал жизнью, спасая умирающую собаку?
— Ты же сама сказала, что он добрый.
— Ну да, добрый. Дал собачке макаронку. А это символично, правда? Вялая такая, болтается.
— Между прочим, Ричард зарабатывает кучу денег, — заметила Лили.
— Вы небось тоже. Даже побольше него, наверно.
— Чуть-чуть.
— Ну вот, видите?
— Ричарда очень уважают в его области.
— А что он делает?
— Консультирует оборонных подрядчиков. Частные компании, которые специализируются на военных действиях.
— Значит, помогает убивать людей?
— Он оценивает стоимость военных операций и делает прогнозы, что-то в этом духе.
— То есть подбирает способ, как убивать подешевле. Фу, гадость. Раньше Лили не думала об этом с такой точки зрения, но теперь работа Ричарда и впрямь показалась ей отвратительной. Он садился в самолет, проводил свои презентации, получал по сто пятьдесят тысяч долларов в год и улетал домой, пока другие люди умирали.
— А если он ошибется? — спросила Меган. Лили пожала плечами.
— Война непредсказуема. Мало ли — недооценили стойкость противника. Дождь пошел. Солнце село. Да что угодно.
— Так почему его продолжают нанимать?
— Потому что всегда где-то начинается новая война, — Лили заметила пронесшийся мимо указатель.
— Наш поворот!
Меган резко тормознула, свернула с трассы, вылетела на обледеневшую параллельную дорогу и едва успела крикнуть: «Черт!» перед тем, как машина крутанулась на 360 градусов и врезалась в дерево. Подушка безопасности Лили сработала и ударила ее в лицо, как баскетбольный мяч, выпущенный из катапульты. Сквозь надутую ткань она услышала, как Меган тихонько хихикнула и сказала: «Упс!» Как ни странно, первое, что сделала Лили, выбравшись из-под подушки безопасности, — это проверила, жив ли Барри. Он слегка приподнял голову и посмотрел на нее. Он казался спокойным, почти смирившимся с перспективой катастроф и смерти, и Лили невольно подумала, она ли старается спасти ему жизнь, или он ей.
Ричард опять позвонил в полицию и получил очередное «нет», на сей раз с угрожающей ноткой. Ночь предстояла длинная, и он сварил себе двойной эспрессо. Кофе словно оголил его нервы. В сочетании с клоназепамом он вызвал у него какое-то противоестественное свирепое спокойствие. Он попытался работать. Рассчитал стоимость одно-, двух-, трех- и пятилетней войны исходя из трехпроцентной годовой инфляции. Потом снизил расчетную скорость инфляции до двух процентов. Всегда лучше занизить результат. Чем дешевле выглядит военная операция, тем заманчивее взяться за ее выполнение до того, как она подорожает. В голове у него стоял туман. Он чувствовал себя абсолютно бодрым и в то же время одуревшим. Он встал и походил туда-сюда. Дом казался тесным и перегретым, поэтому он надел куртку и вышел подышать свежим воздухом. Он совсем забыл о пикапе Меган и теперь, увидев его на обочине дороги, подошел к нему. В салон были втиснуты несколько туго набитых рюкзачков и что-то похожее на спальный мешок, перевязанный веревкой. В кузове лежали потрепанная кушетка, завернутая в полиэтилен, пара металлических ламп, маленький деревянный столик и два деревянных стула. Посмотрев на заднее стекло, Ричард заметил, что эмблема колледжа совсем новенькая. Потом он нагнулся и увидел приклеенное к номерному знаку уведомление о просрочке уплаты за техосмотр, выписанное в штате за две тысячи миль отсюда. Он взялся за дверцу со стороны водителя, обнаружил, что она не заперта, и залез в машину. Там пахло сигаретами и заплесневелым бельем. Висящий на зеркале заднего вида освежитель воздуха в форме распятия назывался «Райское благоухание». На приборной доске валялись дорожный атлас США и несколько дешевых книг и журналов. Он поднял их по очереди. Ницше, «По ту сторону добра и зла». Камю, «Человек бунтующий». Журнал Self, еще один — Shape. Меган хочет стать философом с высокой самооценкой и накачанным брюшным прессом? Парадоксально, правда? У руля он заметил связку ключей. Один из них подошел к замку зажигания. Из-за транквилизатора Ричард соображал туго и удивился, когда завелся двигатель, — только потом он вспомнил, что двигателю положено заводиться, когда включаешь зажигание. Оставив мотор на холостых оборотах, он побежал в дом, отыскал в телефонной книге фамилию ветеринара Барри, потом нашел в городском справочнике его адрес. Ветеринар жил на улице, которая когда-то была проселком, ведущим в загородное ранчо, а теперь в том районе понастроили пять сотен дешевых домишек. Ричард вырвал из справочника нужную страницу и вернулся с ней к пикапу Меган. Ему казалось абсолютно правильным, что он следует желаниям девушки, которая сожгла чей-то дом. Он сел в машину, захлопнул дверцу и включил передачу. Нога его была тяжелой из-за лекарства, и он невольно пережал педаль газа. Пикап дернулся, встал, потом отклеился от бордюра и покатил прочь.
Передняя часть «Вольво» с пассажирской стороны была смята, но в остальном машина выглядела нормально. Лили обошла вокруг нее по хрусткому льду. Кроме их фар на пустынной параллельной дороге не было ни единого светового пятнышка.
— По-моему, ехать можно, — сказала она. Меган кивнула. Похоже, что вызванное аварией потрясение на время притупило в ней охоту бедокурить. Лили посмотрела на нее сквозь мелкую ледяную морось, которая начала сеяться с неба.
— Сколько пожаров ты устроила?
— Один, — быстро ответила Меган.
Лили сердито нахмурилась.
— Ладно, два, но второй — это не я придумала.
— Очень благородно.
— Вы же не скажете, правда? — спросила Меган.
— Кому, твоим родителям? Или они тоже выдуманные, как твой бойфренд? Меган засунула руки в карманы куртки. Упершись взглядом в землю, она повозила кончиком ботинка в ледяной грязи.
— Ницше говорит, все лжецы мудрые, — пробормотала она. — К тому же я нашла Барри, ведь так?
— Нашла? Подумаешь! Нашла не считается! Нашла — это везение! — Ну хорошо, тогда я нашла вас, а вы спасаете Барри жизнь. Это считается. Морось прочистила Лили голову, она покалывала ей лицо, и Лили почувствовала себя свежей и бодрой. Эта авария казалась лучшим, что произошло с ней за много лет. Она словно помолодела, и это сделало ее снисходительнее.
— Знаешь, — сказала она, — ты несешь такую наивную ахинею, что это даже умиляет. Лезь в машину. Я поведу. Они пошли навстречу друг другу в лучах фар, обменявшись по дороге маленькими кивками. Потом Лили остановила Меган, положив руку ей на плечо.
— У тебя кровь. — Она легонько провела пальцем по лбу девушки, а потом подняла ее лицо за подбородок к свету и рассматривала, пока Меган не прикусила губу и не пожала плечами. Ей лет пятнадцать, решила Лили, максимум шестнадцать. Нагнувшись, она окунула пальцы в снег. Стерла кровь с теплой кожи Меган, и под ней, на лбу, открылся глубокий порез.
— Жить будешь, — сказала она.
Потом заняла водительское место, рядом с ребенком, за которого теперь отвечала.
Сидя за рулем пикапа, который медленно катил по грунтовке, на которой жил ветеринар, Ричард вглядывался в номера домов. На поле с высокой, подернутой инеем травой — должно быть, на сено — ржавели старые тракторы. Или сено заготавливают только летом? Вроде бы да, но это могла быть какая-нибудь специальная зимняя трава, выращенная учеными по заказу государства. Фары пикапа осветили подъездную аллейку. Ричарду не понравился флаг Конфедерации, висящий на железных воротах рядом с измятым почтовым ящиком, но силуэты лошадей на маленьком заснеженном пастбище успокоили его. Лошади — мирные, незлобивые животные. Тот, кто держит лошадей, не может не поддаться влиянию их темперамента. Оставив машину на обочине, Ричард прошел в ворота и дальше по грязной аллейке. Через считанные секунды раздался лай сразу нескольких собак — одни лаяли громко, от души, а другие как-то нерешительно, будто те, что были мягче характером, поглядывали на сердитых и думали, лаять мне или не стоит? Железная сетка под натиском рассвирепевшей своры пела, как рождественские колокола. Ричард вдруг с полной уверенностью почувствовал, что в доме есть автоматическое оружие. Ветеринар, должно быть, разочарован тем, что во время первой войны в Персидском заливе не удалось взять Багдад. У него были собаки, натасканные на поиск взрывчатки, но этот жалкий генералишка, его командир, повернул назад раньше, чем ему представился шанс выпустить их на охоту. Эта история закалила ветеринара, и теперь он хранит у себя дома пару гранатометов. Когда Ричард начал отступление, дверь дома отворилась. На пороге стоял мальчик. Лет девяти, может, десяти. В пижаме, с фонарем в руке. Он посветил им на жухлую траву и черный лед в палисаднике. Осколки разбитых бутылок поблескивали, попадая под луч.
— Если вы священник, то не бойтесь, — сказал он.
Ричард понимал, что не успеет добежать до пикапа Меган раньше, чем его нагонят собаки. Огоньки ближайших домов неярко поблескивали во тьме, но его вопли вряд ли донесутся туда, когда эти псы вонзят клыки в его плоть, прежде чем растерзать ее на куски. Поэтому он сказал:
— Я священник.
— Идите сюда.
Когда Ричард материализовался из темноты, мальчик сказал:
— Вы одеты не как священник. И где ваша Библия?
— Я думал, у вас дома есть.
— У нас их много, но они простые.
— Для Господа все Библии особенные.
На одном глазу у мальчика была белая повязка. Он прищурился на Ричарда другим.
— Ладно, заходите и давайте, молитесь. Вы же для этого пришли. Внутри был скособоченный журнальный столик на трех ножках, у кресла не хватало ручки. Около кушетки Ричард увидел пепельницу с горой окурков.
— Дедушка наверху, — объяснил мальчик и показал на потолок с пятнами от протечек. Ричард поднялся за ним по скрипучей лестнице. Он слышал доносящееся сверху слабое астматическое дыхание. В комнате старика стоял кислый запах нестираных носков. Сам он лежал поверх покрывала в операционном костюме — зеленых штанах и куртке — и в белых спортивных тапочках, которые в сумраке казались забрызганными кровью.
— А почему он в рабочей одежде? — спросил Ричард.
— Потому что сегодня он удалял корове кишки. Потом пришел домой и до того, как отключился, велел позвонить вам. Тумбочка у кровати была завалена аптечными упаковками, капсулами нитроглицерина, таблетками детского аспирина в оболочке и смятыми салфетками в желтых пятнах.
— Он ветеринар, да? — спросил Ричард.
— Кто еще полезет корове в живот?
— Ему сегодня звонили с работы?
— Я сказал секретарше, чтоб она больше не звонила.
— Знаешь, люди расстраиваются, когда их животные болеют.
— Он сказал мне, что не хочет больше жить. Вы помолитесь над ним и оставьте его подыхать.
— Так и сказал?
— Не я же это придумал.
Ричард огляделся в поисках Библии и увидел ее на комоде. Рядом стояло несколько фотографий в серебряных рамках. На двух из них был сам хозяин, снятый много лет назад вместе с какой-то женщиной, наверное, женой. Еще на двух были принадлежавшие ему собаки и еще на одной — он с мальчиком, который впустил Ричарда в дом. На гвозде над комодом висело распятие, а перед фотографиями лежали ключи от машины, леденцы от кашля и очки в черном футляре. Ричард взял Библию и снова подошел к кровати. Грудь старика едва заметно поднималась и опускалась. Он не сипел и не задыхался, как Барри. Может быть, Барри просто хотел еще немножко пожить.
— Что будет с тобой, если он умрет? — спросил Ричард.
— Брошу на него лопату земли, когда его будут хоронить.
— Других родных нет?
— Только мать, но она вряд ли захочет приехать, чтобы забрать меня. По крайней мере, до сих пор не хотела.
Ричард раскрыл Библию. Псалмы годятся для любого важного случая, подумал он. Двадцать второй особенно надежен: он подходит для всех, кто ищет утешения, почти независимо от повода. Ричард помнил канонический перевод: «Господь — Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться». Книга умирающего ветеринара была менее сдержанна. Там говорилось: «Поскольку Господь — мой Пастырь, у меня есть все, что мне нужно!» Ричард глянул на корешок. Он узнал издателя, который обычно выпускал биографии конгрессменов правого крыла. Ричард решил прочесть по памяти отрывок, приписываемый Екклесиасту. Он положил ладонь старику на грудь. Ему было слышно, как умирающий тихо, с трудом дышит. Его лицо уже стало терять цвет. Оно было мучнисто-белым и блестящим там, где он потел. Ричард стер со лба старика капли влаги. Кожа его была прохладной на ощупь, словно он уже умер. Поры на его лице взбухли, кожа как будто отслаивалась. Звуки, которые из него исходили, нутряное бульканье и выдохи, возможно, свидетельствовали о начале распада внутренних органов. Когда Ричард стал произносить над телом старика слова из Библии, мальчик взял его за руку и сжал ее.
— Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, — процитировал Ричард, — так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву. Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что память о них предана забвению.
— Аминь, — сказал мальчик.
Ричард подошел к окну и открыл его. Собаки во дворе залаяли. Холодный ночной воздух прояснил ему мозги. У автотрассы, ведущей в соседний штат, виднелась россыпь огоньков, а над ней — молочный ореол. Дом старика казался одиноким, далеким от всего и погруженным в прошлое. Лет десять назад он был бы темным или в лучшем случае отражал бы редкие блики света от других ранчо вдалеке; новые дома были тогда еще призраками. Как быстро порой меняются места и судьбы! Этот мальчик уже практически сирота. Ричард вспомнил о девушке. Она, наверно, сейчас в клинике вместе с Лили, следит за Барри и ждет, когда ей скажут, что он выживет. Мальчик стоял около кровати, глядя на старика так, будто это какой-то необычный камень или растение, попавшееся ему на прогулке в горах. Ричард сказал:
— Надо позвонить, чтобы твоего деда забрали.
— Вы не настоящий священник, — сказал мальчик.
— Правда?
Ричард подумал: если ты молился за кого-то и читал Писание, когда он умирал, то ты священник. Все прочие квалификации вряд ли имеют значение.
— Где ты будешь жить? — спросил он мальчика. — Пока мать за тобой не приедет?
— Могу в этом доме, только тут никого нет, чтобы жить со мной.
— Тебе когда-нибудь бывает здесь одиноко?
Мальчик озадаченно посмотрел на него.
— Я не знаю, что такое одиноко. Я знаю только этот дом и то, чему он учил меня из книг.
— А священник из вашей церкви найдет тебе место, где жить?
— Если бы ему было не все равно, он уже был бы здесь, так?
— Наверное, — ответил Ричард.
Он закрыл Библию, вложив красную закладку-шнурок между ее тонкими листочками.
— Покажи мне, где телефон, — попросил он мальчика. — Надо кое-кому позвонить.
Лили решила быть с Барри во время всех процедур. Меган не хотела оставаться, но и уехать тоже не могла.
Что, если он умрет, сказала она. Барри положили на металлический стол. Ветеринар пристегнул к его морде кислородную маску. Он пощупал, потыкал, понажимал, затем перекатил его на бок. Барри застонал. Ассистент врача сказал: знаю, знаю. Они проверили ему пульс, подняли веки и посветили фонариком в зрачки, как будто хотели заглянуть в мозг. Врач нажал ему на грудь обеими руками и поднял их, нажал — поднял, нажал — поднял, стараясь наладить сердцебиение. Потом сказал Лили:
— Сердце у него отказывает, и если мы его не восстановим, легкие наполнятся жидкостью. — Меган громко заплакала.
— Либо оперируем, либо он утонет, — добавил врач. Лили посмотрела на Барри. Он дрожал. Его лапы подергивались каждые несколько секунд. Глаза остекленели и из карих стали серыми, точно устрицы. Лили перевела взгляд на ветеринара.
— Ладно, — сказала она. — Давайте.
Ассистент врача выбрил Барри грудь, прикрепил по обеим сторонам грудной клетки электроды и протер оголенное место спиртом. Врач попытался открыть проход воздуху, засунув Барри в горло длинную трубку. Еще раз нажал руками — поднял руки. Он сломал Барри грудинную кость. Звук показался Лили таким, будто переломили сухую ветку. Потом врач взял инструмент, похожий на бензопилу, которой Ричард когда-то перепиливал пополам бруски четыре на два дюйма. Кожа Барри разошлась в стороны. Полотно замедлило вращение, когда проникло в ткани и сухожилия, в те самые мышечные канаты, которые помогали Барри гонять кошек, отпугивать грабителей и биться, не щадя себя, с другими псами. Осколки костей полетели врачу в лицо, прилипая к его защитным очкам и маске.
— Барри! — вскрикнула Меган. Врач прижал к сердцу Барри дефибриллятор и включил ток. Ничего. Он проткнул легкое, и оттуда потекла желтоватая жидкость. Еще один импульс — опять ничего. Еще. Вскоре тишину в комнате нарушали только электрическое зудение и вслед за ним глухой стук, когда тело Барри на миллисекунду напрягалось, а потом вновь распластывалось на операционном столе. Лили затаила дыхание. З-з-з, бум. Ассистент потянулся за куском непрозрачного полиэтилена, чтобы прикрыть тело Барри. З-з-з, но где бум? По лицу Меган текла тушь. Ни з-з-з. Ни бум. Врач стащил с лица маску и столкнул очки на лоб. Потом опустил ладонь Барри на голову и похлопал по ней, как мать похлопывает младенца по спинке, чтобы его убаюкать. Лили обняла Меган за плечи и притянула к себе.
— Все, — сказал врач. — Умер.
Ричард смотрел, как двое санитаров из морга кладут тело старика в мешок и пристегивают к каталке. Он никогда не задумывался о том, как вынести мертвое тело из дома. Тела мертвецов просто оказывались в гробах, как это было с телами его родителей. Родители умерли в больнице, и всей подготовкой похорон занималась его сестра. Ричард не ожидал, что старика так быстро упакуют в мешок, но служащий из морга сказал ему, когда они очутились снаружи, подальше от мальчика, что трупы начинают разлагаться мгновенно. «Мы действуем быстро, чтобы обезопасить живых», — сказал он. Потом они с товарищем подняли верхнюю часть каталки и задвинули ее в кузов своего черного фургона. Ричард подписал бумагу о передаче тела. Патрульная машина, прибывшая вскоре после того, как санитары уселись ждать в конце подъездной дорожки, остановилась прямо за пикапом Меган. Лошади в поле отошли дальше от дома, как будто не желали иметь ничего общего со смертью хозяина. Теперь Ричард едва их видел. Они были еле различимыми темными силуэтами, освещенными больше огоньками домов вдалеке, чем луной. Участок неба над домом и полем затянуло тучами, и под потрескивание рации в патрульном автомобиле пошел снег. К стоящему во дворе Ричарду приблизился вышедший из дому полицейский с блокнотом в руке.