Наконец тряска кончилась. Машина остановилась, и водитель заглушил мотор. Пьетре приказали выходить и довольно бесцеремонно стали помогать. Оступившись и чуть не упав, девушка выругалась по-итальянски и следом, уже по-английски, велела обращаться с собой аккуратнее. Кто-то из конвоирующих ее сомалийцев коротко хохотнул, другой нетерпеливо толкнул девушку в плечо. Тут же третий, который наверняка был в этой группе старшим, что-то строго сказал – наверное, осадил того, кто вел себя грубо, или того, кто насмехался. Уже хорошо – значит, им велели обращаться с пленницей деликатно.
Пьетру взяли под руки и повели. Повязку с глаз снимать не спешили. Несколько раз она проваливалась каблуком в рыхлую землю, потом дважды споткнулась о камни. Эти факты подсказали журналистке, что ее решили спрятать вдали от цивилизации. Какое-нибудь заброшенное помещение или деревня. Наверняка очень далеко от города, судя по времени, в течение которого машина тряслась на ухабах. Особых запахов тоже не ощущалось – например, моря или домашнего скота. Может быть, заброшенный завод, какие сценаристы используют в сюжетах своих приключенческих фильмов? Или стройка… Нет, там тоже должны быть специфические запахи. Строительных и смазочных материалов, например станков, ржавого железа… Ничего, кроме пыли и горячего камня, Пьетра не ощутила, но выводы делать в связи с этим не спешила. Сначала стоило попробовать реализовать первую часть своего плана.
К этому делу Пьетра приступила при первом же удобном случае. Скрипнула дверь, и в лицо пахнуло легкой прохладой нежилого, как показалось, помещения. Девушку взяли под руки плотнее, и она тут же поняла почему. Перед ней оказалась лестница, ведущая вниз. То ли конвоиры забыли, как звучит слово «лестница» по-английски, то ли интеллекта не хватило предупредить человека, у которого завязаны глаза. Пьетра оступилась и чуть не вывихнула лодыжку. Она с остервенением дернула плечами и корпусом, вырываясь из рук бандитов, и выдала самое длинное, оскорбительное для мужчин ругательство, которое можно услышать только в неапольском порту.
Сомалийцы буквально опешили от такого всплеска эмоций их пленницы. Они таращились на девушку, которая явно ругалась на незнакомом языке. Голос ее был таким противным и визгливым, да еще пленница истерично брызгала слюной. Закончив демонстрировать свои познания в области итальянской народной мудрости, Пьетра в прежнем темпе, но уже на чистом английском стала требовать, чтобы ей развязали глаза. Она аргументировала свое требование тем, что ноги ей переломать можно было и раньше. А если уж ее привезли в какое-то место и хотят, чтобы она шла сама, то с завязанными глазами она этого сделать не сможет. Если есть желающие, то пусть носят ее на руках хоть по всем лестницам, которые есть в этом доме. Если таких нет, тогда лучше снять повязку.
Сомалийцы, выслушав длинную тираду на итальянском и не менее длинную и оскорбительную на английском, со смехом попытались снова взять пленницу за руки. Но не тут-то было. Пьетра, войдя в раж, принялась так орать и вертеться, не давая ухватить себя, что нервы у конвоиров не выдержали. Судя по интонациям, старший из бандитов разразился ругательствами. Не сразу похитителям удалось снять повязку, потому что Пьетра старательно разыгрывала разбушевавшуюся фурию и не давала к себе прикоснуться. Наконец ее лицо было свободно. Беглый взгляд по сторонам показал, что перед журналисткой был спуск в подвал. Пыльные выщербленные каменные ступени, паутина на стенах, остатки электрической проводки на сводчатом потолке говорили о том, что этот подвал очень старый, когда-то им активно пользовались, но теперь он был в запустении. Как, наверное, и весь дом. Свет проникал на лестницу только сзади, через открытую входную дверь, а впереди в глубине лестницы виднелась ржавая металлическая дверь. Значит, дом когда-то принадлежал богатому человеку – не всякий мог позволить себе металлические конструкции. Да и размеры лестницы говорили, скорее всего, о том, что подвал был обширен. Вот только чей это дом и где он находится…
Боясь прикоснуться к девушке, конвоиры жестами и не очень правильными фразами на английском стали требовать, чтобы Пьетра спускалась вниз. «Я, конечно, спущусь, черномазые, – думала девушка, – но вам от этого легче не будет». Пленница уже придумывала следующий живописный акт этой пьесы.
– Ну! – нетерпеливо потребовал Шариф, когда Магиба вошел в комнату и по-свойски бухнулся в глубокое кожаное кресло.
– Думать надо, друг, – ответил эфиоп, блаженно вытягивая ноги, – очень серьезно думать.
– Что, никакой информации?
– Вот именно – никакой, – согласился Магиба. – Меня, например, это чертовски настораживает. Согласись, в криминальных кругах – к которым мы с тобой, к слову, и относимся – всегда все посматривают друг на друга. А как успехи у этого, а чем разжился этот, а что такое замышляет вон тот, в белом лимузине…
– У кого это появился белый лимузин? Ты о ком? – не понял тирады Шариф и даже остановил свой нервный бег по кабинету.
– Ни о ком конкретно, – отмахнулся Магиба. – Это я так, к слову. Для примера. Видишь ли, в этой среде все подглядывают друг за другом. Кто-то опасается конкуренции, кто-то пытается сохранить в тайне очередные хитрые планы, кто-то следит за тем, кто и с кем кооперируется. И зачем. Все главари всегда мечтают о переделе сфер влияния, о большей власти, о максимальном контроле и так далее.
– А если короче, философ?
– Куда уж короче, Шариф, – усмехнулся эфиоп. – Ты в этом мире сила не такая уж большая, но сила. Многие с тобой считаются. Не может такого быть, чтобы кто-нибудь в надежде сдружиться с тобой, заручиться твоей поддержкой не заложил бы того, кто причастен к похищению Пьетры. Связи в полиции и в государственных департаментах есть у всех. У кого солидные, у кого не очень. Теперь представь: все в один голос говорят, что представления не имеют о том, кому нужно это похищение. Никто о нем даже и не знает. Представляешь – никто! Так бывает?
– И какие ты из этих умозаключений делаешь выводы?
– Это целая цепочка выводов! – гордо заявил Магиба. – Я всю дорогу сюда вертел эти факты и так и сяк. Но выводы все равно одинаковые.
– Господи! – взмолился Шариф. – Ты можешь говорить короче?
– Вывод первый, – продолжил свое повествование эфиоп, пропустив мимо ушей раздраженные интонации друга. – Первый и самый главный – все врут. То есть кто-то действительно не знает о похищении, кто-то не знает о том, кто за этим стоит, – но почти все догадываются. И молчат. Потому что дело, как мне кажется, пахнет очередными разборками.
– Ты хочешь сказать, что Пьетру похитили, чтобы оказать давление на меня, чтобы я кому-то и в чем-то уступил?
– Меня, Шариф, терзают сомнения, что ты забыл результаты рейда и судьбу группы Фараха. Особенно обстоятельства моего возвращения.
– Что, Бавак возомнил себя таким сильным? – с сомнением спросил Шариф. – Боюсь, что ты его переоцениваешь.
– Нет, друг, это дело рук не Бавака, – рассмеялся Магиба. – Бавак просто обнаглел, потому что понял тенденцию. Он что-то пронюхал о том, что тебя хотят подвинуть или вообще свалить. Бавак – это только понос, а само расстройство, оно глубоко в кишечнике.
– Может быть, ее все-таки захватили, чтобы получить выкуп? – с ноткой надежды в голосе предположил Шариф.
Но Магиба категорически не поддержал его.
– Нет, Шариф, думаю, что это исключено. Если бы какие-нибудь ухари и решили сшибить деньжат с ее папаши, то об этом кто-нибудь уже знал бы. Местные такими вещами на своей территории не занимаются. Себе дороже иностранцев распугивать, а о залетных никто ничего не слышал. Нет, приятель, тут дело в другом. Конечно, можно рассматривать похищение твоей подружки и как средство заработать, только требования они будут выдвигать не ее родственникам, а тебе. Это совершенно точно, уверяю тебя.
– Значит, она страдает из-за меня, – с горечью проговорил Шариф. – Втянул я ее в историю!
– Не переживай ты так. Она сама виновата – знала, с кем связывается. В нашей профессии всякое случается, должна бы понимать.
– Это ты ничего не понимаешь! – резко ответил Шариф. – Она считала себя в безопасности, потому что была уверена, что в случае чего я смогу ее защитить. А я не смог, проворонил ситуацию… Щенок! Салага!
– Хватит заниматься самобичеванием, – остановил друга эфиоп. Он выбрался из глубокого кресла и подошел к Шарифу. – Давай лучше думать, как ее найти и как спасать. На полицию, я думаю, надеяться смысла нет. Там тоже могут понять, что твое положение в пиратском мире шатко, и переметнуться к твоим противникам. Искать они Пьетру не будут, но их методами мы можем воспользоваться.
– Если ты такой знаток методов работы полиции, то предлагай.
– Эх, Шариф! Я же вор, и вор на свободе. А если вор на свободе – это значит, что полиция его не может поймать. А не может, потому что вор знает, как его будут ловить, и знает, как не попасться.
– Магиба, я уже устал за сегодня от твоих сентенций, перестань разглагольствовать и предлагай дело!
– Ладно-ладно, не сердись! Просто я в хорошем настроении, потому что все придумал, пока ехал к тебе. Оставалось только убедить тебя в моей правоте. Видишь ли, друг, между нами есть одна существенная разница…
– Я тебя сейчас убью, проклятый эфиопский философ! – взревел Шариф и кинулся к Магибе.
– Все, молчу! – взвизгнул эфиоп, когда Шариф сгреб его в свои медвежьи объятия. – Больше не буду, обещаю! Не мни меня, а то не узнаешь моего плана!
Шариф встряхнул худенького эфиопа, как котенка, и швырнул на диван. Магиба молитвенно сложил руки на груди и поспешил рассказать то, что придумал.
– Слушай меня, буйвол здоровый. Я сегодня был в том месте, где похитили Пьетру. Искать очевидцев, я думаю, бесполезно. Там сплошь магазины, каждую минуту проходят толпы народа. Наверное, и продавцам в этих магазинах не до того, чтобы глазеть на улицу. Однако в этом районе, как я заметил, до черта камер наружного наблюдения. Правда, все они направлены вдоль фасадов и на входы.
– А полицейские камеры на перекрестке есть? – сразу же оживился Шариф.
– Нет, на этом перекрестке их нет. Я вообще не помню, что видел их где-то в городе.
– Ты же на машине не ездишь, откуда тебе знать о них, – согласился Шариф.
– Возможно, что ты и прав, но на этом перекрестке я осмотрел все. Полицейских камер там нет, а вот на стенах почти всех магазинов, банка, офисов – есть. Знаешь, что мы с тобой должны сделать?
– Поехать и на месте определить, какие из камер могли захватить объективами ту самую точку.
– Правильно! Имея деньги, можно договориться со всеми службами безопасности и получить копии записей того дня.
– Тогда поехали, гениальный вор! – воскликнул Шариф, настроение которого заметно улучшилось. – Только по пути мы еще одно маленькое дельце провернем…
Подвал был сухой и прохладный. Правда, похитители почему-то не подготовили условий для содержания пленницы. Не было здесь ни кровати, ни какой-нибудь лежанки. Даже стула, и того не было. Пьетра осмотрелась и села на большой деревянный ящик. Или ее не собираются долго здесь держать, или просто не успели подготовить место. Хуже всего, если его совсем не будут готовить. Черт знает, что у них на уме и как они представляют себе камеру для арестованных. Может быть, представление о цивилизованной тюрьме у них вообще отсутствует? Журналистка послюнявила палец и стала оттирать грязь на запястье, которая откуда-то мгновенно налипла на то место, где ее руки были стянуты скотчем. «Хорошо еще, что я депиляцию недавно сделала, – подумала девушка, осматривая свою тюрьму, – а то я бы им устроила тут такой визг. Кретины!»
В этом подвале уже очень давно ничего не хранили. Вокруг валялся хлам, какая-то ветошь, сломанные ящики. Окна в подвале были, даже два. Но были они такими маленькими, что даже девушке в них было не пролезть. Да и располагались они под самым потолком на высоте почти трех метров. Свет в окнах виден, значит, они устроены как минимум на уровне земли. Трудно было даже догадаться, для чего этот подвал изначально предназначался. Как винный? Но мусульмане не пьют алкоголя. Какая-нибудь бойлерная или генераторная? Но не видно следов труб водоснабжения или кабелей. Под генератором, если он мало-мальски мощный, обязательно делают компенсирующий постамент, чтобы гасить вибрацию во время работы. Да и звукоизоляцией в подвале не пахнет. Даже следами. А вот следы крыс есть. «Интересно, чем они тут питаются, – подумала девушка. – Надеюсь, не пленниками…»
Закончив осмотр подвала, Пьетра решила, что без дополнительной информации ей никак не обойтись. Она была журналистом и неплохим психологом. Для выводов нужна информация, а чтобы получить информацию, нужны действия. Точку приложения своих действий она определила. Ее конвоиры наверняка были теперь и ее охранниками, потому что дом, скорее всего, не жилой, а звуков отъезжающей машины она не слышала. Эти типы Пьетру устраивали, и она решила, что пора с ними поработать. Раз уж они сами нарвались, то пора начать наводить в этой стране европейский порядок. Наверняка эти бандиты не знают, как обращаться с европейскими женщинами; так она их сейчас научит!
Похитители и в самом деле не получали дословных указаний, как и в каких условиях содержать пленницу до приезда босса. Им было приказано схватить ее, когда она будет возвращаться с яхты своей подруги, и доставить сюда, на заброшенную ферму. От скотоводческой фермы остались лишь каменный дом с прохудившейся крышей да пара стен от хозяйственных построек. Иногда босс разрешал использовать эту точку как перевалочную базу для контрабандных товаров. Подручные, кому было приказано похитить итальянскую журналистку, к своему удивлению, увидели, что объект сошел с яхты и сел в машину вместе с подругой. Не имея других указаний, они решили, что приказ нужно все равно выполнять – не важно, вечером или прямо сейчас. Не имели они и указаний насчет подруги журналистки. Поэтому бандиты вытащили Пьетру из машины в ближайшем удобном месте, а Анну не тронули. По этой причине и не успели подготовить условия для своей жертвы в подвале.
Двое, сняв полицейскую форму, развели огонь в старой печи на улице и принялись готовить еду. Они понимали, что босс не одобрит, если пленницу будут держать голодной. Третий вместе с водителем «Рено» принялся перебирать старые доски, из которых можно было бы сколотить какое-то подобие лежанки. Несколько матрасов для себя и для пленницы они привезли сюда еще утром. Все четверо участников похищения находились в самом приподнятом настроении. Приказ они выполнили, журналистка доставлена. Им теперь было даже смешно вспоминать, как эта итальянка брыкалась, когда ее вытаскивали из открытой красной машины, и как она закатила истерику при спуске в подвал. Смешные эти европейские женщины, не такие, как сомалийки.
Мирную идиллию нарушил истошный визг. Почти одновременно вдребезги разлетелось единственное стекло в маленьком окне на уровне земли. Сомалийцы опешили и недоуменно переглянулись. В подвале, куда посадили белую женщину, стал слышен страшный грохот и такие истошные женские вопли, что все четверо, не сговариваясь, бросились в дом.
Пьетра все рассчитала таким образом, чтобы у любого более или менее здравомыслящего человека не возникло претензий лично к ней. Для начала она уселась на ящик с куском доски и стала терпеливо ждать. Ожидание в полной неподвижности заняло минут пятнадцать. Потом, осторожно шевеля усами, появилась первая крыса. Покосившись бусинками глаз на сидящего человека, грызун пробежал вдоль стены и стал принюхиваться. Инстинкт подсказывал, что если появились люди, то обязательно появятся и объедки. Человек сидел и не шевелился. Крыса стала обследовать подвал гораздо смелее. В этот момент журналистка и обрушила на зверька свое оружие. Мерзость, конечно, порядочная, но сейчас девушке было не до этого.
Убедившись, что крыса мертва, Пьетра пинком отбросила ее к входной двери, чтобы она сразу оказалась под ногами у вбежавших сомалийцев. А вбежать им придется! Теперь пошло в ход все подготовленное Пьетрой. Обломок кирпича, пущенный сильной спортивной рукой, ударился в раму маленького окошка с такой силой, что разлетелось не только стекло, но и сама рама треснула, выставив вперед два безобразных ощерившихся конца. Теперь Пьетра взялась орать и визжать, насколько позволяли ее голосовые связки. Свои крики она сопровождала грохотом ящиков, обломков досок и кирпичей. Через раз она старалась попасть в металлическую запертую дверь, которая гудела и скрежетала на всю округу.
Как Пьетра и ожидала, ее тюремщики появились меньше чем через минуту. Дольше так истошно орать она бы не смогла, наверняка повредив голосовые связки. Когда за дверью лязгнула задвижка, девушка, не переставая орать, подобрала кирпич побольше. Как только дверь открылась настолько, что в проеме вот-вот должен был появиться первый из сомалийцев, Пьетра размахнулась и что было силы швырнула кирпич в дверное полотно. Она прекрасно представляла себе, как это могло ощущаться. Ты слышишь странный шум в подвале, предполагаешь, что твоя пленница увидела змею или просто бьется в истерике. Подбегаешь к двери, отпираешь – и только суешь вперед голову с целью помочь, как со страшным грохотом в дверь что-то ударяется. Сомалийцы наверняка ожидали чего угодно, но не такого страшного, а самое главное, неожиданного удара. Звук и вибрация старой железной двери были такими, что Пьетра всерьез подумала, что первый же сомалиец мог и обмочиться. По крайней мере, стресс она им всем устроила первоклассный.
От удара кирпича дверь мгновенно захлопнулась. Причем вскрик из-за двери, которым это сопровождалось, был далек от мужественности. Сомалийцы быстро отошли от шока. Их разъяренные лица снова показались из-за двери, но валявшаяся у входа дохлая крыса сразу рассеяла все сомнения. Итальянка с палкой в руках стояла на единственном уцелевшем ящике и истошно визжала, вытаращив на крысу глаза. Плюясь и ругаясь, сомалийцы повернулись и ушли – правда, прихватив с собой трупик грызуна. Пьетра слышала их ругань еще минут десять, пока перепуганные бандиты наконец не успокоились.