– Ты его отпускаешь? – сдерживая негодование, осведомился он. – Пусть идет на все четыре стороны? Да?
Она молча кивнула. Лицо женщины, залитое кровью, все еще стояло у нее перед глазами.
– Он вор! – возмутился Роман. – Его надо наказать! Чтоб в другой раз неповадно было.
– Она мертва… – вырвалось у Глории.
Лавров ничего не понял и сердито замотал головой. Пленник смиренно ожидал решения своей участи.
– Ты ему поверила? – не мог успокоиться начальник охраны. – Этому алкашу? Мы его отпустим, а завтра он приведет сюда своих дружков.
– У меня нет дружков…
– Одни собутыльники! – распалился Лавров. – Так нельзя, Глория.
Она его не слушала, занятая своими мыслями. Искореженная машина напомнила ей смерть мужа. Он тоже разбился насмерть.
– Нельзя… – эхом повторила она. – Отойдем на секунду.
– Он же сбежит!
– Отойдем, – потребовала Глория.
Лавров вздохнул, запер входную дверь на ключ и отошел в дальний угол холла.
– Ты с ума сошла! – зашептал он ей в ухо. – Отпускать этого проходимца!
– Его сестра…
– Плевать мне на его сестру!
– Она погибнет… скоро…
– Нам-то что за дело?
– Это как-то связано с тобой…
* * *Лаврову удалось уснуть только с первыми лучами рассвета. Сон был тревожным, чутким. Слышалось, как Санта возится во дворе, как шуршат в палых листьях капли дождя.
Проснувшись, он лежал, глядя на гобелен напротив кровати. В этом странном доме гобелены висели повсюду. На том, который разглядывал начальник охраны, был изображен гарем во дворце восточного владыки. Полуобнаженные тела наложниц дразнили зрителя своей ленивой негой и прихотливой грацией. Прелестные дамы собрались у фонтана, они угощались шербетом и сладостями, мечтая о мужских объятиях. О чем еще грезить молодым, холеным и праздным женщинам?
Лавров ощутил, что возбуждается, и невольно вспомнил Эмилию Ложникову. Он не ошибся, прочитав в ее глазах чувственный призыв.
– Почему бы и нет? – прошептал он.
Глория его игнорировала. Вчера, после того, как Роман, скрепя сердце, отпустил грабителя, она пожелала ему спокойной ночи и ушла к себе. Никакой награды за поимку преступника! Никакой благодарности. Впрочем, ему не привыкать.
Он тяжело вздохнул, потянулся и вскочил с постели. Душ и бритье заняли полчаса.
– Завтра-а-ак, – зычным голосом сообщил Санта с первого этажа.
Дивная акустика в этом доме. В ином месте поглощаются все звуки, в другом даже шепот отзывается многократным эхом.
Лавров, свежий и бодрый, словно не было утомительной ночи, спустился к столу, накрытому в кухне.
– А где хозяйка? – вскользь осведомился он.
– Глория Артуровна уже позавтракали.
– Ах вот как!
Начальник охраны намеренно подумал о Ложниковой: «Как только вернусь в Москву, сразу же позвоню ей. Она не откажется от свидания!»
Он съел весь омлет, гренки и выпил две больших чашки какао. Злость на Глорию не испортила ему аппетита.
«Сколько можно обходиться без женщины? – накручивал он себя. – Я не евнух, чтобы только облизываться. Раз мной пренебрегают, я найду достойный ответ».
Он решил отомстить Глории за ее неоправданную холодность. Она нарочно мучает его, испытывает на прочность. Зачем позвала, если не хочет любви? С местным пьянчужкой Санта и один управился бы.
«Ты не прав, Рома, – откликнулся внутренний голос. – Она почувствовала, что в мыслях ты уже изменил ей. Глорию не проведешь! Ты отступник. А отступников не жалуют!»
– Ну и черт с ней…
– Ты о ком? – усмехнулась она за его спиной. – Обо мне, что ли?
Лавров подскочил от неожиданности и обернулся.
– Нет… – соврал он, краснея. – Я о работе. Надоело одно и то же. Вечная суета, гонка, Колбин с его придирками.
– А я подумала, ты на меня сердишься.
– За что? – притворно удивился начальник охраны.
– Значит, не сердишься? – улыбнулась Глория. – Тем лучше.
Лавров с досадой потер виски. Как его все достало! Все чего-то от него требуют, в чем-то уличают.
– Голова болит? – участливо спросила она.
– Я не выспался. А надо ехать, целый день крутиться, как белка в колесе.
– Бедняжка.
– Издеваешься? – взорвался он.
– Что тебе известно о сестре нашего ночного гостя? – вдруг спросила она.
– Какой сестре? – растерялся Лавров, лихорадочно припоминая общие черты во внешности Павла и Эмилии. Она брюнетка, он русый…
– Они двоюродные брат и сестра, – заметила Глория.
Ее улыбка выводила начальника охраны из себя. Что она возомнила? Он не обязан перед ней отчитываться.
– Будешь читать мне мораль?
– Ни в коем случае. У меня к тебе просьба. Захвати с собой Павла, когда поедешь в Москву. Ему нужно проведать сестру.
– Откуда ты знаешь?
– Догадалась.
– А что, рейсовые автобусы уже не ходят?
– Так подвезешь или нет?
Глория была в облегающем шерстяном платье терракотового цвета, на шее и в ушах – кораллы. Будто на вечеринку собралась. Ей смех, а другим горе.
– Подвезу, – угрюмо кивнул Лавров. – Я человек служивый. Подчиняюсь приказам.
– Заодно и поболтаете…
Когда «туарег» выехал за околицу деревни, начальник охраны увидел медленно бредущего по дороге вчерашнего нарушителя спокойствия.
– Эй, парень!
Тот посторонился, пропуская машину. Это был Павел, на сей раз одетый в джинсы, кроссовки и кожаную крутку. Не все еще пропил, гаденыш.
– Провидица… – процедил Лавров, притормаживая и опуская стекло.
– Чего тебе? – отпрянул «грабитель».
– Куда лыжи навострил?
– В Москву, к сеструхе. Мне без дела шататься нельзя. Башню сносит.
– Садись, подвезу.
Парень не поверил. Он стоял, избегая взгляда водителя и переминаясь с ноги на ногу.
– Садись, говорю! – прикрикнул на него Роман. – Будешь меня баснями развлекать, чтобы не уснул за рулем. Ночку ты нам испоганил, теперь типа отрабатывай.
Тот радостно улыбнулся.
– Правда возьмете? Спасибо…
Глава 11
Москва
– Эмилия? Ты? – удивилась Светлана. – Какими судьбами?
Ложникова поджидала ее у выхода из театра. Завидев декораторшу, она подошла и поздоровалась.
– Сможешь уделить мне полчаса?
– Я хочу успеть пообедать, – замялась бывшая жена Артынова.
– Пообедаем вместе. Я угощаю, – предложила Ложникова.
Они являли собой разительный контраст. Ложникова – сама элегантность, Светлана – леди эпатаж.
– Чем обязана? – сухо осведомилась художница. – Хочешь сделать заказ на оформление? Предупреждаю, у меня работы по горло. Да и вкусы у нас не совпадают.
– Я по личному вопросу.
Светлана вздернула подведенные черным брови. На нее оглядывались. Пальто из разноцветных кусков ткани, висящий из-под него «рваный» подол зеленого платья с бахромой и ярко-красные сапожки выделяли декораторшу из череды прохожих.
– Я тебе все объясню, – пообещала Ложникова. – Не здесь. Не хочу говорить об этом на улице. Где ты привыкла обедать?
– В пиццерии. Тут недалеко.
– Хорошо, идем.
Когда они уселись за свободный столик и заказали еду, Эмилия приступила к делу.
– Ко мне журналист приходил, – заявила она. – Странный тип. Расспрашивал об Артынове. Он что-то копает.
– Что?
– Не знаю, – покачала головой бывшая модель. – Он показался мне подозрительным.
Светлана прищурилась. Ее огромные серьги в виде усыпанных стразами ромбов вульгарно блестели.
– С каких пор тебя это волнует? Разве у вас с Артыновым…
– Нет-нет! – поспешно возразила Ложникова. – К старому возврата быть не может.
– Тогда в чем проблема?
– Тебе безразлично, что с ним происходит? Я имею в виду, вы не год и не два прожили вместе. Неужели…
– Нет! – теперь уже Светлана поторопилась отмежеваться от бывшего супруга. – У Семы своя жизнь, у меня – своя.
– Проходит любовь, проходит и ненависть.
– Видно, тебя он мало заставил страдать.
– Я сама виновата, – улыбнулась Ложникова. – Нельзя верить мужчинам.
Напряжение, возникшее при встрече былых соперниц, понемногу рассеивалось. Официантка принесла пиццу со сладким перцем и томатный сок.
– Здесь сносно готовят, – сказала Светлана, принимаясь за еду. – Попробуй.
Эми с опаской отправила в рот кусочек пиццы. Она сидела на диете, и тесто не было включено в ее рацион. К тому же она отвыкла есть в подобных забегаловках.
– Ну как?
– Ничего…
– Как он выглядел, твой журналист? – поинтересовалась вдруг Светлана. – Красивый брюнет со светлыми глазами? Одет с иголочки? Приятные манеры?
Ложникова сделала глоток сока и закашлялась. Пицца показалась ей невкусной, а сок пересоленным.
– Ты… кха-кха!.. где ты его видела?
– Он и ко мне приходил, – призналась Светлана. – Значит, он все-таки журналист? Мне он представился сыщиком.
– Сыщиком? Вот оно что! Не зря он вызвал у меня подозрения. Что ему было нужно?
– Расспрашивал об Артынове. По-моему, он ведет собственное расследование смерти натурщицы, Ольги Слободянской. Его кто-то нанял.
– Кто?
– Да кто угодно! – ухмыльнулась декораторша. – Любовник погибшей девушки, к примеру. Похоже, у Семы неприятности.
– В чем его могут обвинить?
– По сути, ни в чем.
– Что, если Ольга в самом деле погибла из-за Артынова? Ты знаешь его склонность ко всяким оккультным ритуалам.
Бывшая жена сосредоточенно жевала пиццу. Встреча с Эми внушала ей беспокойство. Чего добивается эта респектабельная дамочка? Неужто ее всерьез беспокоит судьба какой-то натурщицы?
– Скажи прямо, ты за себя боишься? – спросила она. – Думаешь, если Сема писал твои портреты, то и тебе угрожает смерть?
Ложникова смутилась.
– Ерунда. Кстати, а почему ты сама ему не позировала?
– Меня тошнит от его живописи. Он бездарь! Тебе это отлично известно.
– Но сейчас Артынов не тот, каким был раньше, – заметила Эми. – У него открылся настоящий талант. Его «Венера» производит фурор. Тебя это не удивляет?
– Не слышала, чтобы в галерее, где он выставляется, толпилась публика.
– Истинные ценители уже видели полотно. Говорят, многим становится не по себе.
– Почему? – взмахнула ресницами Светлана.
– Ты сама-то была в галерее?
– Какая разница? Я слишком хорошо знаю манеру Семы. Он заимствует сюжеты у знаменитых мастеров и вписывает туда своих натурщиц. Идея не нова. До него так уже делали. У Семы – никакой фантазии. Где же тут творчество? Сплошной плагиат и жалкое подражательство.
– Зато у него нет отбоя от заказов.
– Это не аргумент, – с раздражением возразила декораторша.
– А как насчет «Венеры»? От нее мурашки бегут по коже.
– Особенно после гибели Ольги? – скривилась Светлана. – Люди обожают искусство с привкусом крови. Картины и книги, написанные в тюрьмах маньяками, тоже пользуются спросом.
– Ты хочешь сказать, что Артынов – маньяк?
– В некотором смысле да. Он маньяк, одержимый собственной «гениальностью».
– Ты очень обижена на него. И несправедлива.
– А ты типа благодарна ему за незабываемые чувства!
Ложникова не нашлась что ответить, и потянулась за соком. Она едва притронулась к пицце, тогда как художница съела все и бросила взгляд на часы: ее обеденный перерыв заканчивался.
– Я не понимаю, что случилось с Артыновым, – призналась бывшая модель, с трудом проглотив сок, который показался уже не соленым, а горьким. – Но его «Венера» потрясает.
– Может, за него пишет кто-то другой?
– Ты? – брякнула Ложникова.
Светлана на секунду оторопела, а потом расхохоталась.
– Не смеши меня. Во-первых, я с утра до вечера в театре, а во-вторых… с какой стати мне помогать Семе?
– Послушай, нечто подобное уже бывало, – торопливо заговорила Эмилия. – Я насчет живописи. Мне тут попалась книжка о женщинах Пикассо. Его первая жена, Ольга Хохлова, русская балерина, которую он изображал на своих полотнах, сошла с ума. Фотограф Дора Маар, не один год служившая Пикассо музой и моделью, тоже тронулась умом, ей пришлось долго лечиться. Мари-Тереза Уолтер повесилась, а последняя жена мэтра Жаклин Рок застрелилась.
– И что с того? Франсуаза Жило, например, не пострадала.
– Видимо, она оказалась достаточно сильной, чтобы противостоять творческой агрессии гения.
– Скажи еще, что Рембрандт писал Саскию, и та скончалась от чахотки. А потом его новая возлюбленная Хендрике Стоффельс, позировавшая для «Девушки у окна» и прочих картин, скоропостижно умерла.
– А загадочная смерть герцогини Альбы, которую влюбленный Гойя запечатлел в виде «Обнаженной махи»? – не сдавалась Эми. – А «Дама в голубом» Сомова, которая убила ту, с которой была написана? Список можно продолжать и продолжать. Есть объяснение этому феномену?
Светлана подняла на Ложникову пристальный взгляд.
– Ты основательно проштудировала тему, – заключила она. – К чему ты клонишь, не пойму? Артынов – не Рембрандт и не Пикассо. Даже не Сомов.
– То-то и оно! Тебе не приходило в голову, что… что…
Эмилия запнулась и замолчала, не смея вымолвить роковые слова. Декораторша на миг онемела от поразившей ее догадки.
– Думаешь… он мог? – выпалила она. – Сема? Не-е-ет…
– А вдруг? Вдруг он решил…
– …убивать натурщиц? Зачем? В доказательство своего величия? Абсурд. Хотя…
– Гибель Ольги позволила ему поднять цену за «Венеру» вдвое!
– Боже мой…
* * *Доставив Павла до площади трех вокзалов, как тот просил, Лавров заехал домой, перекусил и позвонил в офис.
– Колбин рвет и мечет, – шепотом сообщил охранник. – Не с той ноги встал, видать.
– Черт с ним. Пусть побесится, пар выпустит, а я тем временем на филиалы сгоняю, проверю, все ли в порядке.
– Когда вы будете, Роман Васильевич?
– После обеда, не раньше.
В Москве стоял пасмурный день. Дворники сметали с мокрого асфальта облетевшую за ночь листву. Моросило.
Начальник охраны сидел за рулем, а в голове крутились слова Глории о двоюродной сестре Павла. Неужели это Ложникова? Он старался разговорить пассажира по дороге в город. Тот охотно болтал, скрывая неловкость за свое ночное вторжение в чужой дом, но фамилии сестры не называл.
«Может, надо было за ним проследить? – подумал Лавров. – Тогда Колбин точно лопнет от злости. Сегодня я обязан появиться на работе хотя бы на пару часов. Иначе меня уволят. И протекция Глории не поможет!»
Он мысленно возвращался к болтовне Павла, пытаясь выудить оттуда полезные сведения. Что тот говорил о сестре? Она москвичка, красавица, каких поискать… удачно вышла замуж… с деревенскими родственниками тесные отношения не поддерживает, но в помощи не отказывает. Умная, университет окончила.
Все это могло относиться как к Эмилии, так и к сотням других барышень. Москва большая.
«Как зовут сестру?» – спросил Лавров.
«Не скажу, – отрезал парень. – Стыдно ее подставлять. Она за меня не в ответе. Вдруг муж узнает, какой у нее брат непутевый? Позор и ей, и мне. Да и мать меня за такое по головке не погладит».
«Что ж ты за ум не возьмешься?»
Павел покосился на водителя и взъерошил русую шевелюру.
«А что значит взяться за ум? Барахлом торговать на рынке? Или с утра до вечера в офисе торчать: принеси-унеси-подай? Я свободная личность! – важно заявил он. – Я тоже, между прочим, в техникуме учился, на нефтяника. Мать заставила. Если бы не она, я бы в библиотекари пошел».
«Ты – библиотекарь?» – прыснул со смеху Лавров.
«Чего смешного-то? Я книжки люблю читать. День и ночь бы читал. Только за это деньги не платят».
«А на Севере ты чем занимался?»
«На буровой вкалывал. Тяжело, зато прибыльно. Правда, тоска заедает, сил нет. Оттого и пить начал. У меня душа тонкая… а работа грубая. Диссонанс!»
«Ого! Какие ты слова знаешь, – поразился Роман. – В книжках вычитал?»
«У меня, как у Максима Горького, свои университеты».
«Вижу, ты человек опытный, умудренный жизнью, – подтрунивал над ним начальник охраны. – Как же тебя, Паша, на грабеж потянуло?»
Пассажир помрачнел, отвернулся.
«Я не вор, – буркнул он, глядя в окно на пробегающие мимо сосны. – Я любопытный. Почему в дом полез, сам не пойму».
«Бес попутал?»
«Может, и бес…»
«Не дуйся, Паша, – примирительно сказал Лавров. – Я тебе не враг. Разобраться хочу, что у тебя на уме».
«Заскучал я. Деревенская житуха не для меня. Я все книжки, что с собой привез, перечитал и запил. Мать ругалась, отца покойного попрекала, что мне его алкогольные гены передались. Себя кляла, что за алкаша вышла. Тошно мне стало! И тут… ни с того ни с сего от спиртного отвернуло. Напрочь! Увидел бутыль с самогоном, еле успел во двор выскочить. Вывернуло прямо в малину под забором. Еле отдышался. Обедать даже не смог. Уф! Сосед ко мне пришел опохмеляться, а меня опять пополам согнуло… закрутило внутри, будто сто ежей в желудке заворочались. Он на меня глядел, глядел и говорит: на тебя, мол, поворожили, Пашка, пропал ты совсем. Я к нему с кулаками, – кто наворожил? Он клянется и божится, что не знает. Велел у матери спросить, не бегала ли она к знахарке, которая вместо Агафона. Хорошо, мать в продмаг ушла за сахаром, я остыть успел, норов свой усмирить. Потом-то кинулся, конечно, но уже без лютости. Она все отрицала».
«И ты решил сам у знахарки выпытать, ворожила она, чтоб ты пить перестал, или нет?»
То, что парень назвал Глорию знахаркой, развеселило Лаврова. Вот, оказывается, кем считают ее жители деревни.
«Выпытать не выпытать… а поглядеть больно захотелось, – признался Павел. – Я и раньше знал, что на краю леса ведьмак жил, а теперь там ведьма поселилась».
«Какая же Глория ведьма? Женщина как женщина».
«Я ни разу в жизни не видел, как ведьмы живут, – улыбнулся пассажир. – А кто ж меня в дом-то пустил бы? Вот я ночью и рискнул. Думал, заберусь внутрь, погляжу, какая она, избушка на курьих ножках! Я ничего брать не собирался, только посмотреть».